Глава 3. Самуил Яковлевич Маршак (1887-1964)

К 100-летию со дня рождения С.Я.Маршака С.А.Баруз­дин опубликовал в «Литературной газете» статью, озаглавив ее строчкой одного из самых ранних стихотворений поэта: «В пути с утра до первых звезд...». Да, уже в этом стихотворе­нии была видна личность Маршака — «взрослого» и «детско­го» поэта, общественного деятеля, педагога:

С утра до первых звезд, Но много дней и много верст

От бурь не знает он защиты. Его терпению открыты...

Проанализировав творческий путь поэта, автор названной статьи заключает: «А в общем-то, Маршак — это уже даже не фамилия, а символ». Символ большого искусства для малень­ких. Символ неустанного творческого, организаторского труда и гражданского долга перед детством, перед отечественной культурой. Поэтому он наш современник. Он всегда живой.

Соратник М.Горького, К.Чуковского, один из зачинате­лей новой литературы, театра для детей, поэт-лирик, фило­соф и практик в педагогике, эстетике; сатирик и драматург-новатор; теоретик и критик литературы, театрального искусст­ва; исследователь проблем чтения и развития личности ребенка-читателя, театрального зрителя, наставник начина­ющих поэтов, писателей, издателей; талантливый переводчик неповторимо прекрасно представил на русском языке поэ­зию В. Шекспира, неподражаемые произведения разных жан­ров Бернса, английскую и шотландскую народную балладу, стихи Байрона и Шелли, Китса и Киплинга, Гейне, Гете и Петефи. В его талантливых переводах стали достоянием ши­рокого круга читателей творения Леси Украинки, Джамбула, Мусы Джалиля, Назыма Хикмета, П. Тычины, Соломен Не-рис, Л.Квитко, О.Туманяна и многих других поэтов. За не­сколько дней до смерти Маршака в английской газете «Дей-ли уоркер» шотландский поэт Хью Макдайармид писал о нем как об одном из самых известных и чтимых в мире, «прони­

 

 

дательном и нежном поэте». Р.Гамзатов называл Маршака своим Учителем, говорил: в нем сочетались восточная муд­рость и западная культура, согретые «особой маршаковской мудростью и культурой... Маршак знает обо всем на свете».

Маршак прошел нелегкий жизненный путь беспрестанно­го труда, самосовершенствования, самообразования. Труд, воля, исключительная сила духа в течение всей жизни, начиная с юных лет помогали ему героически преодолевать тяжелую бо­лезнь и оставаться всегда отзывчивым ко всему, что составля­ет жизнь и творчество. Быть взыскательным к себе и к другим.

Нельзя не видеть, конечно, и благотворную силу счастли­вых обстоятельств: вундеркинда-мальчика представили зна­менитому влиятельному искусствоведу В.В.Стасову. Тот по­знакомил юного поэта с А.М.Горьким. В его семье, в Ялте Маршак жил около двух лет. Позднее ему помогли стать уча­щимся одной из лучших петербургских гимназий. Судьбе было угодно затем направить юного Маршака в Англию. Там он учился на факультете искусств в Лондонском университете. Много путешествовал. Изучил поэтический, песенный, об­рядовый фольклор, английскую литературу, художественную культуру в первоисточниках. Осваивал своеобразную систе­му здорового воспитания и образования в «Школе простой жизни». Ее основал поэт Филипп Ойлер, строивший деятель­ность своей педагогической системы под влиянием идей Руссо, Л.Толстого. Маршак активно участвовал в работе школы Ойлера. Это пробудило интерес к педагогике, к теории и практике развития свободной, самобытной личности с ран­него детства и к литературно-творческой деятельности: уже тогда в Англии Маршак переводил английские баллады, сти­хи Блейка, рассказы Томаса Гарди.

Вернулся на родину Маршак в 1914 году. А в 1918 профес­сионально и горячо включился в педагогический экспери­мент, проводившийся по концепции СТ. Шацкого и под его непосредственным влиянием, — в деятельность детской ко­лонии под Петрозаводском: «В свободные часы он затевал с ребятами разные игры, загадывал им загадки, отправлялся с ними в лес или на Онегу... Ребята чувствовали в нем «свое­го», советовались обо всем, доверяли ему личные тайны... Удивительно успешно Маршак разбирал и устранял всякие недоразумения между ребятами», — вспоминает воспитатель­ница А.Викторова. А в 1921 году вместе с группой энтузиас­тов (не по заданию, а по зову сердца) Маршак строил под Краснодаром фантастический Детский городок, где правили бал Добро, Творческий Труд, Красота: «Нелегко было в те

 

 

суровые трудные дни создать этот дом, но тем глубже и пол­нее я ощутила красоту и романтику всего, что здесь делалось для ребят. Да, действительно, это был дом для детей, их дом, целый детский городок. Здесь кормили, учили, воспитывали. И Самуил Яковлевич предстал передо мною человеком-мас­тером «сказочных дел», — вспоминает А.Богданова, актриса театра Детского городка. Маршак сочинял пьесы для этого театра и сам живо, сердобольно участвовал во всей жизнеде­ятельности Детского городка. Здесь в системе талантливо за­думанного и осуществленного широкого педагогического эксперимента в 1921 году родился и прошел проверку прак­тикой «первый театр нового времени» (А. Богданова).

В 1922 году, переехав в Ленинград, Маршак вместе с О.И.Капицей, ученым-фольклористом, становится руководи­телем Студии детских писателей в Институте дошкольного об­разования, организует детский альманах «Воробей», который затем становится журналом «Новый Робинзон» — своеобраз­ной творческой лабораторией детской литературы, иллюстра­ции детских книг, развития у детей способностей творческого чтения. Так в различных педагогических экспериментах в не­посредственном общении с детьми развивался и креп рано проявившийся специфический талант Маршака — поэта, дра­матурга, исследователя эстетико-воспитательных возможнос­тей произведений художественного творчества для юного чи­тателя, зрителя, слушателя. Уже в те годы складывались теоре­тические концепции Маршака, позднее воплотившиеся в докладе на I Всесоюзном съезде советских писателей («О боль­шой литературе для маленьких», 1934), в многочисленных вы­ступлениях на научных, литературно-критических конферен­циях, сессиях.

Не в комнатной тихой лаборатории, а в ритмах реальной и сложной жизни закалялся талант, формировался стиль С.Я.Маршака, одного из первооткрывателей, создателей и организаторов системы внешкольного образования и воспи­тания искусством, новаторской литературы для детей. С его именем, как и с именем М.Горького, связан общепризнан­ный ее расцвет в 20—30-е годы. Человеческий талант, одер­жимость работой Маршака притягательны. К нему тянулись М.Пришвин, М.Зощенко, А.Н.Толстой, В.Бианки, Е.Шварц, К.Чуковский, А.Твардовский, Л.Пантелеев, Е.Данько, С.Ми­халков, В.Берестов, И.Рахтанов и многие другие писатели, художники-иллюстраторы, издатели, специалисты и органи­заторы театра для детей, например всемирно известная тогда юная Н.И. Сац, люди очень непохожие по стилистике своего

творчества и жизненной позиции, но талантливые, яркие, интересные. Творчество же самого Маршака, как справедли­во подчеркивает А. Твардовский, на протяжении всего долго­го пути — «явление исключительной цельности... Его слава художника... чужда дуновения моды и надежно застрахована от переменчивости литературных вкусов». Уже в 20-е годы выходят многие новаторские по пафосу и форме сказки: «Те­ремок», «Кошкин дом», «Горя бояться — счастья не видать», «Сказка о глупом мышонке», «Сказка об умном мышонке», «Угомон», «Тихая сказка» и др. Все они — сугубо маршаков-ское поэтическое преломление народных мотивов, эстетики, нравственности, испокон века утверждаемых фольклором: мотивы радости бытия, соучастия, доброты и одновременно ироническое или юмористическое разоблачение глупости и зло­намеренности, черствости и эгоизма. Все это — вечное, не­преходящее в народной мудрости, в педагогике и философии народной жизни. Очевидно, поэтому и сегодня произведения С.Я. Маршака входят в наш дом как праздник для детей каж­дого нового поколения. Они известны и родителям, и даже бабушкам, дедушкам нынешних детей.

Одна из удивительных особенностей творческого пути Маршака такова: в нем не было ученического, «пробного» периода. Было увлечение то одним, то другим жанром в те или другие годы. Так, последние годы преимущественно пло­дотворны в лирической поэзии. С нее, как правило, поэты начинают свой путь. Умудренная жизненным опытом лири­ческая беседа Маршака с читателем не напоминает запозда­лого объяснения или выяснения отношений поэта со време­нем, с историей. А его детские сказки 20—30-х годов согреты философской мудростью, обращены к тому, что составляет душу и фундамент нравственности, духовного равновесия человека во все времена и на всех возрастных этапах развития личнос­ти. На чем было крайне актуально остановить внимание ре­бенка в те годы. Видимо, с этим связано то, что, обратившись к детям, Маршак оттачивает уже в 20-е годы не только форму литературной сказки, но и малых форм фольклора: частушки, пословицы, поговорки. Пишет рассказы и повести в стихах, поэмы и баллады: «Откуда стол пришел», «Как печатали вашу книгу», «Дворец на Фонтанке», «Вчера и сегодня», «Как руба­нок сделал рубанок», «Война с Днепром», «Пожар» и многое другое. Создает сатирический памфлет «Мистер Твистер», сти­хотворный фельетон «Акула, гиена и волк».

Его сказка — нередко «не сказка», а быль, не случайно сопрягающаяся с небылицей. Его поэзия — не информация о

 

 

делах, о событиях, но их философия. В его произведениях неделимы познавательная и эстетическая, воспитательная цен­ности. Поэтому ошибочно подвергать теперь сомнению цен­ность, скажем, «Войны с Днепром». В стихах надо видеть, чувствовать за фабулой их пафос. В данном случае пафос тво­римой героическим трудом легенды. Здесь герой-строитель сказочно обобщен, нарочито условен. Надо уметь почувство­вать гордость счастливых людей, способных творить чудо, хотя, конечно, с позиции современного прагматического осо­знания экологической катастрофы нельзя не увидеть «уста­релость» идеи «запереть» реку. И за скромной фабулой «Поч­ты» тоже нельзя не почувствовать глубочайшее уважение к честно выполняемому делу. В поэме соединяется одухотво­ренная вещь (письмо) с образом внешне незаметного труже­ника-героя, почтальона, независимо от того, зовут ли его Смит или Базилио, или он родной лениградский почтальон. Ин­тригует фабула поэмы «Пожар». Ребенок напряженно следит за каждым шагом парня по карнизу... Но и здесь главное — пафос, эстетика героизма, к которому «каждый готов». Как в лирике, здесь героическое личностно.

С.Я.Маршак признавал триединство основных факторов искусства: мысль, чувство, воля. Оно и составляет воспита­тельный эффект его произведений, адресованных детям. Нрав­ственный принцип в них утверждается, усиливается эстети­ческим, что и предопределяет педагогическую ценность про­изведений. Так поэзия для детей из сферы заведомо прикладной литературной работы встает в ряд с поэзией — высоким искусством. «Детская литература в досоветские вре­мена, кроме немногих общеизвестных хрестоматийных об­разцов в наследии Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Толс­того, Чехова да еще кое-кого из непервостепенных авторов, была объектом приложения по преимуществу дамских сил...», — читаем в статье «О поэзии Маршака» А.Т.Твардовского. Нужен был особый маршаковский «склад дарования и отчас­ти педагогического мышления, знание психологии ребенка и подростка, умение видеть в них не отвлеченного «маленько­го читателя», а, скорее, собственных детей или детей своего двора, которых знаешь не только по именам, но и со всеми их повадками, склонностями и интересами».

Талант Маршака раскрывает «секреты», «особую сложность и трудность искусства детской поэзии», если ее рассматривать не как «прикладную отрасль» высокого искусства слова, а в одном ряду с ним. Маршак рано увидел, понял, почувствовал и учел в своем творчестве, что читатель детской книги умеет

 

 

ценить истинность прекрасного. Он особо чуток, неподкупен в отношении малейшей фальши, натянутости и упрощеннос­ти. Ребенок свободен от многих условностей восприятия взрос­лого человека. С.Я.Маршак показал, что детская поэзия — «взыскательнейший экзамен для поэзии вообще». Она облада­ет своими «изначальными достоинствами ясности, существен­ной занимательности содержания и непринужденной энергии, естественной, как дыхание, мерности и «незаметности» фор­мы», — обоснованно утверждает поэт в уже названной статье.

Отмечая цельность творчества Маршака, нельзя не видеть и конкретно-историческую предопределенность эстетическо­го пафоса, особого интереса к различным жанрам литератур­ного творчества в разные периоды его жизни. Беспощадный голос Маршака-сатирика особенно мощно звучал в годы Ве­ликой Отечественной войны: поэт выступал на страницах цент­ральных газет, сочинял тексты к боевым плакатам, листовкам, «Окнам ТАСС». За один 1941 год на страницах периодики цент­ральной и армейской опубликовано 113 ярких боевых стихо­творений Маршака. Позднее были составлены в содружестве с художниками Кукрыниксы три книги политических эпиграмм и плакатов: «Урок истории», «Черным по белому», «Капут».

В 1943 году Маршак получил письмо от москвича Игоря Горбунова: «Дорогой дядя Маршак! Почему Вы не пишете для ребят, а только для взрослых? Я очень люблю Ваши сти­хи». Это — одно из многих писем детей, нуждавшихся и в годы лихолетья в светлой, чистой духовной пище. Поэт, от­вечая Игорю, писал, что постоянно Думает о детях. И это подтверждалось новыми изданиями его лирических, веселых стихов, написанных еще в 30-е годы: «Дети нашего двора», «Хороший день», «Цирк», «Великан», «Карусель», «Усатый-полосатый», «От одного до десяти», «Мяч» и многих других. Сразу после войны появились и сборники новых произведе­ний: «Разноцветная книга», «Круглый год», «Лесная книга». Гослитиздат выпустил в 1947 году «Избранные переводы» поэ­та. Все вместе произведения представляли к этому времени богатую, небывалую в истории мировой детской литературы авторскую поэтическую энциклопедию самовоспитания и целостного развития гармонической личности ребенка, на­чиная с первых лет жизни, — энциклопедию человеческих знаний, выраженных в форме запоминающихся, близких де­тям серьезных и смешных образов. Юмористический и сати­рический образ в стихах Маршака полифоничен, многогра­нен. «Я уверен, что лучшая сатира... проникнута лирикой», — утверждал он. Улыбка в стихах Маршака разная: добродушная

 

 

и ироничная, веселая и грустная, одобрительная и разоблачи­тельная... Смех — не самоцель. Смех — способ развития эсте­тического чувства у читателя, пробуждения у него творческого воображения. Легко запоминающееся, кажущееся нелепым по фабуле стихотворение о человеке рассеянном с улицы Бассей-ной — это веселая живая игра, побуждающая не к зубоскаль­ству, чего Маршак терпеть не мог, а к сочувствию. Здесь есть та магия слова и чувства, которую дети отлично воспринима­ют, включаясь в предложенную поэтом игру воображения.

Воображение читателя Маршак направляет в разные рус­ла, веря в способность ребенка понять замысел поэта. Рабо­тая в темах, выдвигаемых жизнью, живя радостями и горес­тями Отечества, Маршак не отделял своего читателя от исто­рии Родины, а сближал с ней, неизменно стремился помочь стать сильнее, духовно устойчивее. Когда общество было за­ражено чинопочитанием, что было делать человеку? Маршак предлагал ему в помощь ироничные и оптимистичные стихи Роберта Бернса:

Король лакея своего Награды, лесть

Не проходил поэт мимо самых разных социальных болез­ней — будь то формализм изучения литературы в школе, сан­кционированный обман или неуважение к личности ребенка, рожденного вне зарегистрированного брака. Печальной извест­ности закон 1944 года лишал таких детей как бы права иметь отцов: в их метрики имя отца не вписывалось. Появились сти­хи Маршака «Моему незаконнорожденному ребенку» — вы­зов закону, который попирал совесть, правду, становился ис­точником комплекса неполноценности без вины виноватых:

Я с матерью твоей кольцом Тебе, родная,

Не обменялся под венцом, Расти веселым деревцом,

Но буду нежным я отцом Забот не зная.

Когда культура, литература страдали от холуйства и цензу­ры, была опубликована эпиграмма: «...Зачем о свободе печати кричать/Над каждою выборной урной?/Одна у жандармов сво­бодна печать,/А именно штемпель цензурный». Правда, пово­дом был запрет на «Мурзилку» в заморских странах. Но эпи­грамма била и тех, кто громил журналы «Звезда», «Ленинград»...

Назначил генералом, Но он не может никого Назначить честным малым. При всем при том, При всем при том,

И прочее

Не заменяют

Ум и честь

И все такое прочее!

 

 

Самое глубокое представление о большом поэте создает его лирика — стихи от первого лица, от собственного голоса автора. Но вот секрет: как отделить собственный голос поэта в творчестве Маршака от другого, как бы отстраненного? Голоса эти неотделимы. Когда поэт говорит от имени ребен­ка: «...Вы не стойте очень близко,/Я тигренок, а не киска»/, читатель слышит, чувствует, что это говорит одновременно и маленький герой, и сам автор стихов. Маршак не раз утверж­дал, что никогда, вплоть до самой старости, не покидал дет­ства. Всегда имел два возраста: один — паспортный, внеш­ний, другой — истинный, детский — возраст души своей. И тогда, когда Маршак говорит от имени поэта другого языка, он одновременно как бы и автор того, что переводит. Не случайно же Маршак настаивал, чтобы при публикации пере­водов сначала стояло его имя, а затем имя переводимого поэ­та или «национальность» пересказываемой им сказки.

Лирическое состояние — самоощущение поэта в том мире, в то время, где и когда он живет. Это самоощущение прони­зывает все творчество Маршака. Вспомним великолепные сонеты Шекспира, наполненные маршаковской лирикой, его личным опытом жизни, его эстетическим отношением к дей­ствительности: «...Прекрасное прекрасней во сто крат,/ Увен­чанное правдой драгоценной». Это своеобразный маршаков-ский эпиграф ко всему его творчеству, основная мысль его теоретических, критических трудов. Это — кредо самооцен­ки своего жизненного опыта. Но ведь это и доминантный пафос его сугубо детских сказок, где цари, короли да принцы изощренно играют простым человеком, как хищные звери в сказке о глупом и доверчивом мышонке. Произвольно меня­ются условия игры, а партнер даже не ставится в известность. Утверждение как нормы, как морали, как истины честных законов любой игры было едва ли не главной заботой Мар­шака и, конечно, основным содержанием пафоса всего его творчества. Такой подход к жизни и к поэзии позволил Мар­шаку находить в творчестве Бернса то, что в переводах стано­вилось русским, оставляя автора шотландцем. Чтобы постичь не только знанием языка, головою, но и собственным сердцем мир чувств Шекспира, Гете, Данте, «надо найти и нечто соот­ветствующее в своем опыте чувств», — говорил Маршак.

Подтверждает сказанное и сугубо детская «познаватель­ная» «Лесная книга». Это стихотворная повесть о лесе. В ней каждая глава — рассказ об его жителях, питомцах: желуде, березке, ландыше. Отношение к лесу автора как к живому чувствующему существу согревает книгу изящно проявлен­

 

 

ным лиризмом. Ребенок-читатель глазами автора, как свои­ми, всматривается во все живое, сущее, обогащает себя не только знаниями о лесе, но ощущением родства с ним, чув­ствами единства истоков всего живого: «Природой бережно спеленатый,/3авернутый в широкий лист,/Растет цветок в глуши нетронутой,/ Прохладен, хрупок и душист». В каждом стихе его пафос определяется любовью автора к своему чита­телю-ребенку. Это составляет сердцевину таланта Маршака.

Маршаку была свойственна созидательная нетерпимость к злому, бесчестному человеку, к плохому работнику, к пус­тому неработающему слову. Восхищаясь Пушкиным, всегда учась у него, поэт был бесконечно требователен к самому себе, не переставал редактировать себя и после выхода книг в свет, постоянно проверял реакцию на свои произведения, многократно читал их друзьям-поэтам, литературоведам, кри­тикам, редакторам... Безукоризненные по форме стихи Мар­шака — неисчерпаемая школа высокого вкуса, сильно дейст­вующий витамин духовного здоровья. Он — наш современ­ник. Значимый. Необходимый. Работающий во имя наведения в мире разумного человеческого порядка.

Советуем прочитать

Маршак С. Воспитание словом: Статьи. Заметки. Воспо­минания. — М.: Сов. писатель, 1961.

Я думал, чувствовал, я жил: Воспоминания о Маршаке. — М.: Сов. писатель, 1988.

Сарнов Б.М. Самуил Маршак: Очерк поэзии. — М.: Худ. лит., 1968.

Сивоконь С. И словом, и делом. (Самуил Маршак)// Сивоконь Сергекй. Уроки детских классиков. — М.: Дет. лит., 1990. - С.98-135.

Чуковский К. Высокое искусство: О принципах художе­ственного перевода. — М.: Искусство, 1964. — С.202—221.

Глава 4. АРКАДИЙ ГАЙДАР (1904-1941)

Детство. Юность. Псевдоним А.П.Голикова — Аркадий Гайдар —истолковывается по-разному. Писатель Р.Фраерман, близкий друг А.П. Голикова, утверждает следующее: «На мон­гольском языке... Гайдар — это человек на коне, то есть всад­ник или верховой, которого обычно высылают впереди войс­

 

ка на дозор»¹. Такая трактовка псевдонима близка личности А.Голикова — легендарно смелый, даже отчаянный, реши­тельный и непоседливый, остро испытывающий потребность разведки, сражения не только и не столько, конечно, в пря­мом «военном» смысле, сколько в символическом — широ­ком: постоянно в поиске истины, выявления сущности, смыс­ла явлений, фактов; находящийся в пути, в движении к исти­не, к идеалу, к открытию. В движении к мечте. И практически почти постоянно — в дороге.

Однако выясняется, что в монгольском языке слова «гай-дар» в том значении, как его раскрыл Фраерман, нет. Журна­лист Б.Закс утверждает, что и сам Гайдар не всегда придер­живался одной и той же версии своего псевдонима. Б.Закс вспоминает и такое объяснение. Когда А.П.Голиков коман­довал полком в степях Хакассии, у Минусинска, местные жители называли его «гайдар Голиков». Это означает — «на­чальник Голиков»². В хакасском языке есть слово «хайдар», переводимое: «куда, в какую сторону». На этом основании Б.Камов делает заключение: «Когда хакасы видели началь­ника боевого района по борьбе с бандитизмом Голикова во главе войск, они спрашивали друг друга: Хайдар Голиков? Хайдар? — Куда едет Голиков? В какую сторону?»³.

Сын А.П. Гайдара — Тимур Гайдар в книге «Голиков Ар­кадий из Арзамаса (Документы, воспоминания, размышле­ния)» тщательно исследует мотивацию действий своего отца на протяжении всей жизни. В его трактовке псевдоним полу­чает еще одну, совершенно иную интерпретацию и обосно­вание. 1925 год. А.П. Голиков приехал в Пермь. Пришел в газету «Звезда», где была вакантной должность заместителя ответственного редактора. Журналистка Александра Плеско вспоминает: «Вошел к нам в комнату большой, широкопле­чий человек в серой солдатской шинели, в серой кепке, вы­соких сапогах, с трубкой в зубах. И таким ясным было его широкое, чуть скуластое лицо с добрыми, с лукавинкой гла­зами, с детскими, чуть припухлыми губами, что сразу он стал своим, как бы давно знакомым товарищем и другом...» Через несколько дней в праздничном (к годовщине Октябрьской революции) номере газеты появился первый материал ее но­вого сотрудника, рассказ «Угловой дом», подписанный «Гай­

'Фраерман Р. Наш Гайдар//Жизнь и творчество А.П.Гайдара. — М., 1964. - С.157. Там же. — С.231.

³Камов Б.А. А.П.Гайдар. - М., 1979. - С.31.

 

 

дар». Эта подпись пока и рассматривается как первое ис­пользование псевдонима.

Но когда же Аркадий Голиков нашел, придумал этот свой литературный псевдоним? Тимур Гайдар размышляет так.

Версия «Гайдар — всадник, скачущий впереди» романтична и для многих неразрывно слилась с образом Аркадия Гайда­ра. Имен похожих на Востоке немало. В Индии, например, есть даже город и штат Хайдарабад. Но почему и зачем взду­малось А.П.Голикову «брать иноплеменное, хотя и звучное имя»? Видимо, в этом проявилось одно из примечательных свойств характера — Аркадий с детства был выдумщик. При­думывал нередко шифры для обозначения определенных дей­ствий, предметов. Например: «Любезад тонай» — «Написать стихи». Игриво переиначивал имена друзей, знакомых «на французский лад» (французский Аркадий знал с детства). Вот отрывок из письма другу — литератору Ивану Игнатьевичу Халтурину: «Жан, же сюи он ом тре мальоре. Парсе ку тю э юн кашон э тю не ве па екрир рьен а пропо оп подлую ви...»¹.

Далее Тимур Гайдар напоминает, что «во французском языке приставка «д» или «де» указывает на принадлежность или происхождение. Например: д'Артаньян — из Артаньяна. Дальнейшее просто.

«Г» — первая буква фамилии Голиков.

«АЙ» — первая и последняя буквы имени Аркадий.

«Д» — по-французски «из».

«АР» — первые две буквы названия родного города.

Г-АЙ-Д-АР: Голиков Аркадий из Арзамаса.

Так и возник псевдоним, в котором слились и зазывное детское «айда!», и вольное слово «гайдамак», да еще перека­тывается под барабанной палочкой любимое Аркадием «р-р-р-р»². А в 1925 году, когда его охотно, дружески встретили в газете, когда появилась ситуативная потребность игры вооб­ражения, тогда и вспомнилось с детства живущее в памяти не очень легко разгадываемое слово. Скажем, пожалуй, так: как бы ни трактовался псевдоним писателя, он давно и все­ми принят как отвечающий облику писателя и как удиви­тельно к месту пришедшийся символ его жизни и творчества.

Жизнь А.Гайдара героична, легендарна. Пока в истории литературы XX века нет аналогов. В тринадцать лет арзамас­ский гимназист Голиков настойчиво добивается, чтобы ему

'Гайдар Тимур. Голиков Аркадий из Арзамаса: Документы, воспо­минания, размышления. — М., 1988. — С.129. ²Там же.

 

 

позволили быть участником подпольной деятельности мест­ной организации большевиков: ночное патрулирование, рас­пространение листовок... В тринадцать лет — первое боевое крещение: был ранен ножом в грудь. Это — 1917 год. В авгус­те 1918 подростка Аркадия Голикова по его неоднократным упорным просьбам принимают в Коммунистическую партию «с правом совещательного голоса по молодости и впредь до законченности партийного стажа». В партию коммунистов Аркадий вступал осознанно. Закономерно, что уже в декабре этого года Арзамасский уездный комитет РКП(б) утверждает его в партии на полных правах.

Еще летом 1917 года он вытащил из бархатного семейного альбома свою самую первую фотографию в трехлетнем воз­расте и на обороте ученическим пером фиолетовыми черни­лами подписал: «Титан первой Русской революции. Из серии «Будущие Революционеры». Сами по себе эти факты еще ждут, видимо, осмысления, психологического анализа: чем объяс­нить раннее взросление, раннюю социализацию личности подростка при сохранении в нем всего мальчишеского? Б.Ка-мов и Тимур Гайдар уже провели в этом плане исследования. Но проблема не исчерпана. Интересно, что подростком, от­вечая на вопрос анкеты: «Твое любимое занятие?», Аркадий Голиков отвечал кратко: «Книга». В списке любимых писате­лей первым поставил Гоголя, а за ним Пушкина, Лермонто­ва, Толстого, Гончарова, Достоевского, Короленко, Шекс­пира, Марка Твена... В школьном дневнике — записи о чте­нии Чарльза Дарвина, «Истории цивилизации в Англии» Бокля. Преподаватель математики реального училища М.Н. Онищенко вспоминает: «...Пришел с просьбой порекомен­довать ему книгу по истории математики древнего и совре­менного периода, что я и выполнил тут же, передав ему эле­ментарную историю математики». А когда в сентябре 1917 года его класс выбирал классный комитет, Аркадий получил наибольшее число голосов. И не без гордости сообщал отцу в письме: «Нас теперь не оставляют «без обеда», а всякие класс­ные инциденты разрешает комитет». И сетует: «У нас в учи­лище все учителя — кадеты, ну и столкнулся с ними!» При­знается: «Я бы с удовольствием уехал отсюда». А вот еще письмо: «Милый, дорогой папочка! Пиши мне, пожалуйста, ответы на вопросы: 1.Что думают солдаты о войне? Правда ли говорят они так, что будут наступать лишь в том случае, если сначала выставят на передний фронт тыловую буржуа­зию и когда им объяснят, за что они воюют? 2. Не подорвана ли у вас дисциплина? 3.Какое у вас, у солдат, отношение к

большевикам, к Ленину? Меня ужасно интересуют эти во­просы... 4.Что солдаты? Не хотят ли они сепаратного мира? 5.Среди состава ваших офицеров какая партия преобладает? И как они вообще смотрят на текущие события? Неужели «война до победного конца», как кричат буржуи, или «мир без аннексий и контрибуций»? Пиши мне на все ответы, как взрослому, а не как малютке».

Приведенного, полагаю, достаточно, чтобы отметить: в свои тринадцать-четырнадцать лет А. Голиков действовал не как озорной мечтатель, готовый сбежать из дома в дальние края в поисках романтики, но как человек, продуманно, целенаправ­ленно выстраивавший свой жизненный путь. Он не был узко ортодоксальным юнцом. Не был зашоренным революцион­ной романтикой самолюбиво смелым подростком. Навстречу революции, будущим сражениям широкоплечий голубоглазый Аркадий Голиков стремился, имея внутреннюю личную про­грамму.

Здесь, думаю, важно акцентировать в наше время еще и следующее. Жизнь, образ Аркадия Голикова убеждают, что в революцию, в ряды бойцов и командиров Красной Армии добровольно, по зову сердца вливались лучшие не только из так называемых низов, то есть из необразованной бедноты, но и сыновья интеллигентных родителей, дети интеллекту­альной среды.

Отец Аркадия Голикова — Петр Исидорович Голиков — сын отставного солдата, внук крепостного Данилы Голикова. Тот отслужил двадцать лет в рекрутах, участвовал в обороне Севастополя. После Крымской войны Данила Голиков соро­ка лет стал вольным человеком, получил свой надел земли. Его сын Исидор — дед Аркадия Голикова — служил в солда­тах уже не двадцать, а семь лет. Стал мастером по изготовле­нию прялок. А его сын Петр — отец героя нашего рассказа — первым из Голиковых овладел грамотой, закончил уездное училище, посещал занятия в Марьинской сельскохозяйствен­ной школе. В 1896 году он подал прошение о «внесении в списки имеющих держать приемные испытания» в Курскую учительскую семинарию. Блистательно выдержал конкурсные испытания по всем предметам, особо проявив незаурядную эрудицию в отечественной литературе. Через три года ему было вручено свидетельство: «Удостоен звания учителя и при поступлении на означенную должность имеет пользоваться всеми правами той должности присвоенными». В город Льгов, где и работал в школе, приехал вместе с красавицей женой Натальей Аркадьевной.

 

 

В 1909 году Голиковы переехали в Вариху, недалеко от Нижнего Новгорода, в 1910 — в Нижний Новгород, в 1912 — в Арзамас. Мать Аркадия закончила в 17 лет гимназию, вы­шла замуж без разрешения отца, отставного поручика. Он не простил своеволия дочери и тогда, когда она подарила ему внука, назвав своего первенца Аркадием в честь своего отца. Наталья Аркадьевна была артистична, владела приятным пев­ческим голосом, любила поэзию. Брак был счастливым. «Жили небогато, но, как говорится, в любви и дружбе. Много рабо­тали, много читали. Книг в доме всегда было в достатке. Подрастали дети. Поднимался яблоневый сад... Вечерами, уложив малышей, Наталья Аркадьевна помогала мужу изу­чать французский язык. Она владела им свободно»¹. Отец Аркадия в феврале 1917 года на фронте вступил в партию. Письма Аркадия отцу на фронт первой мировой войны, позд­нее письма с фронтов гражданской войны пронизаны уваже­нием, чувством привязанности к родному дому, любви и до­верия к родителям, заботой о сестрах (было три сестры — Наташа, Катя, Оля). Очевидно, что родители с детьми были ласковы, внимательны, не подавляли инициативу.

Близко знавшие жизнь семьи Голиковых вспоминают: «Очень любил живность: ежиков, ящериц, однажды из леса сову на плече принес. Ловил в пруду тритонов. Все банки у Натальи Аркадьевны перетаскал. Ужей держал в сарае. Поил молоком. Иногда эта нечисть вылезала...» «Если мяч попадал на крышу, Аркадий туда — первым. Достанет, да еще с мячом по коньку крыши пройдет, рукой машет, улыбается. Иногда не слезет, а спрыгнет. Мы думали — ему нравится. Потом Наташа сказала мне по секрету, что ее брат высоты не любит и себя «самопере­воспитывает». Мать подарила ему тетрадку. Красивую, в крас­ном переплете. Аркадий свои стихи в нее записывал. Бывало, когда его нет дома, мы с Наташей достанем и читаем. Нам очень нравилось». Это выписки из бесед Тимура Аркадьевича Гайдара с А. И. Бабакиной. Она жила в одном доме с Голиковы­ми. Была сверстницей старшей сестры будущего писателя, иг­рала с ней и другими детьми. И в других воспоминаниях посто­янна мысль о склонности Аркадия к «самовозделыванию» свое­го характера. Во всех воспоминаниях прорисовывается образ остроумного, живого, любознательного, бесконечно деятель­ного, находчивого, смелого, способного рисковать ребенка. Все это позднее проявится и в его жизни, и в творчестве.

'Гайдар Тимур. Голиков Аркадий из Арзамаса: Документы, воспо­минания, размышления. — М., 1988. — С.21.

 

 

Жизнь свою А. Голиков упорно определяет сам. Прибавив три года к своему возрасту, он уходит добровольцем в Крас­ную Армию. Закончил Киевские военно-пехотные курсы, вое­вал на шести фронтах гражданской войны, в декабре 1919 был ранен в ногу, контужен в голову. За этим последовало, естест­венно, продолжительное лечение. Однако и после лечения он — в бою: Аркадий Голиков — самый молодой в Красной Ар­мии командир полка. «Три года Аркадий Голиков командо­вал, отдавал приказы, посылал красноармейцев в бой, может быть, на гибель, и вескость его приказам давал не только но­вый дисциплинарный устав, но прежде всего личный автори­тет командира. Каково заслужить, удержать такой авторитет, если подавляющее большинство подчиненных заметно стар­ше по возрасту, а многие годятся в отцы?» — слова из книги сына писателя, контр-адмирала Тимура Аркадьевича Гайдара. Он и по личному опыту знает, как непросто, как нелегко быть командиром, иметь авторитет даже немолодому офицеру. За­кономерно, что нервы молодого командира полка через три года были перенапряжены: «Дорогая сестренка! Никто еще в хандру впадать на собирается, хотя мне и приходится уезжать на месяц в физиобальнеотерапевтический институт в Томск. На днях был созван консилиум, и врачи определили: истоще­ние нервной системы в тяжелой форме на почве переутомле­ния и бывшей контузии, с функциональным расстройством и аритмией... Я-то сам знал об этом уже давно. Через три дня уезжаю». Это из письма комполка А. П. Голикова сестре Ната­ше....Его долго лечили в Красноярске, Томске, Москве. 23 августа 1923 года был отдан приказ о предоставлении шести­месячного отпуска с сохранением содержания. Но это было по сути начало прощания с Красной Армией, что понимали не только строгие военные врачи, но и их пациент... Ему пред­стояло начать новую жизнь человека мирной профессии. Воз­можно, однако, что уже в тот день в его вещевом мешке рядом с предметами солдатского обихода, который стал для него при­вычным и достаточным на всю жизнь, лежала и ученическая тетрадь. В правом верхнем углу на ее обложке была нарисова­на звездочка. Ее лучи освещали слова: «В дни поражений и побед» — заглавие первой автобиографической повести, кото­рую больной комполка начал писать в госпитале. Позднее звез­дочка в правом верхнем углу титульного листа станет постоян­ной приметой авторской принадлежности произведения и вы­разительным символом поэтики его творчества.

Т.А.Гайдар вспоминает об этом времени: работал он мно­го, увлеченно, «перечеркивал и часто ночами писал заново.

 

 

Это была его первая повесть «В дни поражений и побед». Создавая эту книгу, отец хотел показать, что выпало на долю его поколения, хотел передать молодым красноармейцам свой боевой опыт. Тогда он еще не знал, что литература станет главным делом его жизни, и, заполняя анкету, на вопрос: «Не считаете ли Вы себя специалистом-работником просве­щения и культуры?» — совершенно искренне ответил: «Нет». А

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: