 |
Сталинградские хлопоты
|
|
|
|
В июне 1941 года генерал-фельдмаршал фон Браухич указал на необходимость снабжения Восточного фронта зимним обмундированием и распорядился включить всю имевшуюся на складах теплую одежду в список вещей, предназначенных для снабжения фронта. Административно-хозяйственное управление сухопутных войск и интендант при генеральном квартирмейстере в августе 1941 года также предлагали зимнюю одежду для фронта, однако, несмотря на неоднократные обращения, их предложение было отклонено, так как фюрер не допускал мысли о том, что дело дойдет до зимнего похода.
В начале октября шеф имперской прессы писал: «Русский молох уже повержен и больше никогда не поднимется».
Позднее из-за тяжелого положения с транспортом и частично из-за сильных холодов подвоз зимнего обмундирования на фронт уже был невозможен. И тут в качестве «ангела-спасителя» выступил рейхсминистр д-р Геббельс, чтобы исправить то, что якобы не смогло сделать командование сухопутных войск. Шерстяные вещи, пожертвованные и собранные для оказания помощи немецким войскам в зимний период, поступали на тыловые участки войск в течение 1942 года, поскольку даже д-р Геббельс не мог предоставить транспортные средства.
Одновременно с генерал-квартирмейстером в августе 1942 года фельдмаршал фон Браухич вновь потребовал подготовить специальную зимнюю одежду для Восточного фронта, однако Гитлер придерживался другого мнения:
— Для оккупационной армии, которая уже не участвует в боевых действиях, вполне достаточно иметь на территории России обычную зимнюю одежду.
Гитлер, правда, пообещал поторопить соответствующие инстанции с отгрузкой обычной зимней одежды, но эти обещания для солдата, ноги которого уже окоченели, значили меньше, чем полная кружка талого снега.
|
|
|
Жуткие холода быстро парализовали всю транспортную систему — доставка на фронт шерстяной одежды и предметов снаряжения слишком запоздала. Составы с зимними вещами, предназначавшимися для 6-й армии, стояли на железнодорожных путях: 76 вагонов в Ясиноватой, 19 — в Лемберге, 41 — в Киеве и 17 — в Харькове. Железная дорога была перегружена, пропускная способность в большинстве своем одноколейных путей была ограничена, решающее значение имело также снабжение локомотивов углем и очистными установками для воды, содержавшей большое количество извести.
Но дело было не только в угле и воде, сами железные дороги находились в таком состоянии, что движение любого вида железнодорожного транспорта по ним значительно замедлялось. То, что на фронт в первую очередь подвозили оружие и боеприпасы и только во вторую очередь — одежду и провиант, не было тайной для тех, кому пришлось преодолевать проблемы с транспортом.
Существовала также еще одна проблема: ширина колеи российских железных дорог не совпадала с шириной колеи немецких дорог; кроме того, машины, приезжавшие из Германии, не отвечали тем требованиям, которые предъявляла к ним русская зима, тем более что ежедневный груз, который предназначался только для одной 6-й армии, весил семьсот пятьдесят тонн. Железнодорожные пути были забиты военными эшелонами и составами порожняка до такой степени, что передвижение войск по железной дороге было почти исключено.
Предназначенные для армии посылки и почта транспортировались по железной дороге до Чира, затем транспортными колоннами перевозились в Калач, а оттуда через Карповку—Вороново по железной дороге доставлялись в тыловой район армии. Железнодорожный мост через Дон под Чиром был русскими взорван.
Вся зимняя одежда 10 октября находилась в распоряжении войск, отданный ранее особый приказ фюрера требовал представить по данному делу донесение об исполнении, которое должны были подписать все дивизионные командиры до 15 октября. Приказ был исполнен в течение трех недель, что было особой заслугой интендантства, и здесь не надо грешить против истины. В указанный срок были представлены все донесения без исключения. Установленным фактом было также и то, что зимней одежды, поступившей в войска до 20 ноября, не хватало, чтобы удовлетворить потребность в ней всех воинских частей.
|
|
|
Штатная зимняя одежда включала плащи, свитеры, гетры, подшлемники, перчатки и валенки. После подтверждения всех упомянутых выше донесений каждая воинская часть получила то, в чем она нуждалась, но в той или иной части обязательно чего-то не хватало.
Разумеется, каждая воинская часть должна была доложить о нехватке каких-либо вещей в служебном порядке: рота докладывала батальону, батальон — полку, полк — дивизии, и последняя, наконец, — корпусу.
Корпус собирал все поступившие донесения о нехватке одежды и докладывал об этом армии. Холод с каждым днем становился все более мучительным и невыносимым. В результате потерь в живой силе и прибытия нового пополнения реальная потребность в одежде менялась — это требовало подачи дополнительных донесений; на запросы необходимо было давать ответы, а время шло, холод усиливался, и случаи обморожения учащались. Несколько раз сроки выдачи одежды переносились, или вещи просто не поступали, а если все-таки, наконец, помощь приходила, то случалось, что войска в это время вели бои. Могло быть и такое, что машины находились в ремонте или какое-либо подразделение увязало в снежных сугробах. Иногда отсутствовало горючее, иной раз не хватало чьей-либо подписи, и случилось так, что армия в целом осталась без зимней одежды, причем генеральный интендант и три тысячи интендантов, начальники штабных финансовых служб, старшие казначеи, казначеи и инспекторы административно-хозяйственных служб не были виноваты в этом.
Прежде чем Сталинград превратился в крепость, вокруг него скопились склады, которых не хватало войскам в городе. У самой армии уже не оставалось ничего — все, что прибыло, уже было распределено между различными подразделениями. Один склад принадлежал люфтваффе, второй — рабочим службам, третий был зарезервирован для румын, четвертый находился в подчинении организации «Тодт», пятый склад был оставлен в качестве резерва, на шестом складе хранилось специальное обмундирование для танкистов, содержимое седьмого склада предназначалось для рождественских праздников, восьмой, девятый, десятый…
|
|
|
Только войска в Сталинграде оставались ни с чем, меховые пальто носили другие — те, кто находился на расстоянии сотни километров от переднего края.
В Миллерове штабелями лежали на складах сорок тысяч меховых пальто, шапок, меховых сапог и двенадцать с половиной тысяч центнеров порошка от моли.
На складах в Тормосине, Чире, Песковатке, Тацинской, Обливской и Черткове хранились 200 000 рубашек, 40 000 шапок, 102 000 пар валенок, 83 000 кальсон, 61 000 суконных брюк, 53 000 форменных кителей, 121 000 шинелей, шарфов, зимних касок, перчаток и чулок. И каждый склад имел начальника, заместителя начальника, а также бухгалтера, кладовщика и часовых.
«Все есть, но только не для нас», — ворчали солдаты в Сталинграде, и они были правы.
Недалеко от Песковатки и Камышевской хранились горы предметов различной одежды, которые могли бы доставить много радости целому цыганскому табору. Голубые, красные и зеленые шали в полоску и в клетку; светло-желтые пуловеры с длинными рукавами из ангорской шерсти; носки с узором колечками всех размеров, от 42-го до 45-го; меховые жилеты с вязаными узорами в виде корон, вязаные кофты, дамские пальто, муфты, перчатки, чепчики с лентами и без них, тапочки, домашние туфли из верблюжьей шерсти, грелки для кофейника, полусапожки для коньков, футболки. Кто проходил мимо, набирал себе вдоволь всего, что считал необходимым. Все пехотные подразделения, входившие в состав 100-й пехотной дивизии, уходили со склада в таком виде, словно им нужно было выступать в цирке, а не идти на передовую.
Подобные сцены, которые можно было здесь наблюдать, являлись теми редкими случаями, способными вызвать у солдат в Сталинграде смех.
|
|
|
Было и много других событий, о которых в то время говорили постоянно.
Об одной истории следует упомянуть.
Это была история с орденом за Сталинград.
Офицер разведки и безопасности армии в начале положил телеграмму в свой портфель, а позднее во время доклада начальнику Генерального штаба на его стол. Фюрер приказывал разработать проект ордена за Сталинград, который должен был быть готов к 25 ноября.
Уже существовали «орден за Крым», «орден за Нарвик», «орден за Холм», почему же не должна была быть учреждена награда для солдат, воевавших в Сталинграде? Это была точка зрения одной стороны. Противники такой награды придерживались другого мнения: «Сначала нужно захватить Сталинград и уж потом раздавать ордена».
Во второй половине дня с телеграммой ознакомился командующий.
— Крым и Нарвик принесли нам явный успех, Сталинград — это эксперимент, — сказал офицер разведки командующему.
Командующий, глядя в окно, ответил:
— Харьков тоже был экспериментом, а Фридрих II превратил опасную ситуацию в решающую победу.
— Мы имели дело с противником в открытом сражении, и противник был деморализован нашими победами. Тогда у нас были танковые клещи, а сегодня мы топчемся на месте.
Генерал обратил взор своих ясных глаз на командующего армией:
— Но это место уменьшается, господин генерал.
— Я считаю, что мы придаем слишком большое значение этому вопросу.
— Я тоже так считаю.
На том и порешили.
Приказ был передан в 637-ю агитационно-пропагандистскую роту.
Командование роты поручило командиру особого подразделения и военному художнику Эрнсту Айгенеру разработать проект ордена.
Айгенер был в войсках начиная с Польши, Франции и заканчивая Россией, а теперь Сталинградом. Его можно было встретить повсюду — в танке, в автомобиле, в дорожной грязи, но больше всего его тянуло к людям, пехоте и лошадям — войну он ненавидел. Его товарищи говорили о нем, что он не умел смеяться, но это была неправда, просто этого никто не видел.
Для Айгенера представляли интерес те вещи, на которые никто не обращал внимания; развалины, которые все проклинали, привлекали его как художника. То, что другим было в тягость или к чему люди просто были безразличны, его, наоборот, воодушевляло: артиллерийский огонь и облака, солнце и грязь, ясные ночи, туман над Волгой. У него не было врагов, а позднее он хотел остаться в России, ему должен был принадлежать дом на донской возвышенности — так он любил эту страну.
В центре ордена Эрнст Айгенер изобразил бункер с руинами волжского города, к которым было обращено лицо мертвого солдата. Каску солдата обвивала колючая проволока, а поперек всего проекта прямыми буквами было написано: «Сталинград».
Проект был отклонен ставкой фюрера.
«Слишком деморализующе», — было написано на краю проекта. На следующий день, который выдался очень солнечным, Айгенер в возрасте 37 лет погиб — это было 20 ноября 1942 года. Он остался там, где позднее хотел построить себе дом, — на дороге, проходившей через донскую возвышенность недалеко от Калача.
«Звезды вечны, но люди поступают так, будто завтра их здесь уже не будет».
Так писал Айгенер за три часа до своей смерти.
|
|
|
