Этнодифференцирующие характеристики

Один из сложнейших вопросов социальной психологии -- вопрос о национальных особенностях человеческой психики.

Каждая нация имеет специфические для нее психические черты и свойства, совокупность которых обозначается понятиями психического склада нации и национального характера и которые проявляются и преломляются в национальной культуре. Однако конкретное изучение национальных особенностей психологии (этим занимается особая область социальной психологии -- этнопсихология) сопряжено с большими трудностями.

Понятие национального характера по своему происхождению не теоретико-аналитическое, а описательное. Впервые его стали употреблять путешественники, а за ними -- географы и этнографы для обозначения специфических особенностей поведения и образа жизни народов. При этом разные авторы имели в виду совершенно разные вещи. Одни подразумевали под национальным характером свойства темперамента и эмоциональных реакций народа. Другие описывали различия социальных установок, ценностных ориентации, морали, отношения к труду и т.д. Однако социальная и психологическая природа этих явлений различна. Г.П.Предвечный, Ю.А.Шекович «Социальная психология», 1975, стр.141

Национальный характер подразумевает систему свойств не отдельного индивида, а многочисленной группы -- нации или народности. Каждая нация имеет свою специфическую культуру, систему знаков, символов, обычаев и т. д. Но как связано все это с индивидуальной психологией? Из факта существования национальной культуры еще не вытекает, что и каждый отдельный человек, принадлежащий к данной нации, обладает определенным набором национально-специфических свойств. И если такие свойства существуют, то как складывается и каким путем передастся эта общность из поколения в поколение? Имеет ли она биогенетические или только социально-исторические основы?

На уровне повседневного, обыденного сознания наличие психологических различий между народами не вызывает сомнений. Пунктуальность, высоко ценимая (и фактически широко распространенная) в Германии или Голландии, сравнительно мало значит в Испании и еще меньше в странах Латинской Америки. Североамериканцы запросто зовут друг друга по имени, по это вовсе не означает дружбы или интимной близости, которые такое обращение предполагало бы в Западной Европе. Национальные особенности ярко проявляются в искусстве, особенно народном. Можно легко отличить русскую мелодию от итальянской или узбекской, украинский орнамент от индийского, английский юмор от французского. Люди обычно без особых затруднений перечисляют черты, типичные, по их мнению, для разных народов. Но часто подобные характеристики расплывчаты, а то и вовсе произвольны.

«Посмотрите,-- писал Н. В. Гоголь,-- народные танцы являются в разных углах мира: испанец пляшет не так, как швейцарец, шотландец, как теньеровский немец, русский не так, как француз, как азиатец. Даже в провинциях одного и того же государства изменяется танец. Северный русс не так пляшет, как малороссиянин, как поляк, как финн; у одного танец говорящий -- у другого бесчувственный; у одного бешеный, разгульный--у другого спокойный; у одного напряженный, тяжелый -- у другого легкий, воздушный. Откуда родилось такое разнообразие танцев? Оно родилось из характера народа, его жизни и образа занятий. Народ, проведший горделивую и бранную жизнь, выражает ту же гордость в своем танце; у народа беспечного и вольного та же безграничная воля и поэтическое самозабвение отражаются в танцах; народ климата пламенного оставил в своем национальном танце ту же негу, страсть и ревность».

Но как научно объяснить эти особенности? Во-первых, хотя «национальный ореол» свойствен многим элементам, формы во всех видах искусства, его интенсивность и определенность далеко не одинаковы. Мы прекрасно представляем себе, например, отличие интонационного строя русской песни от итальянской, мотивов украинского орнамента от узбекского, отличие пластических структур в армянском и китайском зодчестве, по не существует таких явлений, как «русский рисунок», «немецкий колорит», «испанская перспектива», «английские пропорции», «итальянская архитектоника», «грузинская композиция», «украинская гармония»; лишь в редких случаях печать национального своеобразия задевает эти грани художественной формы.

Также очень трудно сказать, какие именно психологические особенности стоят за теми пли иными элементами художественной формы. Поэтому интерпретация национальных особенностей искусства, как правило, сводится к более или менее общим замечаниям, впечатлениям, образам, не всегда принимая вид строгих научных понятий.

Не легче оказывается и интерпретация народных обычаев, жестов, мимики и других экспрессивных действий. Шведский путешественник Эрик Лундквист рассказывает, как однажды па Новой Гвинее после удачной охоты он, обгрызая косточки дичи до половины, бросал остальное старому туземному вождю, который обгладывал их начисто, а затем разгрызал и сами кости. Присутствовавший при этом друг Лундквиста, европеец, возмутился: «Ты обращаешься с ним, как с собакой! Швырять ему кости! Это же унизительно для него. А еще сам постоянно проповедуешь, что мы должны обращаться с чернокожими по-человечески, так, словно они белые». Однако у папуасов другие обычаи, чем у европейцев. Поделиться своей едой считается у них высшим проявлением дружеских чувств, поэтому в том, что ему давали, как мы бы выразились, объедки, старый вождь усматривал не обиду, а знак дружеского расположения. Г.П.Предвечный, Ю.А.Шеркович «Социальная психология», 1975, стр.142-147

Европейца, впервые попавшего в Японию, поражает и даже шокирует, что японец улыбается не только когда ему весело, но и когда ему делают выговор или когда он сам сообщает вам печальную весть, например известие о смерти ребенка. Неопытный человек нередко видит в этом проявление наглости, цинизма или бездушия. На самом же деле улыбка просто имеет здесь иное символическое значение: она призвана смягчить тяжелую ситуацию, подчеркнуть готовность человека справиться с ней и т. д.

Понять это многообразие символов, жестов, реакций не так-то легко.

Распространенные в обыденном сознании стереотипные представления о психологических свойствах и культуре разных народов всегда имеют ценностный, оценочный характер и соотносятся, осознанно или неосознанно, с какими-то представлениями об особенностях своего собственного народа и его культуры. Еще французский философ XVI в. М. Монтень писал по поводу распространенных в его время взглядов на «варварские» народы, что «в этих народах, согласно тому, что мне рассказывали о них, нет ничего варварского и дикого, если только не считать варварством то, что нам непривычно. Ведь, говоря по правде, у нас, по-видимому, нет другого мерила истинного и разумного, как служащие нам примерами и образцами мнения и обычаи нашей страны.

Склонность рассматривать и оценивать явления и черты иной культуры, другого народа сквозь призму культурных традиций и ценностей своего собственного народа называется этноцентризмом. «Суть этноцентрпзма сводится к совокупности массовых иррациональных представлений о собственной этнической общности как о центре, вокруг которого группируются все остальные. Эти представления являются психологическими образованиями массового сознания в виде конкретизированных упрощенных образов своего народа, щедро наделенных положительными чертами в количествах, которые намного превосходят аналогичные черты в представлениях о других народах».

Национальное (как и любое другое групповое) самосознание, чувство «мы» обязательно предполагает соотнесение (и в этом смысле -- противопоставление) этого «мы» какому-то «они». Все познается в сравнении. Но сравнение это не всегда бывает объективным: «своя рубашка ближе к телу», групповое сознание и чувство «мы» способствует сплочению и интеграции этнической группы. Этот акцент на различиях имеет и психологические причины. Л. С. Выготский указывал, что осознание сходства требует более развитой способности к обобщению и концептуализации, чем осознание различий; сознание сходства предполагает наличие обобщения или понятия, охватывающего ряд сходных объектов, тогда как осознание различий возможно и на чувственном уровне.

Субъективность и оценочность любых национальных стереотипов заставляет относиться к ним весьма критически.