Глава 2 активное законотворчество. 1859—1866 гг.

ВЛАСТЬ

И РЕФОРМЫ

От самодержавной к советской России

"С.-ПЕТЕРБУРГ 1996

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ВЕЛИКИЕ РЕФОРМЫ

ПОПЫТКА ПРЕОДОЛЕНИЯ

КРИЗИСА

Глава 1

АЛЕКСАНДР II КАК РЕФОРМАТОР.

УЧАСТИЕ ИМПЕРАТОРСКОЙ ФАМИЛИИ

В ГОСУДАРСТВЕННЫХ ДЕЛАХ

Александр II. — Императрица и наследник престола — Великие князья. -Государственное управление.

Царствование Александра II поразительно непохоже на царст­вование его отца, Николая I, а между тем они протекали, сменив одно другое, при том же государственном строе и под сенью тома I, раздела 1-го, Свода законов Российской империи — раздела, на­зывавшегося «О священных правах и преимуществах верховной самодержавной власти». (О священных обязанностях российского монарха речи не было, это была категория религиозно-нравствен­ная, но не правовая). Ст. 1 этого раздела гласила: «Император все­российский есть монарх самодержавный и неограниченный. Пови­новаться верховной его власти не токмо за страх, но и за совесть, само Бог повелевает». И еще: «Империя Российская управляется на твердых основаниях положительных законов, учреждений и уставов, от самодержавной власти исходящих». «Власть управле­ния во всем ее пространстве принадлежит государю».¹ Эти главные правовые основания самодержавия продолжали существовать и со­хранять юрисдикцию в стране, прошедшей совершенно новый для себя путь за сравнительно короткий срок. Между тем наследствен­ная монархия подразумевает преемственность в политике или по крайней мере в ее принципах, и сам Александр II, вступив на пре­стол, в манифесте о воцарении ее декларировал, заявив о готов­ности поднять Россию на высшую ступень славы и могущества, исполнив «постоянные желания и виды» Петра I, Екатерины II, Александра I и «незабвенного родителя».² Такова была не только традиция, но и сама логика наследственной монархии, передавав­шей от отца к сыну государственную власть в качестве части фа­мильного достояния. Однако формальное заявление о преемствен­ности оказалось в большей части лишь декларацией.

Контрастность реформаторского правления Александра II (осо­бенно первой половины 1860-х годов, когда крупные преобразова­ния следовали одно за другим) по отношению к николаевской эпохе была особенно разительной потому, что во второй четверти XIX в. принцип личной неограниченной власти был доведен до последней

¹ Свод законов. 1832. Т. 1. Ст. 47, 80.

² ПСЗП. Т. 30. № 29043.

черты, оказался реализован полностью. За той чертой был возмо­жен только взрыв, а потому правление Александра II было, с одной стороны, возвращением к более гибкой и маневренной политике, которую демонстрировали Екатерина II и Александр I, с другой — осуществлением уже поставленных жизнью и обществом и обсуж­денных, но отложенных реформ. Неограниченная монархия как форма правления имела для проведения преобразований многие преимущества: возможность скорого принятия единоличных, ни с кем не согласуемых решений исходя из понимания властью общего­сударственных интересов, непререкаемость кадрового обновления, подталкивания законодательного и исполнительного процессов, подчинения всей управленческой структуры решению поставлен­ной задачи. По характеру своему и политическому опыту Алек­сандр II не был ни лидером, ни реформатором. Его сделала преобра­зователем сложившаяся в России обстановка и настроения обще­ства. Александр II был человеком средних способностей. Из дневника его воспитателя К. К. Мердера известно, что в тройке учеников, составлявших «класс» наследника престола, будущий ^: царь неизменно занимал середину между способным И. М. Виель-горским и отстающим в науках А. В. Паткулем.³ Будучи человеком несравненно более мягким, нежели его отец, и выступая ходатаем и за декабристов, и за посаженного на гауптвахту И. С. Тургенева, наследник в действиях своих вовсе не обнаруживал стремления к нововведениям. В 1861 г. П. А. Валуев, к которому попали бумаги секретного Комитета 1854 г. (так называемого Инвентарного коми­тета), рассматривавшего подходы к преобразованию крепостного права, с интересом обнаружил, что Александр II сравнительно не­давно еще был за то, чтобы ничего не предпринимать в этом слож-! ном деле. «Замечательно, что в то время государь император дейст-,■■ вовал и говорил именно так, как он в последние два года не одобрял» чтобы говорили другие», — писал он по поводу этой переориента- ] ции императора.⁴ Александр II вовсе не вынашивал преобразова-, тельных планов в период наследничества — он их не имел, и вовсе j не явился на императорский престол готовым царем-реформато- \ ром. Правда, в период наследничества ему были даны представлен • ния о долге самодержца в добродетельно-христианском смысле егд ' наставником В. А. Жуковским. Одним из наиболее часто употреб­ляемых Александром II выражений были слова: «с Божьей по­мощью». Но, как наставлял его Жуковский, «Бог помогает только тем из царей и детей царских, которые... творят Его, а не свою во- \ лю и, признавая себя представителями Божиими на земле, видят в, этом звании не свое неограниченное полновластие (весьма легко обращающееся в самовластие), а уничтожение воли своей перед высшею».⁵ Ошибочность политики Николая I стала проявляться с какой-то неприкрытой жестокостью с 1853 г., с самого начала Крымской войны. И наследник престола прошел — вместе с созна­тельной частью российского общества — путь постижения пагуб-'

³ PC. 1885. Июнь. С. 488, 490 и др.

⁴ Валуев П. А. Дневник министра внутренних дел. М., 1961. Т. 1. С. 58.
^s Жуковский В. А. Поли. собр. соч. СПб., 1902. Т. 6. С. 493.

ных сторон политики диктата и «подмораживания» страны в ок [ру-жении ] быстро развивающихся европейских соседей. Более толе­рантный, менее связанный ответственностью за политику, чем им­ператор, он оказался скорее доступен воздействию общественного мнения. На заседании с министрами при обсуждении военного и внешнеполитического вопросов новый царь выслушал от осмелев­ших глав ведомств горькую истину о невозможности для России продолжать войну, о бесперспективности ее.⁶ Когда С. Ю. Витте много лет спустя писал: «Крымская война открыла глаза наиболее зрячим»,⁷ — то он только передавал общепринятое мнение совре­менников. Вся тяжесть положения нового императора, Александ­ра II, многими осознаваемая, была, в частности, выражена много позже И. С. Аксаковым, написавшим: «Но каково же было положе­ние нового царя, внезапно принявшего скипетр в эту минуту страш­ного кризиса? Кто не был свидетелем этой поры, тому и не пред­ставить себе — каким движением внезапно была объята Россия. Откуда ни возьмись, „общественное мнение", — которого и суще­ствования не подозревали, и в принципе не признавали, — явилось такою неодолимою нравственной силой, которой никак в мире жи­вая, личная власть не могла сопротивляться. Словно неистовством вешних вод прорвало плотину, и помчался бурный мутный поток, неся на хребте — вместо льдин и мусора — протесты, укоры, беспо­щадную критику прошлого тридцатилетия и бесчисленные предпо­ложения реформ».⁸

Перелом в воззрениях нового императора произошел в течение продолжавшейся войны; представления о необходимых преобразо­ваниях складывались параллельно с развитием общественного движе­ния, распространением десятков рукописных записок, в том числе и тех, что начали создаваться в министерской среде, но принадле­жали не министрам, а чиновникам «второго эшелона», являвшимся деловым нервом каждого ведомства. Д. А. Оболенский, окончив­ший Училище правоведения и служивший по Министерству юсти­ции (в Петербургской гражданской палате), рассказывал о послед­них годах правления Николая I: «Бблыпая часть министров того времени мало занималась делами, сохраняя известный престиж, за­висящий от степени их личного фаворитизма, они охотно предо­ставляли второстепенным деятелям всю власть и всю работу. При этом они не гнушались и не боялись употреблять людей способных. Во всяком министерстве можно было назвать двух или трех деяте­лей, которые действовали или в согласии или во вражде между со­бой, и в таинство этой борьбы были часто посвящены все кружки служащей молодежи. Двор и все приближенные ко двору остава­лись в совершенном неведении того, что происходит вне пределов двора».⁹ Эти чиновники, реально работавшие в министерствах в ни-

⁶ Тарле Е. В. Крымская война // Тарле Е. В. Собр. соч. М., 1959. Т. 9.
С. 503-506.

⁷ Bumme С. Ю. Воспоминания. М., I960. Т. 2. С. 522.

⁸ Аксаков И. С. Соч. М., 1886. Т. 5. С. 164.

⁹ Оболенский Д. А. Мои воспоминания о вел. кн. Елене Павловне // PC. 1909.
Март. С. 507.

колаевскую эпоху, и составили в новое царствование то звено, ко­торое смогло осуществить переход деятельности центральных, да я высших государственных учреждений к новой политике. Словом, очевидно, что Александр II вовсе не возглавлял движение за рефор­мы, а оказался внутри него и формировался с ним вместе. Его про­грамма, или представления по крайней мере о комплексе преобра­зований, складывалась по мере выдвижения отдельных пунктов, блоков, да и целостных программ, многие из которых он прочитал, поскольку часть авторов или писала целенаправленно для него, или стремилась ознакомить со своими сочинениями правительственную j верхушку, в том числе самого носителя верховной власти.

Довольно быстрое осознание Александром II и его ближайшим окружением бесперспективности, тупиковости прежней политики произошло в момент, когда новый монарх мог представить себе лишь ближайшие свои шаги: достойный выход из войны, кадровые \ перемещения, определение планов на будущее. Составить ceeq точное представление о положении России в этих условиях было необходимо всему обществу, в том числе и императору. Известно, с какой жаждой набросилась российская читающая публика на ру­кописные записки, распространявшиеся довольно широко, издава­емую за границей российскую публицистику, каким событием стат ли статьи новых и преобразованных старых журналов. На первых порах эта потребность в знаниях определила терпимое, иногда да­же благожелательное отношение Александра II к критическим со- \ чинениям. Было принято благодарить за правду. На всеподданней-ший отчет министра внутренних дел за 1855 г. он отозвался по--метой: «Читал с большим любопытством и благодарю в особенности за откровенное изложение всех недостатков, которые с Божией по^ мощью и при общем усердии, надеюсь, с каждым годом будут ио» правляться».¹⁰

Апогеем этой готовности власти услышать правду о состояние страны оказался октябрьский циркуляр главы российского флота; вел. кн. Константина Николаевича по морскому ведомству, ста^ вивший в пример критическую записку П. А. Валуева «Дума рус*? ского» и требовавшего от подчиненных ему следовать. Однакд нельзя и преувеличивать готовность Александра II принять крщ тику и советы с легкостью и в полном объеме. Чтение им записок с анализом положения и критикой политики предшествующего пе­риода далеко не всегда сопровождалось выражением благодарно­сти. Неоднократно он отдавал распоряжения о розыске анонимных ' авторов и привлечении их к ответственности, о создании на rpa-j нице барьеров для публицистической литературы, печатаемой в, Европе, а потому и более свободной и резкой.

Александр II жил в эпоху переходную, и не только жил, но и творил ее, и потому нес на себе и весь груз наследия прошлого, ему дорогого, и тенденции будущего. Отсюда и его противоречи­вость, и постоянные колебания, и осторожность. «Нынешнее цар-

¹⁰ Татищев С. С. Император Александр II: Его жизнь и царствование. СПб., 1903. Т. 1. С. 300.

ствование тем отличается, — писала Е. А. Штакеншнейдер 20 марта 1860 г., когда лицо царствования уже стало определяться, —что никто никогда не уверен, что то, что худо или хорошо сегодня, будет худо или хорошо завтра. Государь, конечно, новый человек и либерал и сам, и, должно быть, очень добрый человек, к тому же и чувствительный. Решать и вершить же человеку такого рода очень трудно. Он вечно колеблется. Сегодня огромный шаг вперед, и либералы торжествуют. Но завтра этот шаг кажется уже слиш­ком огромным, и отступают на полшага; потом делают шаг в сто­рону, и затем еще неуверенность и в промежутках этих колебаний возможность обделывания разных темных дел».¹¹ Эти слова отно­сятся к периоду активной разработки крестьянской реформы, за­даче, наиболее трудно разрешимой, вызывавшей и неприятие помещиков, и завышенные ожидания крестьян. Александр II в полной мере осознавал не только болезненность изменения крепо­стнических отношений, но и поворотное значение этого, и обычно характерная для него как политика и реформатора осторожность здесь была вдвойне естественна. Забота о предотвращении беспо­рядков занимала его постоянно, и потому еще задолго до 19 фев­раля 1861 г. он обдумывал меры упрочения власти на местах в виде введения института временных генерал-губернаторств. Когда министр внутренних дел С. С. Ланской представил императору свои возражения на проект создания генерал-губернаторств, им­ператор высказал точку зрения, которую можно считать для него принципиальной, проходящей через всю его внутреннюю полити­ку: «Мы не должны от себя скрывать, что Россия входит в новую, еще небывалую эру, и потому на будущее преступно было бы пра­вительству смотреть, так сказать, сложа руки. Так, мы должны быть готовыми ко всему».¹² Другим таким принципом проведения политического курса, исповедовавшимся Александром II, был принцип постепенности. «Не все делать вдруг», — как он неодно­кратно повторял.¹³

Эта разумная осторожность приводила к тому, что император сравнительно легко соглашался на разработку проблемы, соби­рание предварительных данных, работу подготовительных ко­миссий, словом — на тот неизбежный этап работы, который предшествует законодательному процессу. Поэтому в России времен его царствования начинаний было даже больше, чем свершений.

Оказавшись разумным «центристом», император остро нуж­дался в людях, которые бы приняли на себя роль первого минист­ра, но отнюдь не с правами, а с обязанностями премьера. Ему хо­телось иметь под рукой человека, которому можно было бы дове­рять, но который бы не претендовал на самостоятельность и тем более на наличие и осуществление собственной программы. «Су­ществования первого министра я никогда не допущу», — заявил он в сентябре 1861 г. в ответ на осторожное предложение П. А. Ва-

¹¹ Штакеншнейдер Е. А. Дневник и записки (1854—1886). М., 1934. С. 251.

¹² Цит. по: Татищев С. С. Император Александр П. С. 331.

¹³ Валуев Л. А. Дневник: 1847—1860 // PC. 1891. Сентябрь. С. 550.

Власть и реформы 289

луева дать министрам возможность проводить совещания.¹⁴Отсю-да частое появление в правящих кругах влиятельных политиков, явно выдвигавшихся на первый план. В конце 50-х годов это был Я. И. Ростовцев, в 1866—1874 гг. —шеф жандармов П. А. Шува­лов, во время русско-турецкой войны, когда военные дела оттес­нили все другие, — военный министр Д. А. Милютин, в 1880— 188.1 гг. — М. Т. Лорис-Меликов..0 них нередко говорили как о премьер-министрах, но чаще как о «временщиках» или «визирях», державшихся на своем месте только расположением и доверием государя. Как-то министр финансов М. X. Рейтерн простодушно сказал, что ему нет нужды самому подавать в отставку, ибо госу­дарь его просто «прогонит», когда будет недоволен. И государю, по свидетельству его министра, нравилась такая позиция минист­ров.¹⁵

Помещики часто упрекали Александр II в «антидворянской» политике, что было несправедливо, хотя в 60—70-е годы и не было откровенно протекционистского по отношению к поместному дво­рянству курса. Отчасти это было связано с хроническим отсут­ствием средств на поддержку помещиков, но главным образом — со стремлением соблюсти баланс противоположных и взаимозави­симых интересов помещиков и крестьян. В ходе подготовки «эман­сипации» и после нее император неоднократно заявлял и демон­стрировал желание балансировать между этими интересами, стре­мясь максимально сохранить и прежние доходы помещиков, и одновременно крестьянское землепользование в дореформенном объеме при той же сумме платежей. Когда же в 1866 г. на прави­тельство было оказано давление со стороны защитников поме­щичьих интересов с целью принудить императора к упразднению. Главного комитета об устройстве сельского состояния — арбитра в ■ спорах между помещиками и крестьянами и творца аграрной по­литики — Александр II решительно воспротивился этому, сказав,,' что нельзя «слишком явно» становиться на защиту только одной из сторон, да еще и в беспокойное время.¹⁶

Такую же взвешенность проявлял Александр II и в сфере на­циональной политики. Он начинал в самой горячей тогда точке Российской империи — Царстве Польском — со смягчения отцов­ского режима и долгое время пытался решить национальную про­блему политикой уступок. И только восстание 1863 г. заставило его прибегнуть к мерам чрезвычайным, которые вскоре после по­давления восстания были смягчены.

Отменой крепостных отношений, введением нового суда, ме­стного самоуправления, преобразованиями армии и флота, систе­мы народного просвещения (всех ее ступеней), созданием вместо тотальной предварительной цензуры последовательной и т. д. Рос­сия оказалась переведенной на рельсы буржуазного развития. И

¹⁴ РГИА. Ф. 1093. Оп. 1. Д. 338. Л. 10.

¹⁵ Валуев П. А. Дневник. М., 1961. Т. 2. С. 89.

¹⁶ Там же. С. 126. Подробнее см.: Чернуха В. Г. Из истории государственных
учреждений: Главный комитет об устройстве сельского состояния //ВИД. Л.,
1982. Т. 13. С. 223—249.

Александр II, обсуждавший эти преобразования на всех этапах и скрепивший все акты реформ своей подписью, столкнулся с тяж­кой для него ситуацией, с естественными последствиями прове­денных реформ. Мысль, что они ставят пределы и его собственной власти, весьма болезненно воспринималась им именно не в отвле­ченном виде, зафиксированном в правовых актах, а в конкретных проявлениях. П. А. Шувалов рассказывал, что для Александра II было совершенной и неприятной неожиданностью в январе 1867 г. узнать, что он не может отставить сенатора М. Н. Любощинского за участие в деятельности оппозиционно настроенного петербург­ского губернского земского собрания, ибо судебная реформа пре­доставила сенаторам право несменяемости.¹⁷ К чести Александ­ра II, представленный ему по его требованию указ об отставке М. Н. Любощинского не был им подписан.

После скандального для правительственных кругов оправдания присяжными заседателями Веры Засулич император потребовал разработки мер по недопущению подобного исхода дел в дальней­шем и тем самым инициировал закон о производстве политиче­ских дел в особых присутствиях.¹⁸ После оппозиционных выступ­лений земств император созывал совещания и обдумывал вопрос о внесении изменений в существующее Земское положение 1 ян­варя 1864 г.¹⁹ Критические выступления прессы, обычно достаточ­но сдержанные (ведь сохранялись и цензура, и наказание по суду, и административные преследования печати), все же неизменно вызывали недовольство императора и требования «обуздания прессы».²⁰

Такие авторитарные поползновения в пореформенные времена были очень характерны для Александра И, одновременно с бес­спорно наличествовавшей у него способностью к самоконтролю, к коррекции поведения и решений после первых вспышек недоволь­ства. И вся его политика и высказывания свидетельствуют, что он довольно твердо стоял на том, чтобы поспешно не ломать основа­ния проведенных реформ.

Говоря о реформаторских возможностях российского самодер­жца, приходится констатировать, что преобразования Александ­ра II — тот условный круг, выйти за который эта власть была не­способна. Более того, даже уже проведенные реформы в ходе их практического претворения и действия их юрисдикции оказались самодержавию не по мерке, и в 60-е и 70-е годы были сделаны некоторые дополнения к ним в сторону их ограничения. Не раз­витие реформ вширь (территориально) и вглубь, как о том гово­рилось в момент их разработки и утверждения, а их урезание, рас­ширение прав центральной власти, коронного начала — вот харак­терные приметы общего курса политики после принятия пакета

¹⁷ Перети Е. А. Дневник (1880—1883). М.; Л., 1927. С. 20.

¹⁸ ПСЗИ. Т. 52. № 58488.

¹⁹ Подробнее см.: Чернуха В. Г. Записка П. А. Валуева Александру II о зем­
ских учреждениях // Советские архивы. 1971. № 4. С. 79—87.

²⁰ Подробнее см.: Чернуха В. Г. Правительственная политика в отношении пе­
чати: 60—70-е годы XIX века. Л., 1989. С. 23—35.

реформ. Одно обстоятельство мешало самодержавию Александ­ра II принять последствия реформ и идти далее: за пределами ре­форм начиналась область прерогатив самодержца, к которым ои не собирался кого-либо подпускать. Сохранение собственной вла­сти в прежних объемах было принципиальной установкой Алек­сандра II. Он во многом изменил свои взгляды в сторону либера­лизма, отказался от многих привычек и заветов отца, но не от принципа самодержавия.

Осуществление конституционной реформы было поставлено на очередь дня еще в начале XIX в., ибо в европейских странах, ко­торым Россия намеревалась соответствовать, шел постоянный, хо­тя и скачкообразный, процесс ограничения абсолютистских режи­мов и допущения либо совещательного представительства обще­ства, либо прямого его участия в законодательстве. Для более быстрого и органичного развития России был необходим учет ин­тересов сословий и групп: выяснение этих интересов и реализации их в законодательстве требовали оформления этих процедур в рамках какого-либо представительного учреждения. На это не ре­шился Александр I, это отвергал Николай I, этому противился Александр II, причем не только конституционному режиму, но и любому шагу к нему, даже в форме бесправных депутатских ко­миссий, предварительно, до Государственного совета, изучающих законопроекты. Лучше всего, быть может, его принципиальную позицию в вопросе о форме власти и ее прерогативах отражает его помета на сентябрьском (1861 г.) всеподданнейшем докладе П. А. Валуева, в котором новоназначенный министр внутренних дел попытался сформулировать принципиальные вопросы: о дви­жении к конституционному режиму, создании кабинета министр ров, о более гибкой цензурной политике и т. п. Осторожный глава,; Министерства внутренних дел свой вопрос о том, намерен ли им-», ■ ператор вести Россию к конституционному режиму, выразил в. просьбе: «указать цель движению» (что непросто расшифровать: нашим современникам, но что было с легкостью прочитано тогч! дашним российским императором). Александр II ответствовал: «Цель движения мною неоднократно была указана и вам и всем прочим министрам. Прежде всего я желаю, чтобы Правительств' венная власть была властью и не допускала никаких послаблений,' и чтобы всякий исполнял свято лежащую на нем обязанность. Вто­рое же: стремиться к постепенному исправлению тех недостатков в нашей администрации, которые все чувствуют, но при этом не касаясь коренных основ Монархического и Самодержавного Пра­вительства».²¹

Имея в виду отрицательное отношение императора к преобра­зованиям конституционного значения (в широком смысле), П. А. Шувалов даже говорил о несклонности императора к «либе­ральным» преобразованиям.²² Его предшественник по III отделе-

²¹ РГИА. Ф. 1093. Оп. 1. Д. 337. Л. 7. Подробнее см.: Чернуха В. Г. Програм­
мная записка министра внутренних дел П. А. Валуева от 22 сентября 1861 г. //
ВИД. Л., 1976. Т. 7. С. 210—220.

²² Мещерский В. П. Мои воспоминания. СПб., 1898. Ч. 2. С. 147.

нию, В. А. Долгоруков, тоже хорошо об этом знавший, считал, что нет другого выхода, как ждать, когда изменятся взгляды монарха. В среде министров разговоры о шагах к представительному прав­лению были крайне рискованны и означали по крайней мере опас­ность навлечения монаршего неудовольствия. Хотя в некоторых случаях он соглашался на представление ему проекта созыва де­путатов (так было и в 1863 г. с Валуевым, в 1866 г. с вел. кн. Кон­стантином Николаевичем, а в 1880 г. с проектами обоих), но затем единолично или собрав «подходящий» состав участников совеща­ния их голосами отвергал проект. Конституционная тема ему была так неприятна, что он старался даже не раскрывать министрам аргументацию своего негативного отношения к ней, отделываясь молчанием или уклончивой фразой. Логику его позиции из отры­вочных высказываний понять довольно трудно, поскольку обычно следовала ссылка на неготовность России для конституционного режима, на опасность для империи ослабления режима единолич­ной власти. Так он высказывался в разговоре с опальным А. П. Шуваловым,²³ примерно так же он говорил П. Д. Голохва-стову, одному из главных ораторов московского дворянского со­брания.²⁴

Исключение составляет так называемая лорис-меликовская «конституция», объявление о которой было подписано Александ­ром II накануне гибели. Но вступить на конституционный путь Александра II подвигнула только крайне неустойчивая ситуация конца 1870-х—начала 1880-х годов, уверения на этот раз уже большой группы министров, что умиротворение общества без ка­кой-либо уступки невозможно. Александр II противился измене­нию формы государственной власти и, поскольку формально она не была реформирована, не только действовал как самодержец, но и думал как абсолютный монарх. Исходя из убеждения в бесспор­ности своих прерогатив, Александр II зачастую пренебрегал зако­нодательными путами, предпочитая единолично принимать ре­шение, которое должно было предварительно пройти процедуру обсуждения в законосовещательном учреждении. Так было с ре­скриптом о народных школах 25 декабря 1873 г., так было и в но­ябре 1880 г., когда он указом отменил соляной налог. Тем самым были нарушены права Государственного совета, в функции кото­рого входило рассмотрение такого рода дел.

♦ * ♦

В осуществлении преобразований и текущей политики извест­ную, иногда значительную, роль играли члены императорской фа­милии. Таким образом самодержавная система мобилизовывала свои возможности. Особое место в ней занимали императрицы. На протяжении XIX в. шел общий процесс женской эмансипации, за­трагивавший и женщин, принадлежавших к семье Романовых. Еще с XVIII в., кроме функции представительства, они получали

²³ ИВ. 1906. №5. С. 440.

²⁴ Голохвастов Л. Д. Из записок // РА. 1912. Ноябрь. С. 408—410.

и свою долю обязанностей, с течением времени возраставших. Но
традиционно, с конца XVIII в., они занимались благотворитель­
ностью и закрытыми учебными заведениями для девушек, глав­
ным образом дворянского происхождения. Эти обязанности нашли
свое отражение в создании особого государственного института —
Ведомства Императрицы Марии. По мере того как жены россий­
ских императоров становились все более образованными женщи­
нами, они начинали интересоваться государственными делами и;
участвовать в них. Степень их влияния зависела от их собствен- i
ных честолюбивых устремлений и влияния на мужа. ]

Императрица Мария Александровна, бесспорно, вносила свою лепту в реформаторскую политику Александра II. Принцесса ма-к ленького немецкого государства — герцогства Гессен-Дармштадт*- '. ского — оказалась достойной спутницей своего мужа, умело помо* гавшей поддерживать образ царя-преобразователя. Женщина ум­ная, образованная, обладавшая чувством такта, она сумела подняться до уровня стоящих перед страной задач, проделав вме­сте с Александром II путь постижения горьких уроков и назиданий общественного мнения. Некоторые современники считали ее го­раздо умнее Александра II.²⁵ Другие находили, что она гораздо! тоньше чувствовала искусство и красоту.²⁶ Она была явно головой выше ее женского придворного окружения. Благоговейно относил­ся к ней А. К. Толстой, не раз с ней встречавшийся, читавший ей свои сочинения и неизменно находивший у императрицы не толь­ко понимание, но и поддержку.²⁷ Ф. И. Тютчев посвящал ей никновенные строки.

Она разделяла взгляды Александра II на необходимость преоб** разований и исповедовала взгляды либеральных общественный; кругов. В период внутреннего кризиса второй половины 1850-х: дов императрица читала много публицистики, включая «Koj_., кол», к издателю которого относилась неприязненно. Она встрё| чалась с государственными и общественными деятелями, которь предстояло новое назначение, доводя до их сведения намерен монарха. Из дневника К. Д. Кавелина, относящегося к ле 1857 г., известно, что во время его пребывания за границей он бь принят императрицей Марией Александровной, разговариваете с ним и о воспитании наследника, и об освобождении крестьян^ Императрица объявила ему о том, что эмансипация всегда бь заветной мыслью Александра II и что он может ссылаться на эти сведения.²* Это явно было сделано с целью подготовки обществен­ного мнения к «эмансипации». Кстати, у этого образованного и} умного человека осталось впечатление, что императрица разбира­ется в деле воспитания лучше любого профессионального педагога «Дело воспитания государыня понимает отлично, умно, благород-;

²⁵ Тютчева А. Ф. При дворе двух императоров. Тула, 1990. С. 140.

²⁶ Из дневника А. А. Половцова (1877—1878 гг.)//КА. 1929. Т. 2(23h
С. 187. ^!

²⁷ Толстой А. К. Собр. соч. В 4-х тт. М., 1964. Т. 4. С. 88.

²⁸ Кавелин К. Д. Из дневника // Кавелин К. Д. Соч. СПб., 1898. Т. 2. Стб.
1173.

но и достойно женщины».²⁹ В значительной степени на ней лежали обязанности подыскания учителей, воспитателей и наставников наследника престола, и она обнаружила больше склонностей мо­дернизировать его образование, призвать к делу воспитания людей прогрессивных, чем на то был готов Александр II, высказывав­шийся за традиционное, без нововведений, образование. Она чи­тала сочинения наследника, ввела наследника после его шестнад­цатилетия в свой салон на вечера, чтобы приучать к придворному и чиновному обществу.³⁰

Одной из форм поощрения, выражения одобрения государст­венным (военным и иным) деятелям было приглашение их импе­ратором к семейному обеду, неизменно в присутствии императри­цы, которая умело справлялась с ведением беседы. Она интересо­валась внешней политикой и нередко присутствовала при чтении дипломатических депеш или военных донесений.³¹

Однако императрица всегда занимала жесткую позицию в ре­лигиозных вопросах как ревностная защитница православия. Ее роль стала значительной в период, предшествовавший русско-ту­рецкой войне 1877—1878 гг., когда она, не скрывая, поощряла «славянское движение» в России и выступала за военную поддер­жку славянского населения Балканского полуострова. В другое же время она занималась отведенной ей сферой благотворительности и образования. Круг традиционных обязанностей императрицы в это время был расширен еще и за счет почетного председательства в возникшем в середине 1860-х годов Обществе Российского Крас­ного креста.

Самым привлекательным членом императорской фамилии на­зывал ее П. А. Кропоткин, встречавший императрицу в период своего обучения в Пажеском корпусе. «Из всей императорской фа­милии, без сомнения, наиболее симпатичной была императрица Мария Александровна... Теперь известно, что Мария Александ­ровна принимала далеко не последнее участие в освобождении крестьян. Но тогда про это мало знали....Больше знали о том де­ятельном участии, которое принимала Мария Александровна в уч­реждении женских гимназии. С самого начала, в 1859 году, они были поставлены очень хорошо, с широкой программой и в демок­ратическом духе. Ее дружба с Ушинским спасла этого замечатель­ного педагога от участи многих талантливых людей того времени, то есть от ссылки. Мария Александровна сама получила хорошее образование и хотела дать такое же своему старшему сыну».³²

Императрица была проницательна и хорошо понимала людей, о чем свидетельствует ее отзыв о П. А. Шувалове, относящийся к началу его деятельности: не надо иметь «таланта» для того, чтобы «пользоваться слабостями» людей.³³ Очевидно, имелись в виду по­стоянные его рассказы Александру II об опасном и разветвленном

²⁹ Там же. Стб. 1173.

³⁰ Оом Ф. А. Воспоминания. М., 1896. С. 38.

³¹ Зедделер Л. Л. Отрывки из воспоминаний // ИВ. 1909. № 3. С. 923—924.

³² Кропоткин П. А. Записки революционера. М., 1966. С. 159.

³³ Валуев П. А. Дневник. Т. 2. С. 230.

заговоре революционной партии и о своей личной преданности щ
неусыпной бдительности.,^j

После 1866 г., когда Александр II прочно связал свою жизнь 'щ
Е. М. Долгоруковой, влияние императрицы постепенно начало,
падать как возможного советника или человека, поддерживающей
го либеральные начинания императора. Зато нарастает влияний
Долгоруковой, недостаточно проясненное, но известное хотя бы щ\
истории раздачи железнодорожных концессий.³⁴ ,'

«Императорский всероссийский престол есть наследственный щ ныне благополучно царствующем императорском доме», — гласи* ла ст. 3 Свода законов, а ст. 32 предписывала: «В манифесте о вос$ шествии на престол возвещается вместе и законный наследник престола, если лице, коему по закону принадлежит наследие, сщ ществует». Наследственное владение престолом должно было га,| рантировать прочность власти и ставило в особое положение це? саревича, который официально провозглашался преемником. На­личию в семье Романовых мальчика, наследника престола^ придавалось огромное значение, особенно после того, как в XVIII в. устойчивость трона не была обеспечена и явилась причит ной многих дворцовых переворотов. Поэтому, рассказывают, Ни-' колай I был «до слез» обрадован известием о рождении у наследи ника престола, будущего Александра II, в 1843 г. сына Никола^ Это было «вожделенное событие» в императорской семье.³⁵

О роли наследника престола, его участии в правительственное, политике можно ставить вопрос только применительно ко второ| половине царствования Александра II. Его первый сын и наследи ник скончался в 1865 г. в возрасте 21 года. С ним правящая ди­настия связывала многие надежды. Манифест о кончине цесаре^ вича Николая объявлял одновременно о новом наследнике престо­ла, 20-летнем Александре Александровиче. Была сделана попытку несколько компенсировать недостаточное образование последнего! дополнив его курсами по истории, праву, экономике.

В сентябре 1866 г. (как это было ранее с самим Александром '. в бытность его наследником) вел. кн. Александр Александров* был назначен присутствовать — сначала без права голоса — в Го сударственном совете, затем он был введен в Совет министров, этому времени собираемый императором очень редко, и затем Комитет министров. Для того чтобы усилить подготовку наслед-j ника к восприятию престола, Александр II намеревался ввести ж обычай участие наследника в приеме императором всеподданней­ших докладов. Такая практика существовала, но правилом она от­нюдь не стала, как не стал наследник престола активным членом высших государственных учрежден

12345Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: