Жестовый язык и обучение глухих

Много лет в сурдопедагогике идут споры о целесообразности использования жестового языка в обучении глухих.

Сурдопедагог Э.И. Леонгард высказывает по этому поводу свое мнение:

«Возраст до трех лет имеет огромное значение для развития человека, его формирования. И если этот период будет отдан жестовому языку, то, с моей точки зрения, в дальнейшем человек никогда не овладеет культурой родной речи....в начальном периоде основное право выбора языка за родителями. Они должны знать, что глухой ребенок может и должен сначала овладеть речью в устной форме. Наши ребята, получившие хорошую речевую подготовку, свободно овладевают жестовым языком, но я не знаю ни одного случая, чтобы глухой, владеющий жестовым языком, свободно освоил разговорную речь». «При использовании системы формирования речевого слуха и речевого общения у глухих и слабослышащих детей формируются новые функциональные системы – слуховая и слухо-речевая. Вследствие этого у глухих детей начинают взаимодействовать те же области мозга, что и у слышащих, и любое изменение знаковой системы – использование на ранних этапах обучения дактилологии и языка жестов – неизбежно влечет за собой изменение (по сравнению со слышащими) функциональной организации взаимодействия разных центров в коре головного мозга»¹⁰. Итак, использование жестов и даже дактилологии на раннем этапе обучения препятствует развитию устной речи. Так ли? Вопрос очень спорный. Можно только сказать, что в Московском обществе глухих немало «жестовиков», которые говорят и пишут грамотно. Речь идет не о слабослышащих, а именно о глухих с рождения или с раннего возраста; активное использование жестового языка не помешало им развить устную речь, посещая логопедические кабинеты, овладеть навыками чтения и письма (см. выше – о билингвистическом подходе).

Может быть, дело в трудно поддающихся измерению «природных способностях»? Ведь если брать тех же «леонгардовцев», то рядом с практически глухим, который вполне хорошо говорит и общается со слышащими без особых проблем, можно встретить слабослышащего, чья грамотность оставляет желать лучшего, а устная речь такова, что отпугивает потенциальных собеседников из числа слышащих.

Между прочим, не так уж много «леонгардовцев», которые «свободно овладевают жестовым языком». Э.И. Леонгард следовало бы осторожнее говорить на эту тему: получается, что если знаешь словесный язык, то ничего не стоит освоить жестовый язык, а если наоборот – увы!.. Жестовый язык намного сложнее, чем считают некоторые сурдопедагоги!

Вот что пишет глухая выпускница Московской школы-интерната № 101 для глухих детей Г.Н. Гаврилова в своей статье «И снова о языке жестов...»:

«Круглый стол обнажил существующий сумбур в оценке самого понятия «жестовый язык» и его роли в жизни и интеллектуальном развитии глухого. Для подавляющего большинства слышащих жестовый язык глухого – это нечто «примитивное», не играющее важной роли в умственном развитии глухого человека. Для слабослышащего же жестовый язык – это почти всегда калькирующий, то есть не самоценный язык, а своего рода «одежка» для устного слова. Для массы глухих жестовый язык – эффективное, самое доступное средство коммуникации с себе подобными, создающее чувство комфорта.

Я, глухая с рождения, знаю и люблю русский словесный язык, всю жизнь общаюсь устно со слышащими родителями, братьями, сестрами, со своим сыном и его друзьями. Но тем не менее русский жестовый язык (РЖЯ) для меня – это именно тот язык, которым пользуюсь в общении с глухими друзьями, и я не испытываю никакого дискомфорта из-за «бедности» этого языка.

Убеждена: если человек постоянно использует подлинный жестовый язык – это вовсе не значит, что он «неграмотный». Я знаю таких глухих, которые (хотя они не в большой дружбе с русским языком) мыслят глубоко и оригинально и выражают такие мысли на РЖЯ, которые недоступны иному «говорящему попугаю».

... Для многих людей, даже работающих в наших школах, жестовый язык – суррогат языка, который мешает глухому «нормально» развиваться. А так ли это? Что постыдного в русском жестоком языке? О каких пороках языка можно говорить? Считаете, что он обедняет глухого человека? Лишает запаса слов? Но что мешает глухому наряду с жестовым знать и русский язык? Не грешат ли родители и педагоги на жестовый язык, списывая на него неудачи глухих детей в овладении русским языком?

Между прочим, как-то упускается из виду, что умение писать и читать – искусство, доступное далеко не каждому человеку, даже слышащему: недавние социологические исследования в Курской области выявили, что 75% людей в возрасте от 40 до 80 лет не умеют читать. Другие исследования, проведенные в России и за рубежом, фиксируют устойчивый небольшой процент (чуть более 10%) учащихся, которые успевают в школах – только потому, что не испытывают затруднений при чтении текста. Ученый Милослав Балабан даже считает, что так называемая функциональная неграмотность – скорее норма для абсолютного большинства взрослых.

Да, я из «неговорящих», но мышление у меня зиждется на слове. Это я к тому, что одна дама (неслышащая) категорично высказала: глухого с детства надо «учить читать! мыслить! говорить!» Ну что с того? Неужели этот совет относится только к глухим детям? Всю жизнь меня этому и учили. Выросла я, читать умею, мысли иногда забредают в голову, но хорошо говорить так и не выучилась. Мне, глухой, с детства внушали, что жестами говорить – фу-фу! Если я буду говорить жестами, то потеряю голос, напрочь забуду русские слова. Надо быть, как слышащий человек, вести себя, говорить, как слышащий! Но я не слышу и никто мне слух не вернет! И я имею право быть сама собой.

Но я ловлю себя на том, что вместо того, чтобы поступать так, как мне удобно, я иногда по привычке стараюсь «подлаживаться» под слышащих. Среди незнакомых слышащих я невольно стараюсь выглядеть «как все», так как помню отношение общества к глухоте и жестовому языку!

Эти проклятые комплексы, думаю, не дают многим и многим из глухих реализовать себя как личность, отстоять свое «я». А все из-за того, что нас заставляли и заставляют притворяться, внушают мысль, что мы должны «быть как все». Я стремлюсь выдавить из себя эти рабские предрассудки.

«Надо развиваться! Читать! Мыслить!» А если я развита, умею мыслить, но не говорить?! Велик ли мой грех? Когда надо постоянно напрягаться, вчитываться в губы, с муками произносить звуки, а тебя не понимают, как тут будешь «развиваться»? Я училась в школе, где использовался оральный метод, дополненный дактилологией. Частенько происходили характерные недоразумения. Как-то в школе мы заучивали стихи. Перед учителем – голосом, а между собой, естественно, руками. Меня удивило и рассмешило, что у одной из девочек «служить Родине» на жестах произносилось как «слушать Родину». Вместо «Дорогой Ленина идем к коммунизму» - «Дорогой Ленин! Мы идем к коммунизму», «платформа» передавалась как «платье и форма»... Другая постоянно путала слова «противоположный» и «приблизительный». Когда ей жестами объяснили разницу, все встало на свои места. Если совсем обходиться без жестов в учебном процессе, то некоторые глухие впоследствии не смогут различать по смыслу схожие по звучанию слова: «лоджия» (лодка) или «желчный» (желтый), «ордер» (орден), они передают их одинаковыми жестами.

Все эти примеры и говорят, что учителя что-то упускают в обучении глухих. Поэтому разглагольствования некоторых дам о том, что глухих сперва надо учить устному русскому языку – без жестов! – это дилетантство. Сколько их, выпускников школ для глухих детей, которых «сперва усиленно учили устной речи», но в конечном счете плохо знающих русский язык! Думаю, что просчет сурдопедагогов в том, что они недостаточно учитывают особенности развития глухого человека, самоуверенно отвергая жестовый язык. Процесс обучения слышащего они проецируют на глухого ребенка. А этот ребенок просто другой!

Для него важно быть самим собой, незакомплексованным человеком, самостоятельно проектирующем свою жизнь в этом не совсем гостеприимном, но все же прекрасном мире.

«Косить» под слышащих – это убожество, отбрасывать жестовый язык – это и есть «не говорить своим голосом».

«Результатом использования системы является социокультурная реабилитация детей с нарушением слуха и их полная интеграция в общество слышащих», – пишет Э.И. Леонгард.

Успехи Э.И. Леонгард бесспорны, можно только восхищаться ими. Но «полная интеграция»... это приемлемо для лиц с ощутимыми остатками слуха. С глухими сложнее. Даже при благоприятных условиях и старании им редко удается преодолеть коммуникационный барьер, отделяющий их от слышащих. И в подростковом возрасте они часто стараются выучить жестовый язык, выбирают друзей из числа тех, с кем можно общаться на этом языке. Если же глухие живут исключительно в мире слышащих, то они редко бывают счастливы. Хорошо, если любящая мать поможет найти пару глухому юноше (девушке). Самим это сделать трудно: сказываются годы плотной родительской опеки, развиваются инфантилизм или чрезмерная «резкость» – из-за установки на «я – такой, как все» они находятся в постоянном напряжении. Это – «синдром стула»: ребенка ставят на стул, родственники в умилении водят вокруг него хоровод и восклицают: «Ах, он говорит! Он большой и умный!», ребенок вырастает, но по сути ничего не меняется – гордая родительница демонстрирует родственникам и знакомым успехи своего чада: «Он – программист! Он пользуется мобильником!», а он «стреляет» глазами: не дай бог пропустить речь, обращенную к нему, он же должен «соответствовать». Никаких жестов – родительница взвоет: «Я столько труда в тебя вложила, а ты – как эти глухонемые!» К счастью, не все родители так «непримиримы» к использованию жестового языка; удовлетворившись тем, что сын или дочь выросли «говорящими», они ограничивают дальнейшее вмешательство в его судьбу.

В Центре комплексной реабилитации инвалидов по слуху при Московском высшем техническом университете им. Баумана в параллельных группах наряду с глухими и слабослышащими из специальных школ обучаются студенты с нарушениями слуха, окончившие массовые школы. Особой дружбы между этими группами нет. Глухие и слабослышащие из спецшкол между собой общаются нормально, дружат. А что они говорят про «других»? Глухой: «Они – странные, инфантильные какие-то, поговорить о жизни – никак. Общаться трудно: многие не желают переходить на жесты, даже не стараются артикулировать, видите ли, они – как слышащие! Со слышащими, смешно сказать, могут общаться только слабослышащие «леонгардовцы», а остальные общаются с такими, как они сами. Мы, глухие, общаемся и даже дружим со слышащими сверстниками, они стараются артикулировать, а кое-кто осваивает дактилологию». Слабослышащий: «Среди них есть интересные личности, я с ними общаюсь. Говорим вслух. А остальные... ну, ничего особенного в них нет». Такова реальность. <…>