О принципах социологического мышления (Несостоявшееся выступление на Пленарной сессии Всероссийского социологического конгресса 21.10.2008).

Мишель Вевьёрка

Чему служит социология? Почему социология является наукой? Выступление на открытии III Социологического конгресса ( перепечатано с сайта: http://www.polit.ru)

21 октября 2008 г., выступая на открытии III Всероссийского социологического конгресса, Президент Международной социологической ассоциации, один из ведущих социологов и общественных деятелей Франции, Мишель Вевьёрка (Michel Wieviorka) обратился к его участникам с приветствием от имени Международной социологической ассоциации, а также озвучил ряд тезисов, посвященных наиболее важным проблемам мировой социологии.

 

Господин президент, уважаемые коллеги, прежде всего, я бы хотел выразить огромное удовольствие от того, что мне предоставлена честь выступить здесь, и я бы хотел извиниться за то, что буду говорить по-французски, к сожалению, по-русски я бы не смог сделать свой доклад. Я также хотел бы вынести огромную благодарность всем коллегам, которые организовали мой визит сюда и выразить особую благодарность Карин Клеман, которая участвовала в подготовке моего визита.

Что касается моего впечатления от российской социологии, я хотел бы сказать, что чувствую здесь огромное ощущение динамизма, и это меня впечатляет. Один из моментов этого большого динамизма – это, прежде всего, студенты, некоторые из них сегодня здесь, но ими, конечно, же не ограничивается то, что я чувствую и то, что я увидел. За этими студентами – будущее и об этом свидетельствуют недавние события в Москве, на социологическом факультете МГУ, где студенты проявили свою солидарность.

Я бы также хотел сказать, что российская социология играет всё большую роль в международном контексте нашей дисциплины.

Наконец, приступая к самой теме Социологического конгресса, я хотел бы сразу заметить, что существуют два вида социологических темперамента. Социологи, которые интересуются обществом, и социологи, которые интересуются социологией. И идея конгресса, которая состояла в том, чтобы соединить эти два вида темперамента, представляется мне крайне важной.

Однако я бы хотел взяться за эту проблему несколько иначе, отправляясь от двух важных вопросов. Первый вопрос, которым мы непрестанно задаемся, это вопрос о том, чему служит социология, какую пользу приносит и какими проблемами задается?

Второй вопрос задается несколько реже, однако я нахожу его не менее важным. Вопрос состоит в том, что социология находит, что она открывает, что позволяет нам претендовать на то, что мы является учеными, а социология – наукой. И я полагаю, что эти два вопроса: вопрос о том, чему мы служим и вопрос о том, кем мы являемся, как мы себя показываем, тесно связаны друг с другом и составляют две части единого целого.

Я полагаю, что важная идея, с которой мы могли бы начать, это идея о том, что социолог может быть полезен [обществу], когда он занимается политикой. Помимо прочего, Алексис Токвиль был человеком политики, Макс Вебер вел активную политическую жизнь, Карл Маркс был политическим активистом, и [наш современник] Фернандо Кардозо (Fernando H. Cardoso) был президентом Бразилии (Ред. 1995-2003) и одним из первых президентов Международной социологической ассоциации (Ред. 1982-1986). Кроме того, некоторые из наших коллег были политическими советниками. Мы все помним о примере Энтони Гидденса, который отчасти вдохновил политику Тони Блера.

И эта идея, этот образ социолога-политика или социологов-политиков нередко дополняется вторым образом социолога, который находится полностью вне политики. Возможно, что я все это формулирую в несколько карикатурном виде. Но если вы взглянете на французскую ситуацию, то можете обнаружить, что там хороший социолог – тот, который играет роль интеллектуала, т.е. интересуется общественной жизнью, участвует в политике, публикует статьи в журналы, выступает по телевидению и радио. Если же вы обратитесь к американской ситуации, то увидите, что хороший социолог там как раз тот, кто не выступает по телевидению, его голос не звучит по радио и он не пишет в газете. Это – профессионал, деятельность которого оценивается исключительно его коллегами и который живет исключительно в академическом мире.

Я полагаю, что это разделение между социологом-интеллектуалом и социологом- профессионалом нужно преодолеть. Вы, вероятно, знакомы с идеями американского социолога Майкла Буравого (Michael Burawoy), который настаивает на необходимости политической ангажированности социолога. В этом смысле социолог должен участвовать в общественной жизни, должен заявлять о своем интересе в том, чтобы эта общественная жизнь была каким-то образом изменена.

Второе замечание, которое касается последних двадцати лет, в течение которых произошли важные изменения в социологии. Они, прежде всего, касаются того, что можно назвать превращением критики в гиперкритику. Социолог, который занимается такого рода гиперкритикой, тратит свое время на то, чтобы подозревать, расследовать и разоблачать. Я приехал из страны, где это измерение социологии очень развито.

И второе изменение последних 20 лет – это место экспертизы, которое постоянно расширяется и занимает важное место в социологической практике. Экспертиза – это не производство знаний, экспертиза – это предложение или предоставление знания в распоряжение власти. Это также предоставление знания или навыков в распоряжение СМИ. Множество экспертов в реальности являются консультантами. У них нет критического взгляда. Они выступают почти что в технической функции, чтобы дать тому, кто в этом нуждается, какие-то конкретные технические сведения.

Каждый из нас может оказаться в той или иной ситуации в позиции эксперта. Но если мы хотим предъявлять свои претензии, и предъявлять их законно на то, что мы являемся производителями научного знания, мы должны четко отделять себя от экспертов и экспертизы.

Третий пункт, к которому я сейчас хочу приступить, касается того, что мы являемся наукой и наукой социальной. Это достаточно тонкий момент. Наш подход является научным, но то, что мы изучаем, несомненно, не принадлежит к тем предметам, которые принадлежат к области исследования точных и естественных наук. И уже долгое время продолжается дискуссия, направленная на понимание того, что же отличает социологию от естественных наук.

Несомненно, что определяющим отличием является то, что мы изучаем живых существ – людей и отношения между ними. Когда мы готовим научную публикацию, проводим исследование, занимаемся анализом, что может служить доказательством того, что мы в действительности постигли то, о чем говорим? Биолог может сказать, что он 10 раз произвел опыт и результат оказался одним и тем же. Нам такая возможность недоступна. Поэтому мы обычно удовлетворяемся суждением и признанием своих коллег. Доказательство того, что наши результаты являются верными, состоит в том, что наши коллеги признали их верность. Если нет, то рецензия на нашу работу в социологических журналах будет разгромной. Я бы хотел пригласить вас сделать следующий шаг.

Есть, по крайней мере, еще два способа проверить тот факт, что наше знание является научным. Первая возможность состоит в том, что я заявляю: я произвожу знания, которые можно каким-то образом проверить и полагаю, что проверить их можно за пределами сферы, в которой я их распространяю. К примеру, я провожу исследования на заводе, чтобы изучить отношения труда. И одним из дополнительных критериев валидности полученных мной результатов является реакция на представление этих результатов за пределы сферы моего наблюдения.

Есть несколько, в частности, три способа представлять свои результаты. Первый способ – представить результаты своего исследования широкой неспециализированной публике в рамках радиовыступления или на страницах газет. Тем самым результаты будут доступны для комментариев и суждению широкой публики, которые позволят мне установить, насколько полученные мною данные являются оправданными и валидными.

Второй способ, который мне кажется более интересным, я бы назвал «восстановление». Если быть более точным, то я бы назвал его «возврат». К примеру, я возвращаю результаты своего исследования тем, кого я изучил. Если я веду свои исследования на заводе, то я верну результаты тем, кого я изучал. И это даст мне реакции и комментарии более важные и более дельные, чем при их распространении в широкой прессе.

Третий способ представления результатов можно назвать интерактивным способом, способом обсуждения, когда я представляю свои результаты в такой среде, в такой аудитории, которая не просто воспринимает их, а формулирует вопросы, обсуждает, сомневается и таким образом участвует в улучшении этих результатов.

Вот, по крайней мере, три способа которые позволяют дополнить тестирование моих результатов в отношении того, что могут сказать мои коллеги в качестве равных, кто судит мои результаты с исключительно научной точки зрения. Но я бы хотел заметить, что существуют другие, не названные мною способы, для того, чтобы улучшить свои результаты. Этот способ, прежде всего, связан с тем, чтобы предоставить возможность изучаемому мною актору сделать что-то с результатами моего анализа, каким-то образом пустить их в ход. И здесь существуют два типа исследования.

Прежде всего, это целая традиция исследования действия, например, Пуртле(?) или то, что называется клинической социологией и множество работ, которые делаются в рамках социологии организации. Исследователь работает с актором, и это изменяет функционирование организации, в которой он находится, которую наблюдает и изучает. Второй способ заключается в участии актора в непосредственном производстве [научных] результатов и во внесении изменений.

Я заканчиваю свое выступление и хотел бы обратить ваше внимание на то, что эти возможности – три способа проверки результатов и два способа совмещения производства знания и его распространения – представляются мне крайне важной областью, которую имеет смысл обсуждать.

Проверка результатов нашей работы друг перед другом, среди наших коллег (peer review), является, несомненно, решающим обстоятельством нашей деятельности, однако нам нужно задумываться о том, как можно проверять наши результаты иными способами, которые я обозначил, для того, чтобы увидеть, как наше знание работает. И именно таким образом, на мой взгляд, можно связать социологию и общество. Благодарю вас за внимание.

А.Г. Здравомыслов

О принципах социологического мышления (Несостоявшееся выступление на Пленарной сессии Всероссийского социологического конгресса 21.10.2008).

Программная беседа в кулуарах 3-го социологического конгресса. 21 окт. 2008 г. Записано А.А. Вейхером (зав. кафедрой социологии в С.-Петербургском филиале ГУ-ВШЭ)

 

А.В. Андрей Григорьевич, в Программе сегодняшней сессии было объявлено Ваше выступление, но, судя по времени, оно уже не состоится. Многие его ждали, в том числе и я.

Можно поинтересоваться, о чем Вы намеревались сказать?

А.З. Почему не состоялось мое выступление, об этом известно руководителям Сессии. Я не отказывался от слова, просто ведущие сочли возможным меня пропустить, возможно, оберегая мое здоровье, или из экономии времени. Я же собирался ответить на вопрос, в чем состоит социологическое мышление. Хорошо известно, что такое экономическое мышление, правовое, административное и иные формы мышления, проникающие во все сферы управления, в том числе и на государственный уровень. Но никто не ставил вопроса, в чем специфика мышления социологического? Каковы его принципы и в чем состоит его культура? В. В. Радаев в своем докладе, позиции которого я разделяю, поставил вопрос об аксиоматике социологии. Этот вопрос возникает в практике преподавания. Что касается социологического мышления, то оно может формироваться не только средствами социологического образования, но и на основе жизненного опыта. В то же время, можно получить дипломы, свидетельствующие об окончании социологических учебных заведений, но не обладать социологическим мышлением. Думаю, что принципы этого мышления можно изложить в шести-семи положениях.

А. В. Последнее время я как раз думаю над этими вопросами. Можно записать Ваши соображения по этому вопросу? В чем состоят эти несколько пунктов?

А.З. Хорошо, тогда включайте диктофон.

Первое. Прежде всего, нужно понять, что во всех направлениях социологии, как бы они не отличались друг от друга, есть некоторая общая тема. С одной стороны эта тема выражается очень простыми словами – человек и общество, общество и человек, их взаимопроникновение друг в друга, не просто отдельно общество и отдельно человек, но общество в восприятии человека и человек в социальном мире. Эта идея получила сложное теоретическое выражение в такой форме, что предметом социологии является социальное действие. Социальное действие это главная тема социологии. Это означает, что социолог в своем сознании ищет не столько объективные обстоятельства, которые порождают действие, а он ищет, прежде всего, того, кто это действие производит, и с какими намерениями, целями. Эта формула была вычленена Парсонсом в 1937 году и затем негласно получила общее признание. Часто отождествляют Парсонса со структурно-функциональным анализом, на самом деле его гранд-теория есть именно теория социального действия. При этом она являлась базой для так называемого ортодоксального консенсуса в социологии, который сложился в 60-е годы прошлого века, о котором пишет Гидденс в своей «Структурации общества». Ортодоксальный консенсус основывался на теории социального действия, которая при широкой трактовке включала в себя и теорию революции, и теорию реформ. Этот консенсус был разрушен в конце 60-х годов в результате студенческих волнений.

Второй момент. Социальное действие развертывается не только в форме действия субъекта и его оппонента, или участника такого действия. Оно развертывается на ряде уровней, и социологическое мышление должно схватывать эти уровни, это, в грубом варианте, микроуровень, мезоуровень и макроуровень. То, что мы слышали сегодня от Геннадия Васильевича Осипова в достаточно интересной заключительной части его доклада, это была явная макроуровневая концепция. С точки зрения социологического анализа, социологического мышления, эта концепция рассматривает верхний этаж одного общества, и государства как субъекта действия. Но дело в том, что всякое общество существует в контексте других обществ, это раз, и во-вторых, имеются другие уровни развертывания того же действия (микро- и мезо-уровни). Вопрос об уровнях в связи с трансформационными процессами рассматривался в совместном докладе Т.И. Заславской и В.А. Ядова. Эта же мысль была проведена и в выступлении Н.И. Лапина, который абсолютно четко показал, что одна из главных, а может быть даже главная проблема современного Российского общества, - это неравенство экономического и социо-культурного развития регионов России.

Третий момент. Если мы принимаем, что социальное действие это базовая характеристика социологического мышления, то надо понимать, что действие никогда не есть акция одного человека, что бы он сам о себе не думал, но всякое действие встречает контрдействие, сопротивление со стороны внешней среды, условий жизни, традиций, других интересов. То есть, мы должны понимать, что такое направление социологии, как социология конфликта представляет собой не случайное отступление социологической мысли, а это – базисная концепция социологического развития. Она в отчетливой форме прослеживается в истории социологии, начиная от марксизма вплоть до Козера, Дарендорфа и Бурдье, которые разрабатывают теорию конфликта в социологии, в социальной жизни на громадном историческом материале. То есть, это экспликация идеи противоречия гегелевской диалектики включает в себя социологию конфликта как составляющую часть. К сожалению, даже мой друг Владимир Александрович Ядов, анализируя социологические направления, которые могут быть использованы для России, в своей последней книге обходит тему конфликта! Это абсолютно недопустимо с точки зрения норм социологического мышления (как я их понимаю). Может быть, это допустимо с точки зрения абстрактной социологии, но, если мы приняли постулат социального действия и контрдействия, конфликт обязателен. Это не значит, что социологи призывают к конфликту. Нет, они должны понимать, и они понимают, настоящие социологи, что все отношения в обществе, даже отношения сотрудничества, сдержат в себе потенциальный конфликт, или неразвитый конфликт. Очень часто мы видим примеры, как лучшие друзья или даже родственники, становятся смертельными врагами, трудно бывает обратное, превращение врагов в друзья, но друзья, союзники по политической борьбе становятся врагами – это общее правило. Причем, расхождения начинаются на основе мельчайших разногласий, которые возрастают как снежный ком и получается взаимоисключение. Социология, понимая этот механизм, вместе с тем разрабатывает методы взаимного предотвращения конфликта, это нужно для стабилизации общества. Надо понимать, что прошлое нельзя постоянно будоражить, нельзя пробуждать демонов, которые возникают из-под земли и разбивают души живых людей.

Четвертый момент. Одна из существенных характеристик современного социологического мышления состоит в ориентации на выявление непредвиденных

последствий целерационального социального действия (Ф. Энгельс и Р. Мертон). Я предлагаю более сложную конструкцию, направленную на выявление соотношения ожидаемых последствий социального действия и непредвидимых последствий.

Пятый момент. Главная идея социального действия – это идея восприятия Другого. Научность социолога состоит в том, что он не может исходить из той идеи, что есть только одна сторона в действии. Его задача состоит в том, чтобы охватить, на кого это направлено, кто этот другой? С одной стороны, есть сам действующий субъект, с другой стороны, есть те силы, союзы, группировки, которые выступают от противоположной стороны. И важно, как подчеркивал Ю.А. Левада в своем творчестве, от фактов перейти к объяснению, от объяснения к пониманию. Это общая установка гуманитарной науки. Кстати говоря, В.И. Жуков говорил о социальных науках, ни словом не упомянув, что есть понятие гуманитарные дисциплины. Сам докладчик подчеркнул, что тема его доклада была предложена Председателем Программного комитета 3-го Конгресса Российского социологического общества Н.И. Лапиным, но эта тема, на мой взгляд, не получила адекватного отражения в докладе, представленном на сегодняшней Пленарной сессии.

Шестое – это закон, выделенный Смелзером, который назван им законом добавленной ценности, «added value». Не прибавочной стоимости (по Марксу), а «добавленной ценности». Ни одна вещь не может быть цельной, если мы видим только ее начало. Для того чтобы построить дом необходимо заложить фундамент, а затем добавить к этой ценности, стоимости, этажи. Самолет не может лететь без заправки, а заправка в рыночной экономике не может быть произведена без оплаты счетов. Тут мы видим, как происходит социальное действие кризисного порядка, когда сотни людей остаются ночевать в аэропортах.

А.В. К чему добавляется? К какому социальному действию происходит добавление? Как понимать слова «добавление к действию»?

А.З. Прежде всего это относится к целепологанию действий. Нельзя провозглашать цели, не планируя, не имея средств для их реализации. Надо все тщательно продумывать. Отказ от этого принципа, несоблюдение его является главным пороком идеологического мышления. Политика В. В. Путина строилась, особенно на первых порах, на минимальной декларации целей. За это его подвергали критике, но он молчал и решал очевидные задачи. Это пример социологического мышления. Но чаще наблюдаются противоположные примеры со стороны политиков, стремящихся к идеологическим конструкциям. При этом цели бывают хороши, но смысл и средства их осуществления недостаточно продумываются. Очень хорошие цели провозглашаются. Например, тезис о России как уже сложившейся «гражданской нации» (Первый постулат из доклада М.К. Горшкова, который явно не подкреплен последовавшими девятью постулатами). Может ли существовать «гражданская нация» без укоренной традиции функционирования «гражданского общества»? Это большой вопрос! Как было показано в том же докладе, в России еще существует нищета и масса других проблем, в том числе идет процесс углубляющейся социальной дифференциации. На мой взгляд, прежде чем провозглашать новую идеологическую установку следовало бы сделать крупный шаг в выравнивании регионов, чтобы люди не стремились в одну точку – Москву, добиться поворота в том, чтобы специалисты, уехавшие из России, начали возвращаться обратно, вот на основе этого можно будет говорить в полном смысле о российской нации. А без этого эта формула мне представляется число идеологическим изобретением, основанным на интересах некоторых бюрократических структур. Причем в этом важном вопросе опросы общественного мнения не следует рассматривать в качестве решающих аргументов. Следовало бы помнить, что граждане России только 10 лет назад получили паспорта, в которых не фиксировалась «национальная принадлежность». Устранение 5-го пункта из паспорта было тоже добавленная ценность к построения гражданской нации. Но вспомните о вкладышах к паспорту, которые стали выдаваться в некоторых республиках, вспомните об оттоке русского населения из всех республик Северного Кавказа. Надо проводить работу, но не только снизу или сверху. И неправильно считать, что все российские реформы проходили только сверху, как В.А. Ядов говорил. Если бы не было давления снизу, то и никаких реформ бы не было.

Наконец, седьмой пункт. Социологическое мышление это мышление понимания событий, развивающихся в определенном социокультурном контексте. Нет таких процессов, в том числе и развитие социология, которые носят надгосударственный, наднациональный характер. Да, межнациональная социология существует, но каждый участник этого процесса является представителем своей нации. Гидденс – англичанин, Парсонс – американец, Маркс – немец, и каждый жил в своей социокультурной ситуации, и то же самое любой процесс, обязательно нужно соразмерять его с ситуацией, куда она движется. Наша социология выросла в 60-е годы на волне демократизации. Пришла хрущевская оттепель, она далее перешла в то, общество подошло к необходимости реформ, так называемых косыгинских. Кстати, в историческом обзоре, представленном Г.В. Осиповым ни слова не было сказано про участие социологии в конце 60-х – начале 70-х в готовящихся реформах. Но идея реформ потерпела крах, изменился курс политики, пришло другое руководство, которому было далеко чуждо социологическое мышление, знание конкретики самой жизни. И теперь имеются тревожные симптомы такого же поворота. Когда нам говорят, что надо всю истории России пересмотреть (См. «Вестник российской нации». 2008, № 1), когда главным человек российской истории объявляется граф Уваров с его фамильным гербом «Православие, Самодержавие, Народность», - человек, заклеймленный в сатирической оде А.С. Пушкина «На выздоровление Лукулла», (кстати говоря, в одном из предсмертных стихотворений русского гения), то спрашивается, к чему мы идем? К тому, что завтра героем национальной культуры будет объявлен граф А.А. Аракчеев.

А. В. Андрей Григорьевич, теперь стало более понятным, почему Вы не получили слова!

А. Г. Нет, я с Вами не согласен. Конечно, я остановился на некоторых острых моментах, о которых следует думать в связи с юбилеем. Но, во-первых, я не один так думаю и мои взгляды выражены в моей последней книге «Социология: теория, история, практика», вышедшей в издательстве «Наука» (2008), при поддержке ИС РАН, в частности, М.К. Горшкова, которому я искренне благодарен. А кроме того, год назад я перенес инсульт, последствия которого до сир пор сказываются на моей речи.

А.В. Я настолько был увлечен содержанием нашей беседы, что не заметил последнего обстоятельства. Спасибо большое!

 

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: