Волшебство хрустального шара

Роберт Лоуренс Стайн

Волшебство хрустального шара

 

Ужастики – 12

 

«Р.Л. Стайн «Волшебство хрустального шара»»: ООО «Росмэн‑Издат»; М.; 1999

ISBN 5‑8451-0012‑7

Перевод с английского Т. Сафроновой

Оригинал: Robert Stine, “Be Careful What You Wish For...”

 

Аннотация

 

Жизнь невезучей Саманты Бёд, которую все называют просто Сэм, резко меняется после встречи со странной женщиной, которая обещала выполнить три желания девочки. Интересно, что она загадала…

 

Роберт Лоуренс Стайн

Волшебство хрустального шара

 

На математике Джудит Бэллвуд нарочно подставила мне подножку. Слишком поздно я заметила мелькнувшую в проходе ее белую теннисную тапочку. Я шла с тетрадью к доске, уткнувшись в свои каракули и пытаясь разо­брать их, чтобы написать задачу. И, не успев затормозить, я споткнулась и растянулась на полу, сильно ударившись коленками и локтя­ми. Естественно, из тетради посыпались лист­ки и разлетелись повсюду.

Весь класс хохотал и улюлюкал, пока я пы­талась подняться. Джудит и ее подружка Анна Фрост заливались больше всех. Мне же было не до смеха: боль пронзила меня с ног до голо­вы. Наконец я встала и принялась собирать тетрадные листки, чувствуя, что покраснела как рак.

— Отличное движение, Сэм! — крикнула, ухмыляясь, Анна.

— Мгновенное перемещение! — выкрикнул кто-то еще.

Я подняла голову, чтобы увидеть триумф в зеленых глазах Джудит.

Я самая высокая девочка в моем седьмом клас­се. Нет. Не совсем так. Я самый высокий ребенок в моем седьмом классе. По крайней мере, я на пять сантиметров выше своего приятеля Кори Блинна, а он самый длинный мальчишка.

И я самая высокая из всех недотеп, которые когда-либо спотыкались на ровном месте. При всем этом я грациозна. Да-да, рост и строй­ность, возможно, еще ни о чем не говорят. И тем не менее можете мне поверить, это дей­ствительно так.

Но почему всех так возбуждает, когда я спо­тыкаюсь о корзинку для мусора, или роняю поднос в столовой, или растягиваюсь, не уви­дя, что кто-то подставил подножку? Джудит и Анна просто жестокие, и больше ничего. Я знаю, за глаза они меня зовут Аист. Об этом мне говорил Кори. А Джудит еще вдобавок на­смехается над моей фамилией: Бёд^*.

— Почему ты не улетаешь, Птица?— Она ча­стенько задает мне такой вопрос, и они с Ан­ной хохочут, будто это самая смешная шутка, которую им когда-либо доводилось слышать.

— Почему ты не улетаешь, Птица? Ха-ха. Замечательно сострили.

Кори считает, что Джудит просто завидует мне. Но это же глупо. С какой стати ей завидо­вать: ведь она-то не двухметровая каланча. Для двенадцатилетней девочки рост 155 сантимет­ров идеален. Она изящна, спортивна и на са­мом деле очень хороша: кожа цвета сливок, ог­ромные зеленые глаза, волнистые рыжие во­лосы до плеч. Чего ради ей завидовать?

Кори просто хочет успокоить меня.

Как бы то ни было, я собрала все свои лист­ки и засунула их обратно в тетрадь. Шэрон спросила, все ли со мной в порядке. (Шэрон — это наша учительница. В средней школе Монтроуз мы зовем учителей по имени.)

От дрожи в локтях можно было с ума сой­ти, но я пробормотала, что все нормально, и принялась писать на доске задачу. Мел ужас­но царапал; все тяжко вздыхали. Но что же делать? Мне никогда не удавалось писать ме­лом без скрежета. В конце концов, это же не смертельно!

Я слышала, что Джудит нашептывает Анне очередную колкость в мой адрес, но не разо­брала какую. Оглянувшись, я увидела, что они хихикают и ухмыляются. А у меня в доверше­ние ко всему не решалась задача. Какая-то ошибка была в уравнении, и я никак не могла найти ее.

Шэрон в страшном свитере цвета шартреза стояла позади меня, скрестив на груди тощие руки. Губы ее шевелились, пока она читала, что я написала, ища ошибку.

Конечно же, Джудит подняла руку и вы­крикнула:

— Я знаю, в чем дело, Шэрон. Бёд не умеет складывать. Четыре и два будет шесть, а не пять.

Я почувствовала, что опять краснею. Что бы я делала без Джудит, которая указывает на мои ошибки всему классу? Все снова засмеялись.

Даже Шэрон улыбнулась. А мне приходилось стоять и проглатывать все это. Старушка Са­манта, местный клоун! Недотепа класса! Дрожащей рукой я написала правильные цифры. Но как же я была зла! На Джудит. На себя. Правда, я сдержалась и спокойно возвратилась на место, даже не взглянув на Джудит, когда проходила мимо нее. Я вела себя как ни в чем не бывало до урока по домоводству, перед ко­торым у нас ленч. Тогда-то все и произошло.

 

Дафна — наша учительница по домоводству Мне она нравится. Она полная, веселая жен­щина, с несколькими подбородками и с хоро­шим чувством юмора. В школе идет слух, что Дафна всегда заставляет нас печь торты, пиро­ги и шоколадное печенье с орехами, чтобы съесть их после урока, когда все уйдут.

Мне кажется, говорить так недостойно, но, может быть, в этом есть доля истины. Урок домоводства сразу после ленча, поэтому нам не особенно хочется есть. Да и многое из того, что мы готовим, не пойдет на корм и собакам. По­этому все и остается в классе. Но я всегда с не­терпением жду этого урока. Во-первых, Даф­на веселая учительница, во-вторых, это един­ственный предмет, по которому не задают до­машних заданий. Портит все только присут­ствие Джудит.

В столовой у нас с Джудит произошла не­большая стычка. Я села на самом дальнем кон­це стола специально подальше от Джудит, но все равно услышала, как она говорит двум вось­миклассницам:

— Сегодня на математике Птица пыталась полететь.

Все засмеялись и уставились на меня.

— Ты подставила мне подножку, Джудит! — гневно закричала я.

Рот мой был набит яичным салатом, кото­рый тут же вывалился на подбородок. Вновь все загоготали.

Джудит опять что-то сказала, но сквозь шум в столовой я не расслышала ни слова. Она ухмыльнулась мне, встряхнув рыжими волосами.

Тут я не выдержала и решительно встала, со­бираясь подойти к ней. Не знаю, что именно я хотела сделать, но я так разозлилась, что не могла даже думать.

К счастью, тут появился Кори. Он кинул на стол свой ленч, повернул стул спинкой к столу (как всегда он это делал) и уселся.

— Сколько будет четыре и два? — поддраз­нил он.

— Сорок два, — ответила я, вращая глазами, и затем с горечью спросила: — Ты что, веришь Джудит?

— Конечно, я ей верю, — сказал он, откры­вая свою коричневую коробку для ленча. — Джудит — это Джудит.

— Что ты этим хочешь сказать? — огрызну­лась я.

— Не знаю, — пожал он плечами.

Кори довольно симпатичный парень. У него красивые темно-карие глаза, длинноватый нос и смешная кривая улыбка, а также отличная шевелюра, но он никогда не причесывается. Поэтому никогда не снимает кепку. На кепке изображена эмблема «Орландо Мэджик», но Кори не интересуется, а может быть, и не зна­ет такой команды. Ему просто эта кепка по душе.

Он заглянул в коробку и состроил рожу.

— Опять?! — спросила я, стирая салфеткой яичный салат со своей футболки.

— Ага, опять, — мрачно ответил он и достал свой обычный ленч, который всякое утро де­лал ему отец: сандвич с жареным сыром и апельсин. — Гадость!

— Почему твой отец дает тебе каждый день поджаренный сыр? — поинтересовалась я. — Ты не сказал ему, что к ленчу он остывает и ста­новится как резина?

— Сказал, — вздохнул Кори, держа в руке половину сандвича и рассматривая его, будто экземпляр для лабораторного исследования. — Он сказал, что в нем много протеина.

— Что пользы от протеина, если ты всякий раз выкидываешь его в помойку? — спроси­ла я.

Кори криво усмехнулся:

— Я не сообщал ему, что всякий раз выки­дываю его в помойку. — Он засунул разломан­ный сандвич обратно в коробку и принялся чистить апельсин.

— Хорошо, что ты здесь оказался, — сказала я, проглатывая последний кусочек сандвича с яичным салатом. — А то я уже собиралась подняться и пойти прибить Джудит.

Мы оба посмотрели на другой конец стола.

Джудит и две восьмиклассницы, откинувшись на стульях, над чем-то смеялись. Одна из них, кажется, показывала остальным картинку из своего журнала «Люди».

— Не вздумай убить Джудит, — посоветовал Кори, продолжая чистить апельсин. — У тебя возникнут неприятности.

Я презрительно засмеялась:

— Ты шутишь? Меня наградят!

— Если ты убьешь Джудит, вашей команде больше никогда не выиграть, — сосредоточась на апельсине, заметил он.

— О, как жестоко! — воскликнула я и запус­тила в Кори смятой в шарик фольгой. Отско­чив от его груди, она упала на пол.

Конечно, он был прав. Джудит — лучший игрок нашей команды «Мустанги Монтроуза». Она — единственный хороший игрок. Она действительно прекрасно вела мяч и метко бросала.

А я, несомненно, была худшим игроком команды.

Я это признаю. Недотепа, подобная мне, вряд ли может сильно помочь на баскетболь­ной площадке.

На самом деле я не хотела играть: знала, что только подведу

Но Элен, наш тренер по баскетболу, настоя­ла на том, чтобы я вошла в команду

— Сэм, ты такая высокая! — сказала она. — Тебе-то и играть в баскетбол! Ты создана для баскетбола!

Создана! Да я от природы нерасторопна!

Я не могу забросить ни одного мяча, даже штрафного. Особенно штрафного.

А когда бегу, мяч все время попадает по моим фирменным кроссовкам. И хотя я и высокая, руки у меня маленькие, поэтому мяч я не умею ни хорошо пасовать, ни принимать.

Предполагаю, что Элен получила урок: вы­сок — еще не игрок.

Теперь ей просто неловко вывести меня из команды. И я стараюсь, выкладываюсь на тре­нировках. Все еще надеюсь, что смогу играть лучше. Хуже уже некуда.

Если бы только Джудит была такой класс­ной! И если бы она лучше относилась ко мне!

Но, как заметил Кори, Джудит — это Джу­дит. Она всегда орет на меня во время трени­ровок, делает посмешищем, заставляет почув­ствовать настоящей коротышкой (иногда я и сама того желаю).

«Птица, ну почему ты не отвяжешься от нас и не улетишь?»

Если она еще раз это скажет, я чем-нибудь ее тресну. Правда.

— О чем ты думаешь, Сэм? — послышался голос Кори.

— О Джудит, о ком еще? — прошептала я. — Мисс Совершенство.

— Эй, прекрати, — сказал он, разделяя апельсин на дольки. — Ты тоже не лишена до­стоинств.

— Неужели? — огрызнулась я. — Ну и что же это за достоинства? Что я высокая?

— Нет. — Он наконец-то отправил апельси­новую дольку в рот.

Я не видела, чтобы кто-либо еще так долго возился с апельсином!

— Ты к тому же замечательная, — сказал он. — И смешная.

— Премного благодарна, — нахмурилась я.

— И ты великодушна, — добавил он. — Ты столь великодушна, что хочешь предложить мне картофельных чипсов из того пакетика, правда?

Он налетел на пакетик прежде, чем я успела схватить его сама. Не трудно было догадаться, что он расточает мне комплименты не просто так. Я смотрела, как Кори расправляется с мои­ми чипсами. Меня он даже не угостил. Про­звенел звонок, и я побежала на урок по домо­водству. А там я потеряла всякий контроль над собой.

Вот что случилось. Мы готовили пудинг из тапиоки. Это довольно трудоемкое занятие. У каждой из нас было по оранжевой миске для смеси, а ингредиенты лежали на длинном сто­ле, рядом с плитой.

Сам процесс приготовления пудинга меня полностью поглотил. Смесь была приятной и вязкой, и, когда я взбивала ее длинной дере­вянной ложкой, получался замечательный звук: булък-бульк. Почему-то мои руки были липкие. Наверное, я испачкала их сладкой смесью. Отставив миску, я стала вытирать руки о фартук. Вообще, надо сказать, что сегодня у меня получалось все довольно аккуратно. На столе лишь несколько лужиц пудинговой сме­си, большая часть которой все-таки осталась в миске. И тут я подняла глаза и увидела рядом Джудит. Это меня немного удивило, так как она работала в другом конце комнаты у окна. Мы обычно старались встать как можно дальше друг от друга. На лице Джудит светилась эта ее странная улыбочка. Вдруг она сделала вид, что споткнулась. Готова поклясться, она только сделала вид! И вылила все содержимое своей миски на мои ноги. На мои новехонькие голу­бые ботинки.

— Ой! — сказала она. И все. Просто «ой!».

Я посмотрела на свои новые башмаки, по­крытые вязкой желтой смесью. Вот тогда-то мое терпение лопнуло. С сердитым рычанием я схватила Джудит за горло и стала душить. Я не собиралась делать ничего подобного. Навер­ное, это было временное умопомрачение. Баш­маки ведь были совершенно новые. Джудит со­противлялась и старалась издать хоть какой-нибудь звук. Она вцепилась в мои волосы и пыталась царапаться. Но я крепко держала се горло и рычала, как разъяренный тигр. Даф­не пришлось растаскивать нас. Она оттащила меня за плечи и втиснула свое большое тело между нами так, что мы перестали видеть друг друга.

ятяжело дышала. Моя грудь вздымалась и опускалась.

— Саманта! Саманта! Что ты творишь! — надо полагать, кричала Дафна.

На самом деле я не слышала ее. В ушах так шумело, будто я стояла у водопада. Наверное, это от ярости. И вдруг я оттолкнулась от стола и побежала из комнаты. Оказавшись в пустом холле, я остановилась. Что делать дальше?

«Если бы я могла загадать три желания, — пронеслось у меня в голове, — я бы задумала... Изничтожить Джудит! Изничтожить Джудит! Изничтожить Джудит!»

Не знала я тогда, что мои желания действи­тельно могут исполниться.

 

Втащив меня обратно в класс, Дафна заста­вила нас с Джудит пожать друг другу руки и принести извинения. Я подчинилась. В про­тивном случае меня бы выгнали из школы.

— Я действительно не нарочно, — прошеп­тала Джудит. — Что это на тебя нашло, Бёд? По-моему, не очень-то похоже на извинение. Но я дала ей руку. Мне не хотелось, чтобы родителей вызвали в школу, потому что их дочь пыталась удавить свою одноклассницу.

После занятий я объявилась — с неохотой — на тренировке по баскетболу. Я понимала: не приди я, Джудит всем растрезвонит, что она меня отпугнула. Но еще я пришла потому, что знала, как не хочет этого Джудит. Мне каза­лось, что это достаточно веская причина. Впро­чем, нужно было разрядиться, пробежать по двору туда-сюда не одну сотню раз, чтобы вы­пустить пар. Следовало пропотеть, чтобы из­бавиться от чувства неудовлетворенности, по­скольку не удалось придушить Джудит.

— Давайте сделаем несколько коротких кругов, — предложила Элен.

Некоторые заныли, но не успела Элен дать свисток, как я уже начала пробежку.

Все были в шортах и майках. А Элен в сером спортивном костюме, который сильно болтал­ся на ней. Она — такая прямая и худенькая, с курчавыми рыжими волосами — походила на спичку. Очень спортивной Элен не была. Ког­да-то она рассказывала нам, что работала тре­нером баскетбольной команды для девочек, потому что платили надбавку, а ей нужны были деньги.

После пробежки тренировка пошла обыч­ным чередом. Джудит и Анна все время пере­брасывались друг с другом мячом. Они сдела­ли массу бросков: в прыжке, из-под корзины, даже крученых. Остальные пытались не отста­вать от них. Я же старалась быть незаметной. Во мне все еще кипело после несчастья с пу­дингом, и я, по возможности, хотела избежать любого контакта с Джудит или с кем-либо еще. На душе у меня было мрачно. А уж то, что Джу­дит прыгнула выше двухметровой каланчи, по­добрала отскочивший свой мяч, послала Анне превосходный пас двумя руками, вовсе не могло поднять мне настроение.

Определенно, надо мной сгущались тучи. Анна дала мне пас. Я не поймала мяч. Он вы­скользнул у меня из рук, ударил по лбу и отка­тился.

— Осторожно, Бёд! — услышала я крик Элен.

Я старалась не показывать, что расстроена, не использовав свой первый за все время тре­нировки шанс.

Через несколько минут я заметила вновь летящий на меня мяч и услышала, как Джудит кричит:

— Лови этот. Аист!

От удивления, что она назвала меня при всех аистом, я поймала мяч. Потом начала вести к корзине, но Анна протянула руку и с легкос­тью увела его. Она повернулась кругом и по­слала мяч по дуге в корзину, и он чуть было не попал в нее.

— Отличный перехват, Анна! — прокричала Элен.

Тяжело дыша, я с ненавистью повернулась к Джудит:

— Как ты меня назвала?

Джудит сделала вид, что не слышит. Элен свистнула.

— Быстрый прорыв! — скомандовала она. Мы разбились на тройки. Быстро ведя мяч,

нужно было передавать его друг другу взад-впе­ред. Затем тот, кто находился под обручем, дол­жен был забросить мяч в корзину.

«Для меня подходят лишь медленные проры­вы», — подумала я, но старалась не отставать от других.

В конце концов, у меня самые длинные ноги. Я довольно быстро бегаю. Просто я не могу бегать и одновременно делать еще что-нибудь. Пока мы с Джудит и Анной неслись по полю, я молилась об одном: не выставить себя пол­ной идиоткой. Пот градом стекал со лба. Сер­дце бешено билось. Я приняла короткий пас от Анны, провела мяч под корзиной и сделала бросок. Мяч, не долетев до щита, стукнулся об пол. Я слышала, как засмеялись девочки на боковых линиях. Джудит и Анна, как обычно, высокомерно ухмылялись.

— Меткий глаз! — крикнула Джудит, и все снова стали смеяться.

Через двадцать минут этой нескончаемой муки раздался свисток Элен.

— Схватка! — выкрикнула она.

Это был сигнал поделиться на две части и играть команда на команду Я вздохнула, вы­тирая со лба пот тыльной стороной руки. Я ста­ралась войти в игру, изо всех сил пыталась сконцентрироваться, чтобы не испортить дело. Но я была в унынии. Игра начиналась. По сви­стку мы с Джудит одновременно подлетели к мячу. Каким-то образом, когда я, вытянув руки, пыталась его схватить, коленка Джудит пошла вверх — и попала мне в грудь. Боль была такая, что я не могла издать ни звука.

Я выдавила из себя странный прерывистый звук, похожий на крик больного тюленя, и поняла, что не могу дышать. Все вокруг ста­ло красным. Ярким мерцающим красным. По­том черным. Мне показалось, что я умираю.

Нет ничего ужаснее на свете, чем то чувство, когда перехватывает дыхание. Это жутко. Ты пытаешься дышать, но не можешь. А боль все разрастается, как будто в груди надувается воз­душный шар. Я в самом деле думала, что пре­вращаюсь в труп.

Конечно, через несколько минут я пришла в себя. У меня слегка кружилась голова, я все еще немного дрожала. Но в принципе со мной было все в порядке.

Элен попросила проводить меня в раздевал­ку Естественно, вызвалась Джудит. Она изви­нилась, пока мы шли, сказала, что это была случайность. Целиком и полностью.

Я ничего не ответила. Мне не нужны были се извинения. Мне не о чем было с ней гово­рить. Я вновь хотела задушить ее. Только те­перь за дело.

Скажите, сколько всего за один день может вытерпеть одна девочка? На математике Джу­дит подставила мне подножку, на домоводстве залила мои новые фирменные башмаки, а на тренировке по баскетболу лягнула так, что я оказалась без сознания. И теперь я в самом деле должна улыбаться и принимать извинения? Ни за что. Ни за что, даже через миллион лет.

Опустив голову, глядя в пол, я молча плелась в раздевалку.

Когда Джудит поняла, что я не куплюсь на ее дешевые извинения, она разозлилась. Представляете?! Сначала она ударяет меня в грудь коленкой, а потом она же и злится!

— Птица, почему бы тебе просто не уле­теть? — пробормотала она и затрусила обратно в спортивный зал.

Я переоделась, не приняв душа, собрала свое барахло и выскользнула из здания к велосипеду.

«Это уже предел», — решила я, ведя свой ве­лосипед через стоянку позади школы.

Спустя приблизительно полчаса полуденное небо посерело и покрылось облаками, упали первые капельки дождя. «Это предел», — повторила я про себя. Я живу в двух кварталах от школы, но я не спешила домой. Мне хотелось ехать, ехать и ехать. Просто устремиться вперед и никогда не возвращаться назад.

Я была рассержена, расстроена и плохо себя чувствовала. Но главное — озлоблена.

Не обращая внимания на начинающийся дождь, я села на велосипед и покатила в про­тивоположном от дома направлении. Я со сви­стом неслась по улице мимо двориков и домов. Я их не замечала. Я вообще ничего не замеча­ла. Только жала и жала на педали. Так хорошо было ощущать себя вне школы. Уехать прочь от Джудит.

Дождь припустил сильнее. Но мне было все равно. Я крутила педали, подставив лицо под холодные капли. Они освежали мою разгоря­ченную кожу.

Вскоре я обнаружила, что доехала до Джефферс Вудз — длинной полосы деревьев, отде­ляющей мой район от соседнего.

Узкая велосипедная дорожка петляла во­круг высоких старых деревьев, которые сто­яли по-зимнему оголенные и без листьев вы­глядели как-то уныло и заброшенно. Иногда я съезжала с дорожки, чтобы проверить, на­сколько быстро я могу ехать по ухабам и коч­кам.

Небо все темнело, сгущались черные обла­ка. Сверкнула яркая молния. Я решила, что пора поворачивать к дому. Но когда я развер­нулась, кто-то возник прямо передо мной. Женщина!

Я онемела от изумления, не ожидая кого-нибудь встретить на пустынной лесной до­рожке.

Она не была ни старой, ни молодой. На блед­ном лице выделялись темные, как два черных уголька, глаза. Густые черные волосы свобод­но лежали за спиной.

Она была одета как одевались в старину. Плечи были укутаны ярко-красной шерстяной талью. Черная юбка доходила до щиколоток.

Ее черные глаза, казалось, вспыхнули, ког­да наши взгляды встретились.

Она вроде бы смутилась.

Мне следовало бежать.

Мне надо было изо всех сил крутить педали и ехать прочь.

Если бы только я знала... Но я не скрылась, не спаслась. Вместо этого я улыбнулась и спросила: — Могу ли я чем-то вам помочь?

Глаза женщины сузились, она оценивающе посмотрела на меня.

Я встала на землю, удерживая велосипед между ног. Дождь барабанил по мостовой, ро­няя большие холодные капли.

Вдруг я вспомнила, что на моей штормовке есть капюшон. Я достала его из-за головы и накинула.

Небо окрасилось в жуткий темно-оливко­вый цвет. Голые деревья в лесу дрожали от на­летавших внезапно порывов ветра.

Женщина чуть приблизилась. Какая же она бледная! Если бы не глубокие темные глаза, которые так пристально изучали меня, я бы подумала, что это призрак.

— Я... я, кажется, сбилась с пути, — сказала она.

К моему удивлению, голос ее был совершен­но старческий, какой-то дребезжащий и сла­бый. Я искоса взглянула на нее из-под капю­шона.

Густая черная копна волос примялась дож­дем и облепила голову. Невозможно было оп­ределить, сколько женщине лет. Ей в равной степени можно было дать двадцать или шесть­десят!

— Это Монтроуз-авеню, — сказала я, пере­крикивая шум барабанящего дождя. — На са­мом деле здесь, около леса, Монтроуз закан­чивается.

Она многозначительно кивнула, поджав губы.

— Я хочу добраться до Мэдисона, — произ­несла она. — Наверное, я совсем заблудилась.

— Вы довольно далеко от Мэдисона. Это вот там, — показала я.

Она закусила нижнюю губу.

— Обычно я хорошо ориентируюсь, — кап­ризно проговорила она своим дребезжащим голосом и расправила свою красную шаль на худых плечах.

— Мэдисон вон там, на восточной сторо­не, — сказала я, поеживаясь. Дождь был холод­ным. Мне отчаянно хотелось домой, чтобы переодеться в сухое.

— Ты можешь проводить меня туда? — спро­сила женщина и схватила меня за руку.

Я чуть не вскрикнула. Ее рука была холодна как лед!

— Ты можешь проводить меня туда? — по­вторила она, придвинув свое лицо к моему. — Я тебя отблагодарю.

Она убрала руку. Но я все еще чувствовала ледяное прикосновение на своем запястье.

И почему я не убежала? Почему я не нажала на педали и не умчалась со всего духу?

— Конечно. Я покажу вам, где это находит­ся, — сказала я.

— Спасибо, милочка. — Она улыбнулась.

У нее на щеках появлялись ямочки, когда она улыбалась. Наверное, в молодости она была довольно хорошенькой.

Я повела велосипед, держа его за руль. Жен­щина шла рядом, повернув голову в мою сто­рону и пристально глядя на меня.

Дождь все лил.

Еще одна зазубренная молния пронзила оливковое небо. Ветер хлопал штормовкой по моим ногам.

— Не слишком быстро? — спросила я.

— Нет, дорогая, я успеваю, — ответила она с улыбкой.

На плече у нее висела маленькая пурпурная сумка. Чтобы она не намокла, женщина взяла ее под мышку.

Из-под длинной юбки выглядывали черные сапоги. Можно было рассмотреть крохотные пуговки, идущие по бокам сапог

Сапоги стучали по мокрой мостовой.

— Извини, что наделала столько хлопот, — сказала она, капризно закусив губу.

— Ничего страшного, — ответила я. «Единственный хороший поступок за весь

день», — подумала я, стряхивая каплю дождя с носа.

— Я люблю дождь, — заметила она, прости­рая руки навстречу дождю, подставив ладони под капли. — Ведь что еще, как не дождь, смо­ет все зло?

«Странные вещи она произносит», — решила я. Я что-то пробормотала в ответ. Интерес­но, о каком таком зле она говорит?

Казалось, ее нисколько не удручало, что длинные черные волосы совершенно промок­ли. Она шла быстрым твердым широким ша­гом, размахивая одной рукой, а другой прикры­вая свою пурпурную сумку.

Через несколько кварталов руль выскольз­нул у меня из рук. Велосипед стал падать, и, пытаясь его удержать, пока он окончатель­но не свалился, я оцарапала коленку педалью.

Ну что за клоун!

Я подняла велосипед и пошла дальше. Ко­лено ныло. Я дрожала. Ветер нес дождь прямо в лицо.

«И что я здесь делаю?» — спрашивала я себя. Лицо женщины приобрело озабоченное вы­ражение.

— Вот это дождь! — сказала она, разгляды­вая темные тучи. — Это так любезно с твоей стороны, милая, что ты решилась меня прово­дить!

— Это не такой уж крюк для меня, — вежли­во заметила я.

Всего ничего: восемь или десять кварталов!

— Не могу понять, как это я так заблуди­лась? — сказала она, качая головой. — Я была уверена, что иду в правильном направлении. А потом, когда подошла к тому лесу...

— Мы почти пришли, — сказала я.

— Как тебя зовут? — неожиданно спросила она.

— Саманта, — ответила я. — Но все называ­ют меня Сэми.

— А меня Кларисса, — представилась она. — Я — Хрустальная Женщина.

Что это значит? Я на секунду задумалась, но тут другие мысли отвлекли меня.

Было уже поздно. Может быть, мама и папа вернулись с работы. Но даже если их нет, то Рон, мой брат, наверное, пришел из школы и гадает, где я.

Прямо на нас, ослепляя огнями, катил стан­ционный фургон. Я чуть было снова не урони­ла велосипед.

Женщина шла посредине дороги. Я сверну­ла к обочине, чтобы она могла отойти в сторо­ну. Но она и не думала беспокоиться, абсолют­но не обращая внимания на то, что фары све­тили прямо в лицо.

— Осторожно! — крикнула я.

Не знаю, услышала ли она меня. Фургон, сигналя, объехал ее и скрылся из виду. Она улыбнулась мне, продолжая идти:

— Так мило с твоей стороны заботиться о совершенно незнакомых людях.

Неожиданно зажглись фонари, и мокрая улица замерцала в их свете. Все искрилось: ку­сты и ограда, трава, тротуары. Все выглядело как в сказке.

— Вот мы и пришли. Это Мэдисон, — ска­зала я, указывая на дорожный знак.

«Наконец-то», — подумала я.

Я хотела скорее распрощаться с этой стран ной женщиной и нестись домой на всех парах. Сверкнула молния.

«Какой мрачный день», — подумала я.

А потом вспомнила о Джудит.

И весь этот несчастный день предстал у ме­ня перед глазами. Я почувствовала прилив ярости.

— Где восток? — Дрожащий голос женщины прервал мои горькие мысли.

— Восток? — Я разглядывала Мэдисон в обе стороны, пытаясь вытеснить Джудит из голо­вы. Я указала.

Вдруг поднявшийся ветер швырнул дождь мне в лицо. Я крепче сжала руль.

— Ты так добра, — сказала женщина, кута­ясь в шаль. Ее темные глаза впились в мои. — Так добра. Большинство подростков вовсе не так добры, как ты.

— Спасибо, — смущенно ответила я, дрожа от холода. — Ну, до свидания, — и стала са­диться на велосипед.

— Нет, подожди, — попросила она. — Я хочу отблагодарить тебя.

— Э-э? — пробормотала я. — Нет, действи­тельно, не за чем.

— Я хочу вознаградить тебя, — настаивала женщина.

Она опять схватила меня за кисть. И я снова почувствовала холод.

— Ты была так добра, — повторила женщи­на, — так добра по отношению к совершенно незнакомому человеку.

Я пыталась высвободить руку, но у нее была поразительно цепкая хватка.

— Вы ничего не должны мне.

— Я хочу отблагодарить тебя. — И, прибли­зив свое лицо к моему, все еще держа меня за кисть, проговорила: — Я тебе скажу как. Я ис­полню твои три желания.

 

«Она сумасшедшая», — дошло до меня.

Я уставилась в ее черные как уголь глаза. Дождевая вода стекала с ее волос на бледное лицо. Я чувствовала идущий от нее холод даже через рукав ветровки.

«Эта женщина рехнулась», — думала я.

Целых двадцать минут под проливным дож­дем я шла с сумасшедшей.

— Три желания, — повторила она, понизив голос, как будто не хотела, чтобы ее еще кто-нибудь услышал.

— Нет, спасибо. Мне действительно нужно домой, — сказала я и, выдернув руку, поверну­лась к велосипеду.

— Я исполню три твоих желания. Любое твое желание сбудется.

С этими словами она осторожно что-то до­стала из сумки. Это оказался ярко-красный хрустальный шар размером с большой грейпфрут. Он светился в окружавшей нас темноте.

— Это очень мило с вашей стороны, — ска­зала я, вытирая рукой воду с велосипедного седла. — Но прямо сейчас я действительно ни­чего не хочу.

— Пожалуйста, разреши мне отплатить тебе за доброту, — настаивала женщина. Одной рукой она подняла светящийся красный шар. Ее рука была маленькой и такой же бледной, как и лицо, пальцы были очень тоненькие. — Я действительно хочу отблагодарить тебя.

— Моя... э-э... мама будет волноваться, — сказала я, поглядывая из стороны в сторону. Никого в поле зрения. Никого, кто бы защитил меня от этого лунатика, если он станет опасным.

«Интересно, в какой степени она не в себе? — мучил меня вопрос. — Может, она опасна? Не рассержу ли я ее тем, что не подыгры­ваю ей, не загадывая желания?»

— Я не шучу, — сказала женщина, прочтя сомнение в моих глазах. — Твои желания ис­полнятся. Я обещаю.

Она прищурилась. Красный шар вдруг за­светился ярче.

— Загадывай свое первое желание, Са­манта.

Обернувшись, я смотрела на нее, напряжен­но соображая. Я продрогла, промокла, прого­лодалась и была немного напугана. Я просто мечтала попасть домой и переодеться. А что, если она меня не отпустит? Что, если я не смогу от нее отделаться? Что, если она увяжется со мной домой? Я снова окинула взглядом квартал. Во мно­гих домах горел свет. Наверное, если придет­ся, я смогу добежать до одного из них и попро­сить помощи.

Но, решила я, может быть, будет проще про сто подыграть этой сумасшедшей и загадать желание.

Наверное, ее это удовлетворит, она отпустит меня и пойдет своей дорогой.

— Какое твое желание, Саманта? — потре­бовала она. Черные глаза женщины стали крас­ными, как мерцающий шар в ее руке.

Она неожиданно стала выглядеть очень ста­рой. Древней. Ее кожа была такой бледной и тонкой, что под ней, казалось, просвечива­ют кости.

Во мне все похолодело.

Я никак не могла придумать желания.

И вдруг я выпалила:

— Я желаю... стать самым сильным игроком в баскетбольной команде!

Не знаю, почему я это сказала. Думаю, что у меня сдали нервы. И еще мои мысли крути­лись вокруг Джудит и всего произошедшего в этот день, который закончился таким кош­маром на тренировке по баскетболу.

Вот такое получилось желание.

Конечно, я тут же почувствовала себя пол­ным ничтожеством. Надо же было выбрать та­кое при том, что можно было загадать все, что угодно?

Но женщина вовсе не удивилась.

Она кивнула, на секунду прикрыла глаза. Красный шар загорался ярче, ярче, вокруг меня, разлилось огненно-красное сияние. А затем вдруг погас.

Кларисса поблагодарила меня, повернулась, положила стеклянный шар обратно в свою пур­пурную сумку и быстрыми шагами пошла прочь.

Я с облегчением перевела дух. Какое счас­тье, что она ушла!

Я оседлала велосипед, развернулась и что есть силы понеслась к дому

«Отличный конец отличного дня», — с го­речью подумала я.

Попасться на удочку сумасшедшей в такой дождь!

А желание?

Я понимала, что это абсолютно глупо. Я знала, что никогда не вспомню об этом вновь.

 

Но за обедом я поймала себя на том, что ду­маю о своем желании.

Мне не давало покоя то, как этот хрусталь­ный шар разгорался странным красным пла­менем. Мама пыталась предложить мне добав­ку картофельного пюре, а я отказывалась. Это были, знаете ли, такие картофельные хлопья из коробки и по вкусу вовсе не походили на пюре из настоящей картошки.

— Сэм, надо есть больше, если хочешь стать большой и сильной, — говорила мама, держа миску с разведенными хлопьями перед моим носом.

— Мам, я не хочу больше расти! — восклик­нула я. — Я и так выше, чем ты, а мне только двенадцать.

— Пожалуйста, не кричи, — сказал папа, дотянувшись до бобовых стручков.

Консервированные стручки. Мама поздно возвращается домой с работы, и ей некогда приготовить настоящую еду.

— Когда мне было двенадцать, я была высо­кой, — задумчиво произнесла мама, передавая папе пюре.

— А потом ты усохла! — воскликнул Рон, хихикая.

Мой старший братец считает, что он необык­новенно остроумный.

— Я имею в виду, что я была высокой для своего возраста, — ответила мама.

— Ну, а я слишком высокая для своего возра­ста, — проворчала я. — Слишком высокая для любого возраста!

— Через несколько лет тебе не будет так казаться, — сказала она.

Когда мама отвернулась в сторону я скор­мила Панкину под столом немного стручков. Панкин — наша собака, маленькая коричне­вая собачонка. Он-то все съест.

— А есть ли еще фрикадельки? — спросил папа.

Он знал, что они есть, просто ему хотелось, чтобы мама встала и подала ему. Она так и сде­лала.

— Как прошла тренировка? — обратился ко мне папа.

Я состроила гримасу и опустила оба больших пальца вниз.

— Она слишком длинная для баскетбола, — прошамкал Рон с набитым ртом.

— Для баскетбола нужна выносливость, — заметил папа.

Иногда для меня остается загадкой, зачем папе говорить половину из того, что он произ­носит.

Что я, собственно, должна на это ответить? Вдруг я вспомнила о сумасшедшей и о сво­ем желании.

— Эй, Рон, не хочешь побросать мяч в корзину после обеда? — спросила я, вилкой раз­мазывая по тарелке стручки.

У нас на гараже висит обруч и прожекторы, чтобы освещать подъездную дорожку. Время от времени после обеда мы с Роном играем один на один.

Так, знаете, чтобы расслабиться перед тем, как засесть за уроки.

Рон выглянул из окна столовой:

— А дождь уже кончился?

— Да, прекратился, — ответила я. — С пол­часа назад.

— Все равно еще очень мокро, — заметил он.

— Несколько луж не смогут испортить тво­ей игры, — засмеялась я.

Рон на самом деле хорошо играет в баскетбол. Он прирожденный спортсмен. И конечно, ему не интересно ифать со мной. Он бы предпочел остаться у себя и почитать. Все, что угодно.

— У меня много уроков, — заявил Рон, на­девая на нос свои очки в черной оправе.

— Ну, недолго, — попросила я. — Немнож­ко покидаем в кольцо.

— Помоги своей сестре, — наставительно произнес папа. — Ты можешь дать ей ценные указания.

Рон с неохотой согласился.

— Но только недолго. — Он снова выглянул в окно. — Мы вымокнем.

— Я возьму полоте

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: