Глава 8. Растение создано на радость людям

 

Поэтичную идею Гёте о том, что духовная суть растений лежит за пределами их материальной формы, подкрепил своими исследованиями врач и профессор физики Лейпцигского Университета Густав Теодор Фех-нер (Gustav Theodor Fechner). На счету этого ученого более 40 работ в таких областях, как измерение электрических токов и восприятие цвета, однако к глубокому пониманию растений он пришел совершенно неожиданно. В 1839 г. Фехнер попробовал подолгу смотреть на солнце в надежде обнаружить природу остаточного изображения - странных образов, остающихся на роговице глаза даже после того, как человек прекращает смотреть на предмет.

Через несколько дней Фехнер с ужасом понял, что начинает слепнуть. Работа подорвала его силы, а из-за новой болезни он уже не мог, как обычно, общаться с друзьями и коллегами. Тогда он надел на лицо маску и уединился в темной комнате, чтобы молить Бога о выздоровлении.

В одно весеннее утро, три года спустя, он почувствовал, что снова обрел зрение, и вышел на дневной свет. В великой радости он прогуливался вдоль реки и, глядя на деревья и цветы, моментально почувствовал их одушевленность. «Я стоял у воды и наблюдал за цветком, я видел, как его душа поднялась над лепестками и стала проявляться все отчетливей, пока не приняла ясную форму. Может быть душа хотела забраться на крышу своего цветочного дома, чтобы насладиться солнышком? Она, должно быть, считала себя невидимой для человека и очень удивилась, когда проходящий мимо ребенок направился прямиком к ней».

Фехнер не торопился выйти на люди и продолжал свои замечательные наблюдения, в результате которых в 1848 г. в Лейпциге появилась книга «Нанна, или духовная жизнь растений». Коллеги Фехнера приняли ее с едким сарказмом, однако книга стала настолько популярной, что переиздавалась в Германии на протяжении восьмидесяти лет.

Во введении Фехнер пояснил выбор заглавия к книге. По его словам, это произошло совершенно случайно. Сначала он думал назвать ее Флора в честь римской богини цветов, или Гамадрии в честь лесных нимф, которые, по мнению древних эллинов, являются духами деревьев и живут ровно столько, сколько и их подопечные. Но первое название показалось Фехнеру чересчур наукообразным, а второе - слишком антикварным и заезженным классицизмом. Однажды, читая тевтонские мифы, Фехнер наткнулся на историю, похожую на миф о подглядывающим за Дианой Актеоне. Миф был о том, как бог света Балдур подглядывал за обнаженной принцессой цветов Наиной, купающейся в ручье. Свет, которым управлял Балдур, озарял Нанну и делал ее еще красивей. Легенда рассказывает, что Балдур был ранен любовью в самое сердце, и свадьба Света и Цветов была предрешена.

Прозрение об одушевленности растений превратило Фехнера из профессионального физика в профессионального философа: вскоре после появления «Нанны» ему предложили возглавить кафедру философии в Университете Лейпцига. Но Фехнер интересовался проблемами космического масштаба даже до того, как осознал невиданную чувствительность растений. В 1936 г. в Дрездене, уже после смерти Фехнера, была издана его «Книжечка о жизни после смерти», а свою «Сравнительную анатомию ангелов» он считал настолько скандальной, что скрыл свое имя под псевдонимом Доктора Мизеса.

В своей «Книжечке» Фехнер подразделил жизнь человека на три стадии: первая, от зачатия до рождения, - непрерывный сон; вторая, которую мы называем земной жизнью, -полусонное существование, и лишь на третьей стадии, после смерти, жизнь человека наиболее осознана. В «Сравнительной анатомии» он прослеживает путь эволюции от одноклеточного организма к человеку и затем до высшего существа, ангела. Ангел имеет форму сферы и может видеть всеобщую гравитацию также просто, как человек воспринимает свет; в качестве языка общения эти высшие сущности пользуются не словами, а световыми символами.

«Нанна» начинается с идеи о том, что вера в существование души у растений заставляет взглянуть на природу другими глазами. Если человек примет идею о вездесущем, всеве-дающем и всемогущем Творце, наделившем душой все сущее, получается: никто и ничто в мире - ни растение, ни камень, ни кристалл, ни волна, не остались обделенными щедростью Бога-Творца. Фехнер спрашивал: почему человек так уверен, что вселенской душой наделен только он, а не вся природа?

Предвосхищая работы Боше, Фехнер рассуждал: если у растений есть душа, то у них должно быть что-то подобное нервной системе, возможно, заключенной в их странных спиралевидных волокнах. Он вышел за рамки современной механистической физиологии и упоминал о «духовной нервной системе» вселенной, которая, в частности, выражается во взаимодействии небесных тел, но не через «длинные веревки-нервы», а через единую сеть света, гравитации и других неизвестных сил. Душа получает стимулы, подобно пауку, который чувствует внешние воздействия через колебания своей паутины. Идея наличия у растений души казалась Фехнеру вполне правдоподобной, и лишь человек в своем невежестве твердит о том, что растения, якобы, существа неодушевленные.

По словам Фехнера, душа и нервная система растения связаны не более, чем душа и тело человека. Душа пронизывает все тело, но в то же время отделена от всех органов, находящихся под ее контролем. «Мое тело не может чувствовать само по себе, - писал Фехнер, - Только Я, моя душа, может ощущать все, что со мной происходит».

Фехнер стал основателем новой области знаний под названием психофизика, отбросившей надуманные границы между душой и телом и рассматривавшей их как две стороны одной реальности. Мы воспринимаем ум субъективно, внутри самого ума, а тело объективно, как находящееся «снаружи», вне ума. Точно так же человеку, стоящему внутри круга, линия круга кажется вогнутой, а человеку за крутом -выпуклой, хотя они смотрят на один и тот же круг. По его мнению, вся эта путаница произошла из-за того, что человеку трудно рассматривать явление с обеих сторон одновременно. Все вокруг есть различные выражения единой аnimа mundi, или космической души, которая начала свое существование с рождения Вселенной и служит космической совестью, смерть же души наступит лишь со смертью Вселенной. В соответствии с этой анимистичной философией, все живое - единое целое, и многообразие животных форм -проявление единства Жизни. Блаженство и радость, но не отдельного индивида, а всего сущего, есть высшее благо и лучший исход любого действия. Вся мораль Фехнера была построена именно на этой основе.

Так как дух для Фехнера был божественным и всеобъемлющим, он не считал души растений или человека полностью индивидуальными. Тем не менее только с помощью своей «индивидуальной» души существа способны отличать себя от других существ и становиться видимыми для них, воплощаясь в физическом теле. К досаде психологов-бихевиористов, со своим методом «кнута и пряника», Фехнер утверждал, что каждое существо может обрести истинную свободу только в своей душе.

Растение имеет корни, поэтому возможности его передвижения, по сравнению с животным, ограничены. Однако растение может двигать ветками, листьями и усиками по своему желанию. Поведение растений очень напоминает поведение животных, которые выпускают когти перед тем, как вонзить их в жертву, или, испуганные, убегают прочь.

Еще за сто лет до того, как русские исследователи обнаружили, что растения могут удовлетворять свои потребности с помощью изобретенных человеком приборов, Фехнер писал: «С чего мы взяли, что растение меньше страдает от голода и жажды, чем животное? В поисках пищи животное пользуется всем телом, растение же - лишь его частью, а вместо ушей, глаз и носа пускает в ход другие органы чувств». Фехнеру казалось, что «зеленые человечки», мирно проводящие всю свою жизнь в том месте, где они однажды укоренились, возможно, тоже удивленно наблюдают за вечно суетящимися двуногими людьми. «Представим, что кроме суетящихся, орущих и жрущих, существуют еще и другие одушевленные существа, цветущие в спокойствии, выдыхающие благоухание, утоляющие жажду росой, и выражающие свою любовь завязыванием плодов». Представим, что язык общения растений - это источаемый ими аромат. Не правда ли, этот способ гораздо приятнее, чем болтовня вперемежку с человеческим дыханием, которое вряд ли можно назвать тонким и благоуханным, разве что у влюбленных?

«Так же, как и голос, - писал Фехнер, - аромат идет изнутри. Человека в темной комнате можно узнать по тону его голоса; так же и растение можно распознать по его запаху. Аромат каждого цветка отражает душу его создателя». Фехнер сравнивал цветок без запаха с диким животным-одиночкой, а растение с ароматом - со стадным животным. «Откуда мы знаем, - говорил немецкий ученый, может быть одно из основных назначений человеческого тела - служить растениям, снабжать их углекислым газом для дыхания и удобрять их собой после смерти? Разве цветы и деревья, в конечном итоге, не потребляют человеческую плоть, смешивая его останки с землей, водой, воздухом, солнечным светом, превращая тело человека в удивительные цвета и формы?»

За свой «анимизм» Фехнер подвергся яростным нападкам и критике со стороны современников. Однако через два года после «Нанны» Фехнер опубликовал книгу о теории атома, где задолго до появления атомной физики утверждал, что атом есть центр чистой энергии и низший элемент в духовной иерархии. В следующем году он выпустил книгу «Зендаве-ста», назвав ее в честь священных зороастрийских писаний. Древние зороастрийцы утверждали, что их великий религиозный наставник Заратустра научил их культивировать растения для употребления в пишу. Эти растения до сих пор являются основным источником нашего питания. «Зендаве-сту» можно назвать первым учебником по сельскому хозяйству. В дальнейшем американский философ Вильям Джеймс (William James) охарактеризовал эту работу Фехнера как «удивительную книгу потрясающего философа». Необычная и сложная философия этой книги содержит такое понятие, как «ментальная энергия», которое сильно заинтересовало Зигмунда Фрейда и стало неотъемлемой частью психоанализа.

Современники Фехнера и многие сегодняшние ученые считают его философию «идеалистичным взглядом на реальность», однако Фехнер неустанно пытался примирить свои идеи с методологией современной науки.

Этот врач и физик из Лейпцига, считающийся одним из самых разносторонних мыслителей девятнадцатого века, замечал мельчайшие детали окружавшего его мира растений. В «Наине» он описывал половые органы растений (которые апостол Павел считал у человека непристойными) как верх красоты. Он поэтизировал способы привлечения насекомых, которые в поисках спрятанного сладкого нектара протискиваются в гениталии цветка и таким образом стряхивают пыльцу от другого цветка на пестик.

не переставал удивляться тем сложнейшим системам, которые создали растения для распространения своего вида. Гриб-дождевик терпеливо ждет, чтобы случайный прохожий наступил на круглый шарик и выпустил облако мельчайших спор. Их подхватит ветер и разнесет на огромные расстояния. Клен роняет свои семена-вертолеты, разлетающиеся с ветерком в разные стороны. Фруктовые деревья своими сладкими плодами соблазняют птиц, зверей и человека. Съев сладкую мякоть, они разносят их семена, аккуратно упакованные в питательные фекалии, по всей округе. А живородящие водяные лилии и папоротники воспроизводят крошечные, но точные свои копии на поверхности листьев. Фехнер не забыл и корни, чьи чувствительные кончики служат для растения компасом; и вьющиеся усики, которые в поисках надежной опоры вращаются в воздухе, описывая идеальные крути.

Мало кто принимал это всерьез. Один англичанин, современник Фехнера, все же набрался смелости и признал, что в растениях есть какие-то загадочные силы, обладающие чувствительностью и разумом. После публикации в 1859 г. своей интереснейшей книги «Происхождение видов» Чарльз Роберт Дарвин посвятил следующие 23 года жизни не только усовершенствованию теории эволюции, но и детальному изучению поведения растений.

В своей 575-страничной книге «Движение растений» (The Power of Movement in Plants), опубликованной перед смертью, Дарвин объяснил научным языком идею Фехнера о том, что привычка к движению в определенное время дня является общей для животных и для растений. По словам Дарвина, самым необычайным в этом сходстве была способность растений и животных «улавливать внешние раздражители органами чувств и передавать возбуждение от них к другим частям тела, которые приходят в движение».

Судя по этой фразе, Дарвин не отрицал идею Фехнера о том, что нервная система у растений все-таки есть. Однако Дарвин не признавал это напрямую, так как нервной системы у растений не нашел. Тем не менее, его не покидала мысль, что растения способны чувствовать. В самом последнем предложении своей объемной книги, описывая свойства зародышевого корня (той части семени растения, которая впоследствии развивается в основной корень), Дарвин ясно заявил: «не будет преувеличением сказать, что функции кончика зародышевого корня можно сравнить с работой мозга у низших животных: он находится в верхней части тела, получает впечатления от органов чувств и контролирует несколько видов движений».

В своей более ранней ^ниге «Оплодотворение орхидей», опубликованной в 1862 г. и ставшей блестящим и наиболее полным исследованием отдельного вида растений, Дарвин понятным языком описал процесс опыления насекомыми этих необычных цветов. Эта книга стала плодом продолжительных наблюдений: ученый часами сидел на траве и терпеливо наблюдал этот процесс от начала до конца.

За десять лет экспериментов над 57 видами растений Дарвин обнаружил, что в результате перекрестного опыления получается более многочисленное, жизнеспособное и плодовитое, большее по размерам и весу, потомство далее у само-опыляемых видов растений. Тут он попал в точку и разгадал секрет производства растениями такого огромного количества пыльцы. Конечно, шансы, что пыльца с неподвижного цветка попадет на цветок его удаленного соседа того же вида, невелики, всего один к миллиону. Но если это происходит, то их потомство скорей всего приобретает «гибридную мощность». Дарвин писал, что «преимущество перекрестного опыления заключено не в какой-то загадочной силе, таящейся в соединении двух отдельных индивидов, а в том, что эти индивиды в прошлых поколениях подвергались различным воздействиям и жили в различных условиях, или же изменялись случайным образом. В любом случае их половые клетки несут разную информацию».

При всей своей академической точности, дарвиновская теория эволюции и выживания сильнейшего подразумевает, что кроме случая в игре задействованы и другие силы. Еще одно необычное открытие Дарвина заключалось в том, что эти силы могут приспосабливаться к желаниям человека.

Прошло десять лет после смерти Дарвина и пять лет после смерти Фехнера. В 1892 г. вышел в свет, опубликованный в Санта-Розе, штат Калифорния, каталог одного из деревопи-томников «Новинки фруктовых деревьев и цветов», которой всколыхнул все США. В отличие от подобных буклетов, где среди сотен хорошо известных сортов едва ли можно было найти 5-6 новых, этот каталог предлагал на продажу только новые сорта без исключения.

Среди них был удивительный сорт гигантского и быстрорастущего грецкого ореха. Из небольшого деревца за несколько лет он вырастал до огромного, способного затенить дом, великана. А чего стоит гигантская ромашка с огромными белоснежными лепестками; яблоки, кислые с одной стороны и сладкие с другой стороны; гибрид земляники и малины, который хотя и не плодоносил, но для сторонников теории естественного отбора выглядел чем-то вроде диковинной смеси курицы и совы.

Когда этот каталог дошел до Голландии, он привлек внимание амстердамского профессора Хьюго де Вриса (Hugo De Vries), который как раз занимался возрождением генетики. Генетика, как наука, возникла в середине XIX века, основателем ее считается австрийский монах Грегор Иоанн Мендель, чьи работы не получили признания при его жизни и пылились на полках монастырской библиотеки. Этот каталог и бесспорные способности его автора выводить невиданные ботанические диковинки просто ошарашили де Вриса, который позднее дополнил работы Дарвина своей теорией мутации. Заинтригованный профессор отправился через океан навестить издателя этого каталога. Им оказался выходец из Новой Англии по имени Лютер Бурбанк (Luther Burbank). В результате его трюков с растениями появился новый термин «Бурбанк»3. Бурбанк приобрел славу «волшебника садов», которая приводила в ярость ботаников, ломавших головы над секретом его методов выведения новых сортов.

Когда Хьюго де Врис приехал в Санта-Розу, то увидел во дворе дома «волшебника» огромный четырнадцатилетний грецкий орех «Парадокс», который по высоте превосходил персидский вид ореха возрастом в пятьдесят пять лет. А выведенный Бурбанком сорт араукарии чилийской4 удивлял прохожих тем, что сбрасывал им на голову десятикилограммовые орехи. Но не это больше всего озадачило профессора. Удивительно, но в маленьком домике, где работал Бурбанк, не оказалось ни библиотеки, ни лаборатории, а сам волшебник делал свои рабочие записи на обрывках оберточной бумаги или на обратной стороне конвертов и писем.

Де Врис ожидал увидеть стеллажи аккуратно организованных папок с информацией и данными, скрывающими секрет мастерства Бурбанка. Озадаченный голландец донимал селекционера вопросами весь вечер, но узнал лишь то, что его мастерство заключается «в сосредоточении и быстром устранении несущественного». Де Врис спросил Бурбанка, где же его лаборатория, и услышал ответ: «Вся работа происходит в голове».

Американские коллеги Бурбанка были удивлены не меньше голландца. У них тоже не было никаких рациональных объяснений его методологии, поэтому они частенько называли волшебника «шарлатаном». Объяснения самого Бурбанка только подливали масла в огонь.

В 1901 году на Конгрессе цветоводов в Сан-Франциско Бурбанк заявил: «До сих пор ботаники в основном изучали и классифицировали засушенные мумии растений, душа которых уже давно покинула их сморщенные тела. Ботаники были уверены, что изучаемые ими виды - это самое стабильное и неизменное на земле и небе. Мы же поняли, что виды - понятие очень гибкое и пластичное, как глина в руках гончара или краски на холсте художника. С нашей помощью растения могут принимать более совершенные формы, о которых даже и не мечтали художники и скульпторы».

Эти простые и искренние слова Бурбанка приводили в бешенство людей недалеких и ограниченных. Однако голландский профессор увидел в Бурбанке гения-самородка, признал ценность его работ для учения об эволюции, и говорил, что «работа Бурбанка достойна восхищения».

Бурбанк был и остается загадкой даже для своих биографов. Он родился в 1849 г. в деревеньке Луненбург в штате Массачусетс. В школьные годы интересовался работами Генри Дэвида Торо (Henry David Thoreau) и других великих натуралистов: Александра фон Гумбольдта (Alexander von Humboldt) и Луиса Агассиса (Louis Agassiz). Но все они померкли по сравнению с массивным двухтомником Чарльза Дарвина «Изменение форм животных и растений при одомашнивании» (The Variation of Animals and Plants Under Dxo-mestication), который Бурбанк прочел взахлеб вскоре после его публикации в 1868 г. Он был поражен дарвиновским наблюдением: взятые из природных условий живые организмы видоизменяются!

Однажды на своей картофельной грядке в Массачусетсе Бурбанк наткнулся на растение с семенами, хотя известно, что картофель почти никогда не дает семян, и поэтому его размножают вегетативно с помощью глазков от клубня. Он знал, что картошка, выращенная из семян, дает не сортовые, а причудливые клубни-полукровки. Тогда Бурбанка осенило, а вдруг один из этих полукровок станет новым чудесным сортом картофеля? Он посадил 23 картофельных семечка, и одно из них превратилось в удивительный куст, который дал урожай в два раза превышавший среднюю урожайность картофеля. Новые клубни были гладкие, крупные, прекрасно запекались, и в отличие от его краснокожего родителя, были кремово-белого цвета.

За свою находку Бурбанк получил от торговца семенами из Марблхеда (Marblehead) 150 долларов. Торговец признался, что лучшего картофеля он в жизни не пробовал. Новый сорт окрестили «бурбанк»; позднее он стал популярен у фермеров в дельте реки Сан-Хуахин в Калифорнии, которые с благодарностью подарили Бурбанку миниатюрную копию выведенного им сорта из чистого золота. Сегодня этот сорт пользуется на американском рынке наибольшей популярностью. Получив свои 150 долларов от торговца семенами, Бурбанк собрал чемоданы и через три дня уехал в Калифорнию. Позднее, когда один фермер с северо-востока США спросил у Бурбанка совета, что ему посадить на своем поле, селекционер ответил: «Да что хочешь, лишь бы заработать достаточно денег, чтобы переехать в Калифорнию».

Вскоре после переезда Бурбанка в Санта-Розу вышла в свет работа Чарльза Дарвина «Последствия перекрестного и самоопыления у растений». Бурбанка особенно поразило самое начало книги: «Растения изобрели разнообразные и эффективные способы перекрестного опыления; поэтому можно предположить, что от перекрестного опыления они получают огромную выгоду». Для него эта фраза стала планом и командой к действию. Дарвин выдвинул гипотезу, а Бурбанк проверил ее на практике.

Весной 1882 г. к Бурбанку пришел первый крупный успех. Тогда среди садоводов Калифорнии стал очень популярен один из сортов сливы, известный под названием «чернослив». Он легко подвергался сушке, транспортировке, имел долгий срок хранения, и на нем можно было сделать хорошие деньги - одним словом, мечта садовода. В марте один ловкий банкир из соседнего городка Петалума, обеспокоенный, как бы не пропустить огромные прибыли, попросил Бурбанка доставить к декабрю двадцать тысяч саженцев чернослива для его участка в шестьдесят пять гектаров. Все остальные твердили встревоженному банкиру, что он хочет невозможного. Если бы банкир дал Бурбанку два года, то ему бы ничего не стоило прорастить деревца сливы из косточек, затем в конце лета привить на них почки чернослива, после срезать верхушку сливы-хозяина и на следующий год пересадить в грунт готовые саженцы чернослива. Но как же провернуть все это за восемь месяцев?

И вдруг Бурбанка осенила мысль: миндаль принадлежит к тому же роду, что и чернослив, а прорастает он гораздо быстрее сливы. Тогда он купил мешок миндальных орехов, замочил их и прорастил в воде. Это был его излюбленный способ быстрого проращиваания кукурузы, которым он пользовался еще в Массачусетсе. Благодаря этому способу, его кукуруза созревала на неделю раньше, чем у других фермеров, и он легко сбывал ее на рынке по самым высоким ценам. Маленькие саженцы миндаля можно было привить уже в июне, но времени оставалось в обрез. Получив аванс от банкира, Бурбанк нанял всех рабочих из соседних дерево-питомников. Они работали круглосуточно не покладая рук, а когда все было сделано, Бурбанк молил бога, чтобы его крохотные саженцы выросли высотой в человеческий рост за четыре месяца, оставшиеся до окончания контракта с банкиром. И ему повезло! К рождеству счастливый банкир получил от Бурбанка свои 19 500 деревьев. Так Бурбанк получил 6000 долларов. Тогда он понял, что все так тщательно скрываемые природой секреты, можно открыть, если поставить выращивание новых сортов на поток.

С этого момента началась «фруктовая революция» Бурбанка: появились новые сорта чернослива и сливы, включая сорт «климакс» со вкусом ананаса, а другой - со вкусом груши, которые сегодня составляют более половины огромного урожая чернослива в Калифорнии. Тогда же увидели свет популярный сорт персика «июльская Элберта Бурбанка», ароматный нектарин «Горящее золото Бурбанка», кустовой сорт каштана, который начинает плодоносить уже через шесть месяцев после посадки; белая ежевика цвета сосульки; два сорта айвы, которые до сих пор предпочитают закупать многие деревопитомники.

Воистину Бурбанк был непревзойденным мастером выведения новых сортов фруктов: пока традиционные селекционеры в поте лица трудились в своих лабораториях над созданием пары десятков сортов, Бурбанк успевал провести тысячи перекрестных опылений. Неудивительно, что ученые все больше обвиняли его в мошенничестве, утверждая, что он покупает свои «новинки» за границей. Бурбанк был убежден, что поведение растений, как собственно и человека, вдали от дома отличается от поведения растений в привычных для них условиях. Поэтому он заказывал растения даже из Японии и Новой Зеландии, чтобы провести экспериментальное скрещивание с местными видами. Бурбанк вывел более тысячи новых растений; если равномерно распределить это количество на все время его работы, то получается невиданная доселе производительность: один новый сорт каждые три недели. Несмотря на придирки завистливых и ограниченных ученых, крупные профессионалы признали удивительные заслуги этого гения, хотя они и выходили за рамки их понимания.

Было время, когда уважаемый всеми корифей американской ботаники Либерти Гайд Бэйли (Liberty Hyde Bailey) из Корнельского университета убеждал аудиторию на мировом конгрессе садоводов, что «человеку не под силу выводить новые растения». Но прослышав о чудесах Бурбанка, он решил посмотреть на его работу своими глазами.

Из Санта-Розы он уезжал в состоянии близком к потрясению, и в том же году в журнале World's Work писал: «Лютер Бурбанк - профессиональный селекционер, и в этом деле он является практически единственным выдающимся специалистом. Он подарил миру так много удивительных растений, что его прозвали "волшебником садов". Это прозвище настроило против него немало людей. Но Лютер Бурбанк не волшебник. Это честный, прямодушный, внимательный, любознательный и целеустремленный человек. Он уверен, что причина рождает следствие. И занимается он не магией, а терпеливым изучением растений. Он полон неиссякаемого энтузиазма, обладает открытым умом и имеет удивительно точное представление о достоинствах и возможностях растений».

Для Бурбанка, о котором в академической среде ходили ужасные слухи, эти слова стали бальзамом для души. На лекции в переполненном зале Стенфордского университета он говорил: «Ортодоксальный взгляд на мир убивает науку, и такие научные исследования не приносят никакой пользы». По утверждению профессора X. Дж. Вебера (H.J. Webber), генетика, заведующего селекцией растений в Министерстве сельского хозяйства США, один Бурбанк сэкономил мировой селекции четверть века времени. Дэвид Феарчайлд (David Fairchild), проехавший весь мир в поисках коммерчески значимых для США новых растений, также не мог похвастаться тем, что разобрался в методах Бурбанка. В письме другу он описывал свои впечатления от поездки в Санта-Розу: «Некоторые обвиняют Бурбанка в том, что тот пользуется ненаучными методами. Это справедливо лишь в одном: он делает такою огромную работу и так погружен в свое дело, что не всегда успевает записывать свои действия на бумаге».

Те, кому посчастливилось увидеть Бурбанка за работой, наблюдали за ним затаив дыхание. На экспериментальной ферме в соседнем городе Севастополе росло сорок тысяч японских слив и четверть миллиона цветущих цветов. Бур-банк прохаживался вдоль рядов с тысячами растений, будь то только что проклюнувшиеся из земли крошечные ростки или цветы высотой по грудь, и, не останавливаясь ни на секунду, пропалывал грядки, оставляя наиболее удачные по его мнению экземпляры. Один районный агроном, описывал это так: «Он, к примеру, идет между грядок с гладиолусами и вырывает все, что ему не нравится так быстро, как только позволяют ему руки. Похоже, интуиция подсказывает ему, какое из этих крохотных растений принесет желаемые плоды или цветы. Для меня все эти растения были с виду совершенно одинаковые, даже если разглядывать их в лупу, а Бурбанку хватало лишь мимолетного взгляда».

Если просмотреть каталоги Бурбанка, то может сложиться впечатление, что на него работали тысячи рабочих, да еще пара гениев на подхвате: «Шесть новых сортов гладиолусов, лучшие из миллиона саженцев; для получения шести удачных сортов клематиса пришлось за несколько лет произвести отбор среди 10 000 гибридных растений; забраковали 18 000 лилий, чтобы выбрать одну; мой сорт грецкого ореха «Королевский» растет в восемь раз быстрее, чем обычный, и произведет революцию в мебельной и даже в дровяной промышленности».

Землетрясение 18 апреля 1906 г. почти полностью разрушило Сан-Франциско, а от Санта-Розы оставалась лишь груда горящих обломков и каменных глыб. Представьте удивление перепуганных жителей Санта-Розы, когда они узнали, что в огромной теплице Бурбанка недалеко от центра не треснуло ни одно стеклышко.

Бурбанк не видел здесь ничего удивительного, хотя предпочитал не распространяться об этом на публике. По его мнению, силы природы и космоса, помогавшие ему в работе с растениями, могли также защитить и его теплицу.

В его статье, напечатанной в 1906 г. в журнале «Century Magazine» можно найти косвенные намеки на одушевленность растений: «Как только растение утвердилось в своих привычках, оно становится самым упрямым существом на свете, которое не так-то легко сбить с толку. Учтите, что растение сохраняло свою привычки в течение многих лет, может быть целые эпохи. И вы думаете, что после многих веков повторения растение не приобрело волю и беспримерное упрямство?»

Манли П. Холл (Manly P. Hall), основатель и президент Философского исследовательского общества в Лос-Анжелесе, изучающий сравнительную религию, мифологию и эзотерику, узнал от Бурбанка интересные подробности его методики. Когда Бурбанк хотел, чтобы растения развили в себе какие-то необычные качества, он вставал на колени и заводил с ними беседу. Также Бурбанк упоминал, что у растений есть более двадцати органов чувств, но человеку сложно их определить, ведь они совершенно не похожи на человеческие. «Он не знал, — писал Холл, — понимают ли кусты и цветы его слова, но был уверен, что каким-то телепатическим образом они понимают их смысл».

Позже Холл подтвердил, что Бурбанк рассказывал известному йогу Парамахансе Йогананде о своем новом кактусе без колючек. Целый год Бурбанк вытаскивал плоскогубцами из пальцев тысячи колючек, но в конце концов кактус их сбросил. «Во время моих экспериментов с кактусами, - говорил Бурбанк, - я часто разговаривал с ними и создавал для них атмосферу любви. Я говорил, что им нечего бояться, что им болыие не нужны защитные колючки, что теперь я буду их защищать». «Сила любви Бурбанка, — писал Холл, — подпитывала его растения, и они росли лучше и приносили больше плодов. Бурбанк объяснял мне, что во время своих экспериментов он старался завоевать доверие растений, просил их о помощи и уверял их, что будет относиться к ним с глубочайшим уважением и любовью».

Глухая и слепая Хелен Келлер (Helen Keller) после визита к Бурбанку писала в «Обозрении для слепых» (Outlook for the blind): «Он обладает редчайшим даром - чувствительной душой ребенка. Когда растение говорит с ним - он слушает. Только мудрый ребенок может понимать язык цветов и деревьев». И она была права: Бурбанк очень любил детей. В своем эссе «Воспитание человека-растения» (Training of the Human Plant), позже опубликованном в виде книги, он предсказывал, что в будущем к детям будут относиться гуманнее и шокировал авторитарных родителей: «Лучше пусть у ребенка будет здоровая нервная система, чем навязывать ему какие-то книжные теории в ущерб его спонтанности и непосредственности. Ребенок должен учиться через радость, а не через боль. Все, что пригодится ему в дальнейшей жизни, ребенок получает через игру и общение с природой».

Как и другие гениальные личности, Бурбанк понимал: своим успехом он обязан тому, что в душе ему удалось остаться маленьким мальчиком. Маленьким мальчиком, который смотрит на мир широко открытыми от восхищения глазами. Он говорил одному из своих биографов: «Мне почти семьдесят семь, а я могу перелезть через забор, побежать наперегонки с мальчишками или разбить люстру. Просто я чувствую себя не старше своей души, своей юной души. Она не постарела, и, надеюсь, не постареет никогда».

Эта спонтанность и творческие способности всегда вызывали неодобрение суровых ученых и заинтригованной публики, которая требовала от Бурбанка подробного отчета о своих чудесах. Но, послушав его объяснения, публика разочарованно расходилась. То же разочарование ожидало и членов Американского общества садоводов, собравшихся послушать лекцию Бурбанка «Как вывести новые фрукты и цветы». Они ожидали, что, он наконец-то выложит «всё».

С разинутыми ртами они слушали его слова: «Для познания универсальных и вечных законов природы, управляющих ростом, структурой и движением огромных планет, крошечными растениями или работой человеческого мозга, для правильного понимания природы и для сотворения чего-либо значительного, исследователь должен обладать определенными качествами. Нужно отбросить все предвзятые суждения, догмы, личные предрассудки и пристрастия. Наберитесь терпения, тихо и почтительно выслушайте один за другим все уроки, преподносимые вам Матушкой-Природой; и все непонятное станет ясным. Жаждущие знаний увидят и поймут. Природа открывает истины только внимательным и спокойным слушателям. Примите эти истины, не задумываясь, куда они вас приведут, и тогда вы будете в гармонии со всей вселенной. Наконец человек нашел твердую основу для науки, познав, что он - часть вселенной. Внешне вселенная непостоянна и изменчива, но суть ее вечная и незыблемая».

Если бы Бурбанк знал Фехнера, то наверняка согласился бы с его словами: «Как холоден и мрачен этот мир, пока взор нашей души не видит внутренний огонь природы».

 

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: