Немножечко о личных переживаниях.

А почему именно Я?

 

Когда человек уходит, как-то особенно остро чувствуется, что он жил. Десять лет назад по соседству со мной, за стеной, жила семья — муж и жена. Я иногда встречала их в общем коридоре, в основном, ее. Он показывался редко. И вот однажды я узнала, что муж сильно болен. У него был рак, уже начались метастазы, и счет шел буквально на недели. Мы были соседями, но даже это известие не стало поводом зайти к ним и спросить: «Как вы?» — или просто поговорить о погоде или книгах… У меня было как-то очень много дел (школа, курсы, танцы, да и просто сходить погулять с друзьями…) и совсем не находилось времени... Кажется, через месяц он умер. Меня это тогда сильно потрясло. Я очень плакала. Хотя и не знала почти этого человека, даже имени сейчас не вспомню. Наверное, от страха плакала и от чувства бессилия перед этой страшной, не понятной мне бедой.

В прошлом году мне рассказали о смерти одного парня, которого я знала. Мы не были хорошо знакомы, но иногда виделись. Это был обычный молодой человек, ничего выдающегося — парень как парень... Жил себе, сначала учился, потом где-то работал, потом не работал, потом поссорился с девушкой, впал в депрессию. Сначала его окружали какие-то люди, приятели, потом практически все перестали с ним общаться. А потом в один из обычных дней он выпил немного водки и повесился на трубе в ванной комнате. Его даже нашли не сразу…

Когда-то давно, в 2001 году, на канале ТВ-6 запустили первое российское реалити-шоу, которое называлось «За стеклом». Я хоть и была тогда ребенком, но хорошо помню эту передачу.. Может, уже даже не все помнят тех нескольких героев, которые жили какое-то время под камерами, фиксирующими каждый их шаг. Это было что-то новое для зрителя наших широт. Люди просто прилипли к экранам — так интересно было следить за совершенно банальными происшествиями, слушать пустые разговоры, наблюдать за интригами... Целую страну будоражило происходящее, а скорее — сам эффект подсматривания за людьми.

У многих из нас за стеной живут люди, чьи судьбы нам просто безразличны. Мы осознанно не хотим ничего знать об этих людях: об их проблемах, внутренних движениях, о причинах, приведших их к тому состоянию, в котором они находятся. Нам не до них. Нам хочется подсматривать за красивыми, молодыми, богатыми и успешными «за стеклом». А между собой и теми, кто за стеной, мы строим дополнительную стену отчуждения.

Каждый раз, встречая своего соседа, тихого алкоголика, который выходит из своего жилища за очередной порцией, я прохожу мимо, только иногда здороваясь, если встречусь с ним глазами (что случается редко, потому что эти люди обычно смотрят вниз, как будто сами стесняются своего существования). А совсем недавно я узнала, что он «почти интеллигент», с высшим образованием, но «такой вот неудачник»... Распространенная история.

Научиться видеть людей. Понять, что люди существуют не только тогда, когда мы на них смотрим... У каждого есть своя большая, прекрасная душа, которая живет и которая предназначена для вечной жизни. Не бояться смотреть друг другу в глаза и вообще стараться делать это чаще. Выходить из-за стен, которыми мы ограждаем себя от других. И иногда аккуратно стучать в чужие стены.

А что я могу?

Многие спрашивают меня: если я решу стать волонтёром, что мне делать, когда я приду к людям? Чем с ними заниматься? Невозможно ведь просто сидеть рядом и молчать? В чём смысл волонтёрства?

Я думаю, что смысл волонтёрства у каждого человека свой. Кого-то переполняет радость жизни. Есть любимая работа, любимый человек, друзья, хобби… Всё так хорошо, что хочется поделиться. Хочется, чтобы кто-то ещё радовался вместе с тобой: как же увлекательно жить! Сколько удивительных вещей можно делать!

Такие волонтёры обычно делают то, что радует их самих. Например, покупают бадминтон, приносят в интернат и играют с ребятами во время прогулки. Или приносят цветную бумагу и трубочки для коктейлей и мастерят вертушки. Если на них подуть, они будут крутиться. Хорошо, весело!

А ещё волонтёры могут затеять игру в «Ручеек», включить весёлую музыку. А ну-ка! Кто кого себе в пару выберет! Выбирают, как правило, волонтёров… Поэтому хорошо, когда приходит сразу несколько волонтёров….

У некоторых волонтёров есть опыт терапевтической работы с группой. Тогда получаются настоящие занятия по арт- или музыкальной терапии. Эти волонтёры приносят ватман, краски, цветной песок или музыкальные инструменты..

Есть волонтёры, которых беспокоит устройство быта в интернатах и домах престарелых. Которые готовы мыть полы и косить траву.

 

На самом же деле, такое разграничение условно. Попадает человек туда, где может силы приложить, и сам видит, на что способен. Поучить кого-то математике ил же просто почитать добрую сказку – а договариваться, к примеру, с начальством не получается. Ничего страшного – люди, которые много времени проводят в ограниченном пространстве, всему рады, за всё благодарны. Даже за простую улыбку и за бумажную снежинку.

 

В моей памяти хранится яркое впечатление от одной встречи… Иду я как-то по коридору в интернате, в закрытом отделении… Дошла до холла, где телевизор работает, а вокруг него – старушки в креслах-каталках сидят. Кто-то дремлет, кто-то на экран смотрит. И вдруг, заметила лицо, которое пристально на меня смотрело, буравя меня своим взглядом. Одна женщина сидела в кресле, отстраненно от всех, держа в руках какие – то книги. Увидев, что я приближаюсь, она вздрогнула и тихонечко попросила подойти. Я забеспокоилась: о чём нам говорить? Как мне её развлечь?

- Здравствуй,- тихо сказала она,- посиди со мной немного на диване.

 

И вот она снова уставилась на меня. Нет, не уставилась, это грубоватое слово. Она как будто «подключилась» к моему лицу. Неторопливо, внимательно. Сначала осмотрела меня – руки, плечи, подбородок. Дошла до глаз. Долго-долго вглядывалась. И тогда я вдруг поняла. Не надо ничего говорить. Не надо ее развлекать. Для неё простое присутствие рядом другого человека – огромное событие. Рассмотреть меня – целое дело. Дело, от которого можно устать – потому что на него тратится очень много сил – и остается след в душе. Воспоминание.

Нет, я, разумеется, что-то говорила, Точнее «использовала не коммуникативную функцию языка, а контактоустанавливающую», как писалось во многих учебниках по психологии. Но вскоре я замолчала. Так молча мы и сидели рядом. А потом она от меня устала. И мы попрощались.

Теперь, когда меня спрашивают: «А что я мог бы делать, как волонтёр?», я рассказываю эту историю и подытоживаю: «Можно просто побыть рядом. Это, правда, очень большое дело».

 

 

Самое трудное!

Пытаюсь прокрутить и отобрать в своей памяти тяжелые случаи из своих походов в интернаты. Но как-то вспоминаются только радостные моменты. Однако среди них, есть еще и моменты борьбы со своим эгоизмом, со своими страхами. Вот это и есть самое тяжелое. И тут всплывает в памяти один из эпизодов посещения одного хосписа…. Не здесь…В Америке….

Самое тяжелое — расставаться. Уходить. Уходить туда, где свежий воздух, деревья, снег, троллейбусы, киоск с мороженым, детский смех на площадке, где громко объявляют станции в метро, где магазины одежды, кинотеатры, дома, где живут друзья, где праздники, на которые собирается вся семья, где можно помочь соседке-старушке подняться по лестнице, где дети, которых надо встречать из школы, туда, где яркое солнце, лужи, по которым можно шлёпать, весна… Туда, где обычная жизнь, разнообразие и выбор. Это самое непростое — оставлять людей наедине со своими мыслями, с видом на стену или потолок, с телевизором, с криками соседей по палате и этажу, с ежедневным приёмом таблеток, с палатным запахом и вкусом больничных щей….

…А так, пока ты внутри, никаких сложностей. Все понимают — ты пришёл, чтобы принести пользу. И каждый готов помочь тебе стать полезным.

— Я не знаю, я боюсь ее кормить! — пугаюсь я и застываю с пакетом жидкого пюре в руке.

Это пюре — большое лакомство для тех, кому прописана протёртая еда. Джесика не видит, не говорит, в основном лежит. Я угостила ее однопалатниц: Сесилью — черничным пюре, а Мэгги — вишнёвым. У меня есть и клубничное для Джесики, но как её кормить? Вдруг подавится? Что тогда делать? Звать сестру? Да, конечно, звать сестру, но что она мне скажет, эта сестра? Скажет, чтобы я не самовольничала? Чтобы не нарушала правила? Как же мне не хочется этого слышать… Как хочется пробыть всё время, пока я там, в тихой радости совместного общения. Но как при этом угостить Джесику?!

— Я боюсь её кормить, — повторяю я скорее себе, чему кому то, но Сесилья отвечает спокойно:

— Боишься — не корми!

Я возвращаюсь к Сесилье, ставлю пакет с пюре на тумбочку. Мне грустно, что не удалось угостить Джесику, но Сесилья права. Или я так оправдываю свою несмелость? Сесилья тем временем раскрывает книгу по русскому языку. Она очень хочет учиться! Она американка, но ее далекие родственники были из России. И она с жадностью впитывает даже самые крохи знаний, как что-то далекое и родное! Мы занимаемся не спеша, шаг за шагом. Пюре Джесики стоит на тумбочке и мучает меня одним своим видом. Но тут заглядывает в палату медсестра, и я, запинаясь, прошу её забрать остальные пюре для Мегги, положить в холодильник, чтобы Мегги накормили завтра.

— Хорошо, — кивает сестра, — фамилию на пакетике подпишите! А ещё, разрешите…

Она берёт с тумбочки Сесильи и пюре предназначенное для Джесики.

— Разрешите, — продолжает сестра, — я ещё одну девочку нашу угощу! А то что это? Другие едят, а ей не дают!

И с пюре в руке она подходит к Джесике. Сажает её! И кормит сама, с ложки. Невозможно описать мои благодарность и облегчение. Я бормочу что-то вроде: «Спасибо! Я как раз для неё…» Но понимаю, что это неважно. А ещё понимаю, что эмоции у меня слишком уж бурные для такого пустячного случая. Но я тут совсем недавно. И мне так хочется быть полезной хоть в чём-то…

…Да, самое непростое — это расставаться, уходить в мир, где ты счастлив, где тебя ждут. Но если ты перед уходом оставишь Сесилье задание по русскому, попросишь написать сочинение — портрет мамы или друга, если удастся перед уходом хоть немного посмешить Джесику, если успеешь помечтать с Мегги, как к ней придёт другой, её любимый волонтёр, и поможет сделать ванну с пушистой пеной, с пузырьками, если ты вместе с Мегги нарисуешь зелёное платьице в подарок этому волонтёру, если ты пообещаешь позвонить, спросить, как дела и точно скажешь, когда сможешь приехать в следующий раз, то уходить не так тяжело и не так грустно.

 

Немножечко о личных переживаниях.

Немного хочется рассказать о посещении психиатрической больницы…

Если поддаться минутным ощущениям, то в этом отделении жутковато и сразу пробегают мурашки по коже. Ощущение, откровенно говоря, не из приятных… Иногда, проходя мимо него, можно услышать резкие крики. Побывавшие в этом отделении отмечают его специфический запах: часть пациентов не в силах самостоятельно подняться со своих коек, кормить их нужно с ложки, маленькими порциями, менять подгузники...

Было ли тяжело входить туда? Входить — да, но быть там не так уж и страшно. Страх, скорее всего, рождался от неизвестности. Зато, выходя из отделения, испытываешь умиротворение и внутренний подъем. Почему я испытывала такие чувства — не знаю. Временами даже хочется возвращаться туда снова и снова. Но иногда, чтобы пойти туда, необходимо себя пересилить… «Если не мы, то кто?» — сказали мне однажды.

Поначалу от от этого у меня горели глаза, казалось, что я спасаю мир! Ну, или хотя бы маленькую его часть. А потом начинаешь осознавать, что это не ты спасаешь, а тебя спасают — те, за кем ты ухаживаешь, кого навещаешь. Я навещала этих больных, чтобы не очерстветь. Мы порой склонны к некоторой черствости. Котенка бездомного еще пожалеем, а мимо бездомного человека или инвалида можем и равнодушно пройти... Если у тебя крест на груди, ты ведь не можешь быть равнодушным? Впрочем, я не считаю, что делала что-то особенное. «Есть возможности — помоги» — так мне думается.

Медперсонал отделения смотрит на желающих оказать бесплатную помощь больным настороженно, с непониманием и, порой мне казалось, вертя пальцем у виска. Зачем приходить сюда как минимум раз в неделю, к незнакомым людям, которые слабо тебя понимают, поздравлять их с праздниками, дарить подарки, угощать чем-то вкусным? Наверное, много причин можно назвать, почему одни люди помогают другим. Я делала это еще и для того, чтобы почаще вспоминать, что есть те, кому гораздо хуже и больнее меня.

Психиатрическая больница — это особое медицинское учреждение. Здесь лежат люди c разной степенью психического расстройства. У многих из них нет родных и близких, которые могли бы за ними ухаживать, а у медперсонала не хватает сил и времени на каждого из них. И такое положение дел — не в одних только «Новинках»…

Рискну дать дружеский совет всем, кого частенько одолевает уныние и кажется, что жизнь складывается неудачно. Когда вас одолеет скука, меланхолия или депрессия, попробуйте разогнать ее не новомодными антидепрессантами и шопингом, а помощью ближнему — тому, кто в этом нуждается. И будьте уверены, что спустя какое-то время от былой депрессии не останется и следа. Еще и пользу себе принесете.

 

Быть кому-то нужным…

В жизни каждого человека наступает такой момент, когда спрашиваешь себя, для чего ты живешь.

Последний год я много путешествовала по своей работе…и вот какие мысли забрели мне в голову….

Иногда действительно бывает так, что человеку, чтобы что-то изменить внутри, нужно покинуть место, в котором он живет. Бывают ситуации, когда обстоятельства так складываются, что остается только уехать. И человек, попав в новое место, действительно берет и начинает все с чистого листа. Но не потому, что место такое чудесное, а потому, что он, человек, захотел что-то изменить, искренне, от всего сердца. Он просит о помощи и сам делает какие-то шаги... И тогда все складывается. Но если мы думаем, что наш переезд в какую-то другую страну сам по себе решит все наши проблемы — с настроением, самореализацией, финансовым положением... то нас ждет горькое разочарование.. Везде нужно трудиться, везде предстоит борьба с трудностями, а самое главное — с самим собой: со своей ленью, своими притязаниями, своими миражами и иллюзиями о себе. Точно так же, как и в месте, где мы родились, где, по воле Божией, нам приходится жить и работать — над собой.

Этими рассуждениями я не претендую открыть кому-то некие высокие истины… Моя мысль на поверхности, для всех очевидна и ясна. Просто прочитанная случайно фраза святителя Нектария запустила в голове мыслительный процесс. И может быть, кто-то сейчас, сидя за своим привычным рабочим столом, на котором знакома каждая царапинка, прихлебывая утренний чай из любимой офисной кружки, вдохнет поглубже, улыбнется и почувствует тепло внутри. И положит еще один кирпичик на свою внутреннюю башенку счастья….

«Счастье находится в нас самих, и блажен тот, кто понял это...» (Святой Нектарий Эгинский).

И вот сейчас я вспоминаю свою поездку на Валаам…Место, где ты начинаешь смотреть на себя со стороны, совсем по-иному. Кроме, восхитительных скитов, храмов и неописуемых природных видов в моей памяти осталось еще одно удивительное место…Это кладбище. Звучит странно, но на самом деле Игуменское кладбище — одно из самых светлых и умиротворенных мест на острове. Идти туда всего минут десять, и, проделав этот недолгий путь, оказываешься в совершенно удивительном месте…

Но прежде чем рассказать об этом, хочу поведать небольшую предысторию. …Известно, что после Великой Отечественной войны было сделано распоряжение свозить на Валаам всех увечных, искалеченных людей. Страна-победитель не хотела видеть на улицах своих городов эти живые напоминания, следы войны. Строили светлое настоящее и, естественно, будущее, а эти безрукие и безногие не соответствовали представлениям о прекрасном гражданине нового мира. Так на Валааме возник дом инвалидов. О том, как они жили на острове, написано много. По рассказу Ю. Нагибина «Бунташный остров» снят фильм.

Гуляя по валаамскому кладбищу, можно повстречаться со множеством людей, когда-то живших на острове. Вот эти лица, которые смотрят немного мимо очередного прохожего, в раздумьях бредущего меж бронзовых оград, раньше были живыми… У них были непростые жизни, им выпало родиться в такую непростую эпоху. Как эти люди прожили отведенное им время? Наверное, по-разному. Об этом (или о чем-то другом) мы говорим (или размышляем), когда бредем вперед, минуя один за другим кресты и памятники.

Но вот мое внимание привлекает одна небольшая могилка, около метра в длину… Почему такая короткая? Ребенок, что ли? К невысокому памятнику с красной (советской) звездой сверху приделан крест (явно позже). На металлической пластине читаем: «…В результате ранения Григорий потерял руки и ноги, лишился речи и слуха. Война оставила ему возможность только видеть. Сын нашел отца-героя через 50 лет… Светлая память Герою Советского Союза».

 

На памятнике, конечно, не описано, каким чудесным образом сын нашел отца-героя, но эта история известна очень многим на острове. В 70-е годы на Валаам приехал художник-график Геннадий Добров, который рисовал портреты инвалидов. Эти рисунки, составившие цикл «Автографы войны», были опубликованы, и сейчас их можно найти в интернете. Пронзительные. По-другому не скажешь. В одном из портретов сын и узнал отца, но похоронить уже не успел. Тридцать лет человек прожил без возможности двигаться, разговаривать и слышать…

И много интересных историй рассказывали мне местные монахи, стоя там..рядом с этой могилой…

Григорий Волошин не причислен к лику святых, и, наверное, о его могиле почти никто не знает… Полчеловека? Сосуд для живой души?.. Если кто-то смотрел фильм Любови Аркус «Антон тут рядом», он вспомнит мальчика-аутиста, который, оставшись один, без близких людей, без любви, отказывался жить. Хотя был здоров физически. Человеческая душа не может жить без любви. А здесь душа в искалеченном теле жила столько лет. Кто-то питал ее этой пищей. Ведь сы умрем без любви…Господь не в словах, а в любящем сердце… И вот, задумайтесь, сколько было там любви тогда….

 

Мы движемся к Богу не посредством ног, но посредством любви!

И важно не утратить в себе эту способность!

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: