 |
КНИГА ПЕРВАЯ Спутанное время 5 глава
|
|
|
|
Его представили всем, и Явич почувствовал себя глупо, здороваясь с Артуром, словно тот только что вошел в комнату. Когда Уилбур спросила Артура об остальных, он описал роль каждого и объяснил, кому можно, а кому нельзя выходить. Наконец доктор Уилбур сказала:
– Мы должны поговорить с Билли.
– Будить его очень опасно, – сказал Артур. – Вы знаете, у него мания самоубийства.
– Очень важно, чтобы с ним поговорил доктор Хардинг. От этого может зависеть результат суда. Свобода и лечение – или тюрьма.
Артур подумал, поджал губы и сказал:
– Видите ли, в данном случае решаю не я. Поскольку мы сейчас в тюрьме – во враждебном окружении, – ведущее место занимает Рейджен, и только он принимает окончательное решение, кому вставать на пятно.
– Какую роль в вашей жизни играет Рейджен? – спросила она.
– Рейджен – защитник и хранитель ненависти.
– Хорошо, – резко сказала Уилбур. – Я должна поговорить с Рейдженом.
– Мадам, я бы посоветовал…
– Артур, у нас мало времени! Много занятых людей отказались от отдыха в выходной день, чтобы прийти сюда и помочь вам. Рейджен должен согласиться, чтобы Билли поговорил с нами.
Снова застывшее лицо, взгляд в одну точку, состояние транса. Губы задвигались, словно шел неслышный внутренний разговор. Затем челюсти стиснулись, а брови нахмурились.
– Невозможно, – прогремел низкий голос славянина.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Уилбур.
– Нельзя говорить с Билли.
– Кто ты?
– Я Рейджен Вадасковинич. Кто эти люди? Доктор Уилбур вновь представила всех, и Явич снова удивился перемене, этому поразительному славянскому акценту. Берни пожалел, что не знает хотя бы нескольких фраз на сербскохорватском, чтобы выяснить, только ли акцент это или Рейджен действительно понимает язык. Он хотел бы, чтобы доктор Уилбур выяснила это, и пытался сказать об этом, но всех попросили пока помолчать.
|
|
|
– Как ты узнал, что я хочу поговорить с Билли? – спросила Рейджена доктор Уилбур.
– Артур интересовался моим мнением. Я против. Я защитник, и я решаю, кто встанет на пятно. Билли не выйдет.
– Но почему?
– Вы же доктор, да? Я вам так скажу: если Билли проснется, он убьет себя.
– Почему ты так уверен в этом? Рейджен пожал плечами.
– Каждый раз, когда Билли встает на пятно, он думает, что сделал что-то плохое, и пытается убить себя. Я отвечаю за это. И говорю «нет».
– Какие у тебя обязанности?
– Защищать всех, особенно маленьких.
– Понимаю. И ты всегда выполняешь свои обязанности? Маленьких никогда не обижали, им не было больно, потому что ты всегда охранял их от этого?
– Не совсем так. Дэвид чувствует боль.
– И ты позволяешь Дэвиду брать боль на себя?
– Это его задача.
– Такой большой, сильный мужчина, как ты, позволяет ребенку брать на себя боль и страдания всех?
– Доктор Уилбур, я не…
– Тебе должно быть стыдно, Рейджен! Вряд ли ты можешь считать себя непререкаемым авторитетом. Я врач и имела раньше дело с такими случаями. Я считаю, что решать, может ли Билли выйти, имею право именно я, а уж конечно не тот, кто позволяет беззащитному ребенку брать на себя боль, вместо того чтобы взять хотя бы часть боли на свои плечи.
Рейджен заерзал на стуле со смущенным и виноватым видом. Он пробормотал, что доктор Уилбур совершенно не понимает ситуацию, однако она продолжала говорить, тихо, но убедительно.
– Ладно! – сказал он. – Вы отвечаете за это. Но сначала все мужчины должны выйти из комнаты. Билли боится мужчин из-за того, что сделал с ним его отец.
Гэри, Берни и доктор Хардинг поднялись, чтобы выйти из комнаты, но тут заговорила Джуди:
– Рейджен, очень важно, чтобы доктор Хардинг остался и увидел Билли. Доверься мне. Доктора Хардинга интересует медицинская сторона, и ты должен позволить ему остаться.
|
|
|
– А мы выйдем, – сказал Гэри, показывая на себя и на Явича.
Рейджен оглядел комнату, оценивая ситуацию.
– Я разрешаю, – сказал он, показывая на стул в дальнем углу большой комнаты. – Но он должен сесть туда и сидеть.
Джордж Хардинг, чувствуя себя неловко, слабо улыбнулся, кивнул и сел в углу.
– И не двигаться! – сказал Рейджен.
– Не буду.
Гэри и Берни Явич вышли в коридор, и Гэри сказал:
– Я никогда не видел Билли, личность-ядро. Я не знаю, выйдет ли он. А что ты думаешь обо всем, что увидел и услышал?
Явич вздохнул:
– Поначалу я не верил, а сейчас не знаю, что и сказать. Очень уж не похоже на игру.
Оставшиеся в комнате внимательно наблюдали, как бледнело лицо Миллигана. Казалось, взгляд его обратился внутрь. Губы дергались, словно он говорил во сне.
Вдруг глаза его распахнулись.
– О боже! – воскликнул он. – Я думал, что умер!
Он рывком повернулся, оглядываясь. Увидев смотрящих на него людей, вскочил со стула, упал на четвереньки и пополз, как краб, к противоположной стене, как можно дальше от них. Протиснулся между двумя стульями с откидными досками для письма, съежился и зарыдал:
– Что я сделал на этот раз?
Ласково, но твердо Корнелия Уилбур сказала:
– Вы не сделали ничего плохого, молодой человек, не надо так расстраиваться.
Миллиган дрожал мелкой дрожью, вдавливая себя в стену, словно стараясь пройти сквозь нее. Волосы упали ему на глаза, и он выглядывал из-под них, не делая попыток откинуть их с лица.
– Ты этого не знаешь, Билли, но все в этой комнате хотят помочь тебе. А теперь, пожалуйста, поднимись с пола и сядь в то кресло, чтобы мы могли поговорить с тобой.
Всем присутствующим стало ясно, что Уилбур владеет ситуацией и точно знает, что делать, чтобы заставить пациента прореагировать должным образом. Тем временем Миллиган поднялся и сел в кресло. Колени его тряслись, все тело дрожало.
– Так я не умер?
– Ты очень даже живой, Билли. Но у тебя проблемы, и тебе нужна помощь. Ведь тебе нужна помощь, да?
Он кивнул, глядя широко открытыми глазами.
– Расскажи мне, Билли, почему ты на днях разбил голову о стену?
– Я думал, что я умер, – сказал он, – но потом проснулся и оказался в тюрьме.
|
|
|
– О чем ты думал перед этим?
– О том, как я поднялся на крышу школы. Я больше не хотел видеть докторов. Доктор Браун в Центре психического здоровья в Ланкастере не мог меня вылечить. Я думал, что я спрыгнул с крыши. Почему я не мертв? Кто вы все? Почему вы так смотрите на меня?
– Мы врачи и адвокаты, Билли. Мы здесь, чтобы помочь тебе.
– Врачи? Папа Чел убьет меня, если я буду говорить с вами.
– Почему, Билли?
– Он не хочет, чтобы я рассказывал, что он сделал со мной.
Уилбур вопросительно посмотрела на Джуди Стивенсон.
– Его приемный отец, – объяснила Джуди. – Его мать развелась с Челмером Миллиганом шесть лет назад.
Билли был ошеломлен.
– Развелась? Шесть лет назад? – Он дотронулся до лица, словно хотел убедиться, что все происходит наяву. – Как это возможно?
– Нам нужно о многом поговорить, Билли, – сказала Уилбур. – Чтобы найти отсутствующие кусочки и составить целую картину.
Миллиган, как безумный, огляделся вокруг:
– Как я попал сюда? Что вообще происходит? Он разрыдался, раскачиваясь в кресле.
– Я знаю, что ты устал, Билли, – сказала Уилбур. – Ты можешь уйти и отдохнуть.
Рыдания вдруг прекратились, выражение лица мгновенно стало настороженным и в то же время смущенным. Он дотронулся до слез, бегущих по щекам, и нахмурился.
– Что происходит? Кто это был? Я слышал, что кто-то плачет, но не мог понять, откуда идет плач. Боже, кто бы он ни был, он как раз собирался бежать и удариться головой о стену. Кто это был?
– Это был Билли, – сказала Уилбур. – Подлинный Билли, иногда известный как «хозяин» или «ядро». А ты кто?
– Я не знал, что Билли разрешили выйти. Никто мне не сказал. Я Томми.
Гэри и Берни Явичу было разрешено войти в комнату. Томми был представлен всем присутствующим, ему задали несколько вопросов и отправили в камеру. Когда Явич услышал, что произошло в их отсутствие, он покачал головой. Все это казалось нереальным – словно мертвые тела, захваченные духами или демонами. Берни сказал Гэри и Джуди:
– Я не знаю, что это значит, но я на вашей стороне. Это не мистификация.
|
|
|
И только доктор Джордж Хардинг не сказал ничего определенного. Он заявил, что хотел бы пока воздержаться от суждений: ему необходимо подумать о том, что он слышал и видел. Завтра он изложит свое мнение на бумаге и передаст судье Флауэрсу.
• 8 •
Расе Хилл, медик, который привел Томми обратно в камеру, понятия не имел, что происходит с Миллига-ном. Все, что он знал, – это то, что много врачей и адвокатов приходят, чтобы посмотреть его пациента, весьма переменчивого молодого человека, который способен рисовать хорошие картины. Несколько дней спустя после большого воскресного собрания Хилл проходил мимо камеры и увидел, что Миллиган рисует. Медик заглянул сквозь решетку и увидел детский рисунок с несколькими словами, написанными печатными буквами.
Подошел охранник и засмеялся:
– Готов поспорить, моя двухлетка рисует лучше, чем этот чертов насильник.
– Оставь его, – сказал Хилл.
У охранника в руке был стакан с водой. Он плеснул водой через решетку и намочил рисунок.
– Зачем ты это сделал? – воскликнул Хилл. – Черт побери, что с тобой происходит?
Но тут охранник поспешно отошел от решетки, увидев выражение лица Миллигана. Это была неприкрытая ярость. Заключенный огляделся в поисках того, чем бы бросить в охранника. Внезапно он схватил унитаз, оторвал его от стены и швырнул в решетку. Фаянс разлетелся на мелкие кусочки. Охранник отпрянул и побежал бить тревогу.
– Господи, Миллиган! – только и сумел выговорить Хилл.
– Он облил рисунок Кристин. Нельзя портить работу детей.
Шестеро охранников вбежали в коридор, но к тому времени Миллиган уже сидел на полу с выражением изумления на лице.
– Ты заплатишь за это, сукин сын! – закричал охранник. – Это имущество графства.
Томми прислонился к стене и заложил руки за голову.
– Да пошло оно, твое имущество… – процедил он сквозь зубы.
В письме, датированном 13 марта 1978 года, доктор Джордж Хардинг-младший написал судье Флауэрсу следующее:
«На основании проведенной экспертизы считаю своим долгом заявить, что Уильям С. Миллиган не может находиться под судом по причине неспособности сотрудничать со своим адвокатом в вопросах собственной защиты. Миллиган не обладает достаточной эмоциональной целостностью, необходимой для дачи показаний в свою защиту, для встречи со свидетелями, а также для реального психологического присутствия в суде, помимо простого физического присутствия».
Теперь доктор Хардинг должен был принять еще одно решение. Швейкарт и Явич просили его не ограничиваться компетентной оценкой состояния и положить Миллигана в его клинику для окончательного диагноза и лечения.
|
|
|
Джордж Хардинг колебался в выборе решения. На него произвел впечатление тот факт, что прокурор Явич присутствовал при беседе – весьма необычно для прокурора, подумал Хардинг. Швейкарт и Явич заверили его, что он не будет поставлен в положение, заведомо способствующее «интересам защиты» либо «интересам обвинения». Обе стороны заранее согласны, что его отчет будет занесен в протокол как «особое мнение». Можно ли отказать, когда обе стороны просят об этом?
Как директор медицинской части клиники, он ознакомил с просьбой администрацию и финансовый отдел.
– Мы никогда не избегали трудных проблем, – сказал он им. – Клиника Хардинга не имеет дела с простыми случаями.
Приняв во внимание аргументы Джорджа Хардинга-младшего, а именно, что клинике предоставляется возможность изучить данную форму расстройства и сделать важный вклад в психиатрию, попечительский совет согласился принять Уильяма Миллигана на три месяца по поручению суда.
14 марта Хилл с охранником пришли за Миллиганом.
– Тебя ждут внизу, – сказал охранник, – но шериф сказал, что нужно надеть на тебя смирительную рубашку.
Миллиган без возражений дал надеть на себя рубашку и не сопротивлялся, когда его вели из камеры к лифту. Внизу в коридоре ждали Гэри и Джуди, которым не терпелось сообщить своему подзащитному хорошую новость. Когда дверь лифта открылась, они увидели Расса Хилла и охранника, которые, разинув рты, глядели, как Миллиган перешагнул через смирительную рубашку, буквально соскользнувшую с него.
– Глазам своим не верю, – сказал охранник.
– Я же говорил вам, что она меня не удержит. Ни тюрьма, ни клиника тоже меня не удержат.
– Томми? – спросила Джуди.
– Собственной персоной! – усмехнулся тот.
– Зайдем сюда, – сказал Гэри, вводя его в комнату для бесед. – Нам надо поговорить.
Томми высвободил руку:
– В чем дело?
– Хорошие новости, – сказала Джуди. – Доктор Хардинг предложил положить тебя в клинику имени Хардинга для наблюдения и лечения.
– Что это значит?
– Может произойти одно из двух, – объяснила Джуди. – Через некоторое время тебя объявят вменяемым и будет назначена дата суда, либо же тебя объявят невменяемым, не подлежащим суду, и обвинения будут сняты. Обвинительная сторона согласилась на это. Судья Флауэрс приказал, чтобы на следующей неделе тебя положили в клинику. При одном условии.
– Вечно какие-то условия, – сказал Томми. Гэри наклонился и постучал пальцем по столу.
– Доктор Уилбур сказала судье, что множественные личности держат слово. Она знает, как важно для вас всех держать обещания.
– Ну и что?
– Судья Флауэрс говорит, что если ты пообещаешь не пытаться бежать, то тебя можно будет сейчас же освободить и положить в клинику.
Томми скрестил руки на груди:
– Черт! Я этого не обещаю.
– Ты должен! – настаивал Гэри. – Пойми только, мы ноги стерли, стараясь, чтобы тебя не послали в Лиму, а ты вдруг объявляешь такое!
– А чего вы ждали? – сказал Томми. – Убегать – это единственное, что я делаю лучше всего. Если бы мне позволили, не пришлось бы здесь торчать.
Джуди положила руку на плечо Томми:
– Томми, ты должен пообещать. Если не ради себя, то ради детей. Ради малышей. Ты же знаешь, что это неподходящее место для них. А в клинике о них будут заботиться.
Томми опустил руки и уставился на стол. Джуди знала, что затронула нужную струну. Она уже понимала, что другие личности очень любят маленьких и считают себя ответственными за них.
– Хорошо, – нехотя согласился он. – Я обещаю.
Но Томми не сказал ей, что, когда он первый раз услышал, что его могут перевести в Лиму, он купил у надежного человека бритвенное лезвие. Сейчас оно было прикреплено к подошве левой ноги. Не было никакого резона говорить, потому что никто его об этом не спрашивал. Томми давно понял, что, когда тебя переводят из одного учреждения в другое, всегда нужно иметь при себе оружие. Он не будет нарушать слова и не убежит, но хотя бы сумеет защитить себя, если кто-нибудь попытается его изнасиловать. Или он может дать бритву Билли и позволить ему перерезать себе горло.
За четыре дня до намеченной даты перевода в клинику Хардинга сержант Уиллис спустился в камеру. Он хотел, чтобы Томми показал ему, как выбирается из смирительной рубашки.
Томми посмотрел на худощавого лысеющего полицейского с седыми волосами, обрамляющими его темное лицо, и нахмурился:
– Чего ради я должен тебе показывать?
– Все равно ты отсюда уходишь, – сказал Уиллис– Думаю, я не так уж стар, чтобы поучиться еще чему-нибудь.
– Ты хорошо ко мне относился, сержант, – сказал Томми, – но я так просто не выдаю свои секреты.
– Посмотрим на это дело по-другому: ты мог бы помочь кому-то спасти свою жизнь.
Томми отвернулся, потом глянул на сержанта с любопытством:
– Как это?
– Ты-то не болен, я знаю. Но тут есть и другие, которые больны. Мы держим их в смирительных рубашках для их же пользы: если они освободятся, то могут убить себя. Покажи, как ты это делаешь, и мы не допустим, чтобы они освободились.
Томми пожал плечами, показывая, что это его не касается. Но на следующий день он все-таки продемонстрировал сержанту Уиллису свой трюк. Потом он научил его, как надевать на человека смирительную рубашку, чтобы тот никогда не смог выйти из нее.
Поздним вечером Дороти Тернер позвонила Джуди:
– Еще одна.
– Ты о чем?
– Еще одна личность, о которой мы не знали. Девятнадцатилетняя девушка по имени Адалана.
– О господи! – прошептала Джуди. – Значит, их десять.
Дороти рассказала о своем визите в тюрьму поздним вечером. Она увидела Миллигана сидящим на полу. Тихим голосом он говорил, что нуждается в любви и ласке. Дороти села рядом с ним, успокаивала его, утирала ему слезы. Потом Адалана сообщила, что тайком от всех пишет стихи. Она объяснила сквозь слезы, что только она имеет способность желать, чтобы другие освободили пятно. До сих пор только Артур и Кристин знали о ее существовании.
Джуди попыталась представить сцену: Дороти сидит на полу и прижимает к груди Миллигана.
– Почему она решила появиться сейчас? – спросила Джуди.
– Адалана винит себя в случившемся с мальчиками, – сказала Дороти. – Это она «украла время» у Рейджена во время изнасилования.
– Что ты говоришь?
– Адалана сказала, что это она сделала, потому что отчаянно хотела, чтобы ее ласкали и любили.
– Адалана изнасиловала этих… – не поняла Джуди.
– Видишь ли, она лесбиянка.
Положив трубку, Джуди долго смотрела на телефон. Муж спросил, о чем был звонок. Она открыла было рот, чтобы сказать ему, но вместо этого лишь покачала головой и погасила свет.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
• 1 •
Билли Миллигана перевели из Окружной тюрьмы в клинику имени Хардинга за два дня до назначенной даты, утром 16 марта. Доктор Джордж Хардинг еще раньше собрал команду медиков для лечения Миллигана и проинформировал их о его состоянии, но когда Билли неожиданно появился, доктор Хардинг находился в Чикаго, на совещании психиатров.
Джуди Стивенсон и Дороти Тернер, сопровождающие полицейскую машину до клиники, знали, каким ужасным ударом будет для Денни снова вернуться в тюрьму. К счастью, доктор Шумейкер, штатный врач, согласился до возвращения доктора Хардинга взять пациента под личную ответственность, и заместитель шерифа передал ему заключенного под расписку.
Джуди и Дороти проводили Денни до Уэйкфилд-Коттедж, закрытого флигеля, рассчитанного на лечение четырнадцати тяжелых пациентов, требующих постоянного наблюдения и личного внимания. Была подготовлена постель, и Денни поместили в одну из двух «специальных» комнат, в толстых дубовых дверях которых были проделаны глазки для круглосуточного наблюдения. Медсестра психиатрического отделения принесла ему поднос с ленчем, и обе женщины остались с ним, пока он ел.
После ленча к ним присоединились доктор Шумейкер и три медсестры. Тернер, чувствуя, что для сотрудников клиники было важно самим наблюдать синдром множественной личности, попросила Денни, чтобы вышел Артур и познакомился с несколькими людьми, которые будут с ним работать.
Медсестру Эдриенн Мак-Кенн, координатора флигеля, тоже проинформировали как члена команды, но для двух других медсестер это был полный сюрприз.
Донне Эгар, матери пяти дочерей, было трудно разобраться в своих чувствах при встрече с Университетским насильником. Медсестра внимательно смотрела, как сначала говорил маленький мальчик, потом взгляд его остановился в трансе, губы беззвучно зашевелились, словно происходил внутренний разговор. Когда он поднял голову, выражение его лица было строгим и надменным и говорил он с британским акцентом.
Ей пришлось сдерживаться, чтобы не рассмеяться. Ее не убедили ни Денни, ни Артур – это могло быть игрой блестящего актера с целью избежать тюрьмы. Но ей было интересно увидеть, что из себя представляет Билли Миллиган. Она хотела знать, что же это за человек, который мог сделать такие вещи.
Дороти и Джуди заверили Артура, что он находится в безопасном месте. Дороти предупредила его, что через каждые несколько дней будет приходить к нему для психологического тестирования. Джуди сказала, что Гэри и она время от времени будут навещать его, чтобы работать с ним по делу.
Техник-психиатр Тим Шеппард наблюдал нового пациента каждые пятнадцать минут через смотровое отверстие и в первый день сделал такие записи:
«5.00 – спокойно сидит на кровати, скрестив ноги.
5.15 – сидит на кровати, скрестив ноги, глядя в одну точку.
5.32 – стоит, глядя в окно.
5.45 – принесли обед.
6.02 – сидит на краю кровати, смотрит в одну точку.
6.07 – поднос унесли, поел хорошо».
В 7.15 Миллиган стал ходить взад-вперед по палате.
В 8 часов медсестра Хелен Йегер вошла в комнату и провела с ним пятнадцать минут. Ее первая запись была краткой:
«16/03/78. Мистер Миллиган остается под наблюдением в целях предосторожности. Говорил о своих многочисленных личностях. Большей частью говорил Артур – у него акцент англичанина. Утверждал, что один из них – именно Билли – суицидный маньяк и спит постоянно, с шестнадцати лет, чтобы защитить других от беды. Ест хорошо. Кишечник работает хорошо. Аллергии на продукты нет. Приятный и общительный».
После того как медсестра Йегер ушла, Артур молча сообщил другим, что клиника Хардинга – безопасное место, которое их защитит. Поскольку для помощи врачам при лечении понадобится проницательность и логика, он, Артур, отныне владеет пятном.
В 2.25 утра техник-психиатр Крис Кенн услышал громкий шум, доносящийся из комнаты. Когда он подошел проверить, то увидел, что пациент сидит на полу.
Томми расстроился, что упал с кровати. Через некоторое время он услышал шаги и увидел глаз, смотрящий на него в смотровой глазок. Как только шаги стихли, Томми отклеил бритву от подошвы и тщательно спрятал ее, прилепив к нижней стороне перекладины кровати. В нужное время он будет знать, где ее найти.
• 2 •
Вернувшись из Чикаго 19 марта, доктор Джордж Хар-динг-младший был недоволен тем, что его желанию тщательно подготовиться к приему помешал преждевременный перевод пациента. Он хотел встретить Миллигана лично. Доктор потратил много сил, чтобы организовать специальную команду, состоящую из терапевтов разных специальностей, психолога, работника соцобеспечения, докторов, санитарок, медсестер, а также координатора флигеля Уэйкфилд. Он обсудил с ними сложности работы с пациентом. Когда некоторые члены персонала откровенно сказали о своем неверии в диагноз множественной личности, он терпеливо выслушал их, рассказал о собственном скептицизме и попросил помочь в выполнении поручения суда. Все должны быть объективными и работать сообща, чтобы разгадать тайну Уильяма Стэнли Миллигана.
На следующий день после приезда доктора Хардинга доктор Перри Эйрес осмотрел Миллигана. Эйрес написал в медицинской карте, что часто перед тем, как ответить на вопрос, Миллиган двигал губами, его зрачки сдвигались вправо. Когда Эйрес спросил пациента, почему он так делает, тот ответил, что говорит с другими, особенно с Артуром, чтобы получить ответы на вопросы.
– Но вы называйте нас Билли, – сказал Миллиган, – чтобы никто не подумал, что мы сумасшедшие. Я Денни. Ту анкету заполнял Аллен. Я не буду говорить о других.
Доктор Эйрес записал в своем отчете эти слова и добавил:
«Ранее мы пришли к соглашению, что попытаемся говорить только о Билли, имея в виду, что Денни даст нам информацию о состоянии здоровья всех остальных. Но из-за его неспособности соблюдать это соглашение мы узнали и другие имена. Единственное недомогание, которое он помнит, – операция грыжи, когда Билли было 9 лет («Дэвиду всегда 9 лет»), и это Дэвиду делали операцию. У Аллена резко суженное поле зрения, но у остальных зрение нормальное…
Примечание. Прежде чем идти в комнату для обследования, я поговорил с ним о сущности предстоящего обследования, рассказав о нем в деталях. Обратил внимание на то, что необходимо будет проверить результаты операции грыжи и состояние простаты путем обследования прямой кишки в виду ненормального мочеиспускания. Он очень разволновался, зрачки и губы быстро задвигались, очевидно, он так разговаривал с другими. Он нервно, но вежливо сказал мне: «Это может привести в смятение Билли и Дэвида, потому что Челмер именно так четыре раза изнасиловал каждого, когда мы жили на ферме. Челмер был нашим отчимом». Он еще добавил при этом, что мать, о которой написано в истории семьи, – это мать Билли, «но не моя мать – я не знаю своей матери»».
Розали Дрейк и Ник Чикко, терапевты, работавшие по программе «мини-группы» во флигеле Уэйкфилд-Коттедж, посещали Миллигана ежедневно. Каждый день в десять часов утра и в три часа пополудни семь или восемь пациентов флигеля собирались группой, чтобы заниматься какой-либо деятельностью по программе трудотерапии.
21 марта Ник привел Миллигана из палаты, которая теперь запиралась только на ночь, в комнату трудотерапии. Стройный двадцатисемилетний техник-психиатр с бородой и двумя серьгами – в виде тонкой золотой петли и с янтарем – в левом ухе слышал о враждебном отношении Миллигана к мужчинам из-за сексуального насилия, перенесенного в детстве. Его интересовало явление множественной личности, хотя сама эта идея внушала ему недоверие.
Трудотерапевт Розали, голубоглазая тридцатилетняя блондинка, раньше не сталкивалась с множественной личностью. Но после предварительного инструктажа доктора Хардинга она поняла, что персонал разделился на два лагеря: тех, кто верит, что у Миллигана множественная личность, и тех, кто считает его уголовником, симулирующим экзотическую болезнь, чтобы привлечь к себе внимание и избежать срока за изнасилование. Розали очень старалась быть объективной.
Когда Миллиган сел в конце стола, подальше от других, Розали Дрейк сказала ему, что вчера пациенты мини-группы решили сделать коллажи, с помощью которых они могли сказать что-то о себе тому, кого любят.
– У меня нет никого, кого бы я любил и для кого хотел бы сделать коллаж, – заявил Билли.
– Тогда сделай его для нас, – сказала Розали. – Все делают коллажи. – Она показала лист поделочной бумаги, с которой работала. – Ник и я тоже их делаем.
Розали издали следила, как Миллиган взял лист бумаги и стал вырезать фотографии из журналов. Она слышала об умении Миллигана рисовать и теперь, глядя на застенчивого, спокойного пациента, с интересом ждала, что он будет делать. Он работал молча, спокойно. Когда он закончил, Розали подошла и посмотрела.
Коллаж поразил ее. В центре листа был изображен испуганный, плачущий ребенок, а под ним подпись: «Моррисон». Над ним нависал злобный мужчина и красным было написано слово «опасность». В нижнем правом углу был череп. Розали тронула простота выражения и глубина чувств. Она не просила делать ничего подобного и вовсе не такое ожидала увидеть. Чувствовалось, что этот коллаж рассказывал мучительную историю, он буквально вызывал дрожь. В этот момент ее сомнения исчезли. Не имело значения, что думали другие относительно Миллигана, но этот человек не был социопатом, находящимся в разладе с обществом. У Ника Чикко сложилось такое же мнение.
Когда доктор Джордж (так его называли сотрудники и пациенты, чтобы отличить от его отца, доктора Джорджа Хардинга-старшего) стал читать журналы по психиатрии, он обнаружил, что болезнь, известная как множественная личность, со временем прогрессирует. Доктор позвонил разным психиатрам, и все они сказали почти одно и то же: «Мы ознакомим вас с тем немногим, что нам известно, но эта область почти не изучена. Вам придется идти на ощупь».
Все это должно было потребовать гораздо больше времени и усилий, чем доктор Джордж предполагал вначале. Он уже не знал, правильно ли поступил, приняв этого пациента в самый разгар выборной кампании и программы расширения клиники. Но Билли Миллиган должен стать целостной личностью; к тому же столь редкий случай позволит психиатрии раздвинуть пределы знаний о человеческом разуме.
Прежде чем представить в суд заключение о состоянии пациента, доктор должен будет изучить историю Билли Миллигана. Принимая во внимание столь сильную амнезию, это представлялось серьезной проблемой.
В четверг 23 марта Гэри Швейкарт и Джуди Стивенсон провели со своим клиентом целый час, воспроизводя смутно припоминаемые им события, сравнивая его рассказ с рассказами трех пострадавших, вырабатывая альтернативные судебные стратегии, в зависимости от того, какой отчет представит суду доктор Хардинг.
Оба адвоката нашли Миллигана более спокойным, хотя он жаловался, что его запирают в специальную комнату и заставляют носить специальную одежду в целях предосторожности.
– Доктор Джордж говорит, что ко мне могут относиться так же, как к другим клиентам, но здесь мне никто не доверяет. Других пациентов вывозят в фургоне на экскурсии, а меня нет. Я должен оставаться здесь. И я очень сержусь, когда меня называют Билли.
Адвокаты постарались успокоить его, объяснили, что доктор Джордж рискует, взяв на себя ответственность за него, и что он должен хорошо себя вести, чтобы не искушать терпение доктора. Джуди чувствовала, что разговаривает с Алленом, но не спрашивала имени, так как всегда боялась оскорбить собеседника тем, что она его не узнала.
|
|
|
