Отрывок из статьи А.В. Луначарского «Ленин о культуре»

Отрывок из статьи А. В. Луначарского «Ленин о культуре»

Кому неизвестно, что Ленин придавал очень большое значение культурной революции? Он говорил об этом особенно часто уже после Октября.

Ленина интересовала прежде всего та культура, которая является необходимой предпосылкой для завоевания законченной социалистической культуры, для закрепления политических побед и для успешного строительства социалистического хозяйства в нашей стране.

И если мы спросим себя теперь, что из великого учения Ленина о культурной стороне нашей социалистической революции сейчас выдвигается на самый первый план, что стало наиболее важным из элементов, и прежде, конечно, присущих ленинизму, то мы должны будем сказать: с неслыханной, настойчивейшей силой надвинулись на нас два вопроса: вопрос о кадрах и вопрос об обострении классовой борьбы в области культурной.

Ленин предупреждал, что в области культуры (и быта! ) враг будет особенно силён. Здесь он будет «изворотлив, искусен, цепок».

Было время – мы воевали. Но как никогда надо нам теперь вышибать врага из культурных позиций. Не ограничиваться даже только занятием командных высот, а сплошной цепью отвоёвывать у неприятеля территорию.

Внутри страны кулак и всё, что широко раскинулось вокруг него, вплоть до какого-нибудь академика с европейским именем и патриархальными сединами, до желчного писателя, который искусно мажет нам ворота дёгтем под предлогом преданности художественной правде, через учителя, втихомолку пускающего антисемитские шуточки, вплоть до пропившего последние порты проходимца, хрипящего злобную чепуху в толпе по базарам, - все они стараются сами себя и друг друга консервировать на старых позициях и яд свой распространить вокруг себя, окутывая им по возможности и колеблющегося крестьянина-середняка и неустойчивые прослойки служащих, и несложившуюся, неустроенную молодёжь.

На вид иногда перед тобою только этакая голубая или оранжевая картина, а когда присмотришься, то она оказывается, часто даже для своего автора не вполне сознательно, обрывком вот этого тягучего, зловонного, удушливого газа антипролетарской культуры.

Бдительность нужна тут огромная. Умение чистить не только энергичное, но и тонкое. Мы не должны и не можем быть расточительными, мы должны знать, где гангрены, которые нужно резать и жечь, а где то, что можно лечить, что нужно, скрепя сердце, терпеть, пока не заменим новым и своим. Мы должны знать, кого поддерживать, наставить, вовремя как следует пожурить.

Бдительная осторожность должна охранять наше культурное творчество во всех областях марксисткой философии и методологии – в общественных науках, в реформе естествознания, теоретической и практической педагогики, искусствоведения и, наконец, в форме собственных продуктов художественного творчества, оформляющего наши идеи и чувства и широко захватывающего массы, которые бурно растут».

1 Какие задачи выдвигал Луначарский в области культурной революции.

2 Почему именно в начале 30-х гг, по мнению автора статьи, «обострилась борьба в области культурной»?

3 Можно ли считать, что осуществление культурной революции предполагало установление всеобъемлющего контроля за творческой и научной интеллигенцией?

Из письма Е. Замятина Сталину Июнь 1931.

Уважаемый Иосиф Виссарионович, приговоренный к высшей мере наказания – автор настоящего письма – обращается к Вам с просьбой о замене этой меры на другую.

Моё имя Вам, вероятно, известно. Для меня как для писателя смертным приговором является лишение возможности писать, а обстоятельства сложились так, что продолжать свою работу я не могу, потому что никакое творчество немыслимо, если приходится работать в атмосфере систематической, год от году всё усиливающейся травли.

Я ни в коей мере не хочу изображать из себя оскорблённую невинность. Я знаю, что первые 3-4 года после революции среди прочего написанного мною были вещи, которые могли дать повод для нападок. Я знаю, что у меня есть очень неудобная привычка говорить не то, что в данный момент выгодно, а то, что мне кажется правдой. В частности, я никогда не скрывал своего отношения к литературному раболепству, прислуживанию и перекрашиванию: я считал – и продолжаю считать – что это одинаково унижает как писателя, так и революцию. В своё время именно этот вопрос, в резкой и обидной для многих форме, поставленный в одной из моих статей (журн «Дом искусств», №1 1920), был сигналом для начала газетно-журнальной кампании по моему адресу.

С тех пор, по разным поводам, кампания эта продолжается по сей день, и, в конце концов, она привела к тому, что критика сделала из меня черта советской литературы. Плюнуть на черта – засчитывается за доброе дело, и всякий плевал, как умеет. В каждой моей напечатанной вещи непременно отыскивался какой-нибудь дьявольский замысел.

Если я действительно преступник и заслуживаю кары, то всё же, думаю, не такой тяжкой, как литературная смерть, и потому я прошу заменить этот приговор высылкой из пределов СССР – с правом для моей жены сопровождать меня. Если же я не преступник, я прошу разрешить мне вместе с женой, временно, хотя бы на один год, выехать за границу – с тем, чтобы я мог вернуться назад, как только у нас станет возможно служить в литературе большим идеям без прислуживания маленьким людям, как только у нас хоть отчасти изменится взгляд на роль художника слова. А это время, я уверен, уже близко, потому что вслед за успешным созданием материальной базы неминуемо встанет вопрос о создании надстройки – искусства и литературы, которые действительно были бы достойны революции».