Список источников и литературы

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ АКАДЕМИЯ ВЕТЕРИНАРНОЙ МЕДИЦИНЫ

Кафедра организации, экономики и управления ветеринарным делом

 

РЕФЕРАТ

по дисциплине «История»

на тему

«Иностранная интервенция в мировой истории (XIX – XX вв.)»

 

Выполнил:

Студент 1 курса факультета ве­теринарной медицины __ группы

очной формы обучения

Петров П.П.

 

 

Проверил:

Кандидат исторических наук, доцент кафедры организации, экономики и управления ветеринарным делом

Иванов А.А.

 

Дата сдачи: ________________

 

Результаты проверки:

Наличие плагиата
Ошибки в оформлении
Грамматические ошибки
Отсутствие ссылок

 

Оценка: ___________________

 

 

Санкт-Петербург

СОДЕРЖАНИЕ

 

Введение………………………………………………………………………...3

Основная часть………………………………………………………………….6

Заключение…………………………………………………………………….16

Список источников и литературы……………………………........................18

Введение

 

В современных условиях становления многополярного мира, несмотря на усилия международных организаций и гражданского общества, вооружен­ная агрессия по-прежнему остается не только распространенной альтернати­вой ди­пломатическому урегулированию конфликтов, но и одной из посто­янно совер­шенствуемых человеком насильственных практик. По мнению экспертов, в данный момент мировой истории происходит масштабное вне­дрение военных приемов и средств в сферу международных отношений. Ме­сто войны, ранее яв­лявшейся, факти­чески, единственной формой вооружен­ного проти­воборства стран и народов, в XX – начале XXI веков все активнее занимают терроризм, геноцид, интер­венция и т.д. Последнее из этих понятий в настоя­щее время по­лучает все бо­лее широкое распространение на между­народной арене, хотя в «Концепции внешней политики Российской Федера­ции», ут­вержденной Прези­дентом В.В. Путиным 12 февраля 2013 года, по­добные операции названы «под­рываю­щими устои междуна­род­ного права».

По мнению Министра ино­странных дел России С.В. Лаврова, использо­ва­ние воен­ных интервенций с целью смены политических режимов в небла­гопо­лучных странах – это «прямой путь к потере кон­троля за глобальными про­цес­сами, что больно ударило бы по всем членам мирового сообщества, вклю­чая инициаторов внешнего вмешательства»[1]. Это убеждение поддержива­ется и пред­ставителями зарубежного научного сообщества, по словам которых, сейчас «почти невозможно установить глобальный демокра­тический контроль над про­ведением интервенций», а «начав интервенцию, становится невозможно ее кон­тролировать»[2].

В этом контексте противо­действие попыткам интервенции на данный мо­мент входит в число приори­тетных задач государства, так как от эффектив­ности этой деятельности не­редко зависит существование страны. В свою оче­редь, вы­работка рекоменда­ций по преодолению указанных проблем стала бы невоз­можной без осмыс­ления соответствующего исторического опыта. Исто­рия по­казывает, что не­достаточное внимание государственной власти к про­блеме ог­раждения внут­реннего устройства от деструктивного внешнего воз­действия соз­дает риски дестабилизации. Как следствие, вопрос об изуче­нии механиз­мов подготовки и проведения интервенций становится все более ост­рым, так как полученные в ходе та­ких исследований выводы в перспективе позво­лят вскры­вать и ус­пешно про­тивостоять попыткам вмешательства во внут­ренние дела су­верен­ных госу­дарств на ранней стадии.

По мнению военных специалистов, сейчас в межгосударственных конфлик­тах все чаще силовые акции используются только тогда, когда «исчер­паны политические, дипломатиче­ские и иные возможности» добиться успеха, а главным ресурсом для этого становится способность «диктовать свою волю противнику без применения оружия»[3]. Как заметил президент Академии воен­ных наук генерал М.А. Гареев, сегодня «мир вступает в период войн нового по­коления, направленных не столько на непосредственное уничтожение против­ника, сколько на подрыв его военной мощи изнутри»[4]. В рамках подобных опера­ций главной действующей силой стано­вится отнюдь не армия, а иные го­сударственные ве­домства и институты, акции кото­рых, как правило, носят скрытый, неяв­ный характер.

Несмотря на то, что залогом ограничения по­доб­ной деятельности, по мне­нию Президента России В.В. Путина, дол­жен являться «гражданский контроль за работой госаппа­рата»[5], даже по­сле введения соответст­вующих мер крупней­шими мировыми державами, ак­тив­ное вмеша­тельство разных служб во внут­реннюю политику суверенных государств сохраняется в практике меж­государ­ственных отношений.

Хотя описанные тенденции, по большей части, свойственны интервен­циям XXI века, их истоки кро­ются все же в конфлик­тах прошлого, и полити­ческие деятели регулярно апеллируют к историческим аналогиям при приня­тии ответ­ственных решений. В ракурсе указанных обстоятельств именно изучение опыта интервенций прошлого в значительной степени позволяет выявить наиболее опасные для государства формы внешнего вмешательства, апроби­рованные в различных условиях. Этот опыт является необходимым условием формирова­ния способности общества противостоять дезорганизации и кри­зису государст­венности.

 

Основная часть

 

Изучение интервенции с теоретической точки зрения является для оте­чест­венной науки сравнительно новой темой. Несмотря на то, что отдельные случаи иностранного военного вмешательства во внутренние дела независи­мых госу­дарств (Кореи, Греции, Вьетнама и т.д.) нашли отражение в иссле­дователь­ской литературе, на данный момент сложно говорить о существова­нии общей тео­рии, способной объяснить сущностные черты таких операций. Этот факт не может не вызывать озабоченности, если учесть, что еще в 1874 году в книге «Начало невмешательства» профессором Л.А. Камаровским был поставлен во­прос о необходимости создания общей теории интервенций. Он считал, что от­вергать возможность существования такой теории могут только «люди мало знакомые с природой государства и законами»[6], однако до настоящего времени обращения исследователей к этой теме были достаточно редкими. В результате, в научной литературе по данной проблеме от­сутствует даже уни­фицированный терминологический аппарат.

Принимая во внимание вышеназванные обстоятельства, определение ин­тервен­ции необходимо сформулировать следующим образом – «это умышлен­ное вмешательство одного или не­скольких госу­дарств во внутренний конфликт на территории другого государства с целью его прекращения»[7]. Таковое вме­ша­тельство во­все не обязательно явля­ется насильственным, но вполне может быть добро­вольным; оно не всегда призвано причинить вред народу страны, подверг­шейся интервенции, но бы­вает призвано оказать ему под­держку. Собст­венно, и прекращение конфликта может быть достигнуто не за счет достижения мирных договоренностей, а с помощью военного разгрома одного или не­сколь­ких противоборствующих групп и лагерей. Если извест­ный французский исто­рик М. Фуко называл едва ли не главным инструмен­том поддержания межго­су­дарственного баланса в Европе войну[8], то наибо­лее радикальным средст­вом вос­ста­новления нарушенного политического ба­ланса внутри страны счи­та­лась и считается именно интервенция.

Отдельно стоит остановиться на проблеме интервенции «по приглаше­нию». Такие операции имели место в 1958 году, когда правительство Ливана обратилось к США с просьбой о вмешательстве в развернувшуюся граждан­скую войну; в 1965 году аналогичное обращение сторонников «хунты» по­влекло за собой американскую интервенцию в Доминиканскую Республику. В 1964 году на основании «приглашений» британские войска участвовали в по­давлении армейских бунтов в Танганьике, Уганде и Кении. В 1966 году Фран­ция получила от президента Чада предложение оказать помощь в борьбе с ме­стными партизанами и т.д.

Основываясь на этих и подобных им фактах, американский правовед Ф.Р. Тисон в конце XX века высказывал суж­дение, что интервенция может прово­диться только с согласия хотя бы части граждан государства, которое стано­вится объектом за­рубежного военного вмешательства, и «иностранные вой­ска имеют моральное право оказать жертвам угнетения по­мощь в сверже­нии дикта­торов при условии, что интер­венция пропорциональна злу, которое она должна устранить»[9].

Как ни странно, схожие тезисы можно встретить и в работах бывшего Председателя Реввоенсовета РСФСР Л.Д. Троцкого, по мнению которого «нельзя навязы­вать другим народам революцион­ные идеи и убежде­ния при по­мощи воен­ного насилия. Эта правильная мысль не озна­чает, разуме­ется, недо­пус­тимо­сти военной интервенции в других странах с целью содейст­вия рево­лю­ции. Но такая интервенция, как часть революцион­ной меж­дународ­ной поли­тики, должна быть понятна международному про­летариату, должна отвечать жела­ниям рабочих масс той страны, на тер­риторию которой вступают рево­лю­ци­онные войска»[10].

Схожих идей в 1918 году придерживались и некоторые политические дея­тели стран Антанты, ожидавшие официального «приглашения» к интер­венции от «красных» или «белых». В данном ключе проблема состояла в правомочно­сти названных лагерей давать подобные разрешения другим го­сударствам.

В настоящее время по этому поводу в практике международных отноше­ний действует принцип, обозначенный Международным судом ООН при раз­боре дела «Никарагуа против США» 1986 года, что просьба об интер­венции может исходить только от правительства страны, но никак не от оп­позиции[11]. Однако, во-первых, этот принцип был сформулирован через много лет после окончания российской Гражданской войны, а, во-вторых, в усло­виях внутрен­него вооруженного конфликта революционного типа разде­лить противоборст­вующие стороны на «легитимное правительство» и «оппо­зи­цию» часто не представляется возможным.

Более того, само право правительства «приглашать» зарубежные вой­ско­вые соединения для урегулирования возникших в стране конфликтов происте­кает из предположения, что правительство действует от лица народа и выра­жает его волю. Вместе с тем, в условиях революции и гражданской войны га­рантировать это достаточно сложно, и от лица народа вполне может действо­вать как раз оппозиция[12].

В свете данных обстоятельств общая ло­гика меж­дународного права по­зво­ляет считать, иностранное государство мо­жет поль­зоваться «приглаше­нием» к интервенции только в том случае, если оно по­ступает от признан­ного этим го­сударством и местным населением ре­жима, органа или лидера. Правда, данный подход создает нездоровую ситуацию, когда «радикальные круги внутри этни­ческих и религиозных меньшинств» могут пойти «на эска­лацию конфликтов с применением вооруженных сил в надежде на победу благодаря вмешательству иностранных миротворческих сил»[13].

Как бы то ни было, европейские континентальные политики конца XIX – начала XX века имели возмож­ность опираться в этом вопросе на историко-пра­вовую концепцию Х. фон Роттека, согласно которой в случае распада го­судар­ства на не­сколько борющихся самостоятельных образований, оказание военной по­мощи любому из них являлось абсолютно законным и приемле­мым актом[14].

Что касается, английских исследователей данного вопроса, то еще пра­во­вед и политический деятель сэр Р. Филлимор в своих «Комментариях по меж­дународному праву» делал недвусмысленное заключение, что государ­ство имеет полную возможность вмешиваться во внутренние дела соседей, если его интересы оказались затронуты прямо или косвенно. При этом, с его точки зре­ния, ни одно государство не имело право устанавливать у себя по­литический режим, открыто враждебный правительствам и народам других стран – в таком случае использование против этого государства военной силы было совер­шенно необходимо. Помимо этого, интервенция считалась оправданной для воспрепятствования осуществлению каким-либо государст­вом территориаль­ных захватов и расширения границ[15]. Причем ряд британ­ских писателей рассмат­риваемой эпохи даже полагали, что европейские дер­жавы в отношениях с азиатскими народами должны пользоваться исключи­тельно «языком силы», так как последние иных аргументов не понимают.

Получалось, что до принятия Устава ООН в случае начала открытой воо­руженной борьбы в какой-либо стране, другие государства имели полное право вмешиваться в нее, поддерживая одну из сторон практически любыми средст­вами. Если же речь шла о ранних стадиях конфликта, когда восстания и парти­занская борьба еще не превратились в полномасштабную Граждан­скую войну, а законное правительство обладало реальной властью, «пригла­шение» все же считалось необходимым. Иными словами, легитимность ин­тервенции зависела от масштаба конфликта, числа жертв и динамики эскала­ции[16]. Как ни странно, аргументы такого рода до сих пор используются в об­щественно-по­литических и правовых дискуссиях, и оправданность «гумани­тарных интер­венций» часто связывается именно с числом жертв в конфликте.

В целом, становится совершено очевидным, что, как современным ин­тер­венциям, так и аналогичным операциям XIX – начала XX веков были свойст­венны одни и те же черты.

Во-первых, опыт исследования интервенций на данном хронологиче­ском отрезке доказывает, что, иностранное военное вмешатель­ство часто было на­правлено не только на подавле­ние насилия на конкретной террито­рии, но и на инспирирование там соци­ально-по­литических изме­нений. К числу таковых можно причислить получе­ние автоно­мии или независимости отдельными ре­гионами страны, подверг­шейся интер­венции (если ожесточен­ная борьба за не­зависи­мость была при­чиной вмеша­тельства), демилитариза­цию, принятие но­вых законов и подза­конных актов, из­менение формы госу­дарственного устрой­ства (от демокра­тии до военной дик­татуры) и т.д.

К при­меру, в результате военного вмешательства России, Франции и Анг­лии, неза­ви­симость от Ос­манской Империи в 1830 году получила Греция, при­чем уча­стники этой ин­тервенции называли своей задачей содействие «спа­си­тельному делу умиротворения» и отказывались от попыток добиться «увеличе­ния своих вла­дений», «ис­клю­чительного влияния» и «преимущества в торговле для своих подданных»[17]. В 1878 году благодаря интервенции Рос­сии независи­мость при­обрели Сербия и Румы­ния. А в 1860–1861 годах имело место фран­цузское военное вмешатель­ство в Си­рии для защиты местных христиан от при­тесне­ния со стороны му­сульман, что привело к частичной трансформации си­рийской системы государственного управ­ле­ния (была принята Консти­туция, вводившая на части террито­рии страны должность правителя, избираемого из хри­стиан). Характерно, что такие операции про­водятся до сих пор, хотя и то­гда и теперь они вызывают мощную критику, ведь «чтобы политическая сво­бода пустила корни у известного народа, она должна быть упрочена собствен­ными усилиями граждан, а не принесена на иностранных штыках»[18].

Во-вторых, несмотря на замечание историка Дж. Броунли о том, что в ука­занный период интервенции «происходили в политических целях, да­ле­ких от идей гума­низма»[19], использова­ние морально-этических ар­гументов при прове­де­нии таких опера­ций было практически повсеместным. Политиче­ские деятели Нового времени неоднократно апеллировали к необходимости воо­ружен­ными методами отстаивать общечеловеческие ценности, охранять поря­док и стабиль­ность. Это обстоятельство во многом связано с тем, что ле­гитимность интервен­ции, как операции, не носящей харак­тер войны, как в прошлом, так и в настоя­щее время, строится в основном на общественной поддержке. И если в современном мире обще­ствен­ные дея­тели часто выра­жают недовольство по по­воду несоответ­ствия официальных и фактических за­дач интервенций, то для политиков прошлого военная агрес­сия высту­пала сред­ством воплощения кон­структивных функций конфликта, о которых на ру­беже XIX–XX веков неод­но­кратно писали ученые и фило­софы[20].

Например, еще в словах российского императора Николая I, датируемых апрелем 1849 года, можно видеть сочетание различных мотивов вмешатель­ства – от сугубо национальных до всемирно-гуманистических: «Не одна по­мощь Австрии для укрощения внутреннего мятежа и по ее призыву меня к тому по­буждает; чувство и долг защиты спокойствия Богом вверенной мне России меня вызывают на бой», поскольку в венгерском мятеже «явственно видны усилия об­щего заговора против всего священного и в особенности против Рос­сии»[21].

Не менее интересно, что в речи кайзера Вильгельма II перед солдатами, отравлен­ными для подавления Ихэ­туань­ского восстания, содержался призыв не только защи­тить немецких граждан в Китае или продемонстрировать миру воен­ную мощь Германии, но и «открыть путь цивилизации». В представле­нии главы немец­кого государства, восточная модель управ­ле­ния была неэф­фек­тивна, так как строилась не на христианских принципах, и германские войска были при­званы своим примером доказать это китайцам, на­неся им по­раже­ние. Тем самым, интервенция воспринималась им как инст­румент, спо­соб­ный спро­воци­ровать переоценку ценностей у жителей Азии, хотя ее официальные цели состояли только в защите собст­венных граждан и ки­тай­ских хри­стиан.

В администрации Соединенных Штатов Америки также достаточно часто прибегали к использованию аналогичных аргументов. Так, в 1906 году от­правка войск на Кубу, где в этом время происходило восстание антиправи­тель­ственных сил, шла под лозунгами «восстановления порядка» и «защиты жизни, собственности и личной свободы» жителей острова, хотя из докладов разведки можно понять, что цели интервенции лежали в плоскости защиты аме­ри­кан­ских инвестиций на Кубе и «установления политического кон­троля» над ост­ро­вом[22]. Интересно, что Госсекретарь США Р. Лэнсинг в 1918 году прямо назы­вал среди причин интервенции в Россию «защиту гумани­тарной работы» в стране американских дипломатов[23]. Даже по прошествии длительного времени рито­рика не измени­лась, и в 1983 году перед интервен­цией США на Гренаду вновь зву­чали лозунги «остановить правление тер­рора», хотя целью опера­ции было вос­пре­пятствовать созданию на острове социалистического прави­тель­ства.

В-третьих, именно в начале XX века (как происходит и сегодня) наблю­да­лась политическая активность в сфере ограничения и регулирования норм и правил иностранного вмешатель­ства во внутреннюю политику независи­мых го­сударств. Дело в том, что к тому моменту подобные действия миро­вых держав, фактически, стали нор­мой – имела место так называемая «рути­низация» интер­венции, доминирую­щим было отношение к ней, как к обы­денному явлению. Как заявил Министр иностранных дел Франции Ф.Р. де Шатобриан на Верон­ском Конгрессе, «государство должно вмешиваться или не вмешиваться в дела другого, смотря по своим потребностям»[24]. Причем с точки зрения многих уче­ных XIX столетия иностранная интервенция счита­лась допустимой, скажем, если последствия политических преобразований в одном государстве представ­ляли опасность для других государств. При этом едва ли не единствен­ным «ог­раничителем» дей­ствий ин­тер­вентов на протя­жении XVIII–XIX ве­ков являлся коалиционный формат воен­ных вмеша­тельств и связанные с ним взаимные обя­зательства стран-уча­ст­ниц по недо­пущению различных форм насилия. Как пи­сал об этом профессор М.Н. Ка­пустин, меж­дународное сообщество с середины XIX века стремилось «сде­лать вмеша­тельство актом общеевропейским и отнять право его у от­дельного государ­ства»[25].

Значитель­ная часть интервен­ций в данный период, в самом деле, но­сила коллектив­ный ха­рактер – например, дейст­вия I анти­фран­цузской коа­лиции в 1791–1797 го­дах, призванной остано­вить развитие револю­ционного процесса во Франции, интервенции в Греции и Мексике в XIX столетии – и необходи­мость коорди­нации действий и недопущения чрез­мерного усиления влияния союзни­ков-интервентов способствовали началу выработки правил вмеша­тельства в чу­жие конфликты.

Так, в 1833 году в Берлине дипломатические представители Россий­ской Империи, Австро-Венгрии и Пруссии подписали конвенцию о праве на про­ве­дение интервен­ции «во время смут внутренних, а также при внешней опас­но­сти», с согласия правительства страны, которая не могла справиться с воз­ник­шими пробле­мами самостоятельно[26]. Притом каждый конкретный слу­чай коллек­тивного вмешательства мировых держав во внут­ренние военно-полити­ческие кон­фликты сопровождался отдельным согла­шением – в 1861 году такой доку­мент был подписан Великобританией, Францией и Испанией относительно интервен­ции в Мек­сике; в конце 1917 года аналогичное согла­шение по поводу действий в России заключили Вели­кобритания и Франция.

Благодаря этому, как справедливо заметили Дж. Бро­унли и Ф.К. Эбью, к началу XX века боль­шин­ство полити­ков и чле­нов научного сообщества на За­паде признали су­ще­ствова­ние у миро­вых дер­жав права на осуществление воен­ной интервенции, если она не является «од­носто­ронней акцией, прово­димой вооруженными си­лами одного государ­ства на тер­ритории другого»[27].

Конечно, на тот момент коалиционный формат вмешательств находился в стадии становления, так как был осложнен отсут­ствием постоянно дейст­вовав­ших круп­ных военно-политических блоков, однако коллективные опера­ции су­лили гораздо больше шансов на успех. Данная точка зрения была озвучена, к примеру, Министром иностранных дел Российской Империи К.В. Нес­сельроде при рассмотрении в 1830 году вопроса об отправке русских войск для подавле­ния Бельгийской революции: «посылка помощи королю Нидер­ландов, – писал министр, – поставит нас перед выполнением двойной задачи: помочь ему при­вести к послушанию его восставших подданных и не допус­тить, чтобы наша интервенция привела к всеобщей войне. Но для достиже­ния этой цели необхо­димо сотрудничество Англии, так как мы знаем, что это единственное средство воздействовать на французских революционеров»[28]. В свою очередь, взаимный контроль участников интервенции позволил бы избежать ее чрезмерной эска­лации.

 

Заключение

 

Подводя итоги, можно сделать вывод, что в XIX–XX веках интернациона­лизация внутренних вооружены конфликтов (интервенция) была обусловлена не только стремлением самих уча­стников внутреннего конфликта заручиться поддержкой из-за рубежа (такого рода помощь должна была уравновесить силы или склонить «чашу весов» на сторону того из противоборствующих лагерей, кто смог заручиться поддерж­кой более могущественной державы), но и ини­циативой международного сообщества. Поводом к вмешательству могло слу­жить принципиальное неравенство сил (асимметрия в во­енно-техниче­ском и политическом потенциале), нарушение противником об­щепринятых правил и законов, а также непропорционально большое число жертв с одной из сторон.

Сегодня наблюдается иная ситуация – широкое распространение полу­чили операции по принуждению к миру, в рамках которых доминирующей стала по­сле­довательность «сила – право – мир». Ведь государства, как пра­вило, не стремятся признавать суще­ствование вооруженного конфликта в рамках своих границ (даже в тех слу­чаях, когда он очевиден), поэтому меж­дународному со­обществу приходится использовать силовые методы оста­новки взаимного на­силия. Этот механизм современные французские иссле­дователи называют «гибридом из диплома­тических и военных методов раз­решения конфликтов». Силовое воздействие в этой системе не является глав­ным элементом, но обой­тись без него невоз­можно – как пишет француз­ский генерал П. Сартр, «отказ от использования силы ради достижения целей ми­ротворческой операции придает ей некий имидж, который не только не сдерживает деструктивные элементы, но и даже может спровоцировать их»[29].

При этом, в отличие от прошлых эпох, сегодня наравне с интервенциями военными, в которых главным инст­рументом достижения поставленных целей является армия, то есть воору­женные силы государства, существуют интервен­ции экономические, дипло­матические, идеологические, разведывательные и т.д. В рамках подобных операций главной действующей силой стано­вится отнюдь не армия, а иные государственные ве­домства и институты, акции кото­рых, как правило, носят скрытый, неяв­ный характер. Это существенно затрудняет как обнаружение подобного рода вмеша­тельств, так и противодействие им. Осо­бенно сложно решить данные за­дачи в ситуации разведывательной интервен­ции, проводимой агентурными служ­бами государств, чья деятельность, как правило, автономна и целиком стро­ится на применении тайных, негласных ме­тодов и техник, подчас сопря­жен­ных с нарушением закона.

Как следствие, механизмы сдерживания интервенций, выработанные в XIX – XX веках, на сегодняшний день во многом утратили актуальность, и между­народному сообществу необходимо обратить пристальное внимание на данную проблему во избежание очередного кризиса всей системы международных от­ношений.

 

Список источников и литературы

 

1. Бокерия С.А., Петрович-Белкин О.К. К вопросу о гуманитарной интервен­ции в начале XXI века. // Власть. 2013. №3.

2. Воробьев И.Н., Киселев В.А. Военная наука на современном этапе. // Воен­ная мысль. 2008. №7.

3. Гареев М.А. Если завтра война? М.: ВлаДар, 1995.

4. Достоевский Ф.М. Па­ра­докса­лист. // Русские философы о войне. М., 2005.

5. Иванов А.А. Словарь профессионального конфликтолога. Raleigh: Lulu Pub­lishing, 2014.

6. Камаровский Л.А. Начало невмешательства. М., 1874.

7. Капустин М.Н. Обозрение предметов международного права. М., 1856.

8. Киняпина Н.С. Внешняя политика Николая I. // Новая и новейшая история. 2011. №2.

9. Лавров С.В. Внешнеполитическая философия России. // Международная жизнь. 2013. №3.

10. Мартенс Ф.Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностран­ными державами. Том 11. СПб, 1895.

11. Намазова А.С. Бельгийская революция 1830 года. М.: Наука, 1979.

12. Семенов В.С., Гранов В.Д., Наумова Т.В. Россия в начале XXI века: новый курс. М., 2005.

13. Соловьев В.С. Смысл войны. // Рус­ские философы о войне. М., 2005.

14. Троцкий Л.Д. Еще и еще раз о природе СССР. // Бюллетень оппозиции. 1940. №81.

15. Фуко М. Безопасность, территория, население. Курс лекций, прочитанных в Кол­леж де Франс в 1977–1978 учебном году. СПб.: Наука, 2011.

16. Хрестоматия по истории СССР. Том 2. / Под. ред. С.С. Дмитриева. М., 1949.

17. Abiew F.К. The Evolution of the Doctrine and Practice of Humanitarian Interven­tion. Bos­ton: Kluwer Law Inter­national, 1999.

18. Brownlie J. International Law and the Use of Force by States. Oxford, 1963.

19. Cooley C.H. Social Organization. New-York, 1909.

20. Le Mon C.J. Unilateral Intervention by Invitation in Civil Wars: The Effective Control Test Tested. // New York University Journal of International Law and Politics. 2003. Vol. 35. №3.

21. Millett A.R. The Politics of Intervention: The Military Occupation of Cuba, 1906–1909. Columbus: Ohio State University Press, 1968.

22. Pandolfi M., McFalls L. Global Bureaucracy. // Conflict, Security and the Re­shaping of Society: The civilization of war. London: Routledge, 2010.

23. Phillimore R. Commentaries upon International Law. Vol. 1. Philadelphia, 1854.

24. Sartre P. Making UN Peacekeeping More Robust: Protecting the Mission, Persuad­ing the Ac­tors. New-York: International Peace Institute, 2011.

25. Simmel G. Soziologie: Untersuchungen uber die Formen der Vergesell­schaftung. Leipzig, 1908.

26. Teson F. Humanitarian Intervention: An Inquiry into Law and Morality. New-York: Transna­tional Publishers, 1998.

27. von Rotteck H. Das Recht der Einmischung in die inneren Angelegenheiten eines fremden Staates vom vernunftrechtlichen, historischen und politischen Standpunkte erörtert. Freiburg, 1845.

28. Williams W.A. American Intervention in Russia: 1917–1920. // Containment and Revolu­tion. / Ed. by D. Horowitz. Boston, 1967.

29. Wippman D. Military Intervention, Regional Organizations and Home-State Con­sent. // D uke J our­nal of C omparative & I nternational L aw. 1996. Vol. 7. №1.

[1] Лавров С.В. Внешнеполитическая философия России. // Международная жизнь. 2013. №3. С. 3.

[2] Pandolfi M., McFalls L. Global Bureaucracy. // Conflict, Security and the Reshaping of Society: The civilization of war. London: Routledge, 2010. Pp. 182, 183.

[3] Воробьев И.Н., Киселев В.А. Военная наука на современном этапе. // Военная мысль. 2008. №7. С. 29.

[4] Гареев М.А. Если завтра война? М.: ВлаДар, 1995. С. 121.

[5] Цит. по: Семенов В.С., Гранов В.Д., Наумова Т.В. Россия в начале XXI века: новый курс. М., 2005. С. 183.

[6] Камаровский Л.А. Начало невмешательства. М., 1874. С. 1.

[7] Иванов А.А. Словарь профессионального конфликтолога. Raleigh: Lulu Publishing, 2014. С. 25.

[8] См.: Фуко М. Безопасность, территория, население. Курс лекций, прочитанных в Кол­леж де Франс в 1977–1978 учебном году. СПб.: Наука, 2011. С. 391–393.

[9] Teson F. Humanitarian Intervention: An Inquiry into Law and Morality. New-York: Transna­tional Publishers, 1998. P. 15.

[10] Троцкий Л.Д. Еще и еще раз о природе СССР. // Бюллетень оппозиции. 1940. №81. С. 10.

[11] Le Mon C.J. Unilateral Intervention by Invitation in Civil Wars: The Effective Control Test Tested. // New York University Journal of International Law and Politics. 2003. Vol. 35. №3. P. 743.

[12] Wippman D. Military Intervention, Regional Organizations and Home-State Consent. // D uke J our­nal of C omparative & I nternational L aw. 1996. Vol. 7. №1. P. 212.

[13] Цит. по: Бокерия С.А., Петрович-Белкин О.К. К вопросу о гуманитарной интервенции в начале XXI века. // Власть. 2013. №3. С. 171.

[14] См.: von Rotteck H. Das Recht der Einmischung in die inneren Angelegenheiten eines fremden Staates vom vernunftrechtlichen, historischen und politischen Standpunkte erörtert. Freiburg, 1845. P. 10–47.

[15] См.: Phillimore R. Commentaries upon International Law. Vol. 1. Philadelphia, 1854. P. 433–483.

[16] Le Mon C.J. Unilateral Intervention by Invitation in Civil Wars: The Effective Control Test Tested. // New York University Journal of International Law and Politics. 2003. Vol. 35. №3. P. 744–748.

[17] См.: Мартенс Ф.Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностран­ными державами. Том 11. СПб, 1895. С. 355–362.

[18] Камаровский Л.А. Начало невмешательства. М., 1874. С. 62.

[19] Brownlie J. International Law and the Use of Force by States. Oxford, 1963. P. 339.

[20] См.: Simmel G. Soziologie: Untersuchungen uber die Formen der Vergesellschaftung. Leipzig, 1908. P. 251.; Cooley C.H. Social Organization. New-York, 1909. P. 199.; Достоевский Ф.М. Па­ра­докса­лист. // Русские философы о войне. М., 2005. С. 17.; Соловьев В.С. Смысл войны. // Рус­ские философы о войне. М., 2005. С. 27. и др.

[21] Цит. по: Киняпина Н.С. Внешняя политика Николая I. // Новая и новейшая история. 2011. №2. С. 145.

[22] Цит. по: Millett A.R. The Politics of Intervention: The Military Occupation of Cuba, 1906–1909. Columbus: Ohio State University Press, 1968. P. 41, 102, 178–183.

[23] Цит. по: Williams W.A. American Intervention in Russia: 1917–1920. // Containment and Revolu­tion. / Ed. by D. Horowitz. Boston, 1967. P. 59.

[24] Цит. по: Камаровский Л.А. Начало невмешательства. М., 1874. С. 2.

[25] См.: Капустин М.Н. Обозрение предметов международного права. М., 1856. С. 131–153.

[26] Хрестоматия по истории СССР. Том 2. / Под. ред. С.С. Дмитриева. М., 1949. С. 749–750.

[27] Brownlie J. International Law and the Use of Force by States. Oxford, 1963. P. 40.; Abiew F.К. The Evolution of the Doctrine and Practice of Humanitarian Intervention. Bos­ton: Kluwer Law Inter­national, 1999. P. 43.

[28] Цит. по: Намазова А.С. Бельгийская революция 1830 года. М.: Наука, 1979. С. 114.

[29] Sartre P. Making UN Peacekeeping More Robust: Protecting the Mission, Persuading the Ac­tors. New-York: International Peace Institute, 2011. P. 10.

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: