Контрольная робота по теме «Миф и мифология»

(курс «Культурология»)

 

 

1. Миф — повествование, передающее представления людей о мире, месте человека в нём, о происхождении всего сущего, о богах и героях.

Слово «миф»— происходит из древнегреческого. Первоначально под ним понималась совокупность абсолютных (сакральных) ценностно-мировоззренческих истин, противостоящих повседневно-эмпирическим (профанным) истинам, выражаемым обыкновенным «словом» (ε̉ποζ), отмечает проф. А. В. Семушкин[2]. Начиная с V в. до н. э., пишет Ж.-П. Вернан, в философии и истории «миф», противопоставленный «логосу», с которым они изначально совпадали по значению (только впоследствии logos стал означать способность мышления, разум), приобрёл уничижительный оттенок, обозначая бесплодное, необоснованное утверждение, лишенное опоры на строгое доказательство или надёжное свидетельство (однако, даже в этом случае он, дисквалифицированный с точки зрения истинности, не распространялся на священные тексты о богах и героях).

Преобладание мифологического сознания относится главным образом к архаической (первобытной) эпохе и связывается прежде всего с её культурной жизнью, в системе смысловой организации которой миф играл доминантную роль. Английский этнограф Б. Малиновский отвёл мифу в первую очередь практические функции поддержания традиции и непрерывности соответствующей культуры.

Как отмечал А. А. Потебня, «язык есть главное и первообразное орудие мифологии», её нельзя мыслить вне слова, а потому она принадлежит словесности и поэзии. Поскольку мифология осваивает действительность в формах образного повествования, она близка по своей сути литературе и исторически предвосхитила многие её возможности и оказала на её раннее развитие всестороннее влияние. Мифы очень долго служили в качестве важнейшего источника сведений о прошлом, составляя большую часть известных исторических трудов античности, например Геродота и Тита Ливия.

Однако, как отмечает Джордж Шёпфлин (англ.), «главное в мифе — это содержание, а вовсе не соответствие историческим свидетельствам». В мифах события рассматриваются во временной последовательности, однако зачастую конкретное время события не имеет значения и важна только отправная точка для начала повествования.

В XVII в. английский философ Фрэнсис Бэкон в сочинении «О мудрости древних» доказывал, что мифы в поэтической форме хранят древнейшую философию: моральные сентенции или научные истины, смысл которых скрыт под покровом символов и аллегорий.

Как отмечается учёными, в современности реалии мифа имеют не познавательный, а поведенческий характер, как форма знания он утрачивает свою актуальность, однако как побуждение к действию не исчерпал свои возможности[6]. Отдельно отмечается, что в отличие от древних времён, в настоящее время мифологизируется не природа, а социальная и эмоциональная жизнь человека[6]. По некоторому мнению, в современной культуре наблюдается процесс ремифологизации, когда мифологическое мировосприятие увеличивает сферу своего влияния и местами, в частности в искусстве, политике и даже науке начинает играть значительную, порой даже определяющую роль.

 

 

2. Пространство и время всегда интересовали людей. Данные феномены были экзистенциально близки человеку, ибо он непосредственно жил в них, но одновременно они выступали для него и некой внешней силой, которой он не мог противостоять. Неслучайно их рациональное понимание остается одной из сложнейших проблем вплоть до наших дней. Не всегда представления о пространстве и времени так сильно зависели от физико-геометрических знаний, как это характерно для современного сознания, что дает повод задуматься о том, а не являются ли они таким же преходящим моментом исторического развития, который, возможно, будет вскоре преодолен?

И не рано ли мы отбросили те представления о пространстве и времени, которые господствовали в более древние периоды человеческой истории? Поэтому для лучшего понимания пространства и времени как важнейших феноменов человеческой культуры и существенных характеристик нашего личного бытия необходимо вспомнить и проанализировать те представления о них, которые существовали в прошлом.

Одним из важнейших атрибутов бытия всегда выступало пространство. Человек всегда живет в нем, осознавая свою зависимость от таких его характеристик, как размеры, границы, объемы, Он измеряет эти размеры, он преодолевает границы, он заполняет объёмы, т.е. он сосуществует с пространством.

Мифологическое пространство, в которое изначально был погружен человек и представления о котором ему никогда не удавалось изжить полностью, обладает целым рядом важных свойств, на которых необходимо специально остановиться.

В архаичной модели мира пространство одухотворено и разнородно. Это не хаос и не пустота. Оно всегда заполнено вещами. В этом смысле мифологическое пространство всегда противостоит хаосу. Одновременно оно и не физическая характеристика бытия, а живое, пульсирующее и упорядочивающее мир начало, тогда как хаос является образованием, в котором порядок еще отсутствует. Это некоторая причина, из которой далее будут возникать различные свойства бытия.

Поэтому если мы сравним различные «мифы творения», то во всех увидим процесс постепенного оформления Хаоса, его переход из неоформленного состояния в пространство, как нечто оформленное. Так, например, в пеласгических мифах из Хаоса возникает «Эвринома, богиня всего сущего», которая обнаруживает, что ей не на что опереться, поэтому она отделяет небо от моря, положив начало оформлению пространства. В олимпийском мифе творения из Хаоса возникает мать-Земля. У Гесиода в его философском мифе творения все происходит от союза Темноты и Хаоса. Таким образом, пространство возникает как упорядочивание хаоса посредством его заполнения различными существами, растениями, животными, богами и т.д. Это особым образом организованная совокупность объектов и процессов.

Для мифологического пространства характерно свойство спирального развертывания по отношению к особому мировому центру как некой точке, «через которую как бы проходит стрела развития, ось разворота». Такое значение сохраняется и в современном языке, в частности в русском, где пространство ассоциируется с понятиями, обозначающими «расширение», «простирание», «рост». В отечественной традиции пространство также устойчиво связывается с открытостью, отсутствием границ, с тем, что выражается емким полисемантичным словом «воля». Эту филологическую связь понятия пространства (и времени) с особенностями их восприятия в различных культурах использует, например, Г. Гачевдля построения концепции «национальных вариантов» образов пространства и времени.

Кроме того, пространство развертывается организованно, закономерно. Оно состоит из частей, упорядоченных определенным образом. Поэтому познание пространства изначально основано на двух противоположных операциях — анализе (членении) и синтезе (соединении). В мифологическом сознании это реализуется в виде особых принципов. Например, в годовом ритуале расчленения жертвы (образ старого мира) и затем собирания в единое целое ее отдельных частей на стыке старого и нового годов4 фиксируется распадение этого старого мира (пространственно-временного континуума) и переход к новому. Одновременно этот же момент лежит в основе более позднего понимания «относительно однородного и равного самому себе в своих частях пространства», что, в свою очередь, приводит к идее его измерения. Однако основной характеристикой мифологического пространства все же считается разнородность и прерывность, т.е. в первую очередь его качественная расчлененность, а не количественная гомогенность.

Не случайно в архаическом сознании для пространства характерна культурная значимость места, в котором может оказаться человек. Центр пространства — это всегда место особой сакральной ценности. Внутри географического пространства оно ритуально обозначается некими особыми знаками, например камнем, храмом или крестом. Периферия пространства — это зона опасности, которую в сказках и мифах, отражающих указанное понимание, должен преодолеть герой. Иногда это даже место вне пространства (в неком хаосе), что фиксируется в выражениях «иди туда, не знаю куца». Победа над этим местом и злыми силами обозначает факт освоения пространства, т.е. «приобщение его космизированному и организованному "культурному" пространству».

Такое понимание в снятом виде сохраняется и в наше время. Достаточно указать на особого рода ритуальные культурные пространства, где наше поведение должно подчиняться фиксированным требованиям и традициям. Так, на кладбище недопустимы смех и танцы, а в дружеской праздничной компании на лоне природы, наоборот, странно выглядит кислое и угрюмое выражение лиц. Здесь культурное качество пространства задает и определенное качество наших внутренних переживаний, и определенное качество поведения, хотя чисто физически или геометрически данные фрагменты земного пространства ничем не отличаются от иных его участков.

Еще одним важным свойством архаических представлений о пространственном устройстве бытия служит его не только «горизонтальная», но и «вертикальная» стратификация. Практически во всех мировых мифологических системах пространство делится на подземное, земное и небесное, где живут души усопших людей и темные существа подземного мира, связанные с хаосом и смертью; смертные люди; бессмертные боги. Каждое из этих трех вертикальных пространств, наряду с общими свойствами (оппозиция центра и периферии, динамичность, качественность), имеет и свои особенности. Пространство подземного мира в целом враждебно и чуждо для человека, земное — обыденно и привычно, а надземное — всегда чудесно и благодатно. Траектория движения вниз всегда пространственно неблагоприятна и вынуждена, направление же вверх, напротив, желанно и благоприятно.

Наконец, важнейшим свойством мифологического пространства выступает то, что оно не отделено от времени, образуя с ним особое единство, обозначаемое как «хронотоп». К примеру, в надземном мире время течет медленнее, чем в земном, словно приближаясь к вечности. В силу этого герой мифа может узнать там о своей грядущей судьбе и будущих событиях земного плана. Несколько дней, проведенных там, могут равняться земному году и даже десятилетиям.

Подводя некоторый итог, можно сказать, что пространство в мифологическую эпоху трактовалось не как физическая характеристика бытия, а как своеобразное космическое место, в котором развертывалась мировая трагедия борющихся друг с другом богов, персонифицированных добрых и злых сил природы, людей, животных и растений. Это было вместилище всех предметов и событий, жизнь которых была в пространстве определенным образом упорядочена и подчинена общим закономерностям. Это был образ прежде всего культурного пространства, которое было иерархически упорядочено и качественно разнородно, а потому и его отдельные места были наполнены специфическими смыслами и значениями для человека. Отсюда позже появится знаменитый шекспировский образ мира как театра, на сцене которого разыгрывается бесконечная трагедия жизни, а люди выступают как актеры.

От времени человек ощущал в древности еще большую зависимость, так как с ним было связано понимание смерти: остановки как его индивидуального времени, так и неизбежного исчезновения всего, что для него было значимо и дорого в мире: от родных и близких до любимых вещей. Человек имманентно жил в этом времени и боялся его. В древнегреческой мифологии Крон, один из сыновей-титанов Урана, по наущению матери, мстившей за сброшенных в Тартар сыновей-киклопов, восстает против отца и оскопляет его серпом. Последнее дает возможность позже трактовать имя «Крон как Chronos — «отец-время» с его неумолимым серпом». Этот образ неумолимости серпа времени как всесокрушающей силы, перед которой ничто не может устоять, прочно входит в человеческую культуру. Крон получает власть над Землей, зная, однако, по предсказаниям, что его должен свергнуть один из, сыновей. Тогда он пожирает всех сыновей, но одного из них — Зевса — удается спрятать. Зевс в конце концов побеждает Крона, и эта победа имела столь огромное значение, что трактуется как начало нового времени, времени царствования олимпийцев.

Таким образом, время в архаическом мифологическом сознании — это прежде всего некоторое «первовремя», которое отождествляется с «прасобытиями», своеобразными кирпичиками мифической модели мира. Это придает времени особый сакральный характер со своим внутренним смыслом и значением, которые требуют особой расшифровки. Позже указанные «первокирпичики» времени преобразуются в сознании человека в представления о начальной эпохе, которая может конкретизироваться противоположным образом: либо как «золотой век», либо как изначальный хаос.

Мифическое время обладает свойством линейности. Оно первично разворачивается из нулевой точки, из момента творения мира. До времени первотворения не было и самого времени, «но эта модель постепенно... перерастает в другую — циклическую модель времени». Свойство цикличности (повторяемости) времени, подпитываясь повседневным бытом и практикой хозяйственной деятельности (суточные, месячные, сезонные, годовые, двенадцатилетние и прочие циклы), постепенно глубоко закрепляется в сознании человека и фиксируется в различного рода календарных и сезонных ритуальных праздниках, основанных на воспроизведении событий мифического прошлого, поддерживающих порядок и гармонию мирового целого.

Таким образом, подводя некоторые итоги мифологическим представлениям о пространстве и времени, мы получаем далеко не тривиальные выводы, которые не позволяют данные представления рассматривать как порождения примитивного сознания. Особенно это относится к пониманию тесной взаимосвязи пространства и времени, цикличности и линейности в существовании мира. Пространственно-временной континуум в мифологическом сознании выступает как основной параметр устройства Космоса. В Космосе имеются особого рода сакральные точки (места), которые представляют собой центры мира. В образнометафорической форме это суть точки «начала во времени, т.е. времени творения, воспроизводимого в главном годовом ритуале, соответственно, сакрально отмеченных точек пространства— "святынь", "священных мест" и времени — "священных дней", "праздников"».

Иначе говоря, изначальный хаос упорядочивается посредством исходных пространственно-временных отношений и основанных на них структурообразующих ритуальных действиях. Все это определяет причинные схемы мирового развития посредством некой меры, «которой все соответствует и которой все определяется, мирового закона типа rta в Древней Индии, Дике или логоса у древних греков, Маат у древних египтян и т.п.».

Мы не случайно уделили столь большое внимание мифологическим взглядам на пространство и время. Господство физических моделей скрыло от нас тот факт, что человек имел когда-то совсем другие пространственно-временные представления. Они, как показывают современные научные исследования, содержали в себе глубокие интуитивные догадки и прозрения, истинность которых, конечно, уже на ином фактическом и концептуальном материале, наука подтверждает только сегодня.

Это позволяет твердо утверждать, что неверно судить о каких-то всеобщих проблемах и закономерностях мирового бытия с позиций только физической картины мира, которая, как оказывается, подвержена более резким и быстрым изменениям, чем общефилософские или даже мифические представления о мире. Для этого достаточно сопоставить современные физические теории и физический взгляд на мир XVIII в. Они разительно отличаются друг от друга, и особенно в понимании пространственно-временных отношений. Как это ни парадоксально, но архаический взгляд на них глубже, интереснее и эвристичнее для современного научного дискурса, нежели механистические научные модели времени и пространства.

Неудивительно, что, в силу своей принципиальной значимости для человека, категории пространства и времени с самого начала метафизических (и прежде всего онтологических) исканий философии оказываются на первом плане. Остаются они в центре философского внимания и по сию пору, породив целый вал соответствующей литературы. При этом никак нельзя сказать, что метафизические представления о времени и пространстве приобрели сегодня сколь-нибудь законченный характер. Скорее мы могли бы солидаризироваться с одним из классиков их анализа — Аврелием Августином, который писал: «Что же такое время? Если никто меня о том не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему — нет, не знаю...».

Указанные сложности в понимании категорий пространства и времени придают данной проблеме широкий комплексный характер. Поэтому философское понимание пространства и времени, с одной стороны, всегда сопряжено с развитием всего комплекса наук (а не одной только физики) и учитывает их позитивные результаты, а с другой — опирается на собственные теоретические наработки в русле целостного онтологического подхода к их истолкованию.

Многоаспектное содержание категорий пространства и времени и не утихающие вокруг этого научные и философско-онтологические споры говорят об очень важных фактах: во-первых, о том, насколько глубоко укоренены наши сегодняшние философские представления о бытии (и в том числе представления о пространстве и времени) в толще всей человеческой культуры, включая ее и рациональные, и внерациональные компоненты; во-вторых, о том, насколько тесно внутри самой философской онтологии переплетены проблемы философии природы, спекулятивной метафизики и антропологии. Как мы увидим ниже, специфическая пространственно-временная определенность свойственна и природным процессам, и культурному и духовно-экзистенциальному бытию человека.

 

3. Человек в мифе может являться как герой. Нередко герой воспринимается именно как человек, просто особого качества. Человек выступает также в качестве первопредка, родоначальника.

Обычный, заурядный человек как отдельная обособленная личность в мифе обычно не присутствует. Он существует здесь лишь в составе общности «люди», «народ».

Люди создаются высшими существами, богами. Человек – объект творения. Цель создания – служить высшим существам. Божество возлагает на людей задачу и контролирует ее исполнение, поощряя или наказывая людей в свой час. Человек, таким образом, выступает, как и герой, в качестве посредника между богами и миром. Нередко судьба людей подчинена предопределению, назначена богами. Иногда, однако, людям дается свобода в тех или иных пределах. В некоторых мифах природа человека крайне сложна и проблематична. Человек смертен, греховен, иногда преступен.

Особый персонаж – земная, смертная женщина. Она является объектом посягательств для богов и предметом любовного чувства для героя. Герой спасает женщину (девушку) от смертельной угрозы. Иногда герой пользуется ее помощью. В другом случае герой должен озаботиться возвращением похищенной жены – или сам возвращается к ней, преодолевая расстояния и преграды. Нередко женщина в мифе – источник несчастий и бед.

Особое положение у человека в библейском мифе. Здесь он находится в центре мироздания. Адам – наместник Бога на земле. Его судьба провиденциально связана с судьбами вселенной. Он ведет диалог с Богом. Огромное значение имеют также Авраам, Исаак, Исав, Иосиф, Моисей и другие персонажи Библии. В христианском мифе человек призван к богосыновству и к бессмертию. Положение человека акцентировано и выявлено также двойной, богочеловеческой природой Иисуса Христа. Христос – полностью Боги полностью человек.

Душа есть особая качественная субстанция, связанная с человеком или героем. Это своего рода дух человека или героя.

Душа – основа и причина существования человека. Она нередко дается ему свыше. Душа – зерно личности. Она детерминирует человека.

Душа конкретна, иногда неповторима.

Душа – жизненная сила. Подчас она идентична самой жизни. Ее уход равнозначен смерти. Сама же она часто бессмертна, сохраняет жизненную силу и после того, как человек уйдет из этого мира.

Душа может отделяться от тела на какое-то время (время сна) и путешествовать. Результат странствия души – вещие сны.

Душа связана с дыханием, дуновением. По-гречески душа, псюхе, – дыхание. Та же связь прослеживается в иврите и латыни. Отсюда и выражение «испустить дух».

После смерти человека душа, согласно некоторым мифам, может вселяться в иное живое существо – ворона, лебедя, жука, бабочки, мыши, жабы, пчелы, змеи, осы... С этим связаны разнообразные реинкарнационные представления.

Душа может и вернуться к человеку, когда тот воскреснет. Телесное воскресение обещают Ригведа, Ветхий Завет, Новый Завет.

Душа невидима, но может быть увидена (тень; отражение в зеркале; отражение в воде; портрет), неслышима, но может говорить. Она бесплотна и потому всепроникающа, но может и обладать некой тонкой эфирной материей, а потому – нуждаться в физических условиях существования (еде, тепле и пр.). Душа пребывает везде, идентична телесности. Но иногда ее местопребывание в теле человека обозначено более локально: сердце, кровь или кости.

Душа способна чувствовать. Она создана любить или ненавидеть. Иногда она обладает сложным строением, включающим разум и похоть. У Платона душа трехмастна: рациональная – в голове, эмоционально-гневная – в груди, похотливая – в брюшной полости. В зависимости от доминирования в человеке той или иной душевной части должно складываться и деление общества на философов, воинов и ремесленников-земледельцев. По Платону, бессмертна лишь высшая часть души. Человек может быть обладателем нескольких душ, имеющих разные свойства (в мифах Египта душ было пять).

В душе выявляет себя небеспричинность человека. Он существует не сам собой, есть что-то, что держит его и хранит его в целости-сохранности. Душа связана с духом-хранителем человека.

Парадоксально формулирует представление о значений души Иисус Христос: «Кто хочет душу свою спасти, тот погубит ее; кто погубит душу свою ради Меня, тот найдет ее» (Мф. 16.25).

 

 

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: