Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Января 1872. В два часа по встрече Нового года. 25 глава




9 (22) июня 1903. Понедельник

Начальница школы Елисавета Котама приходила с расписа-нием экзаменов и другими делами и рассказала, между прочим, следующий курьезный факт: четыре ученицы третьего пригото-вительного класса — Екатерина Хагивара (дочь Текусы, инспек-трисы, внучка отца Иоанна Сакаи), одиннадцати лет; Фива Оно (дочь катехизатора Фомы, внучка отца Павла Сато), одиннадцати лет; Сусанна Огата, двенадцати лет; и Нина Конаса, двенадцати лет — хотели убежать из школы, чтобы поселиться в пустыне, между Аомори и Сендаем, в сделанном ими шалаше, жить там монашками и отмаливать свой грех. Пятая же, Екатерина Има- мура (дочь умершего катехизатора Варнавы), одиннадцати лет, участвуя в заговоре, оставалась в школе только затем, чтобы доставлять им в пустыню для пропитания хлеб. Прочие товарки того же класса, хотя в грехе участвовали, но не решились сделаться монахинями, а только дали слово хранить молчание о поступке бежавших. Грех же, приведший к такому отчаянному решению, заключался в следующем: одна из их учительниц, Христина Хасуике, строго обращалась с ними, то есть бранила их иногда — которую за плохое знание урока, которую за шалость, так как они все в классе, как на подбор, народ очень живой и

1 То есть: не будьте такими жесткими, как костра (отходы после трепа-

 

 

резвый. Это, наконец, вывело их из терпения, и они сговорились наказать учительницу. Но как? Придумали: олицетворить ее в «сакура» (вишневом дереве, которые у них в садике пред глазами и которые так прекрасно цветут весной) и проклясть. Сказано — сделано: собрались все сердитые и, обращаясь к сакура*, молвили вслух: «Пусть на тебе не будет цветов будущей весной!» Хотели они учинить этот грех тайком от всей прочей школы, но, увы, не удалось! Подслушали товарки первого класса, то есть почти такая же мелюзга, как они сами, только годом старше, и напали на них с проповедью покаяния. Грешницы почувствовали всю тяжесть своего преступления и до того были поражены раскаянием, что решились всю жизнь посвятить на замаливание своего страшного греха; а так как, живя в школе, а потом в мире, это сделать неудобно, то и задумали оставить школу и мир. Так как все они с севера родом, то с пустыней ознакомились еще раньше, из окна вагона; ее и облюбовали ныне под свой монастырь. Все четверо тайно приготовились — понавязали себе в узелки все, что сочли нужным: кое-что из платья — немного (много зачем же монахиням!), а главное — молитвенники, религиозные брошюрки; не забыли и кусочков булки, какие успели пособрать. И вот на днях вечером, когда среди занятий дается полчаса на отдых, двое из них, Екатерина Хагивара и Фива Оно, незаметно, с узелками, выбрались за ворота. Так как в школьных воротах они боялись попасться, то пробрались по задворью школы к воротам у дома отца Павла Сато и скользнули в них; но и здесь были замечены — увидели от отца Павла, что двое маленьких учениц почему-то выбежали; недоумевая об этом, тотчас же дали знать в школу: пересмотреть, все ли дома? Это подняло некоторую тревогу, помешавшую двум другим последовать за товарками; их приготовленные узелки захвачены были у угла школьного здания. Между тем бежавшие товарки их ждали; видя, что их не догоняют, бежавшие, уже спустившиеся было вниз по улице, вернулись на уровень дома врача Сасаки. Здесь они и были захвачены пустившеюся за ними погонею. Погоню эту составляли, по немедленном уяснении, кого нет в школе, дочь и сын отца Павла Сато; последний, то есть сын отца Павла, Иосиф, сам тоже двенадцатилетний, схватив свою племянницу Фиву за руку и ведя ее обратно в школу, всю дорогу делал ей реприманды [внушение], как подобает дяде, рассерженному неприличием поступка племянницы и считающему своею обязанностью учить ее. Из этого реприманда, буквально переданного мне, я между прочим узнал, что мать Фивы, Фотина, в свое время тоже собиралась бежать из школы по благочестивому побуждению (эта вместе с тогдашней своей товаркой по классу Надеждой Така- хаси, нынешней начальницей Женского училища в Кёото, задумывала бежать в Нагасаки, чтобы оттуда пробраться в Россию в какой-нибудь женский монастырь и сделаться монахиней). По водворении бежавших в школе разобрана была вся их история и сделаны соответствующие вразумления, которые успокоили все. Однако же не всем детям это прошло очень легко: Екатерина Ха- гивара, очень нервная по природе, до того расстроилась, что и до сих пор несколько больна. Последнее обстоятельство послужило и началом всего этого разговора. Я спросил Елисавету: «Отчего в воскресенье не было Кати Хагивара в церкви, не больна ли?» В ответ на что Елисавета и стала рассказывать эту историю. Я заключил наставлением, чтобы учительницы были осторожны в своих выговорах, не раздражали детей и не вызывали их на такие поступки.

10 (23) июня 1903. Вторник

Начались экзамены. Сегодня был в седьмом классе (выпускном ныне) Семинарии, где шесть учеников. Отвечали по толкованию Евангелия толково, но на задаваемые возражения оказались недостаточно рассуждающими. Во втором, тоже выпускном, классе Катехизаторской школы четыре ученика порядочны.

Отец Роман Фукуи пишет, что не мог отправиться на военном судне для посещения христиан-курильцев (с Сикотана) — судно замешкалось, он не мог бы поспеть сюда на Собор. Пишет еще, что начальником Сикотана назначен чиновник, у которого жена наша христианка и двое детей крещены; это для христиан Сикотана очень хорошо.

Отец Яков Мацуда просит «назначить одного христианина катехизаторским помощником прямо, без прохождения им Ка-техизаторской школы — и красноречив-де, и усерден, а в школу не может: семью не на кого оставить». Нельзя никак; подать пример — отбою не будет от претендентов на миссийские хлеба при спокойном лежании у себя на матах.

17 (30) июня 1903. Вторник

На экзамене в первом классе Семинарии по русскому языку: на память отлично читали разные правила о предлогах из «Грам-матики» отца Сергия Глебова, а склонений и спряжений, начиная с третьего ученика, никто хорошенько не знает. Жаль, что я не присмотрел прежде. Ив. Ал. Сенума — теоретик, практически рассуждать не мастер; теперь только и сам убедился, что ненужное заставлял учить. Вперед опять будет употреблен учебник «Краткая грамматика» Кирпичникова.

Отправлены на крейсер «Джигит» русские воспитанники Федор Легасов и Андрей Романовский для следования в Порт- Артур на каникулы к родным, так как «Джигит» уходит завтра. Романовский сказал, что отец его просил привезти для чтения: Жизнь святого Ефрема Сирина, Златоструй и еще что-нибудь из святых Отцов. Я послал ему Добротолюбие, Псалтырь, святого Ефрема Сирина и еще две книги святых Отцов. Он служит в Ново-Мукдене десятником — донской казак; видно, что настоящий русский благочестивый человек.

20 июня (3 июля) 1903. Пятница

На экзамене в Женской школе по Закону Божию. Сегодня здесь и закончились экзамены. Всех учениц ныне 83.

22 июня (5 июля) 1903. Воскресенье

До Литургии крещены 14 взрослых и детей. За Литургией были русские: студент Восточного института во Владивостоке — офицер и жена его; первый говорил у меня за чаем, что его служба наша взволновала больше, чем когда он был под пулями на Китайской войне; жена его сказала, что она тоже чуть не расплакалась; она тоже была на Китайской войне сестрой милосердия и имеет на груди медаль за службу. Сетовали они, что о Миссии ничего не известно в печати. Не настолько еще возрастна она, чтоб быть известной.

24 июня (7 июля) 1903. Вторник

С 9 час. почти до 11 был выпускной акт (соцугёо-сики*) в Жен-ской школе. Кончили курс пятнадцать, из них, впрочем, три не были налицо — больны, отосланы на родину раньше. Молитва, чтение списков, раздача дипломов окончившим, похвальных книг другим — первым каждого класса, передача по куче книг — самых главных, религиозных, начиная с Нового Завета, окончившим. Моя небольшая речь им: «Выходите с радостью, но отчасти и с печалью, после столь долголетнего пребывания здесь, выходите на радость, но еще больше на печаль мира, а главное на жизненный труд, который есть долг, назначенный от Бога всем живущим. Чтобы этот труд был легок, посвящайте его Богу. Сказано: "Молитесь непрестанно". Пусть будет ваш жизненный труд так свят и угоден Богу, как молитва, а для сего всегда кладите на него печать Божию — освящайте начало всякого дела молитвой и кончайте его благодарением Богу. Простая бумажка делается почтенным денежным знаком в 5, 10, 100 ен, приняв на себя Императорскую печать; так всякое дело, как бы оно, по-видимому, непочтенно было (например, приготовление пищи, шитье платья), сделается святым и угодным Богу, если делать его во Имя Божие. Бог назначил людям все эти дела. Без пищи, без одежды нельзя жить человеку — Создатель Господь так установил; значит, исполняя их, человек творит Волю Божию и этим не только исполняет свято свой жизненный долг, но и приготовляет для себя Царство Небесное, ибо сказано: "Где Я буду, там и слуга Мой — исполнивший Мою Волю — будет"», и так далее. Потом чтение одной из выпускных (Марией Кангета, дочкой отца Павла) благодарственного адреса; чтение воспитанницами четвертого и третьего курсов речей, обращенных к выпускным, и пение ими же прощальных стихов своего сочинения. В заключение выпускные пели прощальную свою песнь школе — четыре строфы стихов своего сочинения, весьма милых и трогательных. Затем следовала, в первый раз нынче, игра на кото: принесли четыре инструмента, и на них сыграли учительница Евфимия Ито и три ученицы четвертого класса весьма стройно. Им даны свидетельства об окончании ими ученья на кото. Пропели «Достойно есть»; я дал 6 ен на «симбокквай»* ученицам; начальница Ел. Котама пригласила всех гостей в большую классную во втором этаже, где по столе приготовлены были печенья, а выпускные всем разнесли п стаканах китайский чай.

Вечером прибыл из священников первый на Собор отец Роман Фукуи из Немуро и привез в Женскую школу с Сикотана двух курилок — Иулиту, восемнадцати лет, уже жену одного христи- IIмина, внука Якова Сторожева, тамошнего старшины, и девочку тринадцати лет, шуструю и умную на взгляд. Обе грамотны по- японски. Муж Иулиты тоже хочет сюда, в Катехизаторскую школу, но его не отпустили; быть может, в будущем году отпустят. I [ынче это первый раз, что с Сикотана начальство отпустило сюда и школу; до сих пор почему-то не соглашались, хотя мы каждый год просили. Сикотанцев хорошо подучить вере и церковным по-рядкам, чтобы они не нуждались в катехизаторе из японцев, ко-торые так неохотно идут к ним.

25 июня (8 июля) 1903. Среда

С девяти часов выпускной акт в Семинарии. Чтение списков, объявление, что шесть учеников Семинарии кончили курс; из иих два первые — Петр Уцияма и Василий Нобори — оставляются при Семинарии наставниками; Акила Кадзима поступает в общество «Айайся» в качестве переводчика духовных книг; а три — Кирилл Мори, Павел Иосида и Феодор Тоеда — делаются катехизаторами. Из Катехизаторской школы четыре человека, составлявшие второй курс, поступают в катехизаторы. Даны первым ученикам наградные книжки, в том числе и кончившим курс. Начальник школы И. А. Сенума сказал речь, после чего было пение добровольного хора семинаристов. Затем раздача дипломов кончившим курс Семинарии.

Моя речь им. Сущность ее: «Спаситель сказал своим ученикам: "Вы — свет миру". Эти слова звучат и вам в уши. Будьте же светом миру. Начну пояснение сего подобием. Представьте ясную лунную ночь; уже близок рассвет, все в доме встали, но при лунном свете могут ли хорошо работать? Нет: потому, во-первых, что далеко не видно; потому, во-вторых, что неясно видно; потому, в- третьих, что обманчиво видно. Это подобие нынешнего состояния Японии. Здесь широко разлит лунный свет — свет разных наук, и все уже встали: Япония покрыта школами. Но еще солнце не взошло, и потому что мы видим? Во-первых, никто не думает дальше сего мира. Высшие ученые авторитеты Японии объявили человека потомком обезьяны, душу человеческую уничтожимою вместе с телом, личного Бога несуществующим, и взоры всех затуманены этим мрачным учением. Не печальное ли состояние? Все так и идут в тот мир слепцами, навсегда лишенными возможности зреть Бога и все красоты невидимого мира, как слепорожденные никогда не видят солнца. Самые лучшие люди Японии нисколько не заботятся о вечной участи своей души, а ограничены исключительно заботами о нуждах жизни сей, как будто и подлинные потомки животных. Не ужасно ли? Представьте, что при выходе из сего дома налево — тигр или яма; не возьмете ли вы предосторожность уберечься от них? А при выходе из сей жизни или ад, или рай, и никто здесь не думает брать предосторожность, чтобы не попасть в первый, чрез что прямо и попадает в него. Осветите Светом Христовым, который зажжен в ваших душах, дальний горизонт для ваших соотечественников. Во-вторых, свет наук, как лунный, неясно показывает предметы. Довольно в доказательство сего указать на недавний печальный факт, как один студент, старавшийся из философии понять, что такое человек, что такое Вселенная, и не нашедши разгадки мировых тайн и проблем в ней, с отчаяния бросился в водопад, чтоб погибнуть. После него семь других молодых людей сделали то же; сколько еще последует за ними, неизвестно. Все это лучшие молодые силы Японии. Из-за чего они гибнут? Именно из-за того, что свет солнца не воссиял для них. Мы знаем, что целая вечность пред нами для изучения тайн Божией Премудрости и что самая вечность мала для исчерпания сих тайн, что в открытии нам Божиих истин будет источник вечных райских наслаждений. А они ложкой хотели зачерпнуть безбрежный океан и умерли с отчаяния, что не удается это. Много ли нужно для вразумления сих несчастных? Объяснение начал Христова Учения, сделанное с внушающею любовью, так, чтобы проникло в их души сквозь лунный туман. Будьте же такими объяснителями, проникнитесь любовью к вашим братьям и спасайте их от бездны. Еще лунный свет наук представляет предметы обманчиво, вместо действительных предметов — призраки, привидения. Не так ли все в Японии погружены ныне в материальный мир и его одного считают действительностью, тогда как он приходит и исчезает для каждого из нас, как призрак... Ваше дело — при Свете Христове представлять людям настоящую цену всего видимого и материального и бесконечное преимущество пред всем этим духовного, нематериального... Будьте же светильниками для ваших братий, еще сидящих в сени смертной! Старайтесь, чтобы в вас самих свет не погас, а возгорался более и более. "Не угашайте духа". Помните, что вы можете дать свет людям настолько, насколько он сияет в вас самих...»

Потом чтение благодарственных адресов первыми учениками из кончивших, пение песни, сочиненной остающимися в Семинарии в прощание выходящим из нее, и, наконец, прощальная песнь сих последних. Акт начат и окончен пением молитвы.

Начальник Семинарии, господин Сенума, пригласил всех гостей в столовую, где приготовлен был чай и печенье. Всех гостей было тридцать; с кончившими курс десятью, которые тоже были приглашены на чай, — сорок; на печенье Никанор взял от меня по 12 сен на человека. Ученикам на «симбокквай» сегодня вечером я еще вчера (по их просьбе «дать побольше») дал 7 ен.

Возвращаясь с угощения, весьма довольный всем происшед-шим, я и не воображал, что мне готовится сейчас же большая неприятность. Вслед за мной пришли в мою комнату двое из кончивших семинаристов — П. Иосида и К. Мори. Посадил их и спрашиваю: «Что скажут?» Мори говорит:

— Мы пришли сказать, что отправляемся в Россию.

— Зачем?

— Поступить в Академию.

— Какие же у вас средства на то?

— Я уже взял заграничный паспорт, платье тоже справил.

— А в Академию как поступите?

— Один человек обещал мне постараться об этом.

— Кто такой?

— Не могу сказать.

— А вы как? — обращаюсь к Иосида.

— Мне родные дают на дорогу.

— А в Петербурге как будете жить?

— Буду работать: наймусь в повара или в слуги.

— Это фантазия; чтобы быть поваром, надо знать поварское искусство, чего у вас нет; даже и место слуги нелегко найдете в Петербурге, но как же вы будете при этом учиться?

— Как-нибудь буду.

С полчаса проговорил с ними, стараясь образумить, — к стене горох! Сказал в заключение, что «моего позволения им нет», что «хлопотать о приеме их в Академию не буду» (это было бы несправедливостью: если бы посылать в Академию, то следовало бы послать первых из окончивших), что они обрекают себя на большие бедствия, а Церковь на потерю их службы, хотя они и уверяют, что будут потом служить Церкви.

Призвал потом И. А. Сенума и поручил ему уговаривать их бросить их фантастическое предприятие. В Семинарии, кстати, еще были все учителя — кандидаты Академии; они призвали Иосида и Мори, и все вместе целый час уговаривали их оставить их намерение, представляя, что в Академию их не примут без представления и прошения отсюда, что они обрекают себя на бес-полезные бедствия и подобное. Ничто не подействовало.

Так-то надежны японцы! Семь лет забот, любви, расходов, на-дежд — все легкий клочок дыма! А ведь какими надежными ка-зались! Особенно Иосида, всегда являвший себя благочестивым. Мори тоже, как сын священника, по завещанию отца, должен был служить Церкви, хотя и плох по своему заносчивому характеру. Есть кто-то смущающий их; кто бы это?

В три часа приходили за последним благословением двенадцать выпускных воспитанниц Женской школы. Побеседовал с ними и благословил иконами: Божией Матери, Ангела-Храните- ля и великомученицы Варвары; дал также фототипии внешнего и внутреннего вида Собора.

 

Из священников пришли отец Роман Фукуи и отец Андрей Метоки из Хакодате. Выслушал их отчеты о состоянии их приходов.

Вечером у учеников был «симбокквай» с музыкой, пением и множеством спичей. Я на него не пошел — раз, нужно было вы-слушать отца Метоки, потом не прошло неприятное впечатление от уходящих со службы Мори и Иосида.

27 июня (10 июля) 1903. Пятница

Целый день прошел в выслушивании священников об их Цер-квах. Мало радостного, больше печального: застой в проповеди, запущение в иных местах церковного дела до того, что, например, в Хацинохе, в церковном доме, живут две язычницы, одна из которых еще жена проповедника «Тенрикёо», этого нового отпрыска синто-буддизма, до того безобразного, что Правительство едва терпит его. Женщин этих поселил там Павел Минамото; они — сестра его жены с дочерью, которая и есть жена того. И никто там ухом не повел от сего обесчещения церковного дома, где наверху Молельная комната. Господи, когда же Ты призришь милостивым оком и дашь добрых христиан Твоей Японской Церкви?

Павел Иосида и Кирилл Мори пришли сказать, что они остаются в Японии и будут служить по проповеди. Хоть это ладно.

28 июня (И ИЮЛЯ) 1903. Суббота

Утром возмутило приведенное в «Japan Mail» письмо графа Льва Толстого о кишиневском возмущении народа против евреев. Этот анафематствованный еретик, как злой пес, не упускает никакого повода лаять на свое Правительство и на духовенство. И нигде во всем нынешнем шуме в газетах о кишиневских беспо-рядках ни малейшего намека, что евреи сами виноваты в ненависти к ним и в повременных возмущениях против них простого народа: они, как пиявки, сосут кровь окружающего их люда, ну и выводят наконец его из терпения и жестоко платятся за это. Сказал Павлу Ямада, чтобы он написал статью в «Сейкёо-Сим- поо» для уяснения подлинных обстоятельств дела.

Выслушиванье докладов священников о заведуемых ими Церквах. После Всенощной — исповедь 8 священников, завтра участвующих в служении Литургии.

Не все еще священники собрались: южным мешает прибыть разлив рек и порча железной дороги на Тоокайдо.

30 июня (13 июля) 1903

Целый день священники употребили на предварительное совещание (найквай) и еще не кончили его; завтра тоже будут совещаться частно, что производится ими в их помещении Се-минарии, в большой комнате на втором этаже. Я отдал им на рассмотрение все собравшиеся к Собору письма и предложения. Дело Коодзиматской Церкви и отцов Савабе особенно всех затруд-няет; все стесняются откровенно высказываться, так как дело касается самого почтенного в Церкви священника, отца Павла Савабе; он тоже был на собрании, но скоро ушел, и его сын, отец Алексей, тоже скоро вернулся домой. Сендайская Церковь тоже затрудняет: отец Петр Сасагава совсем ослабел и опустил Церковь. Но как устранить такого почтенного священника от заве- дывания Церковью? Сам же он не осознает вреда для Церкви от того обстоятельства, что он уже давно обратился в труп и только забыли похоронить его.

1 (14) июля 1903

Опять целый день «найквай», и опять ничего путного не при-думали отцы ни касательно Церкви в Коодзимаци, ни относительно Сендая и Такасаки (оттуда христиане гонят отца Морита).

Несчастные отцы Савабе! Старик выжил из ума и только кап-ризничает и дуется, сын — глуп как баран и упорен как осел; для него Секи, негоднейший из христиан, патриархом, ему повинуется и никаких резонов не слушает. Придумали отцы вчера за целый день: «Отцу Титу Комацу, как другу отца Павла Савабе, поручить немирную часть Коодзиматскои Церкви — он-де, вероятно, умирит ее и опять приведет под руку отцов Савабе. Но так как отца Павла Савабе не было на собрании сегодня, то сегодня некоторые отцы отправятся к нему доложить и сем и испросить его одобрение. По этой причине и завтра не начнется Собор с утра, разве часов с десяти можно будет начать его». Об этом секретарь «найквая», Петр Исикава, прислан был сказать мне. Но, во-первых, отец Тит вовсе не друг отца Павла Савабе, потому что отец Павел все время, пока отец Тит был священником в Сира- кава, мешал ему, заправляя издали христианами, которые привыкли к нему за десять лет бытия его священником в Сиракава, когда он произвольно поселился там после неудачного восстания против меня и порядков церковных в 1884 г., — отец Тит мне же жаловался на это и горько сетовал на отца Павла; во-вторых, как это отец Тит будет умиротворять христиан Коодзимаци, будучи священником города Уцуномия? Как он будет приводить их под руку отцов Савабе, когда они рассердились на Ниццума за один только намек на это, тогда как прежде слушать Ниццума пламенно желали? Словом, неудачнее ничего придумать нельзя.

Между тем немирные Коодзиматской Церкви представили сегодня прошение Собору: просят скромно оставить их, как они есть, определив только одному из тоокейских священников ис-полнять требы у них.

Три священника произвели испытание христианина из Удзу- ми, Якова Хиби, 54 года, в знании Вероучения и нашли, что он может быть принят в число служащих Церкви с званием << ходзё» * (пособника); старый, весьма благочестивый христианин, Учение знает, хотя не красноречив и систематично излагать не может.

2 (15) июля 1903. Среда

С 10 часов начался Собор. Уяснено было, сколько ныне христиан в Японской Церкви (27965), сколько служащих Церкви (186). Затем приступлено к рассмотрению дел. Прежде всего — о священниках. Лишь только я объявил это, как встал отец Симеон Мии и произнес:

— Касательно немирных христиан Коодзиматской Церкви и их отношения к отцам Савабе мы решили: поручить немирных отцу ТитуКомацу, чтобы он заведовал ими и привел в подчинение отцам Савабе.

Я крайне изумлен был: самый умный из священников, кандидат богословия, да еще после значительного объяснения мною ему дела вчера вечером и вручения для прочтения прошлогодних прошений и разных документов по коодзиматскому разладу, так говорит!

— Все желают этого?

— Все, мы два дня головы ломали и придумали это, — отвечают.

Все еще не веря, чтобы все были согласны на такую плохую

меру умирения Коодзимаци, я потребовал, чтобы подтвердили свое решение вставанием. И все до единого встали! Я молвил только: «Пусть будет так!» И, передавая секретарю Фудзисава прошение коодзиматских христиан, прибавил: «Призовите подписавших прошение и скажите, что их просьба удовлетворена

Собором: одному священнику назначено заведовать ими, это — отцу Титу Комацу, — пусть хорошенько слушаются его».

Но восстали и против этого, отец Павел Савабе с совсем серди-тым лицом говорит:

— Мы поручили их отцу Титу не вследствие их прошения. Их прошение ни при чем, по нему ничего не сделано.

Я молча взял прошение у секретаря, примолвив: «Скажите им, когда придут, то, что слышали от священников, и пошлите их поговорить с самими священниками».

Затем перешли к другим делам. Церковь в Такасаки, согласно прошению христиан, изъяли из ведения отца Павла Морита и поручили тоокейскому священнику отцу Петру Кано.

Как поднять Церковь в Сендае? Прежде всего обратились к отцу Павлу Савабе: «Поживи там и подними дух Сендайской Церкви». И нужно было видеть, как эта честь тешила старика! Он расплывался в улыбку. Я его тоже просил. Совсем счастлив он был от оказываемого почета; но не согласился. И конечно, хорошо сделал; не оживил бы, а еще больше придушил бы Церковь своим пессимизмом и вечным руганьем всех и всего в служащей Церкви. — Хотели потом отца Морита перевести в Сендай в помощь отцу Петру Сасагава. Но я прямо не позволил и много спорить об этом: Маебаси-то как же осталось бы без священника?

В послеобеденных прениях хотели и совсем уж решили было Николая Такаги, катехизатора ныне в Монако, перевести на Формозу; но когда истощились и замолкли прения, я сказал, что «этого нельзя сделать — некого в Монако, а пошлется разве отец Семен Юкава на Формозу посетить христиан и преподать им Та-инства».

До 5 часов продолжалось чтение прошений о катехизаторах вперемежку с речами и прениями. И еще не кончено это. <...>

5 (18) июля 1903. Суббота

Священникам понравилось жить в Семинарии: просили и всегда во время Собора помещать их здесь всех вместе, а не с кате-хизаторами в гостиницах. Секретарь С. Нумабе просил по этому случаю «вперед заканчивать занятия в Семинарии несколькими днями раньше, чем доселе». Этого нельзя, никак нельзя. А свя-щенников, как ныне, помещать можно по мере освобождения комнат семинаристами по окончании экзаменов. Порядок течения семинарских занятий важнее, чем случайный визит провин-циальных гостей.

После Всенощной десять священников исповедались у меня в Крестовой.

7 (20) июля 1903. Понедельник

<...> Отпуск нескольких священников. Но большая часть батюшек, правду сказать, любят покейфовать и пожить на без-делье, омахиваясь веером. Иных, как, например, ленивейшего о. Петра Кавано, неподвижнейшего о. Иова Мидзуяма, придется, вероятно, и ныне, как прежде бывало, попросить направиться наконец к их паствам.

8 (21) июля 1903. Вторник

Послесоборные дела: рассылка известий о соборном определении и дорожных тем, места службы которых переменены. Таковые ныне только те, кто сами просили о перемещении или которых переменить Церкви просили, как выше это замечено. Церковь в Такасаки просила переменить священника: не хочет быть под ведением отца Павла Морита, просит принадлежать одному из тоокейских иереев. Это сделано.

Кроме того, Церковь в Такасаки перестала давать 3 ен на со-держание священника. Отец Павел Морита, видя сокращение своего месячного содержания (30 ен всего) на эту сумму (3 ен), просил меня восполнить ему этот ущерб из миссийских. Я сказал ему:

— Нет! Пусть будет этот ущерб наказанием вам за то, что не стараетесь как должно обращаться с христианами. Зачем возбудили их нелюбовь к себе до того, что они бежали от вас? Вас и в Маебаси половина христиан не любит за то, что вы вмешиваетесь в дела, посторонние для вас, да еще неуменьем вести их возмущаете христиан против себя; таково, например, ваше сватанье и сведение весьма неудачной пары... Итак, пусть будет уроком для вас нынешняя просьба такасакских христиан. Впрочем, на этот раз восполню вам 3 ен. А вперед этого не будет.

Вновь поступил на службу бывший когда-то катехизатором Иов Хаякава. Был бесплоднейшим проповедником. И отныне, вероятно, будет таким же; но, по крайней мере, хоть чем-то вроде сторожа будет небольшой церкви в Оотавара (откуда и сам), Канеда и Сануяма. Катехизатор отсюда взят Собором для более нужного места, и положительно некем было заменить его. Иов же, конечно, не по усердию к Церкви, а по бедности, давно просится у отца Тита Комацу вновь принять его на церковную службу. И вот он вызван был сюда, подвергнут экзамену от священников, не забыл ли вероучение, найден помнящим оное и назначен «денкёо-ходзё»* для означенных мест. Он будет «до- цяку»*, то есть жить на своем месте и заниматься тем, что ныне делает для пропитания своей семьи (6 человек детей, из коих двое, впрочем, давно уже в миссийских училищах). Жалованье от Миссии ему будет 6 ен.

9 (22) июля 1903. Среда

Написанное на предыдущей странице об Иове Хаякава надо исключить — на церковную службу не поступил, ибо сегодня утром является отец Тит Комацу и говорит, что «Иов просит больше содержания, 6 ен ему мало», на что я ответил, что «пусть в таком случае и остается при том, что ныне имеет, — на церковную службу не нужен». Дал ему дорожные из деревни сюда и обратно, и дело с ним кончено. Отставленный за негодностью катехизатор чрез несколько лет не будет годнее, и к таким никогда не надо возвращаться; им только бы сесть на церковное тело и пить кровь, больше у них мысли никакой нет и не может быть.

10 (23) ИЮЛЯ 1903. Четверг

И сегодня дело с негодным катехизатором. Есть Стефан Кон- до, способный, но плутоватый и своекорыстный. Несколько раз служил катехизатором и несколько раз оставлял службу, чтобы акупунктурой добывать себе хлеб, ибо считает себя искусным «хари-ися»*. Искусство это что-то вроде шарлатанства; но в неко-торых местностях он успевал приобретать доверие к нему — прак-тики являлось порядочно; тогда он бросал катехизаторство. Когда мода на него проходила, практика истощалась, — снова просился на катехизаторскую службу. Теперь именно один из таких периодов: попросился на службу в качестве «дзикацу-денкёося», то есть «катехизатора на своем содержании». Уловка уже известная: чрез несколько времени попросит содержание от Церкви. Тем не менее принят. И думал я, что будет он сим «дзикацу- денкёося»* здесь или вернется в свои прежние места — Нагао- ка и окрестность. Но утром сегодня приходит отец Симеон Мии вместе с ним и просит назначить его в Каназава, то есть плутоватый Кондо хотел на хребте Церкви пробраться в новое, весьма многолюдное место шарлатанить своей акупунктурой. Говорю я отцу Симеону:

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...