Современная китайская разговорная речь

«Я не боюсь ни неба, ни земли. Я боюсь только иностранцев, Которые говорят по-китайски».

(Крылатая фраза)

У большинства изучающих китайский язык дело, впрочем, обстоит с точностью до наоборот. Они больше всего боятся китайцев, которые го­ворят по-китайски.

Цитата, приведенная на обратной стороне листа, якобы принадлежит императору династии Цин (1644-1912). Это относится к европейским иезуитам, блестящим мужчинам, чьи образованность и способности в сочетании с владением китайским языком разубедили императорский двор. Но в наши дни это подтверждение истинного успеха слишком ча­сто бесстыдно вырывают из контекста и упрекают им коверкающих язык иностранцев. Делают это прямо-таки так, как будто мы не выучим китай­ский язык никогда.

Естественно, мы никогда его и не учим. Ни один иностранец, который уже после нескольких фраз по телефону мог бы быть опознан как ино­странец. Большей частью не хватает четырех тонов. Китайский язык имеет именно четыре тона: мв, мб, мв и ма. Мв (мать) первым тоном про­износится относительно высоко и с легкостью. Мб (конопля) вторым то­ном имеет вопросительную интонацию. Мв (лошадь) третьим тоном име­ет сначала падающий, а затем снова растущий уровень звука. Мв (ругать) четвертым тоном звучит как команда. Энергичное «Нет!» ближе всего подходит четвертому тону. Четыре различных ма обозначаются четырь­мя различными иероглифами и являются четырьмя различными словами. Каждый слог китайского языка имеет, следовательно, определенный тон. Именно это делает язык для иностранца трудным.

При этом современный китайский литературный язык, так называе­мый мандаринский язык (путунхуа), является одним из самых простых диалектов китайского языка. Собственно говоря, он является даже не настоящим диалектом, а искусственным языком, который в 1955 году был объявлен официальным языком. Он базируется на китайском языке, на котором разговаривают в районе Пекина. То, что живой китайский диалект вообще может стать нормативным языком, отнюдь не было само собой разумеющимся. На протяжении столетий элита общалась, исполь­зуя переписку на классическом китайском языке, которым, как латынью в средневековье, не владели простые люди. Требование о его ликвидации, которое было выдвинуто революцией 4 мая 1919 года, представляло со­бой большое наступление на старое феодальное общество.

Сегодня мандаринский язык понимается во всем Китае и на Тайване даже малообразованными людьми, так как его преподают в школах. Это может показаться странным, что «родному языку» нужно обучаться на занятиях как иностранному, но фактически мандаринский язык, заимст­вовавший пекинский диалект, имеет не больше сходства с диалектами южных провинций, чем шведский язык с португальским. По этой причи­не китайские фильмы во всей китайской культурной сфере идут с субти­трами. Письменность, а не устная речь дала Китаю культурное единство. Различные китайские языки способствовали, напротив, образованию сильного регионального сознания: жители города Кантон, например, пе­чально известны тем, что они обожают заставлять волноваться туристов из Пекина, притворяясь, что могут говорить только на кантонском диа­лекте. Пекинец не понимает из этого ни единого слова.

Всего различают восемь групп диалектов: северокитайский; цзянсу-чжэцзянский диалект; северофуцзяньский и южнофуцзяньский диалек­ты; цзянси-диалект; хунаньский диалект; кантонский и хакка.

Иностранцы, которые приступают к изучению литературного китай­ского языка, начинают с тренировки четырех тонов. Требуется некото­рая слуховая и разговорная тренировка для того, чтобы их различать на слух, овладеть ими и прежде всего не произносить их неразборчиво. Многие студенты, которые учат китайский язык за пределами Китая, до­вольствуются двумя тонами: восходящим и нисходящим на два ритма в продолжение всего текста. Естественно, эту тарабарщину не может по­нять ни один китаец.

Как возникли тона китайского языка? Существовали ли они всегда? Развивались ли они постепенно? В IV столетии после рождества Христо­ва они впервые упоминались одним китайским лингвистом, судя по до­стоверным источникам. Более точных сведений мы на сегодня не имеем, все же существует теория, пытающаяся объяснять их возникновение. Итак, исходят из того, что языки имеют тенденцию с течением времени становиться все менее богатыми в звуковом отношении: они отшлифо­вываются. Например, готический немецкий язык был языком гораздо более богатым вокальными и консонансными звуками, чем средний ли­тературный немецкий язык; он опять же был более богат, чем современ­ный немецкий язык, громкими звуками. Если бы не существовало теперь четырех тонов, то больше нельзя было бы отличать многие слова, звучащие похоже друг на друга. Следовательно, четыре тона должны были бы существовать, что­бы заменять старые окончания, и, соответственно, дать возможность различать между собой слова разного значения, но одинакового произ­ношения. Верна эта теория или нет, современный китайский язык без то­нов больше немыслим. Предложения замученных иностранцев упразд­нить их посредством декрета не приемлемы.

Так, некоторые иностранцы, которые полагают, что заказали суп (твнь), получат сахар (тбнь). Недоразумения подстерегают всюду. «Во каньш?» означает «я читаю». Тот, кто произнесет последний слог неверно, утверждает вместо этого «я рублю деревья». Чаша называется бзицзи. Биицзи - это одеяло. Шуицзво означает пельмени; но шицзао означает спать. Йао значит «хотят», йво, произнесенное третьим тоном, вместо этого значит «кусать»: «Не странно ли это? - хихикает китаянка, - ино­странцы произносят все, что они кусают!»

Определенно, мы многих смешим. Иностранец, говорящий по-китай­ски по телевидению, независимо от того, что он говорит, смешон уже сам по себе. Это несправедливо. С другой стороны, это может быть мило, со­хранить в применении четырех тонов определенную независимость.

Незначительная задержка ударения позволяет, например, из слова «бракосочетание» получить «взаимное умопомешательство». Можно чу­десно поиграть с тонами!

Всего мандаринский язык имеет 411 различных звуков. Это крайне мало. Для сравнения: английский язык имеет примерно 8000 звуков. Каждый звук образует сам по себе один слог, например, лай, шу, хао, сьян и т.д. Каждый из этих слогов теоретически может быть произнесен четырьмя различными способами, то есть первым, вторым, третьим или четвертым тоном. Всего мы получаем таким образом 1644 различных слога, фактически же их только 1338. Первоначально каждый отдель­ный слог представлял собой все слово, и наоборот, одному слову соот­ветствовал один иероглиф. Иероглиф, например, называется гуо и озна­чает плод. Можно себе теперь представить, что язык, который опериру­ет только 1400 различными слогами и, соответственно, различно произ­носимыми словами, либо едва ли будет понятен, либо может иметь толь­ко очень немногочисленную лексику, а именно около 1400 слов. И то, и другое не касается китайского языка. Имея почти 50 000 иероглифов и, соответственно, слов, он является одним из самых многословных языков мира. Чтобы при множестве похоже звучащих слов, тем не менее, пре­дотвратить недоразумения, китайский язык использует различные ком­бинации слов.

Так, «плод» не только просто гуо в третьем тоне, что одновременно может означать также «оса», «заворачивать», «гроб» и «обезьяна», но еще и образует вместе с «водой» - «шуи» - «водяной плод»: шуигуо. В совре­менном китайском литературном языке, между тем, такие сочетания об­разует большая часть слов. Комбинации возможны не только между дву­мя именами существительными, но и между глаголом и глаголом, глаго­лом и дополнением и т.д. К тому же существует ряд так называемых слов одного понятийного ряда, например, лист бумаги, бокал вина и т.д. Из когда-то односложного китайский язык развился за последние столетия в преимущественно многосложный язык.

Новые слова, которые должны образовываться из-за технического прогресса в каждом живом языке, часто являются в китайском языке со­вершенно оригинальными. Чисто фонетическое копирование чужих слов едва ли принимается в расчет. Китайские звуки плохо подходят к подражанию индогерманских слогов: «Франкфурт» еще распознается в слове Фаланкэфу, но кто сможет понять, что сочетание Эрмунидэ Ши-митэ обозначает бывшего федерального канцлера ФРГ? Поэтому, осо­бенно при употреблении технических выражений, обходятся описания­ми, которые, во всяком случае, более пластичны и легко узнаваемы. Ком­пьютер называется электрическим головным мозгом, хромосомы -"это окрашенные тельца, будильник - грохочущие часы, железнодорожный вокзал - остановка огненных экипажей, экскаватор - странная рука и т.д.

Грамматика китайского языка подкупающе проста. Слова не имеют родов, в отличие от французского, русского или немецкого языков, они не знают никаких окончаний множественного числа, никакого склонения, никакого спряжения и, следовательно, никаких неправиль­ных глаголов.

Для того чтобы составить фразу «Я написал ему вчера письмо», изу­чающий, например, немецкий язык должен примерно год зубрить грамматику (дательный, винительный падежи, личные местоимения, первое лицо единственного числа, глаголы сильного спряжения/совер­шенное прошедшее время, построение фразы со вспомогательными глаголами), - эту фразу китайский ученик теоретически может произ­нести уже в первый день: «Я вчера давать он/она/оно писать письмо». Время, адресат (мужской или женский род) и количество писем выяс­няются из контекста.

Некоторое количество вспомогательных глаголов или суффиксов мо­гут при необходимости уточнять время. Множественное или единствен­ное число может обозначаться указанием количества. Китайские дети учатся правильно говорить быстрее, чем дети английские, и уж совсем опережают своих немецких одногодков, которые еще в шестилетнем возрасте мучаются с неправильными глаголами: «я имею пойти». Этому факту китайский язык обязан также своей репутацией простого языка. От оптимистически настроенных дилетантов слышишь время от време­ни, что при изучении языка у них будут возникать чисто фонетические проблемы. «Если освоить грамматические структуры, а это пойдет дей­ствительно быстро, что тогда еще останется?»

Почти ничего, кроме тонального произношения слов, нескольких ты­сяч иероглифов и необозримой армии оборотов речи, идиом и образных выражений, которые вызывают уважение перед живучестью письмен­ной традиции, имеющей более чем двухтысячелетнюю историю. Осо­бенно часто встречающимся видом оборотов речи являются так называ­емые чэнью: это идиоматические выражения, состоящие из четырех слов, которые преимущественно представляют собой цитаты из класси­ческой литературы и описывают сложную ситуацию. Многие из них по­нятны, только если знать связанную с этим историю. Так, например, вы­ражение «лошадь, лошадь, тигр, тигр» фактически означает «быстро, по­верхностно». Это относится к истории, в которой кого-то спросили, что за животное он видел прямо перед собой. «Я не рассмотрел, - ответил он, - может, это была лошадь, может, это был тигр». Эти чэнью - их су­ществуют тысячи - являются инструментом пытки для образованного человека. Журналист, пишущий фельетоны и желающий показывать свою эрудицию, нашпиговывает ими каждую строку. Большинство обра­зованных китайцев не понимает тогда уже больше ничего. Им только и остается, словно иностранцам, прибегать к помощи словаря.

Самой большой трудностью при изучении китайского языка европей­цем является, вероятно, тот факт, что он не может выделить в языке ни­каких, ну абсолютно никаких близких ему структур. Окончания отсутст­вуют. Многие формы придаточных предложений, такие как относитель­ное придаточное предложение, невозможны. Четыре тона необычны, и ряд шипящих звуков вначале звучит для нас очень похоже.

Кроме того, наступает значительный культурный шок, когда иностран­цы понимают, что вопреки хорошим познаниям в языке они совершенно очевидно сталкиваются со значительными трудностями в понимании, так как не могут подобрать форму выражения того, о чем умалчивается. Кто хочет понимать по-китайски, должен выучить нечто гораздо боль­шее, чем только язык.