Января 1872. В два часа по встрече Нового года. 16 глава

Но, Боже, взгляни же скорее оком милосердия на сей народ! Жизнь сия уподобляется плаванью в море или путешествию, но разве есть пловцы или путники, отвечающие на вопросы: «Куда направляетесь? Какая цель пути вашего?» — «Не знаем, не знаем!» А здесь у всего этого моря людей если спросить — что за гробом? Какая цель вашей жизни и т. д.? Никто не ответит как должно; все скажут: «не знаем», почти все — «и не хотим знать», — а иные, вроде здешних университ. ученых, засмеются на вопрос и назовут его глупым, мол-де — «с жизнью... человека все кончается — душа его исчезает». Что за ужасное состояние! <...> Именно «люди, сидящие во тьме и сени смертной»! Боже, засвети здесь солнце истинного Твоего Евангелия скорее!

«Церковь своим руководством стесняет-де», — блядословят неразумные протестанты. Ну да! А в темноте-то предлагающий руку надежный путеводитель тоже стесняет? Лучше лоб расшибить об стену либо ногу сломать? «Теперь-де не тьма, а цивили-зация». Пусть. Но и среди бела дня разумные мореходы разве не берут лоцмана — там, где путь небезопасен или неизвестен? «Но и без лоцмана ходят и приходят». А Церковь-то разве насильно и... непременно навязывает свое руководство? А как же по 40- 50 лет жившие в пустыне отшельники плыли по житейскому морю? Не самостоятельно ли? Да еще и святыми стали, еще и книги, полные руководственного света, для других написали. Так и теперь, хочешь самостоятельно жить и думать — живи и думай, — Церковь будет радоваться за тебя, если будешь право идти; это-то, собственно, и цель Церкви — возрастить всех до самостоятельности (в меру возраста... Христова — значит до высочайшей, идеальной самостоятельности). Но дело в том, что Церковь — всегда во всякую минуту готова поддержать, помочь, наставить, — чего в протестанстве нет и быть не может (читай Св. Писание и понимай как знаешь).

23 марта (4 апреля) 1889. Четверг

Пожаловаться хоть бумаге на свое горе, коли живым людям некому. А горе делается легче, если оторвешь его от сердца и поставишь пред собой — бессильной делается эта змея, перестает сосать кровь сердца, потом и совсем замрет. Горе же мое иеликое и нелегко и не всякому сказуемое. Пусть же оно здесь оудет повергнуто, — к несчастью, не могу сказать — погребено. (троки эти если и попадутся кому, то разве после моей смерти, и «мертвые срама не имут», — притом же тогда и дело будет яс-нее, тогда как теперь — темна вода во облацех... Горе мое — сомнение в успехе дела Миссии. Третьего дня вечером при чтении писем... от катехизаторов и священников со мной чуть не было истерики; ударил же я по столу так, что от сотрясения лампада загасла <...> Вскрикнул неистовым голосом: «О, Боже мой, 1юже!», а потом пошел браниться по-японски <...>; «Все только деньги и деньги!» Во всех почти письмах — просьбы денег или трактаты о деньгах. <...> Новое требование 20 ен дорожных <...> и было соломинкой, переломившей хребет верблюда, для меня. 11<> это только вспышка, а постоянная, гнетущая мысль: будет ли и самом деле какая-то польза из всех этих трат на Миссию? <...> Мели я всю жизнь мою граблю Россию, бедную Россию, столь нуждающуюся в воспитательных средствах, на — ни что путное, пи служение материальным вожделениям!..

Боже, мысль эта может... свести с ума!.. И мысль эта гнетет меня — она и есть то мученье, которое заставляет меня сравни- шпъ себя с мучениками, — без надежды мучеников на будущее.

30 марта (11 апреля) 1889. Четверг.

(Ровно 9 лет, как рукоположен в Епископы в Ал.-Нев. Лавре)

Однако же, если спокойно рассудить, то и не очень я могу винить себя... как выше сказано. Как я уехал сюда в 1860 г.? Самое нипгонамеренное и какое-то неудержимое желание служить Цер- кни... неудержимое, говорю, ибо все-все до единого кругом удерживали от этого шага (собственно, от монашества, ибо тогда было нремя самое антимонашеское). <...> Дальше, кто до сих пор держал в Японии? Тоже не самолюбие, не желание самоугождения.

<...> С самого приезда в Японию до сих пор я не помню времени, когда не считал бы себя счастливым, если бы что хоть против воли моей вызвало меня из Японии. Но сам никогда не мог и теперь не могу уехать. Отчего? Да ужасаюсь греха пред Богом — самоволия. Бросить пост, когда нет причин к тому, а причин нет, всегда есть некоторое движение вперед, — значит, что-то толкает вперед — так же как (только более скоро) толкнуло в Академии. <...> Уйти, вот хоть бы теперь, когда давит дума — не бесполезны ли все траты? Но кто же мне скажет, что действительно бесполезны? Быть может, если не здесь полезны, то в России? Кто знает, какую нравственную пользу приносит Миссия одним своим существованием?

Материальные расходы <...> Если подумать, что ежегодно миллионы текут из России в Европу на прихоти моды, то можно и не так мрачно смотреть на миссийские расходы. <...>

4 (16) августа 1889. Пятница

Недавно... кончился Собор здесь. На нем и после него, до сих пор, сколько я страдал, Боже упаси! Церковь приводит в отчаяние. Кажется по временам, что ничего ровно, кроме пены, — дунуть — и все исчезло. <...> Как я счастлив был бы, если бы какое-либо не зависящее от меня обстоятельство вызвало меня из Японии и обратило на другой путь службы! Самому же бросить Японию страшно; не людей страшно, — хоть и совестно было бы, несказанно совестно сказать в России: «Напрасно вы надеялись на Яп. Миссию — ничего из нее не вышло, — только деньги истрачены», но Божьего Суда страшно; что-то еще невольно удерживает в Японии, быть может, это 30-летний навык, а быть может, и воля Божия. В первом случае уехать из Японии было бы хорошо, — но кто же поручится, что это не последнее? Так или иначе, но выехать самопроизвольно отсюда я считаю для себя так же невозможным нравственно, как если бы ангел с огненным мечом стоял на пороге Японии и преграждал мне выход. Итак, нужно мириться с жизнью и деятельностью здесь. Но к&к же помириться? Сегодня я опять был в Уено, в моей аллее-советнице, и вернулся оттуда несколько успокоенным и с просиявшим взглядом. Япония — страна, очевидно приготовленная Промыслом к принятию христианства. Высший класс здесь, правда, погружен в туман земных удовольствий, не видит нужды ии в какой религии, средний — уже лучше — считает религию нужною по крайней мере — как средство управления народом и т. п., — но низший, простой класс народа прямо и просто считает религию необходимою душевною потребностью, — и потому — или еще от сердца держится буддизма, или, почуяв недостаточность его, — льнет к христианству. Итак — христианство сюда непременно должно войти. Какое же? А кто предскажет это? Систематичности от Яп. народа ждать нельзя — он изменчив, как струя ноздуха. Давно ли, напр., ликовали все, что пересмотр трактатов успешно сделан с Америкою и Германиею, — а теперь почти все поголовно против пересмотра трактатов. Нет, — протестантство забирает силу благодаря массе миссионеров и средств, — но кто же поручится, что волна эта... будет идти поступательно, а не отбросит ее какое-нибудь неожиданное обстоятельство назад? Кроме изменчивости, еще черта Яп. народа — послушность влияниям Правительства. Кто же уверит, что тут же через какие-нибудь 5 6 лет не произойдут такие политические комбинации, что Яп. Правительство найдет полезным прильнуть к России, наподобие того, как теперь льнет к Германии и Англии, — и не даст чрез то толчок народу хлынуть к Православию? В руце Божией жребий народов; ныне жребий России и Японии — далеко друг от друга, но — одним сотрясением длани — они могут очутиться одно возле другого, другие же отброшенными в стороны далеко. Итак, нужно отдаться на Волю Божию. Или же нет совсем признаков благоволения Божиего к Православию здесь? Этого, по совести, я не могу сказать; напротив, во многих обстоятельствах почти наглядно является это Благоволение... Терпеть же дальше и стоять крепко на вверенном посту! По течению или ветру и бездушная лодка плывет, без бури и ветра и гнилой столб стоит. Но против течения или без попутного ветра может плыть только человек — от бури не упасть может только [нрзб.], имеющее в себе устойчивость. Ленивы мы! Богом данных сил не хотим двинуть — оттого и падаем, нужно, чтобы тащили и радовали нас благоприятные обстоятельства, тогда мы... плывем: «мы-де!» Гадко! Пусть и целые Церкви отпадают, катехизаторы уходят, священники гниют, — стоять и работать бодро, не обращая ни на что внимания, — не давая себе падать, уходить в уныние, гнить без деятельности — то и будет подчинение воле Божией, — а там, что ей угодно! Итак, Господи, дай же и никогда не отнимай от меня мир и бодрость! Дай быть Твоим верным рабом! Жаждет сего душа моя, — только не может без Твоей помощи!

24 августа (5 сентября) 1889. Четверг

Такое уныние, такое уныние, что не знаешь, куда деться! Никто в Японии так не страдает, как я. У японцев все дела опреде-лены, ограничены, — у инославных миссионеров — у всех свое общество, — если и есть горе, делят его друг с другом, и легче. Я вечно один, не с кем разделить дух. печали, тяжелые душ. состояния; а дело неопределенное, не знаешь, так ли оно идет, будет ли из него прок; если есть хорошие признаки — счастлив, если дурные — страдаешь, как в аду.

И дело неограниченное — никогда не скажешь, что сделано, — сколько ни думай, сколько ни трудись, никогда не скажешь даже, что начало положено.

— Боже, где люди для служения Тебе здесь? Священники и катехизаторы — ни один... не утешает. <...> Ученики — все без-дарность и убожество, к нам идут в школы только те, которым больше некуда деваться.

Итак, я один и нельзя ожидать людей! <...> А тут строится Собор и скоро будет готов, — кто в нем будет молиться? Не на позор ли Православию он строится? Но в таком случае, зачем же все удавалось? Ужели это не Божья помощь была, а искушение? Но для кого же? Меня нечего бить, я и без того весь забитый. Православной Церкви еще заушина! Но, Господи, не жестоко ли рабу [нрзб.] до конца, и еще бить и бить, — не дать ему ни в чем утешения! О, горе, что за страдание! И еще, быть может, лет двадцать такого адского мучения!

1891 г.

18 (30) сентября 1891. Среда.

Мияконёдзё и Сёонай

<...> С 7 часов назначена была проповедь для язычников- слушателей собралось полный церковный дом и коридор, много стояло и вне; слушали очень внимательно, только мальчишки снаружи мешали криком; продолжалась 1 ч. и 20 мин. <...> Когда язычники разошлись, сказано еще было, но только к христианам и готовящимся к христианству, о необходимости Христ. веры для блага Яп. государства, что Яп. народ, несомненно, скоро может сделаться богатым, но если в то же время не примет христианства... то от роскоши и упадка нравов скоро погибнет...

1893 г.

9 (21) июня 1893. Среда.

Касимадай. Оомацузава. Фурукава

Опять целую ночь шел дождь, поставив нас в затруднение, как продолжать путь; хотел было обуться в варадзи, братья настояли ехать до Касимадай в тележке. <...> Прибывши же, мы попали в затруднение: что делать с собой, куда деться? В доме Ивана Са- саки, где молельная икона, все полно шелков, червем, — и там теперь самая горячая работа — отбирать и пристраивать червя, готового плести кокон, и кормить большого червя еще не готового. Другие христиане все также по горло заняты или червем, или посадкой риса. В самом деле, это время — самое неудобное для посещения Церквей; просто совестно — мешать христианам своим приездом. <.„>

15 (27) июня 1893. Вторник.

Фукусима. Тоокёо

<...> Итак, почти все Церкви, существующие в Японии, осмотрел. Остальные досмотрю после Собора.

Общее впечатление, что Господь хочет быть Его истинной Вере в Японии. Везде по Церквам есть <...> хорошие христиане; везде видны следы благодатной помощи Божией. Но жатвы много, а делателей мало; их бы и достаточно, пожалуй, да плохи очень. <„.> Господь 12 Апостолами просветил мир, но у 12 чел. была сила 12 тыс. чел. Здесь ныне 120 катехизаторов, но у них силы, во всех вместе, нет и 12... Одна надежда на Господа Спасителя. Твори, Господи, волю Свою и здесь, как творишь ее на небе! Являй силу Свою и здесь, как являешь ее во всем мире! Просвети страну сию светом истинного Твоего учения, молитвами Пречистой Твоей Матери, свв. Ангелов, свв. Апостолов и всех святых!

1894 г.

19 сентября (1 октября) 1894. Понедельник

Япония — золотая середина. Трудно японцу воспарить вверх, пробив толстую кору самомнения. Послушав иностранных учителей и инструкторов по разным частям, атеистов, что-де вера отошла, а коли держать что по этой части, так свое, они возобновили синтоизм, хранимый теперь Двором во всей его точности; послушав некоторых недоверов-иностранцев, что буддизм выше христианства, и посмотрев, хоть с усмешкой, как сии иностранцы (Олкотт и под.) кланяются порогам буддизма, они вообразили, что христианство им совсем не нужно, неприлично. И ныне плавают в водах самодовольства, особенно мелководных, благодаря победам над китайцами (три победы одержали), — и нет границ их самохвальству! Интересную коллекцию можно составить из... статей ныне, доказывающих как дважды два, что японцы — первый народ в мире по нравственности. <.„> Нахлобучили, вероятно, не на малое время на себя шапку европ. и амер. учителя по предмету ате-изма и вражды к христианству. Тоже — золотая середина! Она еще большее препятствие к истинному просвещению в высоком значении, чем в низменном! Что может быть хуже, прелестнее и вреднее гордости! А она — синоним пошлого самодовольства. <...>

22 сентября (4 октября) 1894. Четверг

«Шедше во вся языки, проповедите» — сказано по настоящему времени никому иному на земле, как нашей Правосл. Церкви, преемнице Церкви Апостольской; и именно Русской Церкви, пот. что Греческая бедна, не может по этой простой причине рассылать миссионеров. <...> На дело проповеди в России средства найдутся — в этом и сомнений не может быть. Но как подвинуть проповедь? Как исполнить заповедь Христову?

1895 г.

11 (23) июня 1895. Воскресенье

Католики дают цену добрым делам пред Богом. Но разве добрые дела как некое сокровище человек понесет на плечах за гроб? Нет, он не понесет ничего, кроме собственной души. Наги все предстанем пред Господом. Что это значит? А вот что. Я тру-дился в Японии, хоть и плохо, все же трудился, 35 лет; умри сегодня — что будет явлено завтра на Суде Божием? Явлено будет, нажил ли я смирение или гордость; если последнее... то Япония, значит, не только не послужила мне самому во спасение, но, на-против, погубила меня. Иуда был апостол и спас, вероятно, многих, но это послужило ему к тягчайшему осуждению, когда он предстал пред Судом Божиим своею нагою душою, такою, как она значится в Евангелии...

25 июня (8 ИЮЛЯ) 1895. Понедельник

Прочитал в газетах, что меня причислили к ордену Владимира 2 ст. Гораздо приятнее было бы прочесть, что мы уже вырос-ли до того, что нам все эти цацки не нужны. 35 лет тому назад, когда я ехал в Японию, в одном месте, в Сибири... мне мелькнула мысль: хорошо бы навешивать человеку кресты, когда он кончает воспитание и вступает в жизнь, и потом, по мере исполнения человеком своей службы, снимать с него кресты, — так, чтобы он ложился в могилу с чистой грудью, знаком, что исполнил возлагавшиеся на него надежды, насколько Бог помог ему. Это было бы по крайней мере разумно...

25 сентября (7 октября) 1895. Понедельник

Приходил епископальный катехизатор, по имени Оокура.

— О чем вы хотите побеседовать?

— Смущает меня нынешнее состояние христианства в Японии — это множество разделений и сект.

— У нас, слава Богу, их нет. А у вас, протестантов, секты — en мая натуральная вещь, и странно было бы, если бы их не было. Вы понимаете Слово Божие так, другой иначе, третий, четвертый еще иначе и т. д. Все вы видите в Слове Божием уже не Госиода Бога, а ваше собственное разумение, и все тем более стоите ia свое... свое роднее. Вот вам и секты. У нас не так. Кроме Свящ. 11 исания мы имеем еще Св. Предание, т. е. живой глас Церкви от нремен Апостольских доныне и во все века. <...> Если мы чего не понимаем в Писании, мы спрашиваем у Церкви, как это должно понимать, то есть, как это понимают ученики апостолов, ученики учеников их и т. д. <...> Это и делает нас свободными от лаблуждений, по слову Спасителя — «истина свободит вы». Вы же, напротив, в оковах самомнений или сомнений, недоумений, исканий... несчастное состояние!

И т. д.; объяснил я ему разность с ними в понимании мест, на которых зиждутся 7 таинств, указав, что незаконно у них священство... нет поэтому у них и таинства Евхаристии.

На второй: признаю ли я возможность спасения в протестантстве?

Отвечал: как же я могу решить это? Мне сказано: «не суди чужому рабу — сам он стоит пред Господом», — и я поэтому предоставляю суд о том, спасутся ли протестанты, католики и проч., Ногу, не дерзая сам и коснуться сего моею мыслью и словом. Одно могу сказать, что протестантство в большой опасности. Мы стоим на прямой и верной дороге к небу, а протестант пробирается трущобами и всякими окольными путями; разумеется, что ему заблудиться и запутаться в своих или чужих измышлениях весьма легко. <...>

29 сентября (11 октября) 1895. Пятница

Из церковных писем сегодня в одном между прочим извещается о чудесном исцелении, именно в письме из Накацу тамош-него катехизатора Матфея Юкава.

Есть в Накацу Ной и Любовь Маябаяси, люди бедные, живущие дневным трудом; родился у них ребенок, но скоро помер, ибо у Любови испортилось молоко и на груди появились нарывы; расхворалась и вся она, так что отнялись у нее ноги; лечили ее, но безуспешно; врачи признали, что какой-то неизлечимый ревматизм лишил ее ног. Долго лежала она, крайне обременяя мужа, который без устали д. был работать, чтобы прокормить ее, больного отца и себя. К прошедшему празднику Воздвижения Креста Господня прибыл в Накацу о. Петр Кавано. Христиане по обычаю собрались на исповедь. Принес на спине и Ной свою жену Любовь в церк. дом, чтобы исповедаться. Но в этот вечер, накануне Праздника, о. Петр не мог всех поисповедать и оставшимся сказал, чтобы завтра утром собрались; в том же числе была и Любовь. Ной опять понес ее на спине домой; а на Воздвиженье — рано утром принес обратно в церковный дом. О. Петр исповедал ее и вместе с другими приобщил; после чего Ной понес ее домой и уложил в постель. Уставшая Любовь проспала часа два, но, проснувшись, почувствовала силу в ногах; она попробовала протянуть их, потом встать на них, потом пойти, — и какова же была радость ее, когда увидела, что все это может, что ноги ее целы, как будто никогда не были больны! В восторге, возблагодарив Господа, она отправилась к доктору, который лечил ее грудь. Дорогой встретил ее христианин, который вчера и сегодня видел ее без ног; он зазвал ее пойти в дом, потом все вместе пошли в церковный дом, откуда оповестили катехизатора и христиан, — и все, собравшись, принесли благодарение Господу за это явное чудо милосердия Его. <...> язычники, которые с радостью воспользуются нашими услугами. Но так ли? Несомненно одно: в Семинарию станут принимать детей испорченных, воришек, завзятых лентяев и сорванцов и т. п., вроде бывшего Василия Катаока, сына нынешнего камергера Катаока. Несомненно то, что если не все, то некоторые из них исправятся у нас, как исправлен был Катаока (к сожалению, ныне умерший...). Но испорченные, даже и те, которые исправят-ся, успеют привить свои болячки немалому числу здоровых детей, — так что в этом отношении — плюс за минус — в результате нуль. А здоровых нравственно детей язычники будут ли отдавать в нашу Семинарию? Сомнительно... у нас... школа — определенно и неуклонно конфессиональная — духовное заведение для воспитания служащих Церкви; ни малейшей уступки никакому веянию мирскому, ни малейшей подделки. <...> Поймут ли это японцы? Да кто же из язычников в состоянии понять это?

Итак, не праздная ли и грозящая только неудачами моя мечта о расширении Семинарии? Передумать, вновь все обдумать и не дай Бог ошибиться! Не поздно еще. Никто почти и не знает о моих мечтах. <...> оно несомненно будет, ибо за спиною у мирских воспитанников будет стоять целый светский мир с бесчисленными служебными путями, один другого выгоднее и заманчивее, — а у наших бедных питомцев что? 8-12 ен жалования в месяц и какое-то неясное для японцев дело. Возвышенность, идеальность этого дела многих ли завлечет? Самородки для этого нужны, но их еще пока нет. Простых же наших воспитанников с мало-мальски порядочными способностями будут похищать у нас, и мы будем догадываться об этом лишь тогда, когда они похищены, ибо медленно долбящей, как капля камень, работы отвлечения, производимой товарищеской, ежедневной беседой, мы не можем ни видеть, ни предупредить. И теперь бывают случаи с поступившими в Семинарию воспитанниками, что чуть только обнаружил незаурядные способности, глядь, его уже нет у нас, а торчит в каком-нибудь мирском заведении, это значит — родные спохватились, может- де впоследствии быть более выгодною дойною коровой. Итак, открыть двери Семинарии для язычников — значило бы поставить наших церковных воспитанников среди двух батарей: с одной порченые будут обдавать их картечью дурных поступков и слов, с другой — непорченные палить бездымным и бесшумным порохом ласк, зазываний и отвлечений. Благоразумно ли с нашей стороны употребить такую тактику, самим врага звать и принять в свою крепость? Нет, пусть в Японии переменится ветер; теперь он совсем неблагоприятен для дела, о котором я думал; пусть пойдет на прилив, — теперь еще отлив. Авось настанет и такое время, когда язычники сами станут стучаться в нашу дверь, тогда будет время для других мыслей и планов. А теперь — идти скромно тем путем, который, видимо, Господь указывает нам...

15 (27) декабря 1895. Пятница

Часа в 2 был Rev. Taft, баптист. <...> Между прочим спрашивал:

— Признает ли наша Церковь иерархию епископалов?

— Нет. Да и как же мы поставим их священство наравне с нашим, коли они сами не допускают сего, отвергнув таинство свя-щенства?

— Перекрещиваете ли вы при переходе к вам тех, которые крещены обливанием?

— Нет, если они крещены правильно во имя Св. Троицы. Это делаем на основании Символа Веры, где мы исповедуем «едино крещение». А что крещение чрез обливание есть тоже крещение, на это мы имеем убедительные примеры у первенств. Церкви, где иногда, напр., заключенные за веру в темницах крестились чрез обливание, не имея и возможности креститься иначе. Случается и ныне прибегать к обливанию, за невозможностью погружения. Напр., мне самому здесь пришлось крестить одну больную женщину, лежавшую почти без движения, по горячей просьбе ее мужа и желанию ее самой. Как ее погружать? Да и во что — в японском доме? Притом нужно крестить спешно, ибо больная в опасности... Я не сумнясь и крестил ее чрез троекратное обливание во имя Отца и Сына и Св. Духа.

— Католики не позволяют своим христианам читать Свящ. Писание; ваши как обращаются с ним?

— Нашим христианам внушается иметь всегда Св. Писание в руках и в уме, как живое и руководственное Слово Божие.

— Католики уверены, что кроме них никто не спасется; меня один патер уверял, что я непременно пойду в ад. Вы как думаете об этом?

— Мы твердо уверены только в том, что, кроме Христа, нет другой двери в Царство Небесное, а также в том, что пред нами самый прямой путь к этой двери, но попадут ли в эту дверь из окольных путей, мы не знаем и предоставляем судить об этом Богу, страшась сами делать это.

1896 г.

10 (22) января 1896. Среда

Душевная жизнь слагается из ежедневных, ежечасных, ежеминутных мыслей, чувств, желаний; все это — как малые капли, сливаясь, образуют ручей, реку и море — составляют целостные жизни. И как река, озеро светлы или мутны оттого, что капли в них светлы или мутны, так и жизнь — радостна или печальна, чиста или грязна оттого, что таковы ежеминутные и ежедневные мысли и чувства. Такова и бесконечная будущность будет, — счастливая или мучительная, славная или позорная, — каковы наши обыденные мысли и чувства, которые дали тот или иной вид, характер, свойство нашей душе. В высшей степени важно беречь себя ежедневно, ежеминутно от всякого загрязнения.

11 (23) января 1896 г. Четверг

Увеличиваются ли шансы на распространение христианства в Японии? Напротив, уменьшаются. Прежде стоявшие во главе государства, вроде Соесима Ивакура, были люди умные, но без европейского образования; не веровали, но оставались под сомнением — «быть может-де, и со стороны науки вера предписывается». Ныне же универсально образованные начинают пробиваться на вершины, вроде Канеко [?] из Харварда и под.; эти уже неверы решительные, отрицающие веру «во имя всесветлой-де науки». Японцы же такой стадный народ: лишь бы кто с закрученными рогами да из своих пошел вперед, толпой повалят за ним.

14 (26) января. Воскресенье

<...> Был молодой бонза Ито, из Кёото, секты Киси Хонгван- дза [?], направляется из России в Сибирь изучать нашу веру; предварительно будет в Индии и Персии еще знакомиться с магометанством. Посылает его начальство. Какая цель, не говорит он. Вероятно, — в том или другом виде — противодействие христианству. Во всяком случае — легкомыслие.

4 (16) февраля 1896. Воскресенье.

Заговенье перед Великого Постом

Пред Вечерей был офицер с «Амура», князь Святополк-Мир- ский, любит говорить; о положении Церкви в государстве ничего не знает; с католических книжек утверждает, что у нас Церковь не православная, а русская, в смысле государственного учреждения, правит ею Обер-Прокурор, Царь в ней самовластен и под. Ах, как у нас светский мир вообще невежествен в религии! И посланник, и секретари, и... путешественники, все-все порют дичь о своей вере и своей Церкви, хотя назвать их безрелигиозными нельзя, никак нельзя, — но религиозных знаний, кроме ходячих или, так сказать, висящих в воздухе — ни на грош; а кто же не знает, что наш светский воздух заражен миазмами инославия. <...> После Вечерни и Повечерия было прощание; я сказал несколько слов и потом, попросив у всех прощения, поклонился до земли; потом священнослужащие простились со всеми и взаимно. <...> оркестру играть вечер за обедом в гостинице в Йокохаме; гос- тинник, для удовольствия жильцов (во время обеда), заикнулся адмиралу: «не пришлете ли, мол?» — «Отчего же», — отвечал русский адмирал, разыгрывая подлейшую роль обезьяны. И никому в голову во всем русском флоте и во всех... посольствах... не приходит, что мы, русские — унижаемся и сокрушаем себя подобными поступками. <...>

1 (23) февраля 1896. Воскресенье

<...> Наш военный агент приезжал проститься, — едет в Россию. Очень недоволен, что Япония так быстро двинулась вперед, что в некоторых отношениях ныне даже выше России. Я ему напомнил, что Япония 1200 лет назад уже была образованным государством, когда России на свете и вообще не было; доказательством первого могут служить ему многие предметы, выставленные в Музее в Уено; там есть множество буддийских монет и принадлежностей 1200-летней давности столь изящных, что их можно принять за произведения настоящего времени. Между тем Япония в настоящее время куда меньше и слабее России! Итак, «наша отсталость» кое в чем от Японии не есть отсталость, а «не- догнанность», весьма натуральная при сопоставлении наших взаимных возрастов. Кое в чем, например в грамотности народа, Япония едва ли не впереди и всех европ. государств. Ходячие библиотеки, еще 35 лет тому назад поразившие меня в Хакодате, и наблюдение, что все пользуются ими.

13 (25) февраля 1896. Вторник

В ныне полученном № «Акита-симбун» говорится, что в греческой вере совсем слиты светская и дух. власть, что русский Император — безусловный начальник всех душ, принадлежащих к этой вере, русские ли то, греки, сербы, румыны, китайцы, японцы и под. Не стоит опровергать такую дичь в «Сейкё-Сим- по». Отдал газету младшему классу Катехиз. школы, чтобы ученики коллективно отписали в редакцию, что они не только не слышали, но и вовсе не видали такого учения.

Был некто Сагара, посещающий меня уже лет 15, но не поддающийся никаким религиоз. убеждениям. Человек почтенный, уже седой, в иностранном платье, толкующий о Правительстве, к членам которого и сам принадлежал, и о разных высоких материях. Ныне он только что с остр. Эдо... рассказывал, между прочим, об айнах и пресердечно уверял, что они произошли от сосланной японки и собаки, приласкавшейся к ней, в доказательство чего выставлял, как неопровержимый факт, что череп айна без швов. Это мне напомнило высокообразованного японского судью, с которым я трактовал на судне отсюда в Оосака, — авторитетно утверждавшего, что люди разных стран различны по происхождению: родоначальники японского племени зародились и произошли в Японии, русского — в России, американские аборигены в Америке и так далее. На вопрос: откуда же и как они родились? из ила ли, из земли, воды или как иначе? почтенный судья определенного ответа дать не мог, но, тем не менее, остался с поднятою высоко головою.

3 (15) марта 1896. Воскресенье

В церкви на мужской, правой стороне стоят сначала певчие, потом ученики, за ними христиане. Но ученики всегда прячутся назад, оставляя большое пространство между собою и певчими. Сколько раз я наказывал... им лично, чтобы не делали этого! Раз станут как должно, а потом, смотришь, опять — пустыня среди церкви. Учителям бы подавать пример стояния в церкви, так куда! Их почти никогда ни одного в церкви нет, — а придет кто — становится у порога, около ленивой скамейки; сколько раз их убеждал становиться ближе, — даже и по разу-то не послушали! Пришел я сегодня в церковь в хорошем настроении; кстати и наших матросов увидел в Соборе много — думал, хорошо помолимся. Но пустыня направо, между певчими и учениками... беготня среди этой пустыни грязных уличных мальчишек — до того расстроили меня, что я потерял все молитвенное настроение и впал в отчаяние: когда же Господь даст мне помощников, и даст ли? Ужели моя беспрерывная молитва о сем, и почти о сем одном, — тщетна? Вот и академистов сколько воспитал, чая в них помощников себе, и ни единого! Хоть бы кто близко принял к сердцу дело Церкви, дело церк. школы, дело воспитания служителей Церкви! Итак, ужели и Церковь здесь рушится с моею смертию, как чают католические патеры, точно вороны, ждущие моей смерти? <...> Как не прийти от сего в уныние! Я почти полумертвым двигался по Собору и еле ворочал языком, чтобы произносить то, что необходимость заставляла произносить.

⇐ Предыдущая14151617181920212223Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: