Зарубежные детские писатели второй половины XIX-XX веков

ЛИТЕРАТУРА ЕВРОПЕЙСКОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ В ДЕТСКОМ ЧТЕНИИ

Уже в работах Я. А. Коменского наметился перелом от ренес-сансного мышления к иному, исходящему из представления о ра­зумно устроенном мироздании и разумном человеке, достойном мира, в котором живет. В XVII —XVIII веках возобновился инте­рес к античному наследию, но без мертвой средневековой схола­стики.

Имя английского писателя Даниэля Дефо (1660 или 1661 — 1731) для русских читателей обычно связано с лучшими детски­ми воспоминаниями о его герое Робинзоне Крузо, известном у нас главным образом по образцовому переложению К.И.Чуков­ского «Жизнь и удивительные приключения морехода Робинзона Крузо».

Еще Жан Жак Руссо (1717—1778) указал на книгу Дефо как на лучшее средство воспитания: «Нет ли какого-нибудь средства собрать уроки, рассеянные в стольких книгах, соединить их во­круг какой-нибудь цели, которую легко было бы видеть, за кото­рой легко было бы следить и которая могла бы служить стимулом даже в этом возрасте? Такая книга есть, — восклицает Руссо. — Это "Робинзон Крузо"!» («Эмиль»). Он увидел в книге научную систематическую энциклопедию, руководство для воспитателя, а в герое — пример детям для подражания. На протяжении несколь­ких веков эта книга отвечает эстетическим, образовательным и нравственно-воспитательным задачам меняющегося времени.

Полное название романа-источника, увидевшего свет в 1719 году, само по себе уже есть произведение с захватывающим сюжетом: «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки, близ устья реки Ори­ноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время кото­рого весь экипаж корабля, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами, написанные им самим».

В основу романа была положена реальная история одного мо­ряка, сумевшего не только выжить на необитаемом острове, но и понять некоторые истины. Роман написан автором в жанре мему­аров от имени самого Робинзона, в нем множество убедительных деталей, а главное, он психологически достоверен. Первые чита­тели не заметили подвоха, уверившись в существовании «моряка из Йорка», рассказавшего свою историю так просто, как мог бы сделать это человек его сословия. Пожалуй, никогда прежде чита­тель с таким вниманием не следил за одним героем, не разбирал­ся вместе с ним, единственным, что есть зло, а что добро, не цепенел от страха при взгляде на человеческий след, не сопере­живал с таким волнением герою, как будто речь в книге шла о нем самом. Позднеантичный миф о счастливых островах, где оби­тают «нагомудрецы», обрел под пером Дефо драматическое зву­чание: даже благословенные Природой острова не избавят чело­века от бесконечного труда и стремления покинуть их. Напротив, коренной обитатель затерянного рая — всего лишь голый дикарь, которому нужно, как младенцу, внушать первичные нравствен­ные идеи, вроде той, что нельзя кушать людей.

Писатель, сам того не зная, вывел формулу целого жанра при­ключенческой литературы, названного робинзонадой. Своеобразие этого жанра в том, что главное здесь — даже не приключения, а воспитание героя в особых условиях. Робинзон Крузо проходит путь самовоспитания и, поднявшись в своем нравственном состо­янии, может быть воспитателем другого человека; Пятница, в свою очередь, под воздействием своего господина мало-помалу избав­ляется от дикарских наклонностей. Вместе с ними и читатель на­ходит путь к перекрестку цивилизованных понятий и естествен­ного добра.

Другой великий англичанин, писатель просветительского на­правления Джонатан Свифт (1667— 1745) известен нам с детских лет как автор «Путешествий Гулливера» (1726), в особенности популярны первые части романа благодаря пересказу Т. Г. Габбе для младших школьников. Присущее ему чувство юмора Свифт направил на сатирическое высмеивание английского общества, используя при этом свою богатую фантазию для создания аллего­рических образов и сюжетов. Однако соединение остро современ­ного публицистического памфлета с приключенческо-фантасти-ческой фабулой дало в итоге роман, который заставляет читателя забыть о конкретной политической борьбе и углубиться в наблю­дение чужих миров, каждый из которых чем-то похож на мир людей.

Детям более всего нравятся путешествия Гулливера в Лилипу-тию и Великанию, что не удивительно, если принять во внима­ние их интерес к сказкам о гномах, карликах, великанах и посто­янно занимающую их мыслительную антиномию «великаны — маленькие человечки». Юным читателям хочется побыть немного «Человеком-Горой» и посмотреть на маленький народец, кото­рый при ближайшем рассмотрении не так забавен, как может показаться вначале, а затем очутиться в противоположной ситуа­ции, только чтобы великаны не причинили ему вреда. Свифт го­товит читателю пренеприятные открытия почти в каждом путе­шествии: так разнообразны способы, которыми разумные, каза­лось бы, существа уродуют свою жизнь и жизнь всего общества. Он симпатизирует только мыслящим лошадям с их старомодной добродетелью (община гуингмов). От Гулливера требуется в этих путешествиях присутствие духа, терпимость и здравый ум. Читате­лю же приходится сочувствовать то Гулливеру, то обитателям стран­ных миров.

Реалистический гротеск Джонатана Свифта лежит в основе жанра фантастического романа с фабулой «контакта». Идея такой формы заключается в том, что «они» — это гротесковое отраже­ние «нас», и неизвестно кто кого изучает. Примеров литературы «свифтовского» жанра можно приводить очень много: от англичан Герберта Уэллса («Война миров») и Льюиса Кэрролла (сказки об Алисе) до русских авторов — Корнея Чуковского («Бибигон») и Кира Булычева (повести о девочке из будущего Алисе).

Свифт был первым из известных писателей-алогистов. Прези­рая прикладные науки и фанатичных ученых, он выстраивал миры, в которых современный читатель неожиданно угадывает приметы индустриальной эпохи. Например, изобретенная профессором-ла-путянином машина, с помощью которой можно писать любые тексты «при полном отсутствии эрудиции и таланта»: слова, пе­ремешиваясь движением рычага, меняют расположение на раме, образуя какие-нибудь случайные фразы, из которых составляются целые фолианты. Как похоже это на детское лото, творчество по­этов-авангардистов, на компьютер, наконец.

* * *

Во второй половине XVIII века во французских аристократи­ческих салонах жизнь подчинялась вкусу образованных и талант­ливых женщин, они-то и ввели в моду чтение сказок, а некото­рые из них, обладавшие литературным даром, сами сочиняли их. Сказки писали мадам д'Онуа, мадемуазель Леритье де Виллодон, мадам Ле Пренс де Бомон (именно она подарила нам сказку «Кра­савица и зверь», 1757. Уже в 1761 году сказка была переведена на русский язык и в XIX веке послужила одним из источников сказ­ки С.Т.Аксакова «Аленький цветочек»; в наше время старинный сюжет сделался еще одним всемирным мифом, на основе которо­го создаются дамские романы и детские мультфильмы).

Интерес к сказке был возбужден разгоревшимся в стенах Фран­цузской академии¹ спором между «старыми» и «новыми». «Ста­рые» отстаивали античные образцы в искусстве, «новые» же были сторонниками национальных источников прекрасного и звали к современным творческим поискам. «Старых» возглавлял Никола Буало (его трактат «Поэтическое искусство» посвящен теории клас­сицизма).

Во главе «новых» стоял Шарль Перро (1628 — 1703), имя которого читатели связывают с именами всемирно известных героев его про­изведений — Золушки, Кота в сапогах, Синей Бороды и др.

Шарль Перро родился в семье чиновника. Он получил тради­ционное для своего сословия юридическое образование и стал влиятельным сановником при дворе, а затем и членом Француз­ской академии.

Опробовав перо в жанрах поэм, диалогов и теоретических трак­татов, направленных против классицизма, Перро написал ряд бле­стящих сказок, доказывая, что источник вдохновения надо искать в самой жизни и в национальном народном творчестве. Отмечая аморальный характер античных сказок, Перро писал: «Иначе об­стоит дело со сказками, которые наши предки придумывали для детей. Рассказывая их, они обходились без той грации и того изя­щества, которые греки и римляне придавали своим историям, но они постоянно проявляли великую заботу о том, чтобы вложить в свои сказки мораль похвальную и поучительную. Добродетель в них всегда вознаграждается, а порок наказывается. Все они проникну­ты стремлением показать, сколь велики блага, которые приобрета­ешь, будучи честным, терпеливым, разумным, трудолюбивым, по­слушным, и какой вред приносит отсутствие этих качеств».

Попыткой доказать свою правоту и были его первые сказки в стихах — «Гризельда», «Потешные желания» и «Ослиная кожа» (1694); позже они вошли в сборник «Сказки матушки Гусыни, или Истории и сказки былых времен с поучениями» (1697).

Автор прибегнул к мистификации, не решившись выступить открыто как создатель произведений «низкого» жанра, и подписал первое издание именем своего сына — Перро д'Арманкур — и от его имени обратился с посвящением к юной племяннице Людови­ка ХГУ Елизавете-Шарлотте Орлеанской. Многие поучения в сказ­ках вытекают из «программы воспитания» девочек — будущих при­дворных дам, а также мальчиков — будущих кавалеров двора.

Ориентируясь на бродячие сюжеты французского фольклора, Перро придавал им аристократическую галантность и буржуазный практицизм. Самым важным элементом для него была мораль, по­этому он завершал каждую сказку стихотворным нравоучением.

Писатель стремился соотнести каждый сюжет с определенной добродетелью: терпеливостью, трудолюбием, смышленостью, что в целом составило свод этических норм, близкий к народной эти­ке. Но самая ценная добродетель, по Шарлю Перро, — это хоро­шие манеры: именно они открывают двери во все дворцы, во все сердца. Сандрильона (Золушка), Кот в сапогах, Рикке с хохолком и другие его герои побеждают благодаря учтивости, грации и под­ходящей к случаю одежде. Кот без сапог — всего лишь кот, а в сапогах — приятный собеседник и ловкий помощник, за свои услуги хозяину заслуживший покой и довольство.

Ставшая мировым литературным мифом, сказка «Золушка» отличается от народной ее основы и выделяется среди прочих ска­зок Перро ярко выраженным светским характером. Рассказ значи­тельно причесан, изящество изложения обращает на себя внима­ние. Отец Золушки — «дворянин»; дочери ее мачехи — «благо­родные девицы»; в комнатах у них паркетные полы, самые мод­ные кровати и зеркала; дамы заняты выбором нарядов и причесок. Описание того, как волшебница-крестная наряжает Золушку и дает ей карету и слуг, опирается на фольклорный материал, но дано значительно подробнее и «утонченней».

Традиционные сказочные элементы соединяются у Перро с реалиями современной жизни. Так, в «Спящей красавице» цар­ственная бездетная пара ездит лечиться на воды и дает различные обеты, а пробудивший принцессу юноша «поостерегся ей ска­зать, что платье у нее — как у его бабушки...».

В России сказки Перро появились в 1768 году под названием «Сказки о волшебницах с нравоучениями». В 1866 году под редак­цией И.С.Тургенева выходит новое издание сказок, уже без нра­воучений. В таком виде, с некоторыми сокращениями и адаптаци­ей, сборник стал выходить для юного читателя и в дальнейшем.

Рудольф Эрих Распе (1737— 1794) и Готфрид Август Бюргер (1747—1794) — немецкие литераторы, создатели одного из са­мых знаменитых литературных героев — барона Мюнхгаузена, имя которого сделалось нарицательным — как безудержного враля.

Первые рассказы барона Мюнхгаузена в изложении Распе прочитали немцы в «Путеводителе для веселых людей» в начале 80-х годов XVIII века; книга была опубликована анонимно, подписи автора не было.

Карл Фридрих фон Мюнхгаузен (1720—1797) — реальное лицо. Он много лет провел в России, куда попал в юности пажом, затем был зачислен на военную службу, участвовал в русско-ту­рецкой войне. Вернувшись домой, он в кругу друзей поведал о своих удивительных похождениях в «стране белых медведей». Су­ществует предположение, что среди его слушателей был и Распе, молодой литератор и ученый — хранитель древностей, и что в число знакомых барона входил также известный поэт Г. А. Бюргер. Распе обработал анонимные рассказы и собрал в книгу. Вскоре появился и английский перевод Распе.

В 1786 году Бюргер перевел рассказы Распе на немецкий с анг­лийского языка, при этом переработав и дополнив их. В предисло­вии ко второму изданию он писал: «Какой бы незначительной и легкомысленной ни выглядела эта книжка, она может оказаться ценнее множества толстых и почтенных томов, не способных выз­вать ни смеха, ни слез и содержащих лишь то, что вы уже сотни раз могли прочесть в таких же точно толстых и почтенных томах». В немецких изданиях объем книги увеличился примерно на одну треть: рассказы Распе пополнились новыми историями, сочинен­ными Бюргером. «Мюнхгаузен» стал поистине «народной книгой» немцев и начал триумфальное шествие по другим странам.

Русский перевод книги появился около 1791 года под заглави­ем «Не любо — не слушай, а лгать не мешай». Книга не раз под­вергалась переделкам. В современной детской литературе «Мюн-хаузен»¹ известен в пересказе К.И.Чуковского.

Распе в своих рассказах изобличал ложь, но вместе с тем кри­тиковал и сухой рационализм современников — врагов всякой фантазии. Он преследовал цель не столько развлекательную, сколь­ко воспитательную. Его барон Мюнхгаузен полон обаяния благо­даря постоянной готовности преодолевать трудности силою разу­ма и воли. Рассказывая невероятные истории, Мюнхгаузен тем не менее отстаивает право называться честным человеком. Он опи­сывает о путешествии на Луну, где якобы нашел идеальное го­сударство, т.е. выдумывает утопическую легенду, в которую сам верит.

Бюргер продолжает эти сложные узоры в характеристике героя. Его Мюнхгаузен — мечтатель и фантазер, для которого выдуман­ный подвиг заменяет неосуществимую в реальности мечту. Вранье барона рождается из желания вырваться за скучные рамки обыва­тельской жизни. Хотя бы в выдумке поверить в свои силы и найти выход из безвыходной ситуации — таково стремление Мюнхгау­зена, и он в этом немного похож на Дон Кихота. Бюргер, как и Распе, отнюдь не идеализировал «короля лгунов», напротив, за­острял живую противоречивость этой неординарной натуры. Мюнх­гаузен может быть и мелочным, и трусливым, и безмерно болт­ливым.

Пересказывая приключения Мюнхаузена, Чуковский уделил основное внимание путешествию барона по России, однако в целом география путешествий Мюнхаузена расширена им до мас­штабов всей Земли: Италия, Индия, Америка, Африка, Лондон и даже Северный полюс. Герой отправляется в «реальные» и фан­тастические странствия. Интонация барона-рассказчика всегда чрез­вычайно серьезна. Множество детальных описаний, конкретных мелочей усиливают комизм якобы достоверного рассказа. Мюнха-узен и сам порой изумляется очередной ситуации, что не мешает ему продолжать невероятные истории о своей находчивости и храб­рости. Изумление барона и других героев, очевидцев событий, должно бы совпадать с изумлением слушателей и тем самым из­бавлять их от подозрений, что все эти истории — ложь. Но даже этот психологический трюк не срабатывает, настолько безудерж­но вранье героя.

Россия для Мюнхаузена — страна глубоких снегов, покрываю­щих колокольни до самого креста, страна волков, способных про­глотить половину коня, восьминогих зайцев, озер, кишащих ут­ками, и т.п. Реальное участие барона в войне с турками послужи­ло поводом для самых фантастических историй и об этом. Мюнха-узен совершает полет на ядре, вытаскивает себя и коня за волосы из болота и наконец отправляется на Луну.

Вторая часть книги в пересказе Чуковского посвящена в ос­новном южным путешествиям. Чуковский не удержался от того, чтобы не рассказать историю о своем любимом персонаже — кро­кодиле. Он усилил мотивы героической доблести и богатырской силы героя, что характерно для его собственных сказок. Его Мюн-хаузен беспрестанно спасается сам и спасает других. В одном из рассказов переиначен библейский сюжет об Ионе, проглоченном китом. Библейский Иона был изрыгнут китом по воле Бога — силою молитв и слезного страдания. Чуковский в своей сказке «Бармалей» уже вскользь касался этого сюжета:

Но в животе у крокодила Темно, и тесно, и уныло, И в животе у крокодила Рыдает, плачет Бармалей...

Мюнхаузен в желудке у огромной рыбы ведет себя совершенно иначе: он топает ногами, прыгает и танцует, чтобы измучить рыбу, которая наконец «завопила от боли и высунула из воды огромную морду». Взорам итальянских моряков, выловивших рыбу, пред­стал герой, приветствуя их на чистейшем итальянском языке и любезно кланяясь.

В некоторых рассказах К.Чуковский использовал мотивы фоль­клорных сказок, русских и европейских, например сказку о чу­десных спутниках, один из которых очень быстро бегал, другой отлично слышал, третий метко стрелял, четвертый обладал могу­чей силой, пятый производил бурю одной своей ноздрей. В основе некоторых сюжетов лежат фразеологические выражения: снять шкуру, искры из глаз, вывернуть наизнанку.

Своего максимума фантазия Мюнхаузена достигает в рассказах о Луне и о Сырном острове, где живут необыкновенные люди, где царят благополучие и изобилие и где суровой казни подверга­ются путешественники, рассказывающие небылицы о других стра­нах. Тут Мюнхаузен описывает уже не собственные фантастичес­кие подвиги, а чужую фантастическую жизнь. Эта жизнь напоми­нает и утопическое королевство Бробдингнег Свифта, и сказо­чную Индию, по которой путешествовал Александр Македонс­кий в популярной в Средние века книге «Александрия».

Маленькие читатели легко отличают ложь от правды и воспри­нимают рассказы Мюнхаузена как веселую игру, которая требует от них фантазии и смекалки. Барон Мюнхаузен входит в число любимых детских героев.

 

ЛИТЕРАТУРА ЕВРОПЕЙСКОГО РОМАНТИЗМА В ДЕТСКОМ ЧТЕНИИ

Всесторонняя критика рационализма постепенно привела к отказу от искусства, лишенного свободы воображения, и к смене культурных ориентиров. В эпоху романтизма, т. е. в первых десяти­летиях XIX века, прекрасное стали находить в образцах нацио­нальной «простонародной» культуры. Это объяснялось тем, что идеализировались свобода, необузданная воля, буйные чувства. А «простой» народ был назван носителем сильных и красивых чувств. Творчество писателя оценивалось теперь по его способно­сти непосредственно чувствовать жизнь и фантазировать. Интерес к фольклору, к народным сказкам и легендам дает толчок разви­тию литературной сказки. Углубляется представление о внутрен­нем мире человека. Таинственная душа ребенка, живущего между реальной действительностью и игрой, мечтой, сказкой, делается важной темой для писателей-романтиков. Многие произведения романтиков обогатили мировую детскую литературу.

Братья Гримм, Якоб (1785— 1863) и Вильгельм (1786— 1859), известны как основоположники германистики — науки об исто­рии, культуре и языке Германии. Их многолетними трудами соста­влен фундаментальный «Немецкий словарь» (последний том — 1861), написана «История немецкого языка» (1848). Они публико­вали тексты старонемецких литературных памятников — «Бедный Генрих», «Рейнеке Лис» и других, исследовали германский геро­ический эпос и животный эпос, творчество средневековых по­этов — мейстерзингеров, немецкую мифологию, немецкие пре­дания и т.п. Интересовала их и древняя литература других наро­дов: героические песни скандинавских скальдов, древнерусское «Слово о полку Игореве».

Всемирную славу не только в ученом мире, но и среди детей принесли братьям Гримм «Детские и семейные сказки» (1812 — 1815), собранные и обработанные ими. Два тома содержат двести сказок — так называемый «сказочный канон».

Профессора записывали сказки, которые рассказывали им зна­комые. При этом Якоб, более академичный и педантично-строгий собиратель, настаивал на доскональном сохранении устного тек­ста, а Вильгельм, более склонный к поэзии, предлагал подвер­гать записи художественной обработке. В итоге их споров родился особый стиль литературной обработки устной народной сказки, который называют гриммовским. Сохранив особенности языка, композиции, общего эмоционально-идейного содержания, бра­тья Гримм передали свойства немецких фольклорных сказок, вме­сте с тем сообщили им черты художественной литературы, пере­сказав по-своему.

Народная сказка в устном бытовании оживает под воздействи­ем обаяния конкретного сказителя. Слушатели видят его самого, слова в соединении с мимикой, жестами и т.д. звучат в полную силу. Но стоит сделать точную запись сказки и «потерять» из виду сказителя, как краски тускнеют, слова глохнут. Мастерство обра­ботчика сказок заключается в том, чтобы специфическими лите­ратурными приемами воссоздать образ рассказчика, «согреть» его обаянием сказку, рожденную в стихии устного творчества. Благо­даря выработанному научно-художественному подходу читатели воспринимают гриммовские сказки не только как этнографиче­ский материал, но и как классическую литературу. Гриммовский стиль стал первым примером для сказочников следующих поко­лений.

Сказки братьев Гримм являют собой начало истории немецкой романтической литературы. Поэт-романтик Генрих Гейне (1797— 1856), писал о сказках в своем «Путешествии по Гарцу» (1824):

Лишь благодаря такой глубине созерцательной жизни, благодаря "не­посредственности" возникла немецкая волшебная сказка, особенность которой состоит в том, что не только животные и растения, но и пред­меты, по-видимому, совершенно неодушевленные, говорят и действу­ют. Мечтательному и наивному народу, в тиши и уюте его низеньких лесных и горных хижин, открылась внутренняя жизнь этих предметов, которые приобрели свой определенный, только им присущий характер, представляющий очаровательную смесь фантастической прихоти и чис­то человеческого склада ума, и вот мы наталкиваемся в сказках на чудес­ные и вместе с тем совершенно понятные нам вещи: иголка с булавкой уходят из портняжного жилья и сбиваются с дороги в темноте; соломин­ка и уголек переплавляются через ручей и терпят крушение... Поэтому же так бесконечно значительна и наша жизнь в детские годы: в то время все для нас одинаково важно, мы все слышим, все видим, все впечатле­ния соразмерны, тогда как впоследствии мы проявляем больше предна­меренности... выигрывая в широте жизни, мы проигрываем в ее глуби­не¹.

(Перевод В.А.Зоргенфрея; под ред. А. В. Федорова)

Организованное Якобом Гриммом «Сказочное общество» су­ществует до сих пор, оно объединяет любителей сказки из разных стран.

Исследователи сопоставляли германские сказочные сюжеты со сказками славянских и романских народов, сказками индийски­ми и персидскими. В немецких вариантах таких сказок, как «Волк и семеро козлят», «Золушка», «Красная Шапочка», «Мальчик-с-пальчик», читатель найдет немало общего с русскими, болгар­скими, французскими сказочными сюжетами.

Сборник братьев Гримм послужил богатым источником сюже­тов для писателей-сказочников.

На русский язык сказки стали переводить в середине 1820-х годов сначала с французского перевода, а затем уже с оригинала.

В.А.Жуковский был особенно очарован ими; его переводы-пере­ложения во многом способствовали упрочению авторитета немец­кой детской литературы в нашем отечестве. А. С. Пушкин не пере­водил, а создавал на их основе совершенно самостоятельные ли­тературные произведения (такова история «Сказки о рыбаке и рыбке»).

Самыми популярными переводами долгое время были работы С. Маршака, но следует помнить об их невысокой точности.

Только в 2002 году русские читатели получили полный пере­вод всех двухсот детских сказок. Э. И. Иванова перевела не только сами сказки, но и подробные комментарии братьев-ученых, а из ее собственных комментариев видна современная судьба их ска­зочных героев — в изобразительном искусстве, рекламе, разли­чных театрализациях и кинопостановках. Переводческая манера Ивановой весьма отличается от привычного старшему поколению перевода Маршака. Детский поэт следовал утвердившейся еще в XIX веке манере «синтетического» перевода: читатель почти не замечает чужеродности текста, не чувствует переводного языка, он полностью погружен в мир образов и своих переживаний. К тому же при переводе Маршак решал и собственные идейно-художе­ственные задачи: убирал религиозные мотивы и вообще все, что представлялось ему неуместным в советских изданиях для детей, усиливал социальное звучание сказок. Э. Иванова, будучи иссле­дователем и одновременно критиком детской литературы, при­держивалась в большей степени манеры «аналитического» пере­вода. Сказки в ее переводе «не улучшены», но и не «урезаны» в угоду той или иной скоропреходящей тенденции. Ее задачей было передать устную интонацию — но именно немецкой речи, да еще старинной, нередко диалектной.

Издание, подготовленное ею, знаменует собой новый этап в развитии русско-немецкого диалога в сфере детской литературы. Российские писатели получили возможность нового обращения к традициям классического романтизма и мифологической школы фольклористики, основанной братьями Гримм.

Вильгельм Гауф (1802—1827) за свою короткую жизнь сумел оставить заметный след в истории немецкой литературы. Гауф родился в семье чиновника, учился богословию в Тюбингенском университете, был домашним учителем.

Творчество Гауфа развивалось в русле романтического направ­ления, под влиянием прозы английского романиста и поэта Валь­тера Скотта и немецкого писателя, автора фантастических ска­зок, новелл и романов, Э. Т. А. Гофмана. Немецкий фольклор и восточные сказки «Тысячи и одной ночи» были для Гауфа учеб­ником вдохновенной фантазии.

Свои сказки, навеянные немецкими и восточными мотивами, Вильгельм Гауф писал для детей, которые способны доверять фантазии. Он создал обширный трехтомник «Сказки для сыновей и дочерей образованных сословий» (1828). Лучшие из них прочно вошли в детское чтение. Это «Рассказ о калифе-аисте», «Рассказ о Маленьком Муке», «Карлик Нос», «История Альмансора», «Хо­лодное сердце», «Стинфольская пещера» и др.

Автор в своем предисловии — «Сказка под видом альманаха» — передает разговор королевы Фантазии и ее дочери Сказки о том, что люди боятся всего, что приходит из царства Фантазии. Только Сны — братья Сказки — могут свободно пролетать мимо сторо­жей. Мать Фантазия советует дочери попытать счастья у детей: ведь они любят смотреть на звезды и облака, мечтать о воздушных замках. И вот Сказка в наряде красивой книжки-альманаха при­ходит к детям. Только дети и могут быть настоящими читателями романтических сказок, манящих красками и изменчивых, как миражи в пустыне.

Сказки Гауфа, наиболее часто публикуемые в детских издани­ях, относятся к арабскому циклу. Цикл построен примерно так же, как и «Тысяча и одна ночь»: в начальной сказке — «Кара­ван» — герои договариваются о рассказывании сказок и чудесных историй, а все другие сказки цепляются одна за одну, иногда они содержат в себе еще и сказку-ответвление. Таким образом, созда­ется непрерывная и в перспективе бесконечная цепь сюжетов. Бы­товые детали и житейские рассуждения подчеркивают необычай­ность волшебства, или, наоборот, жизненные реалии придают волшебству иронический оттенок. Например, волшебные туфли очень велики Маленькому Муку, к тому же они некрасивы. Точно и смешно объяснено, почему из всех предметов Мук выбрал имен­но их: «Ведь когда он их наденет, все увидят, что он уже давно вышел из пеленок». Калиф и визирь, превратившись в аистов, не могут удержаться от смеха при виде молодой аистихи, репетиру­ющей танец.

Множество подробностей передают экзотику Востока. Напри­мер, отец наказывает сына двадцатью пятью ударами чубука, от­вернув при этом янтарный мундштук.

Поскольку сказки представляют собой чей-либо рассказ, то ведущим художественным средством в них является речь пове­ствователя, эмоционально насыщенная, с гибкими интонациями. Заинтересованность рассказчика, его непосредственные оценки героев и событий передаются и читателю, который выступает как бы слушателем и собеседником — вместе с пятью купцами-караванщиками. Ирония и сочувствие — вот две основные инто­нации, звучащие по ходу повествования. Смешны и сильные мира сего, и слабые. Так же и добродетели и пороки практически по­ровну распределяются между людьми разных сословий. На первый план выступает человеческая душа в разных своих проявлениях — высоких и низких, но при этом без сентиментальной идеализа­ции. Например, калиф и визирь в обличьи аистов, будучи героя­ми сугубо положительными, долго препираются между собой о том, кому из них жениться на сове.

Увлечение Гауфа восточными сказками отразилось и на его не­мецких сюжетах («Карлик Нос», «Молодой англичанин»), кото­рые обрели восточную пышность описаний, яркость деталей и даже по своему построению напоминают сказки о султанах и визирях. Гауф помешает в скромную бюргерскую среду, привычную для немецких сказок, странных, экзотических героев; их поведение нарушает скучный покой обывателей. Романтическому мышлению Гауфа свойственно сатирическое, беспощадное отрицание всего пошлого, глупого, что наблюдал он в соотечественниках.

Безудержная фантазия Гауфа рождается на земле, в гуще чело­веческой реальности. Она преображает эту реальность, высвечи­вает в ней смысл и бессмыслицу, истину и ложь.

Писатели романтического направления неизбежно должны были разрабатывать реалистические принципы изображения мира и человека, что, как оказалось, вовсе не отменяло свободное вооб­ражение. Напротив, союз реализма и воображения укреплял по­зиции романтически настроенного автора и позволял ему взгля­нуть на действительную жизнь с ее «низкими» истинами и по­стичь ее возвышенный смысл.

Ханс Кристиан Андерсен (1805 — 1875) родился в маленьком го­родке Оденсе на острове Фюн в Дании, в семье сапожника и прачки. С детства он слышал простонародные рассказы, легенды и сказки от бабушки и соседок. Знакомство его с литературой на­чалось с басен Лафонтена, комедий датчанина Л.Хольберга и ска­зок «Тысячи и одной ночи».

Уже в детские годы Андерсен писал стихи, трагедии, а также пел и декламировал, мечтая стать актером. В 14 лет будущий «ко­роль сказок» отправился в Копенгаген, надеясь исполнить свою мечту. Работал статистом, выступал на сцене как танцор и певец, беря уроки у итальянского певца. Затем (с 1822 года) учился в гимназии в Слагельсе. К этому времени относятся первые публи­кации его произведений — под псевдонимом Вильям Кристиан Вальтер, составленным из имен Шекспира, его собственного и Скотта. Сначала Андерсен пробовал писать стихотворные сказки и баллады. Неодобрительные рецензии охладили творческий пыл будущего сказочника, и лишь в 1835 году он вернулся к жанру сказки.

Жизнь Андерсена проходила в странствиях. Страной, явившей­ся в глазах путешественника земным воплощением Эдема, стала Италия. Действие многих его сказок и историй разворачивается в Италии или переносится туда («Дюймовочка», «Русалочка» и др.). Будучи в Германии, беседовал он с Якобом Гриммом. Сказки братьев Гримм повлияли на его творчество; следы влияния осо­бенно отчетливы в сказках «Большой Клаус и Маленький Клаус», «Огниво», «Голубой огонь».

Жанр сказки стал для Андерсена универсальной формой эсте­тического постижения действительности. Именно он ввел сказку в систему «высоких» жанров.

«Сказки, рассказанные детям» (1835— 1842) основаны на пе­реосмыслении народных мотивов («Огниво», «Дикие лебеди», «Свинопас» и др.), а «Истории, рассказанные детям» (1852) — на переосмыслении истории и современной действительности. При этом даже арабские, греческие, испанские и иные сюжеты обре­тали у Андерсена колорит датской народной жизни.

Фантазия сказочника по своему богатству спорит с народной фантазией. Опираясь на народные сюжеты и образы, Андерсен не слишком часто прибегал к фантастическому вымыслу. В его пред­ставлении жизнь полна чудес, которые нужно только увидеть и услышать. У любой вещи, даже очень незначительной, — што­пальной иглы, бочки — может быть своя удивительная история. Буквально из ничего возникают яркие картины под волшебным зонтиком Оле-Лукойе. Каждая из пяти горошин одного стручка имеет свою занимательную и поучительную «биографию». Люди живут в бесконечном мире реальных чудес, среди которых — не­обыкновенные приключения, встречи, прекрасные чувства. Чудесна сама жизнь человека — от детства до старости; чудесны все време­на года; чудо живет в ромашке, в соловье, в кусте бузины или в могучем дубе, в каждом доме, не говоря уж о дворцах. Особое обаяние сказкам и историям Андерсена придает вера в изначаль­ную красоту и гармонию бытия, в победу добра над злом.

Сказочник выработал свою манеру повествования — непо­средственно-наивную, мягко-ироничную. Его рассказчик умеет любоваться всем тем, что нравится детям, оставаясь при этом взрослым.

Размышления о собственной необыкновенной судьбе определи­ли характер многих героев Андерсена — маленьких, беззащитных в огромном мире, средь закоулков которого так легко затеряться. Стойкий оловянный солдатик, Дюймовочка, Герда, Трубочист, Ромашка — эти и другие герои воплощают авторский идеал муже­ства и веры в добро. Сказочник неизменно вознаграждал их, тем самым подтверждая закон благоволения судьбы к таким героям. На­града Стойкому оловянному солдатику — возможность взглянуть на прелестную танцовщицу и сгореть то ли от огня печки, то ли от любви; гибель обоих воспринимается не как трагедия, а как торже­ство любви. Хороший конец историй отнюдь не обязателен, однако непременна победа добра над злом. Антагонисты возвышенных ге­роев — обыватели всех мастей. Так, Дюймовочке приходится спа­саться от жабы и ее сынка, от жука, полевой мыши, крота. Никому из них не понять, что Дюймовочка — существо иного мира.

Изредка писатель обращался к сюжетам из детской жизни, го­раздо чаще его герои проходят испытания взрослой жизнью и взрослыми чувствами. Толчком к развитию конфликта часто слу­жит упоминание о какой-либо особой «мете» героя, выделяющей его среди других и предопределяющей его нелегкую судьбу («Гад­кий утенок», «Стойкий оловянный солдатик», «Русалочка» и др.).

Андерсен не берет на себя миссию морализатора, хотя его сказки и истории в высшей степени поучительны. Они развивают в чита­теле неизменную любовь к жизни, мудрость по отношению ко злу, формируют то гармоничное состояние духа, которое и явля­ется залогом счастья. Философия жизни выражается в словах ска­зочника: «Нет на свете такого человека, которому бы хоть раз в жизни не улыбнулось счастье. Только до поры до времени счастье это скрывается там, где его меньше всего ожидают найти».

В России произведения Андерсена появились в середине 40-х годов — благодаря профессору Петербургского университета П. А. Плетневу, опубликовавшему первые переводы. Это были сказ­ки «Лист», «Бронзовый кабан», «Роза с могилы Гомера», «Союз дружбы». Позже А. О. Ишимова в своем журнале для девочек «Звез­дочка» публикует сказку «Цветы маленькой Иды». В 1863 году «Жен­ское общество переводчиц» готовит для русского читателя еще ряд сказок. В 70-е годы выходит собрание сказок Андерсена в трех томах в переводах П.Вайнберга, М.Вовчок, С.Майкова. В 1894 — 1895 годах выходит уже четырехтомное собрание сказок и историй Андерсена — в переводах А. П. и Н. Г. Ганзен; их переводы до сих пор считаются лучшими.

В 1958 году была учреждена Международная золотая медаль Х.К.Андерсена, получившая название «Малой Нобелевской пре­мии». Раз в два года она присуждается лучшему детскому писате­лю и лучшему художнику-иллюстратору. Высшую награду в обла­сти детской литературы в 1976 году получила художница Татьяна Алексеевна Маврина (1902—1996) за иллюстрации к пушкинс­ким сказкам. Надо добавить, что Андерсен живо интересовался творчеством русского гения. В 2001 году Г<

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: