Крупное землевладение и хозяйство на Руси Х-ХП веков

И.Я.ФРОЯНОВ

 

 

 

 

КИЕВСКАЯ РУСЬ

Очерки социально-экономической истории

Ответственный редактор

заслуженный деятель науки,

профессор В.В.Мавродин

ЛЕНИНГРАД ИЗДАТЕЛЬСТВО ЛЕНИНГРАДСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

Памяти матери Лидии Игнатьевны Фрояновой

ПРЕДИСЛОВИЕ

Настоящая книга посвящена социально-экономическому строю Руси IX-XII вв. — теме, которой в науке, выражаясь излюбленным языком исто­риографических обзоров, повезло. Еще в дореволюционные годы сюжеты, относящиеся к социально-экономической проблематике Древней Руси, не­изменно привлекали внимание отечественных исследователей. Памятны здесь имена В.О.Ключевского, В.И.Сергеевича, А.Е.Преснякова, М. А. Дья­конова и многих других выдающихся историков. Но особенно ощутимый вклад в разработку древнерусской истории внесли советские ученые. Труды Б. Д. Грекова, Б. А. Рыбакова, М. Н. Тихомирова, Л. В. Черепнина, А. А. Зи­мина, В. В. Мавродина, Б. А. Романова, И. И. Смирнова, С. В. Юшкова ны­не составляют золотой фонд историографии Киевской Руси.

Современная концепция социально-экономического строя Киевской Руси в своих главных чертах формировалась, как известно, на протяжении 30-х и отчасти 40-х годов текущего столетия.¹ В ее создании важная (если не ведущая) роль принадлежала Б. Д. Грекову и С. В. Юшкову, чьи иссле­дования являлись высшим достижением тех лет.

Однако впоследствии оказалось, что не все их выводы и наблюдения приемлемы. Уже в середине 50-х годов Л. В. Черепнин, рассматривая по­ложение различных категорий зависимого населения в Древней Руси, заме­тил некоторую статичность в изображении Б. Д. Грековым и С. В. Юшко­вым судеб русского крестьянства, тогда как все явления социально-экономической жизни надо изучать не в статике, а в динамике. Л. В. Череп­нин отмечал, что Б. Д. Греков и С. В. Юшков, анализируя термины, обозна­чающие те или иные группы зависимого люда в Древней Руси, «показали не всегда в достаточной мере полно и отчетливо, что эти термины не просто сосуществовали, но их появление и смена в сохранившихся источниках, а также изменение содержания отражают отдельные этапы процесса возник-

¹ Мавродин В. В Советская историография социально-экономического строя Киевской Руси // История СССР. 1962. № 1. С. 55-62.

новения и развития феодальных отношений. Не всегда в трудах указанных исследователей полностью выяснено взаимоотношение отдельных разрядов крестьянства, раскрываемых источниками, относящимися к Древней Руси (IX—XII вв.), с теми категориями крестьян, о которых говорят памятники более позднего времени (XIII-XVI вв.). А для понимания истории кре­стьянства особенно важно изучить эволюцию и преемственность терминов, обозначающих различные категории сельского населения как в Древней Руси IX-XII вв., так и в более позднее время».²

Б. Д. Грекова привлекала генеральная (и это естественно) линия разви­тия общественных отношений в Киевской Руси. Поэтому он сосредоточил­ся на тех факторах, которые означали наступление нового социального строя — феодализма. Между тем институты старого порядка, восходящие к первобытнообщинному периоду, а также рабовладельческий уклад не были им достаточно изучены. И все же, несмотря на данные пробелы, представ­ления его о социально-экономической структуре древнерусского общества в немалой мере определялись мыслью о кризисе рабовладения в Древней Руси с дальнейшим необратимым убыванием рабов в вотчинном хозяйстве. Это убеждение стало весьма распространенным в историографии.³ Но вот в начале 60-х годов появляются исследования И. И. Смирнова, где показан бурный рост холопства на Руси XII в.⁴ Затем советская историография по­полнилась трудами, в которых тезис об исчезновении рабства на Руси был поставлен под большое сомнение.⁵ Историки не только констатировали из­вестную прочность рабовладения в Киевской Руси, но и говорили о су­щественном значении изучения древнерусского рабства для решения про­блемы генезиса феодализма в России.⁶ Последнее обстоятельство очень важно, ибо «рабство в громадном большинстве стран в своем развитии пре­вратилось в крепостное право»,⁷ и крепостное право раннего средневековья сохраняло «много черт древнего рабства».⁸

² Черепнин Л. В. Из истории формирования класса феодально-зависимого крестьянства
на Руси // Исторические записки. Т. 56. 1956. С. 235.

³ Колычева Е И. Некоторые проблемы рабства и феодализма в трудах В. И. Ленина и
советской историографии. // Актуальные проблемы истории России эпохи феодализма. М,
1970. С. 126.

⁴ Смирнов И. И. 1) К проблеме «холопства» в Пространной Правде. Холоп и феодаль­
ная вотчина // Исторические записки. Т. 68. 1961. С. 238-270; 2) Очерки социально-экономи­
ческих отношений Руси ХН-ХШ веков. М; Л., 1963. С. 103-229.

⁵ Колычева Е. И. Указ. соч.; ПьянковА. П. Холопство на Руси до образования Центра­
лизованного государства // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1965 г. М.,
1970.

⁶ Зимин А. А. Холопы Древней Руси // История СССР. 1965. № 6. С. 39.
¹ Ленин В И. Поли. собр. соч. Т. 39. С. 70.

⁸ Маркс К, Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 339.

Так назревала потребность снова вернуться к обсуждению социально-экономических отношений Древней Руси. К тому же побуждали и другие обстоятельства, например, рост археологических знаний. За последние два десятилетия археологи накопили обильный материал, позволяющий более детально и адекватно воспроизвести общественный строй восточных славян накануне образования Древнерусского государства.

Заметных успехов добилась этнография. Новейшие исследования эт­нографов помогают глубже понять существо семьи и общины — важней­ших подразделений древнерусского общества.

Далеко вперед продвинулось изучение истории русского языка, что дало в руки историков дополнительные средства познания древнерусской действительности.

Следует, наконец, сказать о весьма ценном пополнении арсенала пись­менных источников. Долгое время некоторые ученые, среди которых был и Б. Д. Греков, придерживались мнения об отсутствии в Киевской Руси долго­вого рабства, пока достоянием науки не стали записки Абу Хамида ал-Гарнати, посетившего Русь в середине ХП в.⁹ Из свидетельств Абу Хамида явствует, что долговое рабство на Руси той поры — заурядное явление.

В результате кропотливых архивных разысканий были найдены новые списки давно известных памятников, содержащие довольно любопытные разночтения, имеющие принципиальное значение. Так, благодаря находке В. И. Корецкого, мы теперь точно знаем, что великий князь Изяслав Мсти-славич передал новгородскому Пантелеймонову монастырю не два села (Витославиц и Смерды), как значилось в старом списке, а одно село Вито-славиц с живущими в нем смердами.¹⁰ Это уточнение очень существенно, если учесть чрезвычайную скудость сведений о древнерусских смердах.

Но самым замечательным стало открытие нового, совсем неизвестного ранее вида исторических источников— берестяных грамот. Их ценность как исторического источника сейчас доказана вполне." А ведь именно на основе анализа берестяных грамот В. Л. Янин и А. А. Коновалов пришли к заключению, что сперва новгородские бояре собирали капиталы, чтобы позднее (в XIV—XV вв.), опираясь на них, приступить к земельным стяжа­ниям. Изучая те же грамоты, А. В. Арциховский сделал знаменательный

9 МонгайтА. Л. Абу Хамид ал-Гарнати и его путешествие в русские земли в 11 Si­ll 53 гг. // История СССР. 1959. № 1; Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131-1153 гг.). М., 1971.

10 Корецкий В. И. Новый список грамоты Великого князя Изяслава Мстиславича новго­родскому Пантелеймонову монастырю // Исторический архив. 1955. № 5.

11 Черепнин В. Л. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. М., 1969.

12 Янин В. Л. Я послал тебе бересту. М., 1965. С. 170; Коновалов А. А. Периодизация новгородских берестяных грамот и эволюция их содержания // Советская археология. 1966. " 2. С. 67-69.

вывод, что даже в XIV—XV вв. не все новгородские крестьяне потеряли свою свободу ¹³ Вскоре сходную ситуацию советские историки заметили в Северо-Восточной Руси, обнаружив там значительную прослойку свобод­ного крестьянства, объединявшегося в общины — черные волости.¹⁴

Все это не укладывалось в рамки опекаемых традицией представлений о ходе социально-экономического развития средневековой Руси. Поворот к истокам, к древнерусскому периоду нашей истории становился неизбеж­ным. В печати появился целый ряд крупных исследований, где проблемы общественного строя Древней Руси заняли центральное место.¹⁵ Отличи­тельная их особенность — поиски новых подходов, решений. Совершенно очевидно, что в данной историографической обстановке предлагаемая ра­бота — не более чем одна из возможных версий социально-экономической эволюции Киевской Руси.

Из-за условий листажа нам пришлось отказаться от подробных обзо­ров литературы. И все-таки обширная историография темы, множество раз­личных точек зрения по отдельным вопросам обусловили наличие в книге соответствующих экскурсов и справок, необходимых, чтобы читатель яснее видел меру самостоятельности наших наблюдений и выводов.

В книге исследуются наиболее существенные компоненты социально-экономической структуры Руси IX—XII вв.: семья, община и общинные формы землевладения, крупное землевладение и хозяйство, зависимое на­селение.

Взгляд на социально-экономическое развитие Киевской Руси, пред­ставленный в настоящей работе, тесно связан с пониманием роли крупного землевладения в процессе генезиса феодализма. В литературе по этому во­просу нет единства. Многие советские историки усматривают в крупном

13 Арциховский А В Новгород Великий в XI-XV веках//Вопросы истории 1960 №9
С 30-31 — В значительной мере меняет наши привычные представления о статусе свобод­
ного общинника в Киевской Руси интересное исследование Е Д Романовой (Романова Е Д. Свободный общинник в «Русской Правде»//История СССР 1961 № 4)

14 Смирнов И И Заметки о феодальной Руси // История СССР 1962 №2, Алексе­
ев Ю Г 1) Волость в Переяславском уезде XV в // Вопросы экономики и классовых отноше­
ний в русском государстве XII—XVII вв М; Л, 1960, 2) Аграрная и социальная история Се­веро-Восточной Руси XV-XVI вв М, Л, 1966, 3) Черная волость Костромского уезда XVв// Крестьянство и классовая борьба в феодальной России Л, 1967, 4) Крестьянская волость в центре феодальной Руси XV в // Проблемы крестьянского землевладения и внутренней по­литики России Л, 1972

15 ЧерепнинЛ В 1) Общественно-политические отношения в Древней Руси и Русская Правда // Новосельцев А П и др Древнерусское государство и его международное значение М, 1965, 2) Русь Спорные вопросы истории феодальной земельной собственности в IX — XV вв //Новосельцев А П и др Пути развития феодализма. М, 1972, Зимин А А Холопы на Руси М, 1973, Мавродин В В Образование Древнерусского государства и формирование древнерусской народности М, 1971, Покровский С А Общественный строй древнерусского государства // Труды Всесоюзн юридич заочн ин-та Т XIV М, 1970

землевладении главный фактор феодализации. Однако существует и дру­гое мнение. Так, А. Я. Гуревич полагает, что «генезис феодализма заключа­ется — если взять наиболее кардинальную линию этого процесса — не в складывании крупного поместья (роль которого в системе феодальной экс­плуатации не приходится оспаривать), а в таком изменении положения кре­стьянства, при котором оно становится объектом эксплуатации со стороны господствующего класса, какую бы специфическую форму эта последняя не принимала, вотчинной эксплуатации или государственной, ренты продук­тами или барщины, сопровождалась ли она „закрепощением» крестьян или только лишением их полноправия».¹⁷ Свои наблюдения А. Я. Гуревич рас­пространяет и на Русь.¹ Нам представляется, что автор недоучитывает зна­чения земли в ранних обществах.

А. Я. Гуревич отталкивается от доклассового общества, где якобы «че­ловек не относился к земле как к чему-то внешнему и постороннему ему самому. Земля была условием его существования, но о каких-либо исклю­чительных правах на определенные пространства земли еще не могло быть и речи, во всяком случае до тех пор, пока не приходили в столкновение два коллектива (племени, поселения), претендовавшие на одну и ту же зем­лю».¹⁹ Спрашивается, какой этап доклассового общества имеется в виду? Ведь на протяжении первичной формации отношение к земле менялось. Важно и то, о какой земле идет речь о необработанной или же об окульту­ренной, о бесхозяйной или же являющейся местом охоты и промыслов. Это — весьма существенные детали.²⁰ Известно, что эпоха варварства была наполнена межплеменными войнами, вызывавшимися то нарушением гра­ниц, то притязанием разных племен на какую-нибудь территорию.

А. Я. Гуревич прав, когда говорит о минимальных возможностях письменных и археологических источников, с помощью которых исследо­ватель реконструирует поземельные отношения варваров. Тем досаднее, что он не воспользовался материалами этнографической науки. А именно эти материалы свидетельствуют о наличии в бесклассовом обществе права

16 Греков Б Д Киевская Русь М, 1953 С 258-261, Неусыхин А И Возникновение за­
висимого крестьянства как класса раннефеодального общества в Западной Европе VI—VIII вв
М 1956 С 23, Поршнев Б.Ф. Феодализм и народные массы М, 1964 С 33—43, Сказкин С Д
Очерки по истории западноевропейского крестьянства М, 1968 С 93-114, Носов Н Е О двух
тенденциях развития феодального землевладения в Северо-Восточной Руси в XV-XVI вв //
Проблемы крестьянского землевладения и внутренней политики Л, 1972 С 44

17 Гуревич А Я 1) Свободное крестьянство феодальной Норвегии М, 1967 С 27,
2) Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе М,1970 С 11,41,45,57,183-184

18 Гуревич А Я Проблемы генезиса С 56

19 Там же С 28

20 Шапиро А.Л. О природе феодальной собственности на землю // Вопросы истории
1969 № 12 С 65

собственности племени на свою землю, о существовании широких ничей­ных полос, пролегавших между племенами.

Переселения племен тоже сопровождались борьбой за земли, о чем пи­сали еще дореволюционные историки.²¹ И даже сорвавшись с обжитых зе­мель, варвары не всегда отрешались от них и помнили о своих владельче­ских правах на покинутые края.²²

В аграрном обществе феодальная рента есть прежде всего земельная рента. Данное положение остается для нас в силе, несмотря на красочные примеры внеземельного характера феода, приводимые А. Я. Гуревичем, включая и тот пикантный эпизод, когда в качестве лена выступает... пуб­личный дом.²³ Последнее обстоятельство доказывает лишь ту очевидную истину (в справедливости которой, надеемся, не сомневается и сам А. Я. Гуревич), что отношения в упомянутом доме бесконечно далеки от феодальных производственных отношений, а доходы, собираемые владель­цем его, ничего общего не имеют с неоплаченным прибавочным трудом.

Нет слов, в таких странах, как Англия, Норвегия, Русь, пожалования отдельным лицам права сбора кормлений и податей имели немаловажное значение в росте феодализма. Но ведь сам А. Я. Гуревич признает, что фео­дальное освоение пожалованных территорий происходило позже времени пожалования.²⁴ И это освоение, по нашему глубокому убеждению, было не чем иным, как утверждением права собственности на подведомственную территорию. Следовательно, и тут мы приходим к старой проблеме: фор­мированию крупного землевладения. Значит, своеобразие становления феодализма в указанных странах заключалось только в специфике складывания крупного землевладения, без которого феодальные отношения становятся настолько неуловимыми, что нельзя понять, где кончается простое подданство и начинается феодальный строй. Власть над людьми — еще не феодализм. Он появляется тогда, когда властвование соединяется с крупным землевладением, являющимся основой феодализма.²⁵

21 Погодин А. Л. Из истории славянских передвижений. СПб., 1901. С. 114.

22Прокопий Кесарийский. История войн римлян с персами, вандалами и готами // За­писки историко-филологического ф-та Петербург, ун-та. Ч. XXVIII. СПб., 1891. С. 153-154.

23 Гуревич А. Я. Проблемы генезиса... С. 55.

24 Там же. С. 45.

25Шапиро А. Л. О природе феодальной собственности на землю // Вопросы истории. 1969. Х° 12. С. 58 — 66. — В своих суждениях А. Я. Гуревич не одинок. Сходные построения заметны не только у специалистов по западному средневековью, но и у тех, кто изучает древнерусскую историю. — См.: Колеснщкий Н. Ф. К вопросу о раннеклассовых общест­венных структурах. // Проблемы истории докапиталистических обществ. Кн. 1. М., 1968. С. 635-636; Данилова Л. В. Дискуссионные проблемы теории докапиталистических об­ществ // Там же. С. 43, прим.; Кизилов Ю. А. 1) Предпосылки перехода восточного славянства к феодализму // Вопросы истории. 1969. Х°3; 2) Спорные вопросы истории древнерусского феодализма// История СССР. 1973. № 5.

В этой связи необходимо остановиться на одной концепции, согласно которой формирование феодального землевладения в ранней фазе древне­русского феодализма шло преимущественно за счет «окняжения земли», т.е. установления верховной феодальной собственности на землю.²⁶ Какие факты дают основание авторам данной концепции для подобного рода за­ключений?

Обычно они прибегают к летописным текстам, повествующим о дан­нических отношениях среди восточнославянских племен, и находят там указания, подтверждающие якобы их точку зрения. «Из летописи,— пи­шет, например, Л. В. Черепнин, — можно заключить, что одновременно с установлением даннической от себя зависимости отдельных славянских земель князья стремились освоить территории путем строительства там кре­постей, где селились их дружинники. В 882 г. Олег „нача городы ставити, и устави дани словеном, кривичем и мери..." Через двести с лишним лет, в 1096 г., другой Олег, князь черниговский, „перея всю землю Муромску и Ростовьску, и посажа посадникы по городом, и дани поча брати"».²⁷ Такое толкование летописи нам кажется сомнительным. Из рассказа о строитель­ной деятельности Олега никак не явствует, что города им возводились в землях словен, кривичей и мери. Но если даже это и было, то Олеговы го­рода ничто не мешает воспринимать как укрепленные пункты, служащие местом сбора дани, а отнюдь не свидетельством освоения земель, принад­лежащих покоренным племенам. Столь же неубедительна и ссылка на со­бытия 1096 г., когда князь Олег, одержавший верх над Изяславом, «перея», по выражению летописца, Ростовскую и Муромскую земли и стал собирать дань. Перед нами банальная сцена междоусобной борьбы потомков Яросла­ва, в которой сегодня везло одному князю, а завтра — другому. Понятно, почему Олег, став калифом на час, старался использовать миг удачи, чтобы пополнить свой карман. Однако вскоре он бежал, преследуемый Мстисла­вом.²⁸

Обложение данью в X—XII вв. не сопровождалось, по нашему глубо­кому убеждению, сменой форм земельной собственности и установлением феодальной верховной собственности на землю.²⁹

26 Черепнин Л. В. 1) Основные этапы развития феодальной собственности на Руси (до XVII в.) // Вопросы истории. 1953. № 4; 2) Русь. Спорные вопросы... // Новосельцев А. П. и др. Пути развития феодализма. М., 1972. С. 149-155; РаповО. М. 1)К вопросу о земельной ренте в Древней Руси в домонгольский период // Вестник Московск. ун-та, история. 1963. № 1; 2) О некоторых аспектах княжеского землевладения в Киевской Руси // Становление раннефеодальных славянских государств. Киев, 1972.

27 Черепнин Л. В. Русь. Спорные вопросы... // Новосельцев А. П. и др. Пути развития феодализма. М., 1972. С. 151.

28 Повесть временных лет. Ч. 1.М.;Л., 1950. С. 168-170.

29 См. раздел о данниках настоящей книги.

«Рассматривая крестьянские земли как государственные, — продолжа­ет Л. В. Черепнин, — княжеская власть начинает по своему усмотрению их отчуждать, причем вместе с крестьянами. От XII в. об этом имеются уже ясные свидетельства».³⁰ Далее следуют ссылки на грамоты князей Мстисла­ва Владимировича и Всеволода Мстиславича, передавших Юрьеву мона­стырю Буйце, рель на Волхове и Терпужский погост Ляховичи, а также на грамоту Изяслава Мстиславича, по которой Пантелеймонов монастырь по­лучил село Вистославиц со смердами.³¹ Отдавая волость Буйце, Мстислав Владимирович осуществлял не земельное пожалование, а передачу права сбора волостных доходов.³²

В Терпужском погосте Ляховичи А. Л. Шапиро видит небольшое кня­жеское владение, в котором жили княжеские холопы-«люди» и содержа­лись кони.³³ Трактовка грамоты, предложенная А. Л. Шапиро, представля­ется Л. В. Черепнину спорной: «Во-первых, ничем не доказано, что это до-мениальная, а не черная земля, во-вторых, ниоткуда не следует, что „лю­ди" — это холопы, а не крестьяне».³⁴ Мы позволим себе сказать наоборот: у Л. В. Черепнина тоже ничем не доказано, что это черная земля, а не доме-ниальная и ниоткуда не следует, что «люди» — это крестьяне, а не холопы. Стало быть, тут правомерны два толкования. Однако позиция А. Л. Ша­пиро, полагаем, ближе к истине. Ведь термин «люди» в XII-XIII вв., по наблюдениям самого Л. В. Черепнина, кроме свободного населения, обозна­чал и крестьян, находившихся в зависимости от князя как вотчинника,³⁵ иными словами, входивших в домениальное хозяйство. Особенно же при­мечательна формула грамоты «и с людьми и с коньми», которая скорее указывает на личный характер зависимости этих людей от князя, нежели на какой-нибудь иной.

Не говорит нам о распоряжении общинными землями и пожалование Изяславом Мстиславичем Пантелеймонову монастырю села Витославиц с живущими там смердами, ибо последние, по нашему мнению, составляли разряд несвободного населения, происхождение которого связано с поселе­нием пленников на государственных землях.³⁶

Таким образом, новгородские жалованные грамоты XII в. не содержат данных, подтверждающих мысль о наличии в Древней Руси феодальной

30 Черепнин Л. В. Русь. Спорные вопросы... // Новосельцев А. П. и др. Пути развития феодализма. М., 1972. С. 153.

31 Там же.

32 См. с. 404-405 настоящей книги.

33 Аграрная история Северо-Запада России. Л., 1971. С. 67.

34 Черепнин Л. В. Русь. Спорные вопросы... // Новосельцев А. П. и др. Пути развития
феодализма. М., 1972. С. 154.

35 Черепнин Л. В. Из истории формирования... // Исторические записки. Т. 56. С. 236-237.

36 См. раздел о смердах настоящей книги.

верховной собственности на землю. Напомним, кстати, о весьма любопыт­ных итогах исследования С. М. Каштанова, с большой тонкостью раскрыв­шего социально-политический смысл богословской преамбулы жалованных грамот. «В XII в., — отмечает он, — передача князем монастырю земли, людей, скота, движимого имущества и пошлин не интерпретировалась в качестве „пожалования", нося в значительной мере характер частной сдел­ки. С одной стороны, это говорит о феодальной незрелости монастырского землевладения XII в. даже в Новгороде, от которого только и дошли кня­жеские грамоты монастырям. Монастыри еще не были политической орга­низацией в полном смысле слова. С другой стороны, здесь можно усмот­реть и отсутствие у князей функции распорядителей государственных зе­мель и прав: они распоряжаются лишь своими землями, имуществом и до­ходными статьями».

В очень сложное положение ставят себя сторонники теории верховной собственности на Руси Х-ХП вв., когда у них речь заходит о генезисе фео­дализма в целом. Становление феодализма, согласно Л. В. Черепнину, со­вершалось в двух направлениях. Во-первых, происходила экономическая дифференциация общины-верви, «росла частная, а затем и феодальная соб­ственность на землю. Во-вторых, шло освоение общинной земли и подчи­нение свободных общинников путем распространения на них суда и дани государственной (княжеской) властью как органом правящего класса. Оба эти процесса развивались одновременно и взаимно переплетались, ибо формирование государства было связано с расслоением общины и по­явлением частной собственности и классов феодального общества, а укреп­ление государством верховной собственности на землю являлось одним из рычагов феодализации».³⁸ Мы сильно сомневаемся в том, что в эпоху гене­зиса феодализма процесс роста феодального землевладения на базе разло­жения общины и «окняжение земли» могли уживаться, а тем паче перепле­таться друг с другом, поскольку эти процессы взаимоисключающие. На са­мом деле, для того чтобы образовалась феодальная собственность на землю в результате экономической дифференциации общинников, необходимо наличие свободного крестьянского землевладения, необходим аллод как экономическая предпосылка феодализма. Но установление верховной соб­ственности князя на общинные земли есть ликвидация свободной земель­ной собственности крестьян, знаменующая переворот в землевладении. По­явление крестьянского аллода из недр феодальной верховной собственно­сти на землю немыслимо ни теоретически, ни конкретно исторически.

37 Каштанов С. М. Богословская преамбула жалованных грамот// Вспомогательные
исторические дисциплины. Т. V. Л., 1973. С. 95.

38 Черепнин Л. В. Русь. Спорные вопросы... // Новосельцев А. П. и др. Пути развития
феодализма. М., 1972. С. 150.

Единственный здесь выход (правда, довольно надуманный)— признание того, что упомянутые два процесса протекали чересполосно. Но Л. В. Че-репнин настаивает именно на их переплетении. В результате получается странный социальный гибрид: смерд, сидящий на государственной (княже­ской) земле и уплачивающий дань (феодальную ренту), одновременно яв­ляется и крестьянином-аллодистом.³⁹

Итак, доводы сторонников идеи о существовании в Древней Руси фео­дальной верховной собственности на землю не убеждают. И мы остаемся в ряду тех историков, которые считали, что генезис феодализма — проблема, непосредственным образом связанная с возникновением и ростом крупного землевладения, покоящегося на частном праве. Следовательно, степень раз­вития данной формы феодального землевладения отражает уровень феода­лизации в Киевской Руси. Это разъяснение необходимо для того, чтобы чи­татель отчетливо представлял наш подход к решению вопроса об общест­венном строе Руси X— XII вв. Надо, однако, сказать, что в настоящей книге нет очерка, характеризующего в общем плане социальный строй Древне­русского государства. Без изучения социально-политических институтов такой очерк был бы поспешным и во многом умозрительным. Поэтому мы сочли целесообразным дать его во второй части нашего исследования, по­священного социально-политическим отношениям в Киевской Руси.

39 Там же. С. 156, 176-182.

Часть первая

НЕКОТОРЫЕ ЧЕРТЫ

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО

РАЗВИТИЯ РУСИ IX-XII веков

О ФОРМАХ ОБЩИННОГО ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЯ В КИЕВСКОЙ РУСИ

В основе социально-экономических перемен, совершающихся в любом аграрном обществе, лежат сдвиги в поземельных отношениях. Это целиком относится и к Древней Руси IX—XII вв. — стране по преимуществу земле­дельческой. Социально-экономические связи той поры нельзя рассматри­вать, абстрагируясь от общины, являвшейся важнейшим компонентом об­щественной структуры. Следует, однако, иметь в виду, что история не знала общины, данной раз и навсегда; она имела несколько типов общинных ор­ганизаций, которые ошибочно было бы ставить все на одну доску: «Подоб­но геологическим образованиям, есть и в исторических образованиях ряд типов — первичных, вторичных, третичных и т. д.».¹

Устанавливая общую собственность на землю, свойственную доклассо­вой формации, Ф. Энгельс воссоздал присущую ей градацию, показав слож­ный характер первобытного землевладения. Согласно Ф. Энгельсу, земля находилась в собственности племени, которое распоряжалось земельным фондом, передавая его «в пользование сначала роду, позднее самим родом — домашним общинам, наконец, отдельным лицам».² Эта многоступенчатая система земельных отношений в пербовытнообщинном мире недостаточно учитывается историками, изучающими землевладение в ранний период рус­ской истории. Обычно они исследуют проблему по линии патриархальная община— соседская община— крупное землевладение, перенося центр тя­жести на процесс экономического распада первобытного строя и возникно­вения феодализма.³ Между тем без пристального внимания к первобытной

¹ Архив К. Маркса и Ф. Энгельса, кн. I. M.; Л., 1928. С. 278.

² Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 161.

³ Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 523-525; Юшков С. В. Общественно-полити­
ческий строй и право Киевского государства. М, 1949. С. 41-42; Черепнин Л. В. Основные
этапы развития феодальной собственности на Руси (до XVII века) // Вопросы истории. 1953.
№ 4. С. 46-53; Очерки истории СССР. Кризис рабовладельческой системы и зарождение фео­
дализма на территории СССР III—IX вв. М., 1958. С. 832, 833, 842, 853, и др. исследования.

иерархичности в поземельных отношениях многие явления, связанные с землевладением на Руси IX-XII вв., будут не вполне правильно поняты.

При всей чрезвычайной скудости источников, поднимающих завесу над социально-экономической историей восточных славян, предворяющей образование Киевского государства, мы все же располагаем некоторыми сведениями, бросающими какой-то свет на интересующие нас сюжеты. Первый источник, к известиям которого обращаемся, Повесть временных лет. Описывая быт полян, монах-летописец сообщает: «Полем же жившем особе и володеющем роды своими, иже до сее братье бяху поляне, и живяху кождо с своим родом и на своих местех, владеюще кождо родом своим».⁴ Б. Д. Греков, толкуя содержание приведенного отрывка, писал; «Тут мы имеем указания на то, что летописец все-таки знал кое-что о далеком про­шлом славян и говорит нам о форме их древнейших общественных отно­шений, называя ее родом».⁵ Но информация, которую несет источник, и богаче и разнообразнее, чем кажется с первого взгляда. Идеей рода глубина ее не исчерпывается. Уже начальная фраза наводит на размышления. «По­лем же жившем особе», — читаем в летописи.⁶ Как понять это замечание? Видимо, поляне жили отдельно от других, представляя нечто единое, распа­давшееся на подразделения, именуемые родами («и володеющем роды свои­ми»), причем каждый род жил «на своих местех», управляясь самостоятельно («владеюще кождо родом своим»). Итак, поляне, жившие особняком, являли собой нечто целое, собранное из родов, занимающих свою территорию. Под целым надо, по всей видимости, понимать племя, существующее «особе» от других племен. Значит, летописец нарисовал общественную систему, замк­нутую, с одной стороны, родом, а с другой — племенем.

Чтобы лучше уяснить вопрос, обратимся к Л. Моргану. Об ирокезах он рассказывает следующее: «Территория племени состояла из фактически заселенной им местности, а равно окружающего района, в котором племя охотилось и занималось рыбной ловлей и который оно было в состоянии охранять от захвата других племен. Вокруг этой территории лежала широ­кая полоса нейтральной, никому не принадлежавшей земли, отделявшей их от ближайших соседей, если те говорили на другом языке, и менее опреде­ленно ограниченная полоса, если эти племена говорили на диалектах одно­го и того же языка. Вся эта не имеющая точно определенных границ об­ласть, независимо от ее величины, составляла владение племени, при­знавалась таковой другими племенами и охранялась самими владельцами».⁷ Но наличие племенных территорий присуще не только американским ту-

⁴ Повесть временных лет. Ч. I. М.; Л, 1950. С. 12. Далее — ПВЛ. Ч. I.

⁵ Греков Б. Д. Киевская Русь. С. 79.

⁶ Летописец неоднократно отмечает это: «...полянам же жившем особе» // ПВЛ. Ч.
С. 11; «...полянам же живущим особе, яко же рекохом» //Там же. С. 14.

⁷ Морган Л. Древнее общество. Л., 1934. С. 67.

земцам, оно составляет глобальную особенность родо-племенного строя.⁸ Взяв в соображение нейтральные земли, отделявшие племена, легко пой­мем почему автор Повести так настойчиво подчеркивает: «Полем же жив­шим особе». Не представляет неразрешимой загадки и указание летопис­ца насчет полян, которые «живяху кождо с родом своим и на своих местех». В нем мы видим свидетельство о родовом землевладении у восточных сла­вян.⁹ К аналогичному выводу пришел и М. В. Колганов в своей книге о соб­ственности в докапиталистических формациях. Таким образом, у нас есть основания говорить об общинном землевладении, племенном и родовом, у восточных славян накануне образования Древнерусского государства.

Со временем собственность на землю племени и рода перестраивалась. «Возрастающая плотность населения, — пишет Ф. Энгельс, — вынуждает к более тесному сплочению как внутри, так и по отношению к внешнему миру. Союз родственных племен становится повсюду необходимостью, а вскоре делается необходимым даже и слияние их и тем самым слияние отдельных племенных территорий в одну общую территорию всего народа».¹¹ В резуль­тате землевладение еще больше дробилось: часть земли принадлежала селу, а земли, на которые село не претендовало, были «в распоряжении сотни; то, что не попадало в надел сотни, оставалось в ведении всего округа; оказывав­шаяся и после этого неподеленной земля — большей частью очень значи­тельная площадь— находилась в непосредственном владении всего наро­да».¹² Важно при этом помнить, что в ведение народа поступали незанятые, бесхозяйные, по выражению Ф. Энгельса, земельные массивы.¹³

Древнерусские археологические источники хорошо согласуются с на­рисованной выше картиной. После тщательного изучения погребального обряда, распространенного среди радимичей, вятичей и дреговичей, Г. Ф. Соловьева сумела выделить ряд локальных групп в областях, заселен­ных этими племенами. У радимичей она нашла 8 таких групп, вятичей — 6 и у дреговичей — 2.¹⁴ Каждая группа, по мнению Г. Ф. Соловьевой, пред­ставляла собой первичное племя, а совокупность их — племенной союз. ⁵

8 См.: Маркс К, Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 92-93; Морган Л. Указ. соч. С. 40.

9 По словам Л. Моргана, суждения которого разделял Ф. Энгельс (Маркс К. и Эн­гельс Ф. Соч. Т. 21. С. 121), «у латинских земледельческих племен одни земли находились в коллективном владении каждого племени, другие-— во владении родов...» // Морган Л Указ. соч. С. 167. И еще: «...переведенные в Рим роды, равно как и начальные латинские и сабин­ские роды, остались территориально обособленными» // Там же. С. 178.

10 Колганов М. В. Собственность. Докапиталистические формации. М, 1962. С. 144.

11 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 164.

12 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 330.

13 См. там же. С. 495.

14 Соловьева Г. Ф. 1) Славянские племенные союзы по археологическим данным. Авто-реф. канд. дис. М., 1953. С. 10-12; 2) Славянские союзы племен по археологическим мате­риалам V1II-XIV вв. н. э//Советская археология. XXV. 1956. С. 156-165.

15 Соловьева Г. Ф. 1) Славянские племенные союзы... С. 13; 2) Славянские союзы..// Со-

Картографирование остатков восточнославянских поселений VIII— IX вв., расположенных в лесостепной полосе, показывает, что они размеща­лись «гнездами, по 3-4 поселения, отстоящих одно от другого до 5 км».¹⁶ По данным же Б. А. Рыбакова, число поселений-городищ в гнезде достига­ло 5, 10, 15.¹⁷ Любопытно и то, что сгусток поселков (гнездо) отделялся от себе подобных незаселенной полосой в 20-30 км.¹⁸ Размеры гнезд, как счи­тает Б. А. Ры<

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: