Дино Буццати. Татарская пустыня

 

 

I

Однажды сентябрьским утром только что произведенный в офицеры ДжованниДрого покинул город и направился в крепость Бастиани - к месту своегопервого назначения. Накануне он велел разбудить его пораньше, встал затемно и впервые наделлейтенантскую форму. Покончив с одеванием, он при свете керосиновой лампыоглядел себя в зеркале, но никакой радости вопреки ожиданию не испытал. Вдоме царила глубокая тишина, лишь из соседней комнаты доносились какие-тошорохи: это мама поднималась с постели, чтобы проститься с ним. День, о котором он мечтал столько лет, наступил, теперь начиналасьнастоящая жизнь. Он подумал о тоскливых буднях Военной академии, вспомнил,как обидно было сидеть вечерами на занятиях, прислушиваясь к шуму улицы, гдегуляли свободные и, наверно, счастливые люди; вспомнил зимние побудки ввыстуженных дортуарах и витавший там неизбывный призрак наказания. До чегоже нудно тянулись оставшиеся дни, казалось, им и конца не будет. Наконец-то он офицер, и не надо больше корпеть над книгами ивздрагивать от голоса сержанта, но время ушло. Жизнь, казавшаяся ему такойненавистной, навсегда канула в прошлое, а ведь она складывалась из месяцев илет, которых уже не воротишь. Конечно, теперь он офицер, у него заведутсяденьги, и красивые женщины, возможно, будут обращать на него внимание, авсе-таки - чувствовал Джованни Дрого - лучшие годы, годы ранней юности, ужене вернешь. С такими мыслями Дрого разглядывал в зеркале свое лицо, надеясьнайти в нем хоть чтонибудь привлекательное, но видел лишь вымученную улыбку. До чего все нелепо: ну почему во время прощания с матерью он не смогулыбнуться ей беспечно, как подобает офицеру? Почему пропустил мимо ушей еепоследние советы, вобрав в себя лишь звук ее голоса - такой родной, такойтеплый? Почему он бестолково и нервно метался по комнате в поисках часов,стека, фуражки, хотя они, как всегда, были на месте? Ведь не на войну же онсобирался. Десятки точно таких же, как он, лейтенантов, его товарищи, тожепокидали сейчас отчий кров, но весело, со смехом, словно на праздниксобирались. Почему же он, разговаривая с матерью, находил для нее лишьбанальные, бессмысленные фразы вместо ласковых, ободряющих? Горечь первогорасставания со старым домом, где его появление на свет связывалось с самымидобрыми надеждами, обычные страхи, порождаемые любыми переменами в жизни,волнение от прощания с матерью переполняли его душу, но сильнее всего быластранная, неотвязная мысль, смутное предчувствие каких-то роковых событии,словно он уходил туда, откуда не возвращаются. Лучший друг Франческо Вескови проводил его немного верхом. Цоканье копыт гулко разносилось по пустынным улицам. Светало, город ещеспал, но кое-где, на верхних этажах, открывались ставни и из оконвыглядывали усталые лица, чтобы лишь на мгновение окинуть безучастнымвзглядом изумительную картину зарождающегося утра. Приятели молчали. Дрого пытался представить себе, что это за крепостьтакая - Бастиани, но безуспешно. Он даже не знал точно ни где она находится,ни сколько до нее ехать. Одни говорили, что верхом туда можно добраться задень, другие полагали, что быстрее, но никто из тех, кого он расспрашивал,судя по всему, сам там не бывал. У городских ворот Вескови начал оживленно болтать о всяких пустяках,словно Дрого отправлялся на прогулку, а потом вдруг заметил: - Видишь вон ту зеленую гору? Да-да, ту самую. Видишь строение на самоймаковке? Так это и есть часть Крепости, ее передовой редут. Два года назад мы с дядей, помнится, охотились в тех местах. Они уже выбрались за городскую черту. Потянулись кукурузные поля, луга,красные от осенних листьев рощи. Ехали рядышком по белой, залитой солнцемдороге. Они дружили с детства: много лет были соседями, вместе играли вкомпании таких же мальчишек и редкий день не видались. Потом семья Весковиразбогатела, Дрого избрал карьеру офицера, и приятели как-то отдалились другот друга. Беспечная роскошная жизнь, которую вел Вескови, была чужда Дрого:впереди у него неизвестность и важные дела. Джованни казалось, что даже ихлошади идут разным шагом: его лошадь перебирала ногами не легко и резво, акак-то тревожно, напряженно, очевидно, даже животное чувствовало, что всетеперь будет по-другому. Дорога шла на подъем. В верхней его точке Дрого оглянулся назад ипосмотрел, щурясь от солнца, на город; над крышами поднимались утренниедымки. Вдали он увидел родной дом, различил окно своей комнаты. Все окна тамсейчас, наверно, открыты, женщины занимаются уборкой. Разберут его постель,спрячут в шкаф одежду, а потом закроют ставни на засов. Долгие месяцы вкомнату никто не заглянет, вездесущая пыль покроет вещи - лишь в солнечныедни туда будут проникать узкие полоски света. Маленький мирок его детствапогрузится в темноту. Мать позаботится о том, чтобы оставить все как было доего возвращения, чтобы он после долгого отсутствия мог снова почувствоватьсебя мальчишкой. Да, она, конечно, надеется сохранить в неприкосновенностисчастье, ушедшее навсегда, и сдержать бег времени, ей кажется, будто стоитоткрыть по возвращении сына окна и двери, как все опять сделается таким, какпрежде. Наконец они с Вескови сердечно попрощались, и Дрого один поехал дальше,в сторону гор. Когда он спустился в долину, ведущую к Крепости, солнце ужестояло в зените. Справа, на вершине горы, виднелся редут, на который указалВескови. Судя по всему, ехать оставалось недолго. Дрого не терпелось поскорее добраться до места, и, не останавливаясьдаже. чтобы поесть, он гнал уставшего коня по дороге, которая забирала всекруче между зажимавшими ее отвесными стенками. Путники стали встречаться совсем редко. Джованни спросил у какого-товозницы, сколько еще ехать до Крепости. - До крепости? - переспросил тот. - До какой крепости? - До крепости Бастиани, - ответил Дрого. - Никакой крепости здесь поблизости нет, - сказал возница. - Никогда оней даже не слышал. По-видимому, он плохо знал местность. Дрого снова тронулся в путь. С приближением вечера на душе у него стало неспокойно. Он оглядывалвысоченные крутые склоны по обе стороны долины, надеясь все же увидетьКрепость. Воображение рисовало ему что-то вроде старинного замка с уходящимиввысь стенами. Но время шло, и он все больше убеждался, что Франческо далему неверный ориентир; редут, о котором он говорил, скорее всего, давноостался позади. А уже начинало темнеть. Взгляните-ка на этого Джованни Дрого и на его коня - какие оникрошечные на фоне гор, которые становятся все выше, все неприступнее. Он продолжает подъем, надеясь, пока не стемнело окончательно, добратьсядо крепости, но, опережая его, из глубины ущелья, оттуда, где ревет поток,поднимаются тени, и движутся быстрее, чем он. В какой-то момент, когда тенипо другую сторону ущелья оказываются на одном уровне с Дрого, создаетсявпечатление, будто они вдруг замедляют свой бег, чтобы не лишать егопоследней надежды, но потом опять скользят вверх по обрывам и скалистымвыступам и накрывают всадника. Вся лощина была уже заполнена сиреневыми сумерками, лишь поросшиетравой гребни на невообразимой высоте еще освещало солнце. Тут перед Дрого вдруг выросла черная на фоне чистого вечернего небагромада военного сооружения, казавшегося очень старым и безлюдным. У Джованни забилось сердце: наверное, это та самая Крепость, подумалон, но почему-то все вокруг - и сами стены, и пейзаж - выглядело очень ужнеприветливо, даже зловеще. Он стал объезжать крепость в поисках ворот. Хотя уже стемнело, нигде небыло видно ни светящегося окна, ни огоньков в караулках на высоких стенах.Только летучая мышь металась на фоне белого облака. Наконец Дрого решил подать голос: - Эге-гей! Есть здесь кто-нибудь?! И тогда из густой тени у подножия стены вышел человек - с виду бродяга,нищий с седой бородой и сумой в руке. В полутьме поблескивали белки егоглаз, разглядеть что-нибудь еще было трудно. И все же Дрого очень емуобрадовался. - Кого вы здесь ищете, господин? - спросил тот. - Мне нужна Крепость. Это она? - Крепости здесь больше нет, - ответил незнакомец приветливо. - Всезаколочено, лет десять, как все ушли. - А где ж тогда Крепость? - раздраженно спросил Дрого, словно человекэтот был перед ним виноват. - Какая крепость? Может, вон та? - Незнакомец указал рукой вдаль. Вузкой щели между двумя ближними скалами, уже окутанными тьмой, за хаотичнымнагромождением уходящих ввысь гребней последние закатные лучи солнца, словноразвеяв волшебные чары, высветили перед Джованни Дрого голый холм и на еговершине геометрически четкую ломаную линию какого-то странного желтоватогоцвета - контуры Крепости. Ох, как же она была далека! Бог знает сколько часов предстояло до неедобираться, а лошадь уже совсем выбилась из сил. Дрого как завороженныйвсматривался в даль, спрашивая себя, чем могла привлечь его эта одинокаякрепостишка, спрятавшаяся от всего мира? Какие тайны она хранила? Вечермежду тем был на исходе. Последний луч солнца медленно скользнул по далекомухолму, и фиолетовые тени надвигавшейся ночи стали быстро заглатывать желтыестены бастионов.

II

Темнота настигла его в пути. Долина была узкой, и Крепость скрылась занависшими над дорогой горами. Нигде не было ни огонька, ночные птицымолчали, лишь изредка до его слуха доносился шум далеких горных потоков. Он пробовал кричать, но эхо возвращало его голос, придавая ему чтотозловещее. Джованни привязал лошадь к обрубку дерева на краю дороги, гдеросло немного травы, а сам сел на землю, прислонился спиной к откосу и,ожидая, когда придет сон, стал думать о пути, который ему еще предстоитпроделать, о людях, с которыми он познакомится в Крепости, о своей будущейжизни; и думы эти были безрадостны. Лошадь время от времени бухала копытамипо земле, и Дрого всякий раз вздрагивал от этого неприятного и странногозвука. На рассвете, вновь пустившись в путь, он увидел на противоположномсклоне другую дорогу, тянувшуюся примерно на той же высоте, а черезнекоторое время заметил там какой-то движущийся предмет. Солнце еще неосветило ущелье, и в нем затаились глубокие тени, из-за которых было трудноразглядеть все как следует. Но Дрого подхлестнув коня, все же поравнялся снепонятной фигурой и увидел, что это верховой офицер. Наконец-то живая душа, свой человек, с которым можно будет посмеяться,пошутить, поговорить о будущей жизни, об охоте, женщинах, городе. Да, огороде, уже отошедшем в сознании Дрого кудато далеко-далеко, совсем в другоймир. Лощина стала уже, обе дороги сблизились, и Джованни Дрого смог дажеразглядеть, что всадник - капитан. Поначалу он не решался окликнутьнезнакомца - это могло показаться неуместным и невежливым - и лишь несколькораз поднес руку к козырьку фуражки, но тот не отвечал. Наверно, не виделДрого. - Господин капитан! - не выдержав, крикнул Джованни. И снова отдалчесть. - Что такое? - донесся до него голос с другой стороны лощины. Капитан, остановившись, вежливо откозырял ему и ждал объяснений. В еговопросе не было строгости, одно удивление. - Что такое? - опять прокатился по лощине голос капитана, на сей разуже несколько раздраженный. Джованни остановился, сложил ладони рупором и прокричал что было мочи: - Ничего! Я просто хотел с вами поздороваться! Объяснение получилось глупым, даже обидным для капитана, который могподумать, что его разыгрывают. Дрого тотчас пожалел о своей выходке. В какоедурацкое положение можно себя поставить только из-за того, что тебе скучноодному. - Вы кто? - прокричал капитан. Этого вопроса Дрого как раз и боялся. Странная беседа через лощинуприобретала таким образом характер какого-то допроса. Неприятное начало,ибо, скорее всего, капитан был из Крепости. Но теперь - деваться некуда -нужно было отвечать. - Лейтенант Дрого! - громко отрекомендовался Джованни. Капитан не знал его и на таком расстоянии мог не расслышать имя, но,судя по всему, ответ его успокоил, поскольку он снова тронулся в путь,согласно кивнув, словно говоря: скоро встретимся. И действительно, черезполчаса в том месте, где лощина становилась совсем узкой, Джованни увиделмост: две дороги сливались в одну. Там они и встретились. Капитан подъехал к Дрого и, не слезая с коня,протянул руку. Это был человек лет сорока или даже постарше, с тонким,благородным лицом. Форма на нем была простая, но прекрасно подогнанная. - Капитан Ортиц, - представился он. Дрого, пожимая ему руку. подумал, что вот наконец он вступает в мирКрепости. Это была пока лишь первая ниточка, первое знакомство, за которымпоследуют другие, самые разные, и он станет здесь своим человеком. Капитан, не задерживаясь, поехал дальше; Дрого последовал за ним, чутьпоотстав из уважения к старшему по чину. Он все ждал, что капитан как-нибудьвыразит свое неудовольствие по поводу его неловкой попытки завязатьразговор. Но капитан молчал: то ли ему не хотелось говорить, то ли отприродной застенчивости он не знал, с чего начать. Поскольку дорога круто поднималась в гору, а солнце основательноприпекало, кони шли медленно. Наконец капитан Ортиц нарушил молчание: - Я издали не совсем расслышал ваше имя... Дрозо, если не ошибаюсь? Джованни ответил: - Дрого, через "г", Джованни Дрого. Вы уж простите, господин капитан,что я вас окликнул, - добавил он, смущаясь, - с другой стороны лощины труднобыло разглядеть, какое у вас звание. - Действительно, - не желая ставить Дрого в неловкое положение. согласился Ортиц и рассмеялся. Так они проехали еще немного, ощущая некоторую скованность. Потом Ортиц спросил: - Итак, куда же вы направляетесь? - В крепость Бастиани. Я верно еду? - А куда же еще? Они снова замолчали. Становилось жарко. Со всех сторон их обступалигоры - гигантские, поросшие травой, дикие. Ортиц сказал: - Вы, значит, в Крепость? Везете какой-нибудь пакет? - Нет, господин капитан, я назначен туда служить. - Направлены в личный состав гарнизона? - Думаю - да, в личный состав. Это первое мое назначение. - Ну тогда в личный состав, конечно... Что ж, это хорошо... Выходит, вас можно поздравить... - Благодарю вас, господин капитан. И снова какое-то время они ехали молча. Джованни очень хотелось пить, ак седлу капитана была приторочена деревянная походная фляга, в которойплескалась вода: хлюп-хлюп. - На два года? - спросил Ортиц. - Простите, господин капитан, что значит: на два года? - Как это - что? Отслужите здесь, как положено, два года. Так ведь? - Два года? Не знаю, срок мне не указали. - Это само собой разумеется. Все новоиспеченные лейтенанты служат здесьдва года, а потом уезжают. - И для всех такой порядок? Именно два года? - Ну разумеется, а в выслугу они идут за четыре. Ведь именно для этоговсе вы сюда проситесь, иначе кто бы сюда поехал? Что ж, ради карьеры и кКрепости можно привыкнуть, не так ли? Дрого ничего об этом не знал, но на всякий случай решил отделатьсяничего не значащей фразой: - Конечно, можно... Ортиц прервал начатый разговор: казалось, тема эта его нисколько неинтересует. Но теперь лед был сломан, и Джованни все же решился задать емувопрос: - Неужто всем, кто служит в Крепости, засчитывается год за два? - Кому - всем? - Я имею в виду офицеров. Ортиц хмыкнул. - Как же, всем! Скажете тоже! Младшим офицерам, естественно. Впротивном случае никто бы сюда не просился. Дрого сказал: - Я не просился. - То есть как? Вы не подавали прошения? - Нет, господин капитан. Только два дня назад мне сказали, что яназначен в Крепость. - По правде говоря, это странно. Да уж... Они снова помолчали. Каждый, казалось, думал о своем. Вдруг Ортицзаметил: - Разве что... Джованни встрепенулся: - Простите, господин капитан?! - Я хотел сказать: разве что других желающих не нашлось... и онинаправили вас сами. - Вполне возможно, господин капитан. - Да уж... Скорее всего, так оно и есть. Действительно. Дрого виделвырисовывающиеся на дорожной пыли четкие тени двух лошадей, двух голов,согласно кивающих на каждом шагу; слышал дробный перестук копыт, жужжаньеприставших к ним больших надоедливых мух и - все. Дорога тянулась бесконечно. Время от времени на повороте далеко впередиможно было разглядеть высеченный в отвесных склонах серпантин. Но стоилодобраться до того места и посмотреть вверх, как дорога опять оказываласьперед глазами и снова ползла в гору. - Простите, господин капитан... - сказал Дрого. - Да-да, я вас слушаю. - Нам еще долго ехать? - Не очень. Таким шагом часа два с половиной, а может, и все три. Да уж, к полудню, думаю, приедем. Снова наступило долгое молчание. Лошади вспотели; та, на которой ехалкапитан, устала и едва переставляла нога. - Вы из Королевской академии, не так ли? - спросил Ортиц. - Да, господин капитан, из Академии. - Тогда скажите, там ли еще полковник Магнус? - Полковник Магнус? Что-то не слышал о таком. Лощина стала сужаться, солнечные лучи в нее уже не попадали. Время от времени в отвесных стенах открывались устья мрачных боковыхущелий, из которых дул ледяной ветер; впереди и выше виднелись очень крутыеконусообразные горы: казалось, и трех дней не хватит, чтобы добраться до ихвершин, так они высоки. - А скажите, лейтенант, - вновь прервал молчание Ортиц, - майор Босковсе еще там и по-прежнему ведает огневой подготовкой? - Нет, господин капитан, и такого я не знаю. Огневую подготовку у насведет Циммерман, майор Циммерман. - Ах, Циммерман, слышал я эту фамилию. Действительно... Столько летпрошло... Ясное дело, все давно сменились. И опять оба погрузились в свои мысли. Дорога теперь вилась посолнечному склону, за горами вздымались горы, еще более крутые, скалистые. - Я видел ее вчера вечером издали, - сказал Дрого. - Что? Крепость? - Да, Крепость. - Из вежливости Дрого немного помолчал, потомпродолжил: - Мне она показалась огромной, грандиозной... - Грандиозной? Ну что вы, это одна из самых маленьких крепостей оченьдавней постройки. Просто, когда смотришь издали, она впечатляет, - ответилкапитан и, подумав, добавил: - Да, очень уж она старая, устаревшая во всехотношениях. - Но ведь она - одна из главных, правда? - Нет-нет, это крепость второй категории, - ответил Ортиц. Казалось, ему доставляет удовольствие говорить о Крепости плохо, но тону него при этом был какой-то особый: так порой отец любит подчеркиватьнедостатки своего сына, ибо уверен, что они - ничто по сравнению с егонеисчислимыми достоинствами. - Здесь у нас участок мертвой границы, - добавил капитан. - Ее никогдане пересматривали, и она осталась, какой была сто лет назад. - Что значит: мертвая граница? - Граница, о которой можно не заботиться. За ней - сплошная пустыня. - Пустыня? - Да уж, камни и иссушенная земля. Она называется Татарской пустыней. - Почему Татарской? - спросил Дрого. - Здесь что, были татары? - В древние времена, возможно, и были. Но, скорее всего, это легенда.Ни в одну из войн никто к нам не подходил с той стороны. - Значит, Крепость никому не была нужна? - Никому. - ответил капитан. По мере того как дорога уходила вверх, деревьев становилось все меньше,и наконец их вовсе не стало; то там, то здесь виднелись лишь редкие кусты. Адальше тянулись выжженные солнцем луга, скалы, осыпи краснозема. - Простите, господин капитан, а есть здесь поблизости какие-нибудьдеревни? - Поблизости нет. Есть тут одна деревушка - Сан-Рокко, но до неекилометров тридцать будет. - В общем, как я вижу, не очень-то у вас повеселишься. - Да уж, действительно, не очень. В воздухе посвежело, склоны гор стали более покатыми, появилосьощущение, что до последних гребней уже недалеко. - И не скучно вам там, господин капитан? - спросил Джованнидоверительным тоном, усмехаясь и как бы желая сказать, что его-то такие вещимало беспокоят. - Дело привычки, - ответил Ортиц и добавил назидательно: - Я здесь ужеоколо восемнадцати лет, хотя что я говорю - ровно восемнадцать. - Восемнадцать лет?! - удивленно воскликнул Джованни. - Восемнадцать, - подтвердил капитан. Стая ворон пролетела у них над головой и скрылась в глубине лощины. - Вороны, - произнес капитан. Джованни не отозвался, он думал о том, какая жизнь его здесь ждет,чувствовал, как чужд ему этот мир, это одиночество, эти горы. - А из младших офицеров, - спросил он, - потом кто-нибудь остается? - Теперь-то немногие, - ответил Ортиц, уже жалея, что так нелестноговорил о Крепости, ибо заметил, что у Джованни сложилось о ней превратноепредставление. - В общем, почти никто. Всем подавай блестящую гарнизоннуюжизнь. Когда-то служить в крепости Бастиани почитали за честь, а теперь этуслужбу отбывают вроде как наказание. Джованни слушал молча, но капитан не унимался: - Мы ведь на границе служим. И кадры у нас в основном отборные. Граница есть граница. Да уж... Дрого молчал, на душе у него вдруг стало нехорошо. Горизонтраздвинулся, вдали вырисовывались замысловатые силуэты скалистых гор, нафоне неба громоздились отдельные острые пики. - Сейчас и в армии на все смотрят по-другому, - продолжал Ортиц. - Да, было время, когда служба в крепости Бастиани считалась оченьпочетной, а теперь говорят: мертвая граница, мертвая граница, но нельзя жезабывать, что и на мертвой границе может случиться всякое, ничего не узнаешьнаперед. Дорогу пересек ручей. Они остановились, чтобы напоить коней, а сами,спешившись, стали разминать затекшие ноги. - Зато знаете, что у нас действительно первоклассное? - со смехомспросил Ортиц. - Что, господин капитан? -Кухня. Вот увидите, какая в Крепости кормежка. Да уж... Из-за этого ичастые смотры: каждые две недели обязательно какой-нибудь генерал наезжает. Дрого из вежливости посмеялся. Он никак не мог понять, то ли Ортицдурак, то ли скрывает что-то, то ли просто болтает, что на ум взбредет. - Вот и отлично, - сказал он, - я ужасно проголодался! - Ну теперь уж немного осталось. Видите вон тот бугор с осыпью? Прямо за ним Крепость. Снова тронулись в путь. За бугром с осыпью галечника офицерыдействительно сразу же выбрались на слегка наклонное плато и впереди, метрахв пятистах, увидели Крепость. Она и впрямь была много меньше, чем показалось Дрого накануне вечером.От центрального форта - по виду это была обычная казарма с окнами,прорезанными на большом расстоянии одно от другого, - отходили две невысокиезубчатые стены, связывавшие строение с боковыми редутами: их было по два скаждой стороны. Таким образом, крепостные стены являли собой весьманенадежную защиту стиснутого с обеих сторон высокими отвесными скаламиперевала шириной примерно в полкилометра. Справа, у самого подножия крутого склона, на плато была впадина, что-товроде седловины: там когда-то проходила древняя дорога через перевал, теперьона упиралась в стену Крепости. Форт был погружен в тишину и залит не дававшим тени полуденным солнцем.По обе стороны от него тянулись голые желтоватые стены (фасад, обращенный насевер, увидеть было невозможно). Из трубы шел едва заметный дым. Вдоль всейверхней кромки центрального здания, стен и редутов ходили размеренным шагомвзад-вперед десятки часовых с винтовками - каждый на своем небольшомучастке. Их движение, напоминавшее раскачивание маятника, как бы отмерялоход времени, не нарушая магических чар всепоглощающего одиночества. Справа и слева, насколько хватал глаз, тянулись цепи крутых и, судя повсему, неприступных гор. И они тоже, по крайней мере в этот час дня,казались желтыми и выжженными. Джованни Дрого непроизвольно остановил коня. Медленно скользя взглядомпо мрачным стенам, он никак не мог сообразить, что они ему напоминают. Вголову лезли мысли о тюрьме или о каком-то заброшенном королевском замке.Легкий ветерок пошевелил над фортом поникший и сливавшийся с флагштокомфлаг. Послышался отдаленный голос трубы. Часовые продолжали ходить своимразмеренным шагом. На плацу перед входом три или четыре человека (нарасстоянии невозможно было различить, солдаты это или нет) грузили на телегумешки. Но все вокруг пребывало в каком-то странном оцепенении. Капитан Ортиц тоже остановился и посмотрел на Крепость. - Вот она, - непонятно зачем пояснил он. Дрого подумал: сейчас он спросит, как она мне нравится, и от одной этоймысли ему стало не по себе. Но капитан промолчал. Нет, крепость Бастиани с ее невысокими стенами не отличаласьвнушительностью, не было в ней ни красоты, ни живописности, которые придаюттаким сооружениям башни и бастионы, не было ничего, совершенно ничего, чтомогло бы скрасить эту наготу, порадовать глаз. И все-таки Дрого, как и накануне, когда словно зачарованный смотрел наКрепость из глубины ущелья, почувствовал, как его сердце наполняетсянеизъяснимым восторгом. А что же там, дальше? За этим неприветливым строением, за этимизубцами, казематами, пороховыми погребами, загораживающими обзор? Какой мир откроется за ними? Как выглядит северное королевство,каменистая пустыня, которую никто и никогда не пересекал? На карте, смутноприпоминал Дрого, по ту сторону границы тянулся обширный район с оченьредкими обозначениями, но, может, с высоты Крепости все-таки удастсяразглядеть какое-нибудь селение, луг, дом? Или там одна только безжизненнаяпустыня? Он вдруг почувствовал свое одиночество, и весь армейский кураж - стольестественный прежде, когда казарменная жизнь текла без тягот и забот, когдау него был уютный дом, веселые, компанейские приятели и маленькие ночныеприключения в садах, - внезапно слетел с него. Крепость предстала перед ним как один из тех неведомых миров, опричастности к которым он никогда и не помышлял, но не потому, что к нимдуша не лежала, просто они были бесконечно чужды ему и далеки от егопривычной жизни. И этот мир обязывал к очень многому, не суля ничего, чтовыходило бы за рамки его прямолинейных законов. Вернуться! Не переступив даже порога Крепости, вернуться на равнину, всвой город, к старым привычкам. Вот первое, о чем подумал Дрого: пускайподобная слабость постыдна для солдата, он даже был готов, если нужно,открыто в ней признаться, лишь бы ему разрешили поскорее уехать. С севера надвигался плотный белый туман, закрывая горизонт и наползаяна эскарпы, а под стоящим в зените солнцем невозмутимо, словно автоматы,отмеривали свои шаги часовые. Конь Дрого заржал. И вновь воцарилась великаятишина. Наконец Джованни оторвал взгляд от Крепости и покосился на капитана,надеясь услышать от него ободряющие слова. Ортиц тоже стоял неподвижно ипристально разглядывал желтые стены. Он, проживший здесь восемнадцать лет,смотрел на них так, словно ему явилось чудо. Казалось, капитану никогда ненадоест любоваться ими, и улыбка - радостная и в то же время грустная - тихосветилась на его лице.

III

Сразу же по прибытии Дрого явился к старшему адъютанту майору Матти.Лейтенант караульной службы - приветливый и разбитной молодой человек поимени Карло Морель - взялся проводить его по центральной части Крепости.Через подворотню в глубине большого пустынного двора они попали в широкий ибесконечно длинный коридор. Потолок его тонул в полумраке, кое-гдепрорезаемом тонкими полосками света из узеньких окошек. Только на втором этаже им попался навстречу какой-то солдат с пачкойбумаг. Голые стены, сырость, тишина, тусклый свет - казалось, все здесьдавно забыли, что где-то в мире еще растут цветы, смеются женщины,гостеприимно распахивают свои двери дома. Все в этой Крепости былопроникнуто духом самоотречения, но во имя чего, ради какого такого блага? Они уже поднялись на третий этаж и шли по коридору, который был точнойкопией того, нижнего. Иногда откуда-то из-за стен до них долеталприглушенный расстоянием смех, звучавший здесь как-то неправдоподобно. Майор Матти оказался толстяком с преувеличенно радушной улыбкой. Онсидел в просторном кабинете за большим письменным столом с аккуратноразложенными на нем бумагами. На стене висели выполненный в масле портреткороля и сабля майора, для которой был вбит специальный колышек. Дрого отдал честь, представился и, протянув свои документы, сталобъяснять, что вовсе не просил назначения в Крепость (для себя он уже решил,что при первой же возможности переведется в другое место), но Матти перебилего: - А я ведь знавал вашего отца, лейтенант. Благороднейший был человек.Уверен, вы окажетесь достойны его памяти. Если не ошибаюсь, он былпредседателем Верховного суда? - Нет, господин майор, - ответил Дрого, - мой отец был врачом. - Ах да, черт возьми, я все спутал, конечно же врачом, конечно. Матти на какое-то мгновение смешался, а Дрого успел заметить, что онвсе время подносит левую руку к воротничку, пытаясь прикрыть круглое жирноеи явно свежее пятно на груди. Но майор быстро овладел собой. - Рад видеть вас здесь, - продолжал он. - Знаете, что сказал Еговеличество Пьетро Третий? "Крепость Бастиани - оплот моей короны". А я могу добавить, что служить в этой Крепости - большая честь. Надеюсь, вы разделяете мое мнение, лейтенант? Все это он произносил явно по привычке, как давным-давно затверженныйурок, который время от времени приходится повторять. - Так точно, господин майор, - сказал Джованни, - вы совершенно правы,но, должен признаться, для меня все это несколько неожиданно. В городе яоставил семью и, если возможно, предпочел бы... - О, да вы, не успев приехать, уже хотите нас покинуть. Так, что ли? Признаюсь, меня это огорчает, весьма огорчает. - Дело не в моих желаниях. Я не смею обсуждать... я хотел только... - Все ясно, - произнес майор со вздохом, как бы давая понять, что такиеречи для него не новы и он даже готов войти в положение... - Все ясно: выиначе представляли себе Крепость и сейчас немного обескуражены. Но скажитечестно: как вы можете судить о ней, если прибыли всего несколько минутназад? Только честно... - Господин майор, - ответил Дрого, - я ничего не имею противКрепости... Совершенно ничего. Но я предпочел бы служить в городе или хотябы поближе к нему. Поймите меня. Я с вами вполне откровенен и рассчитываю навашу помощь... - Ну конечно, конечно! - воскликнул Матти, хохотнув. - Для того нассюда и поставили! Силком мы никого не держим, даже часовых. Просто мне жаль, по-моему, вы хороший парень... Майор минутку помолчал, словно подыскивая выход. И в это время Дрого,слегка повернув голову налево, посмотрел в окно, выходившее во внутреннийдвор, и увидел противоположную стену, такую же, как и остальные, желтоватую,залитую солнцем, с немногочисленными черными прямоугольниками окон. И ещечасы, показывавшие два пополудни, часового, с винтовкой на плечепрохаживающегося взадвперед по стене, а над зданием, вдали, в жарком дневноммареве - скалистую гору. Была видна только ее вершина, сама по себе непредставлявшая ничего особенного. И все же этот скалистый пик стал дляДжованни Дрого первой видимой интригующей приметой легендарного северногогосударства, которое угрожало Крепости. А что же там, дальше? Какой-тотусклый свет, пробиваясь сквозь тягучую дымку, шел оттуда. Тут майор вновьзаговорил: - Скажите, вы непременно хотите уехать отсюда тотчас же или, может,подождете несколько месяцев? Нам, повторяю, все равно... с формальной точкизрения, разумеется, - добавил он, чтобы слова его не прозвучали совсем ужневежливо. - Ну, раз я могу уехать, - ответил Джованни, приятно удивленныйотсутствием каких-либо препон, - раз я могу уехать, то, пожалуй, лучше этосделать сразу. - Будь по-вашему, - успокоил его майор. - Но тогда, если уж вы решилиуехать тотчас, вам лучше сказаться больным. Ляжете в изолятор,понаблюдаетесь там пару дней и получите справку от врача. Многие ведь невыдерживают высокогорного климата... - Неужели обязательно притворяться больным? - спросил Дрого, нелюбивший всяких махинаций. - Обязательно? Нет! Но это значительно все упростит. В противном случаевам следует подать рапорт с просьбой о переводе, рапорт этот надо будетпереслать Верховному командованию, потом ждать, когда Верховное командованиедаст ответ, в общем, на это уйдет не меньше двух недель. Но, главное, в делопридется вмешаться господину полковнику, а вот этого я бы как раз хотелизбежать. Такие вещи ему не по душе, он очень переживает, да-да, именнопереживает, воспринимая все это как оскорбление своей Крепости. Так вот, навашем месте - говорю вам со всей откровенностью - я бы постаралсяизбежать... - Простите, господин майор, - ответил Дрого, - я же не знал... Если мой отъезд может мне повредить, тогда другое дело. - Ни в коем случае, лейтенант. Вы меня не поняли. Ваша карьера никак отэтого не пострадает. Тут... как бы получше объяснить... этакий нюанс, чтоли... Конечно, как я вам уже сказал, господину полковнику подобная историяне доставит удовольствия. Но если вы твердо решили... - Нет-нет, - откликнулся Дрого, - если все обстоит так, как вы сказали,то лучше уж мне получить медицинскую справку. - Если только... - Матти вкрадчиво улыбнулся и не закончил фразу. - Что?.. - Если только вы не согласитесь остаться здесь на четыре месяца, чтобыло бы самым лучшим выходом из положения. - На четыре месяца? - переспросил Дрого, несколько разочарованный: ведьперед ним уже открывалась перспектива близкого отъезда. - Четыре месяца, - подтвердил Матти. - Тогда вся процедура значительноупростится. Понимаете, у нас дважды в году все проходят медицинскоеосвидетельствование. Это предписывается уставом. Очередное будет через четыре месяца. Для вас, по-моему, это самыйлучший вариант. А уж о том, чтобы комиссия признала вас негодным к службе внаших условиях, позвольте позаботиться мне. Вы можете быть абсолютноспокойны. Кроме того, - продолжал он после небольшой паузы, - четыре месяца- это четыре месяца, их вполне достаточно для выдачи характеристики. Несомневаюсь, что господин полковник вам ее даст. Сами знаете, какое значениеимеет для вашей карьеры отзыв с первого места службы. Но давайте условимся,чтобы не было недоразумений: это всего лишь мой совет, а уж вы вольнырешать... - Да, господин майор, - ответил Дрого. - Я очень хорошо вас понял. - Жизнь у нас нетяжелая, - произнес майор с нажимом, - главное нашедело - нести караульную службу. А Новый редут, где ответственности побольше,вам, как новичку, конечно, не доверят. Ничего трудного, можете не беспокоиться. Вот разве что скучновато вампокажется... Но Дрого уже почти не слушал: его внимание почему-то приковывалпрямоугольник окна и видневшийся над противоположной стеной Крепостискалистый пик. Какое-то странное, безотчетное чувство закралось в душуДжованни, этакий, возможно, даже глупый, абсурдный, не имеющий под собойникакой почвы интерес. И в то же время он как будто немного успокоился. Ему все еще хотелосьуехать отсюда, но не так страстно, как раньше. Он уже чуть ли не стыдилсяотчаяния, охватившего его в первый момент. Что же он, хуже других?Немедленный отъезд, думал он теперь, выглядел бы как признание собственнойнеполноценности. Так самолюбие боролось в нем с тягой к привычной домашнейжизни. - Господин майор, - сказал Дрого. - Я благодарен вам за советы, нопозвольте мне подумать до завтра. - Вот и отлично! - откликнулся Матти, не скрывая своего удовлетворения. - А как быть сегодня вечером? Хотите, чтобы вас представили полковникуза столом, или предпочитаете оставить вопрос открытым? - Ну что ж, - ответил Джованни, - я полагаю, прятаться бессмысленно,особенно если я все же решу задержаться на четыре месяца. - Пожалуй, вы правы, - сказал майор. - Так вы будете чувствовать себяувереннее. Вот увидите, какой у нас славный народ, а офицеры... настоящая гвардия. Матти улыбнулся, и Дрого понял, что пора уходить, но он все же спросил,стараясь говорить как можно спокойнее: - Господин майор, можно мне взглянуть на север? Хочется посмотреть, чтотам, за стенами. - За стенами? - удивился майор. - Вас что, привлекают красотыместности? - Один только взгляд, господин майор, просто из любопытства. Говорят, там пустыня, а я еще никогда не видел пустынь. - Она не стоит вашего внимания, лейтенант. Однообразный пейзаж,совершенно ничего интересного. Напрасная трата времени, уверяю вас. - Я не настаиваю, господин майор, - ответил Дрого. - Я не знал, что этосопряжено с какими-то трудностями. Майор Матти почти что молитвенно сложил свои пухлые пальцы. - Пожалуй, это, - сказал он, - единственная вещь, которую я не могу вампозволить. На стены и в караульные посты допускаются только лица, несущиеслужбу: нужно знать пароль. - И никаких исключений, даже для офицера? - Даже для офицера. Ах, я-то вас понимаю: вам, городским, подобныемелочи кажутся смешными. И пароль там у вас не такая уж великая тайна. Аздесь дело другое. - Простите мою назойливость, господин майор... - Слушаю, слушаю вас, лейтенант. - Я хотел спросить, неужели здесь нет никакой амбразуры, никакого окна,откуда бы я мог взглянуть... - Есть одно. И то в кабинете господина полковника. Увы, никто непозаботился о бельведере для любопытствующих. Да и не стоит она того, этапанорама, ничего примечательного в ней нет. Если вы решите здесь остаться,она вам еще надоест. - Спасибо, господин майор. Какие будут распоряжения? - спросил Дрого,вытягиваясь в струнку. Матти дружески махнул рукой. - До свидания, лейтенант. И вы

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: