Саммасати — последнее слово

10 АПРЕЛЯ 1989 ГОДА аудитория Гаутамы Будды, Пуна, ИНДИЯ

 

 

Друзья,

Перед сутрами есть несколько вопросов от саньясинов.

Первый вопрос:

Геста Итал, бывшая известная немецкая актриса, была первой западной женщиной, которую допустили войти в дзенский монастырь в Японии и работать с просветленным мастером.

Она написала две книги о своем пути и своем опыте просветления. Когда я прочел эти книги, у меня было впечатление очень тяжелого и одинокого пути. Пребывание с тобой намного более радостное и игривое. Не расскажешь ли ты что-то об этом различии?

Традиционный дзен тяжел. Он требует двадцати-тридцати лет постоянной медитации, изъятия отовсюду всей вашей энергии и посвящения ее только медитации.

Такая традиция исходит от самого Гаутамы Будды. Ему довелось найти свое просветление после двенадцати лет тя­желой работы.

По сравнению с традиционным дзен, я полностью изменил это, потому что не вижу, как современный человек может посвятить двадцать или тридцать лет только медитации. Если дзен останется таким тяжелым, он исчезнет из мира. Он уже исчез из Китая, он исчезает из Японии, и он давно исчез из Индии. Он оставался в Индии только пятьсот лет после Гаутамы Будды. В шестом столетии он достиг Китая, оставался там только несколько веков, и перебрался в Японию. А сейчас он почти исчез из Китая и Японии.

Вы будете удивлены, узнав, что мои книги изучались в дзенских монастырях. Дзенские мастера писали мне письма: «Возможно, теперь дзен будет существовать в Индии, на своем первоначальном месте. Он исчезает из Японии, потому что люди больше интересуются технологией, наукой».

Такая же ситуация и в Индии. Очень немногих людей интересует внутреннее исследование. Здесь вы можете встретить понемногу людей из каждой страны, но это так немного по сравнению с пятью миллиардами человеческих существ на земле. Десять тысяч — число небольшое.

Дзен должен быть преобразован в метод, которым современный человек сможет заинтересоваться. Он должен быть легок, раскован, он не должен быть тяжелым. Тот ста­рый традиционный тип больше невозможен и не требуется. Если это было исследовано, если один человек стал просветленным, путь становится легким. Вам не нужно открывать электричество снова и снова. Однажды открыв, вы можете начать пользоваться этим — вам не нужно быть великими учеными.

Человек, который открыл электричество, работал над этим почти двадцать лет. Триста учеников начинали с ним, и никого не осталось, потому что это продлилось так долго; все измучились. Но первый ученый продолжал. Он объяснил это своим ученикам так: «Чем больше мы терпим неудач в поисках корня электричества, тем ближе мы подходим к самому корню. Каждая неудача подводит нас ближе к открытию».

И, наконец, однажды ночью в темноте неожиданно засветилась первая электрическая лампочка. Вы не представ­ляете себе радость человека, проработавшего тридцать лет. Его молчание... он благоговел. Он не мог поверить собствен­ным глазам, что, в конце концов, это случилось, электричество было под контролем — «Теперь оно в наших руках, как пользоваться им?»

Его жена позвала его: «Иди спать, уже полночь. Пога­си свет!»

Ей было невдомек, что это был не обычный свет, и ученый позвал ее: «Иди сюда, и ты увидишь первой нечто оригинальное. Ты будешь первой, кого я познакомлю с сек­ретами электричества».

Сейчас вам не нужно трудиться тридцать лет, чтобы узнать об электричестве. Вам не нужно трудиться тридцать лет ради опыта дзен.

Пробуждение будды — очень легкое и спокойное яв­ление. Теперь столько людей пробудились, путь стал четким; он больше не тяжел и не труден. Вы можете играючи войти внутрь и радостно испытать пробуждение осознавания. Это не так далеко, как было для Гаутамы Будды.

Для Гаутамы Будды это было абсолютно неизвестным. Он разыскивал это, как слепой, ничего не зная о том, куда он шел. Но он был человеком огромной смелости, который в течение двенадцати лет продолжал поиски, исследуя каждый доступный в его время метод... всех учителей, которые говорили о философии и йоге. Он ходил от одного учителя к другому, и каждый учитель, в конце концов, говорил ему: «Я могу рассказать тебе только это. Больше этого я не знаю сам».

Наконец он остался один, и он отбросил все дисциплины йоги. У него было пять своих учеников, которые считали его великим аскетом. Но когда они увидели, что он отбросил все упражнения йоги, — а он больше не постился, — они бросили его. Все эти пятеро учеников оставили его:

«Он пал со своего пьедестала; он больше не святой; он стал обычным».

Но в этой обычности, когда он отбросил все — просто устав и истощившись — в ту ночь полнолуния, когда пятеро учеников покинули его, он заснул под деревом бодхи, полностью свободный от этого мира и полностью свободный от самого поиска того мира. Впервые он совершенно рас­слабился: ни желания найти что-нибудь, ни желания стать чем-нибудь. И в этот момент безжеланности он внезапно пробудился и стал буддой. Прозрение пришло к нему в расслабленном состоянии.

Вам не нужно работать двенадцать лет, вы можете начать непосредственно с расслабленного состояния. Оно было последней точкой в путешествии Гаутамы Будды. Оно может быть первой точкой в вашем путешествии.

И первое, что сделал Гаутама Будда после того, как он стал пробужденным — он отправился на поиски тех пятерых учеников, чтобы поделиться тем, что с ним прои­зошло. А когда он добрался до этих учеников... они увидели, как он подходит — это прекрасная история.

Они решили: «Гаутама приближается, но мы не собираемся оказывать ему никакого почтения. Он перестал быть святым; он начал жить спокойной и комфортабельной жизнью».

Но как только Будда приблизился, все пятеро учеников встали. Хотя они и решили не оказывать ему никакого почтения, несмотря на свое решение, они увидели, что Гау­тама полностью изменился: «Он больше не тот человек, которого мы знали прежде. Он приближается в таком безмолвии, с такой удовлетворенностью. Похоже, он нашел». И все они коснулись стоп Гаутамы Будды.

И первое, с чем обратился к ним Гаутама Будда, было:

«Если вы решили не обращать внимания на меня, почему же вы оказываете такое почтение?»

Все пятеро попросили прощения. Они сказали: «Мы думали, ты был тем же самым прежним Гаутамой. Мы знали тебя прежде — пять лет мы были вместе, но ты больше не тот самый человек».

Просветление — это такая трансформация, что вы совершенно иная личность. Старая личность отмирает, и совершенно новое осознавание, чистое блаженство, цветение, весна, которой еще никогда не бывало...

Гаутаме Будде потребовалось на это двенадцать лет. Вас не потребуется даже и двенадцати минут. Это просто искусство расслабиться внутри самого себя. В традиционном дзен по-прежнему делается все, что Будда делал в своем неведении, и, в конце концов, они отбрасывают это.

Я говорю вам: почему не отбросить это сейчас же? Вы можете расслабиться в этот самый момент! И в таком расслаблении вы найдете свет, осознавание, пробуждение.

То, что происходило с Гестой Итал, не есть неизбежное введение в дзен. Она побывала в компании старых и традиционных мастеров дзен. Я понимаю дзен как самый простой, невинный, радостный метод. В нем нет ничего аскетического, ничего жизнеотрицающего — не нуж­но отвергать мир, не нужно становиться монахом, не нужно поступать в монастырь. Вам нужно войти внутрь самого себя. Это можно сделать где угодно.

Мы делаем это простейшим возможным путем. И только если дзен станет таким простым, каким я стараюсь его сделать, современный человек сможет им заинтере­соваться. Иначе ему предстоит столь многое — сделать так много, исследовать столько путей, его многое отвлекает.

Дзен должен стать такой маленькой игрой, что в то время, когда вы отправляетесь спать — прямо перед этим — за пять минут вы сможете войти внутрь себя и сможете оставаться у самого центра своего существа всю ночь. Вся ваша ночь может стать умиротворенным, безмолвным осознаванием. Сон будет в теле, но в глубине будет поток света, с вечера и до утра.

И если вы знаете, что даже во сне определенное осознавание может присутствовать внутри вас, тогда целый день, занимаясь всевозможными делами, вы сможете оста­ваться бдительными, сознательными. Бытие будды должно быть самым нормальным, обычным, простым и человеческим делом.

Второй вопрос:

Не могу выразить словами, как сильно меня всегда трогает красота твоих выражений — в твоих словах, твоих жестах и теперь особенно в твоих картинах. Что же на самом деле

происходит, когда ты сидишь перед пустым листом бумаги? Существуют ли по-прежнему побуждение к созидательному искусству, когда просветлен? Расскажи нам, пожалуйста, о дзен, искусстве и созидании.

 

Дзен предохраняет тебя от небытия. Он раскрывает все, что есть потенциального в тебе. Если ты обладаешь потенциалом художника, дзен раскроет его — может, ты и не осознавал этого. Если есть потенциал для поэзии, дзен раскроет этот потенциал, и впервые ты начнешь мыслить стихами, а не прозой.

То же самое верно и относительно музыки, танца или научного исследования. Дзен предоставляет вам подлинные переживания любого рода. Он ничему не препятствует. Он утверждает, это самое утверждающее переживание в жизни. Он просто заставляет вас осознать все то, что скрыто внутри вас, все то, на что вы никогда не смотрели. Он не только заставляет вас осознать, он помогает вам исследовать эту возможность.

Дзен не сухое, подобное пустыне переживание, это очень сочный, прекрасный сад — весна в вашей жизни, где неожиданно начинают распускаться цветы. Человек никогда не знает, что произойдет с ним, когда он становится осознающим. Это не ваше решение, это не выбор. Это безвыборность, простое переживание — вы начинаете движение в определенном направлении. Внезапно это на­правление становится настолько наполненным жизнью, настолько притягательным, что вы можете посвятить ему все.

Дзен — самое творческое переживание; он не похож на другие религии. Все религии не творческие. Фактически, так называемые святые не занимаются ничем. Они не являются ни великими поэтами, ни великими танцорами, ни великими музыкантами. Но настоящие и подлинные святые, которых совсем немного среди так называемых святых...

Как раз на днях я получил информацию, что нынеш­ний Папа Римский за четыре года своей деятельности наз­начил более двух тысяч людей святыми. Это сертификат. Он продолжает раздавать сертификаты всевозможным людям, кто может пожертвовать деньги. Сейчас католическая церковь владеет величайшим банком в мире — банком Америки. Католическая церковь владеет самым большим количеством земли в мире — больше, чем какая-либо страна.

Методом прошлого была война, убийство людей. Тысячи людей были убиты только ради того, чтобы завладеть их имуществом; либо их заставляли стать католиками. Один католический император, Константин, перебил десять тысяч человек за один день. Он просто созвал на собрание всех тех, кто не был католиком, в большой аудитории Рима и прика­зал армии расстрелять всех: «Мы не хотим никого в Риме, кроме христиан». Он заставил всю Италию стать христи­анской... просто под оружейным прицелом.

Вся история христианства — это войны и больше ничего: убийство и насилие. И то же самое верно по поводу других религий, в меньшей мере; они разрушительны. Они разрушают многими путями. Они разрушают людей созна­нием вины, делая их грешниками, заставляя их отвергать мир и все то, что приятно, и понапрасну попадать в трудное положение. Но тех, кто попадает в трудное положение, почитают, а их трудности не могут ничего дать миру — только болезнь, только вину. Все ваши святые насаждают в вас чувство вины.

Таким образом, они разрушают человечество, а другими путями они убивают людей, потому что те не принадлежат к их пастве. Они принуждают людей — либо мечом, либо хлебом. В прошлом они обычно приходили с мечом, теперь они приходят с хлебом. Бедняк был всегда уязвим для обращения — или силой, или подачкой. Но это совсем не религиозность, это чистая политика.

Дзен есть достоверное религиозное переживание. Его подлинность — в раскрытии созидательного в людях. Мастера дзен никогда никого не убивали. Они никого не вынуждали идти их путем; наоборот, вы должны идти к ним. И было очень трудно быть принятым; мастера были очень разборчивы. Если вы не выказываете огромного желания и стремления, они не станут посвящать вас; вопроса обращения и не возникает.

Вы должны идти к источнику, источник не приходит к вам. Источник даже не приглашает вас, он просто есть — он доступен.

 

Третий вопрос:

Когда энергия идет внутрь, она превращается в мысли, чувства, эмоции, а когда энергия идет наружу, она превращается в отношения с существами и природой. Но когда энергия не движется внутрь или наружу, она просто есть, пульсирующая, вибрирующая. Тогда она едина с существованием, едина с целым. Есть ли это задзен?

Именно так. Когда энергия просто есть — не идет никуда, просто пульсируя у изначального источника, просто излучая свой свет там, расцветая подобно лотосу, не идя ни вовне, ни внутрь — она просто здесь и сейчас.

Когда я говорю «идти внутрь», я просто говорю: не оставайтесь лишь в голове.

Все общество заставляет вашу энергию двигаться в голову. Все образование заключается в основной технике: как сделать так, чтобы энергия пульсировала только в голове — как сделать вас великим математиком, как сделать вас великим врачом. Все образование в мире заключается в том, как направить энергию в голову.

Дзен просит вас выйти из головы и пойти к основному источнику — откуда система образования повсюду в мире брала энергию, помещая ее в голову и превращая ее в мысли, образы и творческое мышление. Это имеет свое при­менение. Это не значит, что дзен не знает о применении энергии в голове, но если вся энергия используется в голове, вы никогда не осознаете своей вечности. Может, вы и станете самым великим мыслителем и философом, но так никогда и не узнаете — на опыте — что есть жизнь. Вы так никогда и не узнаете на опыте, что значит, быть единым с целым.

Когда энергия прямо у центра, пульсирующая... Когда она не движется никуда — ни в голову, ни в сердце — но у самого источника, откуда сердце берет ее, голова берет ее... пульсирующая у самого источника — вот истинный смысл задзен.

Задзен означает просто сидеть у самого источника, не двигаясь никуда. Возникает потрясающая сила, трансфор­мация энергии в свет и любовь, в более великую жизнь, в сострадание, в творчество. Она может принять многие формы, но сначала вам надо научиться, как быть у источ­ника. Потом источник будет решать, где ваш потенциал. Вы можете расслабиться у источника, и он приведет вас к вашему истинному потенциалу. Это не означает, что вам надо навсегда перестать думать, это просто значит, что вам нужно быть осознающими, бдительными и способными двигаться к источнику. Когда вам необходима голова, вы можете переместить энергию в голову, а когда вам нужно любить, вы можете переместить энергию в сердце.

Но вам нет необходимости думать двадцать четыре часа. Когда вы не думаете, вы должны расслабиться снова в своем центре — это сохраняет человека дзен постоянно наполненным, бдительным, радостным. Блаженство окружает его; это не действие, это просто излучение.

Задзен есть стратегия дзен. Буквально это означает просто сидеть. Сидеть где? Сидеть у самого источника. И время от времени, если вы продолжаете сидеть у источника, вы можете управлять всей ментальной деятельностью без всякой помехи, вы можете управлять всей сердечной дея­тельностью безо всякого затруднения. И все же, когда у вас есть время, вам нет необходимости понапрасну думать, вам нет необходимости понапрасну чувствовать, вы мажете просто быть.

Просто быть - есть задзен.

А если вы можете просто быть — лишь несколько минут за двадцать четыре часа — этого достаточно для того, чтобы вы были внимательны к своей природе будды.

Перед сутрами — небольшой биографический комментарий.

Тозан Рекой, ученик Унгана, родился в Китае в 807 году и умер в 869 году. Первоначально он был членом секты Виная, но позже заинтересовался дзен и отправился в путешествие на поиски мастера.

Секта Виная — это буддийское наименование людей, которых интересуют писания, слова мастеров, философский и научный путь. Они ментально активны, но они не дви­жутся в переживание сами. Они собирают как можно боль­ше знания, они становятся очень мудрыми. Они знают все ответы, которые есть в сутрах, но у них нет ни малейшего собственного переживания.

Тозан был первым ученым, изучившим всю литературу — а буддизм обладает величайшей литературой в мире. По сравнению с любой другой религией у него больше писаний.

Как только Гаутама Будда умер, его ученики разде­лились на тридцать две ветви. Сразу же возникло тридцать два направления учения, писаний и сутр, претендующих на подлинность, претендующих на то, чтобы быть единственно верными. Проблема заключалась в том, что сорок два года Гаутама Будда учил, утром и вечером — одни люди слышали одно, другие слышали другое.

Сорок два года он постоянно двигался из одного места в другое. Очевидно, там были разные люди, которые слыша­ли разные вещи от него, и они составляли сутры. Сразу же возникли тридцать две ветви. Гаутама Будда не написал ни единого слова, но каждая ветвь претендовала на подлин­ность: «Это и есть то, что сказал Будда...»

Очень трудно сейчас узнать, что на самом деле было сказано Гаутамой Буддой, а что было добавлено учениками. Поэтому и существует великая наука в буддийском мире;

люди исследуют писания, пытаясь найти, что подлинно, а что нет.

Совсем недавно наука того же рода возникла в Европе. Профессора и самые образованные христиане сформировали особый комитет — «Библейские ученые». И они теперь исследуют, что же в точности было сказано Иисусом, а что было добавлено другими — что вымысел, что миф, что истина.

Всего несколько дней назад Папа Польский объявил всем католикам мира: «Не слушайте «библейских ученых» — потому что «библейские ученые» убирают многие вещи, которые прибавляли к Библии, которые не подлинны. События, чудеса, девственное рождение, Воскресение.. «Библейские ученые» убирают все это. Считается, что они — самая образованная группа в Европе, интересующаяся Библией.

Они встречаются каждые несколько месяцев и обсуждают доклады. Если вы послушаете их, почти что девяносто процентов Библии исчезнет. И они абсолютно правы, потому что первым делом они исследуют корни — откуда исходит эта поговорка, это утверждение, это евангелие. Некоторые корни восходят к древним язы­ческим писаниям, и эти писания были уничтожены, так что никто не может доказать, что Иисус когда-либо говорил эти вещи.

Даже идея девственного рождения более древняя, чем Иисус. Существовал языческий бог, римский бог, который считался рожденным от девственницы, и с тем же самым богом случилось распятие. И с тем же богом связана идея Воскресения. Все это было взято и собрано в Библию. Язычники уничтожались, их храмы сжигались, их писания были уничтожены. Сейчас эти «библейские ученые» пыта­ются найти способы и методы раскрыть из современной литературы факты о том, когда же жил Иисус.

Одно из евангелий было написано в Индии — пятое евангелие от Фомы. Его не включили в Библию просто потому, что его не было в распоряжении Константина, который подбирал евангелия и решал, что включать, а что — нет. Именно благодаря нему, все эти идеи, мифология и вымыслы были добавлены к жизни Иисуса.

То же самое верно и насчет буддийской литературы: многое заимствовано из индуистской литературы; многое заимствовано из джайнской литературы, поскольку они были современными. И несколько современников Будды не оставили после себя литературы, но они тоже учили в тех местах, где учил Будда, поэтому многие из их учений подбирались и перемешивались с учениями Гаутамы Будды.

В дзен существует очень научная традиция, выяснения подлинных высказываний Будды. Но даже если вы и можете найти, где оригинальное утверждение, а где нет, это не значит, что вы можете стать просветленным. Может, вы и знаете точно, что говорил Будда, но это никак не меняет вашего сознания.

Тозан был первым ученым, и он обнаружил, что как бы вы ни старались узнать и найти оригинальные источники, вы по-прежнему остаетесь невежественными. Вы становитесь великим знатоком, но в глубине вы ничего не знаете о себе самом. А вопрос не в том, чтобы узнать, что сказал Будда, вопрос в том, чтобы узнать своего собственного внутреннего будду, собственное внутреннее сознание.

После пребывания в ученой секте Виная он стал интересоваться дзен. Он оставил ученый мир и отправился в путешествие, чтобы найти мастера. Он был с учителями, ве­ликими учеными, но никто из них не был мастером.

А мастеру не требуется быть ученым — в этом нет нужды. Он может быть ученым просто случайно. Что необ­ходимо и существенно, так это его собственное знание, его собственный опыт.

Поэтому он отправился на поиски человека, который сам знает, что есть истина, и который может показать ему дорогу к ней.

Сутра:

Возлюбленный Ошо,

У Тозана был вопрос, излагают ли неодушевленные предметы дхарму. Тозан пришел к Исану, который порекомендовал ему пойти повидать Унгана.

Его вопрос состоял в том, излагают ли неодушевленные объекты мира дхарму, окончательную истину — можете ли вы найти в объективном мире окончательную истину.

Это именно то, что пытается делать наука — пытается найти окончательную истину в объектах. Вы не можете найти ее в объектах. Но это часть дзенской традиции, к тому же...

Исан и сам был мастером, но он порекомендовал Тозану пойти повидать Унгана, видя, что Тозан был ученым. Исан не был ученым — он был мастером, он узнал свою собственную суть будды. Но увидев, что этот Тозан должен был задать философские вопросы, он отправил его к Ушану, который был мастером и ученым.

С Унганом Тозан впервые осознал истину, и он сочинил следующее стихотворение, чтобы записать свое переживание:

«Как удивительно! Как удивительно! Неодушевленное излагает Дхарму — Какая невыразимая истина!»

Унган велел ему быть в молчании. А как только вы умолкаете, все вокруг вас начинает излагать истину: деревья и горы... все объекты вдруг воспламеняются, возгораются ис­тиной. Если вы молча сидите у своего собственного источ­ника бытия, тогда все в мире показывает вам высшее.

Когда он нашел свой источник, он написал это стихотворение:

«Как удивительно! Как удивительно! Неодушевленное излагает Дхарму - Какая невыразимая истина!

Если вы попытаетесь слышать это своими ушами,

Вы никогда не поймете этого.

Только когда вы слышите это через глаза,

Вы на самом деле будете знать это».

Он говорит о третьем глазе. Когда вы идете внутрь... ваша энергия в голове. Сначала она должна пройти через третий глаз. Двигаясь глубже, она будет проходить через сердце, четвертый центр — а вся энергия в первом центре. Оттуда она может взойти обратно к седьмому центру в голове.

Но если вы останетесь подвешенными только в седьмом центре, вы никогда не узнаете из опыта, что такое истина. Вы должны опуститься к глубинам, к долинам своего существа. Вы должны добраться до самих корней, которыми вы соединены с целым.

Унган спросил его: «Теперь ты счастлив?» Тозан ответил: «Я не говорю, что я не счастлив,

но мое счастье подобно тому, как некто поднимает

яркую жемчужину из мусорной кучи».

Еще некоторое время после своего просветления Тозан продолжал путешествовать по Китаю.

Он говорит, что пока вы не увидите этого сами, нет другого пути, узнать это. Вы не можете слышать это от кого-то другого. Будда не может проповедовать это вам, мастер не может обучить вас этому. Все они могут лишь делать знаки. Все они могут лишь указывать пальцем на луну, но палец — не луна. Вы должны перестать смотреть на палец и начать смотреть на луну. Когда вы посмотрите на луну сами, вы узнаете ее красоту. Вы не можете узнать эту красоту, глядя на палец, указывающий на луну.

Все знание указывает на луну. Все сутры, все писания указывают на луну — это лишь пальцы. Люди цепляются за пальцы, они совершенно позабыли, что не в пальцах дело. Луна далеко, палец лишь указывает на нее. Не цепляйтесь за палец; забудьте о пальце. Забудьте все знание, все писания, посмотрите на свою истину сами.

Дело не в ваших ушах, дело в вашем истинном глазе, вашем внутреннем глазе. Пока вы не заглянете внутрь... вы не сможете узнать это, слушая или читая. Стать знающим не значит стать буддой, но стать невинным ребенком, достигая истоков, играя, без всякой серьезности, радостно и весело, танцуя... Возьмите свою энергию к самому источнику, и ос­таньтесь там всего на несколько мгновений, и вас наполнит новое переживание, которое продолжает расти с каждым днем.

Скоро вы обнаружите, что наполнены светом — не только наполнены, но свет начинает струиться вокруг вашего тела. Вот это и есть то, что было названо аурой, и то, что Вильгельм Райх старался доказать научно. Но его посадили в сумасшедший дом, потому что люди не могли понять, о чем он говорил: «О каком еще излучении он рассказывает?»

Но теперь кирлианская фотография в состоянии заснять вашу жизненную ауру вокруг тела. Чем вы здоровее, тем больше аура. Когда вы счастливы, она танцует вокруг вас;

когда вы несчастны, она сжимается. Когда несчастный человек становится объектом кирлианской фотографии, на фотографии нельзя было найти никакой ауры — аура сокращается. Но когда он фотографировал детей, танцующих и наслаждающихся, радостно срывающих цветы или собирающих камешки на морском берегу, он обнаруживал потрясающую ауру вокруг них.

Такая же аура обнаруживалась и вокруг будд. И это почти сверхъестественно, что несмотря на недоступность фотографии во времена Будды или Кришны — картины, статуи, все они обладают аурой: круговая аура около головы.

Когда вы увидели свой собственный источник жизни, вы начинаете видеть тот же самый свет, исходящий от каждого объекта в мире, каждого человека в мире. Вы мо­жете увидеть по ауре, несчастен человек или счастлив.

Его мастер, Унган, спросил у него: «Теперь ты счастлив?»

Тозан был ученым, и он знал, как говорит будда. И вот он сам пережил это — это видно из его ответа. Он говорит: «Я не говорю, что я не счастлив, но сказать «я счастлив» — значит сделать из этого самое обыкновенное утверждение. Сказать, что я счастлив — не будет чем-то выдающимся, а то, что я обнаружил, так грандиозно, что не может быть описано словом «счастье», это гораздо большее. Поэтому я не буду говорить, что я не счастлив. Ты должен понимать, это нечто большее, чем счастье. Слова не могут описать его. Только так я могу высказаться: я нашел яркую жемчужину в мусорной куче».

То, что он называет «мусорной кучей» — это его ученость. Он понапрасну накопил так много знания, и все это знание лишь загромождало и скрывало изначальную сущ­ность — ваши истинные корни в существовании.

Это не обыкновенное счастье, фактически нет слова, которое может описать это. «Блаженство» подходит ближе, еще ближе подходит «благословение», еще ближе подходит «экстаз». Но выше этого слова нет; переживание гораздо глубже самого экстаза.

Еще некоторое время после своего просветления Тозан продолжал путешествовать по Китаю. Однажды он достиг Ле Тона и повстречал главною монаха, Чу. Чу приветствовал Тозана и сказал:

«Удивительно, удивительно. Непостижимы сферы Дао и Будды!»

Чу приветствовал Тозана, и приветствуя его, сказал:

«Удивительно, удивительно — непостижимы сферы Дао и Будды! Я вижу в тебе истинную встречу Будды и Дао».

Это одно и то же переживание. Тозан отозвался: «Я не знаю об этих сферах, про которые ты говоришь. Кто говорит о них?»

Он указывает Чу, что это - за пределами слов; «Загляни внутрь себя. Кто говорит эти слова? Откуда эти слова при­ходят? Тот источник за пределами слов».

Чу промолчал, и Тозан крикнул: «Говори!» Тогда Чу сказал: «Нет необходимости сражаться по этому поводу. Так упускают».

Тозан ответил: «Если бы это не упоминалось, как могут быть сражение и упускание?»

На это Чу не смог дать ответа.

Тогда Тозан сказал: «Будда и Дао — затем ты будешь рассказывать сутры».

«Сначала ты упоминаешь Будду и Дао, а потом начнешь говорить о сутрах. Если ты начнешь говорить, этому не будет конца, а вещь, про которую ты пытаешься рас­сказывать, за пределами слов».

Чу ответил: «Что же сутры говорят об этом?»
Тозан отозвался: «Когда все понятно, слова забываются».

Чу сказал: «Это же болезнь ума».

Тозан сказал: «Эта болезнь легкая или тяжелая?»

Чу не смог ответить Тозану.

Это и было причиной того, что Исан отправил его к Унгану. Он был человеком великой учености, и если он обна­ружит своего собственного будду, он станет очень большим мастером. Обыкновенные учителя даже не будут в состоянии понимать его. Чу был обычным учителем Дао и буддизма. А вы видите, что Тозан отрицал даже Будду и Дао. Такие слова лишь указывают, они не описывают. И он сказал Чу: «Если ты продолжишь, скоро ты заговоришь о сутрах».

Посмотрите на его философский подход. Теперь, когда он нашел истину, очень трудно для кого-нибудь, кто просто ученый, даже разговаривать с ним. Он будет в состоянии победить любого ученого человека очень легко.

Видя, что Тозан говорит то, что даже Будда и Дао не есть в точности это переживание. Чу, как учитель, сказал: «Что же сутры говорят об этом?» Он по-прежнему говорит в сутрах: «Что говорят сутры про это неведомое, невыразимое? Ты указываешь на то, что за пределами Будды и за пределами Дао».

Тозан сказал: «Когда все понятно, слова забываются». Когда ты узнал это, когда ты вкусил это, ты становишься молчаливым». Конечно, учитель не согласится с этим.

Чу, в гневе, сказал: «Это же болезнь ума».

Тозан сказал: «Эта болезнь легкая или тяжелая?»

Какого рода болезнь? Это не болезнь, но учитель огра­ничен умом. Скажите нечто, что за пределами ума, и это будет просто бессмыслицей. Вы больны, вы безумны, вы ненормальны. Учитель ограничен умом, мастер за пределами ума.

Чу не смог дать ответа на вопрос Тозана, была ли эта болезнь легкой или тяжелой.

 

Однажды монах Ахинобо отправился навестить поэта, своего друга.

За разговором тот упомянул, что составил сборник стихов — по одному на каждый день года. Он прочитал ему стихотворение:

Четвертый день Нового года;

Есть ли день лучше, чтобы покинуть мир?

Тот самый день был четвертым днем первого месяца 1718 года.

Но раньше, чем тот закончил чтение строфы, Ахинобо кивнул головой и умер.

Мастера дзен знают, как жить, и знают так же, как умирать. Они не воспринимают всерьез ни жизнь, ни смерть. Серьезность — это болезненный способ смотреть на существование. Совершенный человек будет любить жить и будет любить умирать. Его жизнь будет танцем, а его смерть будет песней. Не будет различия между жизнью и смертью.

Вопрос Маниши:

Возлюбленный Ошо,

Философ Карл Ясперс пишет в третьем томе своей книги «Философия»: «Задавая настоящие вопросы по поводу реальности, человек, очевидно, уже обдумал, исследовал и сориентировался через различия... Реальное это то, что может быть измерено, то, что наши чувства могут воспринимать в пространстве и времени согласно правилам, то, что можно проверить или рассчитать, по крайней мере, соответствующими мерками».

Пожалуйста, прокомментируй.

Маниша, Карл Ясперс — великий философ, но он не мастер. Он говорит об определении материи. На самом деле, слово «материя» происходит от санскритского слова матра. Матра означает то, что может быть измерено. Материя означает то, что может быть измерено. А то, что не может быть измерено — это ваша реальность.

Карл Ясперс принимает реальность за материю. Материя реальна, но реальность гораздо больше, чем мате­рия; она к тому же включает сознание, которое не из­меримо. Вам не измерить его никакими средствами. Сколько футов сознания у вас есть, или сколько миль, или сколько килограммов?..

Материя — это то, что может быть измерено, а сознание — это то, что не может быть измерено. И Ясперс ограничивает себя материей как единственной реальностью. Он абсолютно неправ. Насчет материи он прав, но по поводу реальности он ошибается, потому что реальность намного больше, чем материя.

Даже Карл Ясперс не может сказать, сколько килограммов сознания у него есть. Нет пути, измерить сознание. И, безусловно, даже Карл Ясперс не может отри­цать то, что у него есть сознание. Кто отрицает?

Мне вспоминается небольшая история про Муллу Насреддина...

Он рассказывал про свою щедрость друзьям в ресторане. Друзья сказали: «Ты только говоришь о щедрости, но мы никогда еще не видели никакого щедрого поступка с твоей стороны. Ты даже не приглашал нас на чашку чая».

Мулла сказал: «Пойдем! Я приглашаю всех — всю компанию в ресторан. Пойдем ко мне обедать».

Они поверить не могли этому! Они знали, что это был самый скупой человек. Его просто поймали на том, что он хвастал о своей щедрости.

Когда они приблизились к его дому, Насреддин вспомнил о своей жене, и понял, что он доставил себе ненужные хлопоты. Как теперь ему было убедить свою жену? Во-первых, он пошел утром принести овощей и не возвращался до вечера, и вот пришел с толпой людей.

Поэтому он сказал компании: «Вы знаете, что между мужем и женой бывают проблемы. Подождите снаружи несколько минут. Позвольте мне сначала войти и объяснить жене, что я пригласил нескольких друзей».

Итак, он вошел, прикрыл двери и рассказал жене, что по ошибке пригласил компанию: «Теперь ты должна помочь мне».

Жена сказала: «Что же я могу сделать? В доме ничего нет — ты пропадал весь день... нет даже овощей».

Мулла Насреддин сказал: «Дело не в этом. Иди к двери и спроси людей, почему они толпятся там. Само собой, они скажут, что это я пригласил их на обед. Ты прос­то отрицай это. Скажи просто: «Муллы Насреддина не было дома с утра». Иди и скажи им: «Уходите. Его здесь нет»».

Жена была обескуражена, но что-то нужно было сделать. Она открыла дверь, а Мулла Насреддин наблюдал за происходящим из окошка второго этажа. Жена сказала: «Его нет в доме. Кого вы ожидаете?»

Они сказали: «Он пришел с нами и вошел перед нами. Мы все свидетели. Он пригласил нас на обед — возможно, вы не знаете, но он уже вошел в дом».

Жена сказала: «Его нет в доме».

Они сказали: «Это странно. Мы пришли с ним. Он велел нам подождать здесь. Сходите и найдите его. Очевидно, он внутри, наблюдает или ищет вас».

Жена не хотела пускать их внутрь. Компания пыталась войти. Компания говорила: «Мы все друзья вашего мужа. Позвольте нам посмотреть!»

Мулла, видя ситуацию, закричал с верхнего этажа:

«Это абсолютный вздор! Если она говорит, что его нет, значит, его нет! Как вам не стыдно пререкаться с бедной женщиной? Он мог прийти с вами, но мог и выйти снова через заднюю дверь».

А говорил он сам...

Спросите у Карла Ясперса: «У вас несчастное соз­нание?» Если он отрицает, что у него есть сознание, тогда кто это отрицает? Либо он должен отрицать его, либо он должен признавать его, но в любом случае даже его отрицание будет доказательством сознания.

Эта странность свойственна не только Карлу Ясперсу, но и всем философам на свете. Они продолжают говорить, что только материя существует, потому что материя может быть переживаема глазами, ушами, руками, всеми вашими чувствами. Она может быть измерена, следовательно, это единственная реальность. Но истина в том, что даже те, кто отрицает существование неизмеримого, признают, хотя бы своим отрицанием, сознание. Иначе кто же отрицает?

Самое изумительное, что такой великий интеллектуал, как Карл Ясперс, очень уважаемый философ этого столетия, говорит как глупец. Но все философы говорят как глупцы. Его высказывание, что реально только то, что можно измерить, является абсолютно ошибочным. То, что может быть измерено — это матер<

⇐ Предыдущая12345678

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: