 |
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 19 глава
|
|
|
|
— Подписывать ничего не стану!
— И не нужно подписывать. Мы зафиксируем факт, что вы благополучно нашлись. То есть объявились в целости и сохранности, без видимых повреждений. Сделаем медосмотр и фотосъемку…
— Я не терялся! — воспрял Марат. — Мне необходимо в Балчик!
— Где вы находились эти четыре дня?
— Каких четыре?..
— Заявление о вашем исчезновении поступило два дня назад, — терпеливо объяснил страж болгарского порядка. — От вашего управляющего, господина Симаченко. А отсутствовали вы четыре! Кстати, и ваша жена, Роксана Корсакова, объявлена в розыск.
По телу опять побежали мимолетные судороги, от ступней до шеи. Срок его беспамятства казался нереальным, было четкое ощущение, что миновала всего-то одна ночь…
Где он был целых четыре дня?! Неужто все время на этой заброшенной железной дороге, возле плантации белых роз?..
Марат потряс головой, сгоняя оцепенение, и признаваться, что ничего не помнит, не захотел.
— Лучше бы искали мою жену! — только огрызнулся он.
— Вы оба ушли из дома и не вернулись, — невозмутимо продолжал страж. — Вас ищут по всей стране. Мы подозревали криминал, у вас же судебная тяжба из-за собственности — управляющий сообщил. Было возможно похищение и даже убийство. Ваше дело под контролем директора департамента и прокуратуры. Водолазы исследуют дно моря. Затрачены значительные средства на ваш розыск…
— Где моя жена?
— К сожалению, ее пока не нашли, — увял бравый страж. — Но непременно найдем. Теперь с вашей помощью.
— И еще меня ограбили! — надавил он. — Похитили бумажник! С документами и банковской картой!
— Разберемся. — Полицейский все еще держал дверцу машины открытой. — Прошу проследовать в участок.
|
|
|
Пришлось садиться в машину. Стражи порядка сели с двух сторон, что сразу не понравилось — обращались, как с преступником.
— Где вы были эти четыре дня? — назойливо повторил полицейский, когда «фольксваген» тронулся с места.
Ответ созрел мгновенно:
— Искал жену!
— Почему оказались в Варне? Вы помните, как добирались сюда?
— На попутном транспорте.
— И пешком?
— И пешком!
— Ничего вы не помните, — уверенно заявил страж. — Признайтесь, у вас был провал в памяти? Это очень важно.
— Ничего подобного не было, — задиристо заявил Марат. — Да, я был взволнован, совершал не совсем обдуманные поступки… У вас есть жена?
— Как и где у вас похитили бумажник?
— Должно быть, когда я спал, — и здесь нашелся он. — Вытащили у сонного.
— Вы спали?
— Разумеется!
— Где? Снимали номер в гостинице?
— На улице! Что вы меня допрашиваете? На каком основании? Есть уголовное дело?
Полицейский внимательно на него посмотрел:
— Есть. По фактам похищения людей. Вы не первый из русских отдыхающих, кто исчезает внезапно, а потом появляется и ничего не помнит.
— Я все помню, — упрямо проговорил Марат, привыкший обманывать даже полиграф.
— Вы пытаетесь скрыть приступ амнезии. Не понимаю, чего вы опасаетесь. У вас были гости в тот вечер, когда вас задержали на территории резиденции румынской королевы?
Запираться тут не имело смысла — только вызовешь лишние подозрения.
— Были… Но я не обязан их называть.
— Мы знаем, кто это был, — уверенно заявил страж. — Незваные гости. Вы что-нибудь брали из их рук? Спиртные напитки? Сок, сигареты?
— Ничего я не брал. — Марат опять вспомнил «герцогиню». — Без консула ничего говорить не стану.
— Напрасно сопротивляетесь… Вы обязаны помочь нам разыскать вашу жену. Полагаем, с ней проделали то же самое, что с вами. Ввели в состояние амнезии и похитили. Мы считаем, к этому причастны ваши гости.
Как ни парадоксально, Марат вынужден был защищать своих «партнеров». Не скажешь ведь, что сын бывшего хозяина Белого домика и адвокат приходили попросту склонять его к сотрудничеству, что вся судебная тяжба — лишь прикрытие вербовки, да и сами они не имеют родственных связей с проворовавшимся партийным деятелем…
|
|
|
— Мои гости непричастны! — заверил Марат. — Я за них ручаюсь.
— А кто ведет постоянное наблюдение за вашим домом в Балчике?
Он сделал вид, что слышит об этом впервые, — не выдавать же людей Церковера…
— Разве за моим домом следят?
— Следят, и весьма профессионально. Не замечали? На улице дежурят автомобили, мимо прогуливаются люди…
— Я приехал отдыхать, а не оглядываться.
— Понимаю… И попали в неприятную историю.
Корсаков ждал вопросов о «герцогине» и уже заготовил ответ — мол, о ней говорить не буду, ибо опасаюсь, узнает жена, — однако полицейский помалкивал, возможно ничего не знал.
В участке те же самые вопросы со всяческими уточнениями задали еще раз, всё внесли в протокол, но Корсаков подписывать отказался, а когда был отпущен, чуть не попал в объятия Симаченко, который ожидал его возле полиции.
— Марат! Ну ты меня напугал!..
Затаенная злоба на Симаченко плескалась через край, и он сдержался лишь потому, что встреча произошла на глазах стражей порядка и у капитана уже светились сине-зеленые фингалы под глазами.
— Я не знал, что и думать! Где ты был?
— Пошел бы ты… — Корсаков сел в машину. — Гони в Балчик, там поговорим.
Капитан услышал угрозу и на какое-то время примолк, однако желание объясниться, оправдаться его распирало.
— Марат Петрович, ну нельзя же так. При всем уважении к тебе!.. Сорвался, убежал без денег, без документов! В чужой стране! Что я должен был?.. Жена пропала, потом ты… И все при странных обстоятельствах. Что мне делать?
— Не подмешивать заразы в вино и коньяк!
— Я ничего не подмешивал! — Возмущенную страстность Симаченко следовало принимать за искренность. — Да клянусь, Марат! Сам подумай, какой смысл, если у вас уже установился нормальный контакт и вы договорились о встрече в море? Мне сначала вообще рекомендовали не вмешиваться и только обеспечивать безопасность. Я свою миссию выполнил, вас свел… А сейчас люди волнуются, не знают, что произошло.
|
|
|
Эта его речь как-то отрезвила Марата, по крайней мере нетерпимость к управляющему пригасла. И в самом деле, зачем вливать психотропик в бутылки заранее, если неизвестно, когда и что он станет пить? Не мог же Симаченко «зарядить» весь винный запас…
И потом, если с ним такое приключилось, что же стало с «герцогиней»? Почему о ней все молчат?
— Там, в бассейне, купалась женщина… — через некоторое время проговорил Корсаков. — С пляжа… Такая манкая… С ней-то что?
— Какая… женщина? — не сразу и осторожно спросил капитан.
— Немка лет тридцати с гаком. Но смуглая, и глаза с вишневыми линзами… Ну что ты так смотришь? Я ушел в резиденцию, она осталась в бассейне.
— Никого не было, — как-то излишне уверенно произнес Симаченко. — Тебя увезли в полицию, я сразу вернулся в домик.
— Мы с ней пили коньяк, вместе… Она обещала ждать.
— Наверное, не дождалась…
Марат заподозрил то, что уже случалось не однажды: управляющий любил не только доедать объедки с хозяйского стола, но иногда норовил стащить еще и не разрезанный пирог.
— Ладно, я не в обиде… С ней-то все в порядке?
Капитан сбавил газ и обернулся:
— Марат, я не понял… с кем?
— С этой бабой! Которая купалась… Ну хватит прикидываться!
— В домике никого не было! Все открыто, у бассейна бар стоит, бутылки початые, бокал…
— Два бокала!
— Один, Марат! Полиция приезжала потом, всё сфотографировали, обследовали…
— Куда же она делась?
— Не знаю! А ты что, женщину на пляже снял?
— Сама пришла…
— Сама пришла, сама ушла.
— Не может такого быть. Она зависла напрочь. Я еще подумал, если Роксана найдется, герцогиню на тебя сбросить…
— Кто хоть такая?
— Откуда я знаю? Отдыхающая немка румынского происхождения, что ли. Называла фамилию — не запомнил, заковыристая. А имени не спросил. Герцогиня, в общем.
— Ну ты даешь! — уже по-свойски, безвинно усмехнулся Симаченко. — Может, авантюристка? Или воровка? Они все тут герцогини. А ты ее на территории оставил…
— В домике ничего не пропало?
— Всё на месте, — пожал плечами капитан и достал из бардачка бумажник с телефоном. — Кстати, ты оставил в беседке. Я там же в барсетке нашел решение Верховного суда. И сразу сообразил… Разбрасываешь такие документы!
|
|
|
Корсакову еще не хотелось признаваться, что у него провал в памяти и прошедшие четыре дня словно перечеркнуты в календаре…
— Когда оставил? — будто мимоходом спросил он, проверяя содержимое бумажника.
— Когда из Варны привезли на медицинской машине… Ты ничего не помнишь?
— Это я помню, — соврал Марат. — Сторчак звонил?
— Много раз.
— Что ты ему сказал?
— Что есть, то и сказал. В этом случае врать, знаешь ли!.. Так что я поздравляю, Марат, с началом сотрудничества. Как нашел решение суда, все понял…
— Ладно, хоть так…
— Здесь необъяснимые вещи творятся, — со скрытым жаром переключился капитан. — Люди пропадают, а потом находятся. Наши, русские… И память отключается. Я слышал раньше, а сейчас в полиции подтвердили. Банда, что ли, действует. Или госструктура из какой-то страны… Отшибают мозги человеку. Никто не поймет, зачем. Может, используют для каких-нибудь спецопераций, а потом бросают как отработанный материал. Я и про тебя подумал… А ты на меня…
Корсаков оживился:
— Говоришь, камерами усадьбу обставили?
— Ну… Под видом судебных приставов ползали. Но вчера все сняли! Приходили будто бы из страховой конторы, чтобы перезаключить страховку. Все помещения рулеткой обмерили…
— В районе бассейна есть видеоглаз?
— Скорее всего есть…
— Значит, эта барышня попала под их наблюдение. Герцогиня…
— Да наплевать на нее, Марат!
— Не наплевать! Я с ней пил коньяк…
— Думаешь, она подсыпала?
— Не могла… — Корсаков вспоминал детали того вечера. — Сам ей наливал… Да и голая была. Платье висело на шезлонге, далеко… Попой вертела у носа.
— Не от этого же ты память потерял?
— Дурь какая-то… Почему ушла, не дождалась? Алхимика тоже увела женщина, психолог…
— Не понял?..
— Что, если и Роксана так же пропала? — вслух подумал Корсаков, глядя за стекло. — Они обе исчезли, полиция ничего не заметила… Как и с Алхимиком, тоже из-под носа…
— Марат, давай о Роксане потом, — попросил капитан. — Нам на хвост упала полиция, привлекли к себе внимание. Плюс ко всему — чья-то наружка пасет. А наши партнеры — очень серьезные люди, и это неправильно вынуждать их нервничать. С ними можно иметь дело. Они со мной рассчитались полностью. И это только за первый этап операции… Наши жадные, наши бы обязательно кинули! В лучшем случае. А так бы устроили автокатастрофу. Или киллера подослали, чтоб не платить… Они выполнили все финансовые условия! Хотя я им был уже не нужен даже как посредник. Тут еще ты пропал… Они рассчитались, Марат!
|
|
|
— Ты ее раньше на пляже не видел? — спросил тот.
— Кого?
— Немку эту. Или румынку. С вишневыми линзами.
— Да я вообще ее не видел!
— Тогда откуда она взялась? Ладно, психолога Оскол привлек, его кадр. А она — чей?.. Да я же чую, появилась не случайно! И Роксана сейчас где-то с ней. Нет, точно! И чутье меня не подводит.
— Подводит тебя чутье! Ты хоть понимаешь, о чем я говорю? Мы имеем дело с очень серьезными партнерами! Ты же сам с ними разговаривал, Марат Петрович. Должен был убедиться!
— Кстати, в воде розы плавали? — вспомнил и спросил Корсаков. — В бассейне?
Капитан тряхнул головой, насупил брови, однако ничего не понял.
— Какие опять розы?..
— Когда вернулся из ботанического сада! Роксану искал!.. Н у, что? Соображай!
— А-а! Плавали… Я еще подумал — зачем ты накидал? И фильтрацию не включил. Вода же зеленеет от любой былинки. Солнце… А полиция не заметила, не обратила внимания.
— Я бросал розы женщине. То есть она была. И не оставила следов, как и психолог.
— Ты о чем? — почему-то испуганно спросил Симаченко.
— О странных женщинах.
— У тебя навязчивые идеи, — наконец определил Симаченко. — Марат, это не здорово. Началось с этих роз… Ты помнишь, как рвал искусственные розы в дендрарии?
— Помню.
— С чего вдруг? Совершенно трезвый… Тебе что-то почудилось? Или что, Марат?
— Какое твое дело?
— Партнеры ждут наших шагов, действий! Отец Алхимика уже находится в Румынии. Теперь наш ход, нужно известить сына… А мы их манежим!
— Надо выяснить у этого… Как его? Чюрайтис? Нет, надо достать записи и самим отсмотреть.
Симаченко прижал к обочине и остановил машину.
— Какие записи?
— С видеокамер.
— Это невозможно, Марат. Они не знают, что мы знаем…
— Хватит в жмурки играть!
У капитана вдруг прорезался командирский голос:
— Ты должен ответить на мой вопрос — где был четыре дня?
— Это что еще такое? — изумился Корсаков.
— Ты утратил доверие партнеров, Марат, — как приговор зачитал управляющий. — Ты подписал бумагу, согласился на сотрудничество. Люди перед тобой раскрылись, обсуждали план действий, мероприятия. Операция началась. Ты дал команду доставить с Кубы заключенного. А сам внезапно исчез! Так не делают.
— С ними я сам разберусь.
— Но ты еще и утратил доверие шефа. Где ты ошивался все это время?
Марат понял, что, пока был без памяти, произошло очень много событий и он от них безнадежно отстал…
— Я не помню, — признался сквозь зубы. — Затмение какое-то.
— Ну, я так и подумал, — облегченно проговорил Симаченко и отчалил от обочины. — Ладно, Марат Петрович. Попробуем уладить и с партнерами, и с шефом. На меня наехали, заподозрили тебя… В общем, будто ты передумал и захотел спрыгнуть. Они спецбортом привезли отца этого гения. Ты обязался решить вопрос с сыном — и пропал. А тут еще в чемодане обнаружили тайник с комплектом документов…
— Кто обнаружил?
— Я обнаружил. Был приказ Сторчака осмотреть твои вещи… Кстати, я сразу сказал: сначала Роксана пропала, потом ты — это не случайно. Вас обоих кто-то лишил памяти. Ну вот где ты мог быть целых четыре дня?
— Мне от этого Чурайтиса нужны кадры съемки, — твердо повторил Марат. — С женщиной в бассейне.
— Чюрайтиса, — поправил капитан.
— Один хрен… Выкрасть можешь? Они же где-то сидят и пишут, что тут у нас происходит? Должна стоять машина с аппаратурой. Надо проникнуть туда и выкрасть запись. Ты в окру́ге где-нибудь видел припаркованную машину, обязательно с антеннами?.. Если не выкрасть — захватить.
— Какая машина, Марат, ты о чем?! Задницу твою надо спасать!
— Странное дело, но лицо той немки стерлось, — признался Корсаков. — Помню грудь, попу… Ну еще глаза. А лица нет! Белое пятно. Снимет линзы — не узна́ю. Достань мне запись!
— Сейчас мы с тобой едем на встречу, — заявил капитан. — Точнее, идем на катере. Сам все объяснишь партнерам — и про розы, и про женщину. Так что вспоминай, как все было. Или придумывай версию… Шеф поручил мне действовать согласно инструкции на случай форс-мажорных обстоятельств.
Марат случайно глянул в зеркало заднего вида и вдруг увидел лицо «герцогини».
Она сидела за его спиной и маняще улыбалась…
— Стоп! — сам себе сказал он. — Я вспомнил. Она герцогиня Эдинбургская! Но почему-то говорила по-русски…
Марат на мгновение обернулся — герцогиня расположилась на заднем сиденье, царственно откинувшись на спинку, и смотрела с манящей улыбкой. Он поймал взгляд ее вишневых, сияющих глаз в зеркале и на мгновение оцепенел.
— Останови машину, — полушепотом попросил капитана, стараясь не потерять ее зовущего взора.
— Зачем? — настороженно спросил тот. — Нам надо спешить! Нас ждут в море, на яхте.
— Останови, пересяду…
Симаченко нехотя затормозил, Корсаков выскочил из машины и через две секунды уже был на заднем сиденье. И не поверил глазам, ощупал пространство салона — герцогиня исчезла…
Он заглянул в зеркало и увидел ее совиные тлеющие глаза.
— Я обещала вам розы, князь, — услышал последние слова «герцогини».
Ее журчащий, как ручеек, голос внезапно и стремительно обратился в могучий, обвальный поток, и темный, пустой котлован провала памяти стал заполняться мутной водой.
И лучше бы этого не случилось! Пусть бы рухнуло в небытие то, что уже было отнято!
Лучше бы он оставался в счастливом безумии…
…«Герцогиня» сидела в шезлонге у края бассейна и была уже в вечернем платье, с сухими, вспушенными волосами, разбросанными по голым плечам, словно и не купалась, не ныряла, не сучила в воздухе ножками, являя очам свои прелести.
Строгая, породистая дама, полная достоинства.
Голубовато-красные блики отражаемых в воде фонарей плясали на ее лице отблесками яркого костра.
— Вы что потеряли, князь? — спросила она на чистом русском языке, но это почему-то не затронуло сознания.
Корсаков метался по территории усадьбы.
— Женщину, — сказал он, не решаясь назвать Роксану женой. — Молодую женщину. Со мной была…
Преображенная немецкая испанка понимающе улыбнулась:
— Ее, кажется, зовут Роксана?.. Очень красивая женщина. Только испортила прическу.
— Где она?! Ты знаешь, где?!
— Знаю… Вы для нее искали белые розы?
— Для нее, — признался Марат. — Но не нашел. В Болгарии нет настоящих, только искусственные… Где Роксана?
— Это неправда. — «Герцогиня» встала. — У меня очень много белых роз. Целые плантации.
— Покажи! И еще скажи, где она.
— Не волнуйтесь так, князь. Роксана отдыхает после экскурсии. В покоях королевы… Кстати, зачем она остригла волосы?
— Не знаю… Попросила купить ножницы еще в аэропорту. Сказала, что теперь она — Карна.
— Карна?.. Да, пожалуй, она Карна. А это что у вас на шее? Ее поцелуй?
Он прикрыл рану.
— Почему-то не заживает…
— Поцелуи Карны не заживают никогда, — со знанием дела заявила «герцогиня». — И кровоточат всю жизнь.
— Хочу ее видеть! Немедленно!
— Не спешите, князь, у вас еще нет белых роз.
— Где твоя резиденция?
— Вы ее посещали сегодня. И совсем неразумно пытались сорвать мои искусственные цветы.
— Ты что же… румынская королева?
— Нет, я внучка Марии Эдинбургской, — с удовольствием объяснила она. — И когда приезжаю, останавливаюсь в бабушкином имении.
— А Роксана… как к тебе попала?
— Она заблудилась в дендрарии среди кактусов. И была такая несчастная…
— Пойду к ней! — Он ринулся к калитке, но ощутил толчок в спину и услышал цепенящий голос:
— Князь! Куда же вы? Без цветов…
— Да! — опомнился Марат. — Мне нужен большой букет! Я должен… В общем, это не важно. Где плантация?
«Герцогиня» приблизилась к нему и обдала густым запахом роз.
— Могу дать тебе розы, сколько захочешь. Но потребую плату.
Он схватился за куртку, вывернул бумажник вместе с карманом.
— У меня есть!.. Сейчас… Сколько?
— Я не возьму с вас денег.
— А что? Ты потребуешь, чтобы я?..
— Как вы могли подумать, князь? Это по́шло. Неужели я похожа на даму, которая берет плату за услуги столь мерзким способом?
Марат приблизился и опустился в шезлонг напротив: нет, вроде бы она, стареющая девица с пляжа, ищущая приключений…
— Чем же я могу расплатиться, чтобы ты показала, где эти твои чертовы плантации? Я из-за них уже попал в полицию и в клинику, в руки психиатра…
— Все от того, что белые розы для Карны стоят очень дорого. Их добывают только смелые, сильные мужчины, иногда с риском для жизни. Вероятно, вы убедились, князь…
— Не надо так набивать цену! Говори, что ты хочешь?
— Исполнить один маленький каприз. Я — герцогиня Эдинбургская, внучка королевы, и имею на это право.
— Представляю, и капризы у тебя королевские!
— Верно, князь. — Она совсем незнакомо рассмеялась. — Попрошу вас позвонить своим новым друзьям и назначить встречу отца и сына.
Корсаков отскочил и встряхнулся, словно от удара.
— Я не понимаю! Какую встречу? О чем ты?
— Сегодня у вас были гости. — Она подхватила рукой длинный подол и сделала к нему несколько царственных шагов. — Вы условились организовать встречу узника тюрьмы Гуантанамо и его сына. Хочу, чтобы это случилось уже завтра. Они так истосковались друг по другу…
— Нет, я этого не могу! — ужаснулся Марат, вспомнив подписанную бумагу. — Зачем тебе?
— Ах, князь, какой же вы… Они давно не видели друг друга. Целых одиннадцать лет! Представляете, как истомилось отцовское сердце? А юное сердце сына?
Только в этот миг у него возникло ощущение, что он видит эту женщину впервые. Ночное освещение и голубые блики от воды бассейна сделали ее неузнаваемой, казалось, она уже не имела ничего общего с той, пляжной, что купалась обнаженной.
Разве что цвет глаз был одинаково вишневый…
— Кто ты? — испытывая озноб, спросил он.
— Герцогиня Эдинбургская, хозяйка королевской резиденции. В Балчике меня все знают. Сообщите своим новым хозяевам, пусть они доставят отца… допустим, к завтрашнему полудню в местечко Олтеница. Это в Румынии, на Дунае. Совсем близко отсюда.
Корсаков потряс головой и непроизвольно, как-то по-собачьи встряхнулся всем телом, сгоняя навязчивое оцепенение.
— Мне нельзя ничего говорить, — путанно и неуклюже стал объяснять Марат. — Я связан договором… обязательствами! Это касается только меня и… Ничем не могу помочь! Откуда ты вообще узнала?
— Очень жаль, — печально улыбнулась герцогиня. — В таком случае, я не смогу соединить вас. Вы, князь, недостойны Карны. И никогда не присягнете ей, положив к ногам розы.
— Да кто ты такая?! — взъярился он, чувствуя, как наваливается бессилие. — Чтобы требовать от меня?!.. Чтоб судить, кто достоин, а кто нет?!..
— Я соединяю любящие сердца, — промолвила она, — если их вижу. Да, князь, первая любовь к вам пришла слишком поздно. Она болезненна, уродлива, горбата, как старуха. Но она пришла… И вам до́лжно смириться, принести ей в жертву свое прошлое. Первая любовь всегда требует жертвенности.
— Пошла ты! — Корсаков ринулся напрямую к калитке. — Сам возьму!
— Попробуйте! — засмеялась вслед герцогиня. — И помните, у вас мало времени, князь!
Корсаков выбежал на пустынную по-ночному улицу и помчался к резиденции. Он отлично ее видел — дворец, окруженный парком, зеленые пятна фонарей, пробивающихся сквозь тропическую листву растений и деревьев, решетку ограждения. Мало того, он даже услышал зовущие голоса людей — Симаченко все еще прочесывал дендрарий, ловил призрак.
А Роксана тем временем, оказывается, отдыхала в покоях королевы!
Он свернул к центральному входу, и тут вместо резиденции и ботанического сада увидел зыбкий пустынный песок с черными изваяниями колючих кактусов — какой-то южно-американский ночной пейзаж. В тот же миг в носоглотке защекотало и навернулись слезы. Марат закрыл ладонью лицо и все-таки пробежал немного вперед — пустыня! И ноги вязнут!
— Что это? — громко спросил он и прислушался.
Люди перекликались где-то среди кактусов, и вроде бы даже рычащий бас Симаченко донесся:
— Р-роксана!..
В этот миг Корсаков не сдержался и в первый раз чихнул — мгновенно заложило уши, все звуки пропали, а из глаз потекли слезы.
Но самое главное — навалилось какое-то тягучее, как дорожная дрема, отупение: он не мог вспомнить, зачем сюда пришел. Стоял, озирался, тряс головой, пытаясь сообразить, почему оказался на краю этой пустыни.
— Вам придется долго искать ее, князь, — будто бы издалека долетел голос герцогини, хотя она очутилась рядом. — И никто не поможет. Кроме меня. Но при условии, если исполните мой каприз.
— Кажется, я схожу с ума, — пожаловался Марат. — И теряю память… Зачем я сюда пришел?
— Весь мир давно сошел с ума и утратил память, — благосклонно сообщила она. — Тебе будет хорошо в этом мире. Выбирай: или сейчас лишишься прошлого, или попытаешься найти свое счастье.
— Я не хочу! — зажимая лицо руками, выдавил он.
— Тогда исполни, что велю. Узник тюрьмы Гуантанамо должен быть завтра в полдень в местечке Олтеница на берегу Дуная. Запомнили, князь?
— Запомнил. — Он нащупал в кармане телефон. — Не смогу говорить, аллергия на кактусы…
Герцогиня вдруг сжала его виски и большими пальцами с силой провела по надбровным дугам.
Приступ мгновенно прошел.
Звонок занял полминуты, партнеры лишних вопросов не задавали, уточнили только, что значит «полдень» — это двенадцать часов или зенит солнца?
— Полуденное стояние солнца, — сказала герцогиня.
— Теперь отдай мне Роксану! — потребовал Корсаков. — Веди к ней!
— Вы и в самом деле теряете память, князь, — заметила герцогиня. — Я обещала лишь показать розовую плантацию.
— Да, ты обещала… Так показывай! Где?
— Ступай за мной. — Она подхватила подол и пошла вперед.
Реальность уже воспринималась как-то отрывисто, течение времени напоминало пунктирную линию. Марат еще сопротивлялся этому состоянию, кусал губы, встряхивал головой, словно отгоняя дрему, однако пробелы в сознании становились длиннее. Он помнил еще, как, увязая в песке, шел мимо гигантских кактусов и даже радовался, что совсем не испытывает аллергического приступа, но не задавался уже вопросом, куда они идут, зачем и откуда на цветущем берегу Черного моря взялась эта бесконечная пустыня.
Потом она внезапно кончилась. Вроде бы захрустела мокрая прибойная галька, а над головой летели невидимые птицы, возможно чайки, и был сильный ветер. И сразу же под ногами оказалась железная дорога с вросшими шпалами, о которые он то и дело спотыкался. Герцогиня всюду шла впереди, и стразы, коими было оторочено ее платье, светились в темноте, как звезды.
Потом он неожиданно очутился среди белого, покрытого снегом, поля и услышал ее голос:
— Рви сколько хочешь! Эти розовые плантации принадлежат мне.
Это был не снег — бесконечные ряды белых розовых кустов!
В тот миг Марат помнил единственное — для кого и зачем нужны цветы. Он торопливо выламывал колючие жесткие побеги, не чуя старых ран на руках, а герцогиня тем временем, точнее звездчатый лиф ее сливающегося с ночью платья стал удаляться.
— Погоди, герцогиня! — Марат бросился за ней. — Ты куда? А Роксана?
— Я обещала вам розы, князь, — донесся улетающий голос. — А Карну ищите сами.
— Стой! А где мы находимся?! Где я?!
Он бежал за мерцающими звездами по белому полю, пока не упал, запнувшись о железнодорожный рельс. Букет вылетел из рук и рассыпался по шпалам.
Корсаков привстал на четвереньках и вдруг совсем близко перед собой увидел тлеющие вишневые глаза. Он на мгновение замер, чуть пригнулся и сделал стремительный, кошачий прыжок. Руки коснулись чего-то мягкого, как пух, и в следующий миг в темное небо неслышно взлетела крупная мохнатая сова…
Сколот оторвался от подоконника и, балансируя на лысой, скользкой голове статуи, посмотрел назад, за спину, где ощущалось движение.
Он был уверен, что это китайцы, но на ступенях парадного входа они внезапно перевоплотились в европейцев, только черноволосых и коротких, причем оба давно примелькались и были узнаваемы даже при неярком освещении. Сверху отчетливо просматривалось, что у обоих одинаково намечаются плешины на макушках, однако у важного ночного посетителя музея еще и со лба пробивались залысины, а мешки под глазами создавали вид только что проснувшегося человека.
Серые тени выступили из сумрака и тоже перевоплотились в людей, выстроившись шпалерами от причальной лестницы до дверей музея. И оттуда навстречу выпорхнула экскурсоводша. Она что-то залепетала вполголоса, однако быстро смолкла, и послышался стук ее каблучков — повела гостя внутрь. Его помощник остался на крыльце и как-то нервно заходил взад-вперед, словно запертый шеренгами охранников.
И лишь тогда в музее загорелся свет, но не в залах — все этажи оставались темными, — а только на парадной лестнице. Сколота подмывало вытолкнуть фанеру из сегмента заколоченного окна и проникнуть внутрь, поскольку выбираться из укрытия на глазах помощника и охраны вокруг крыльца было рискованно. Он уже ногу вставил в нишу и удержался в последний момент: можно было внезапно возникнуть на пути важного лица и наделать переполоха. Кто знает, где сейчас оно находится, это лицо? Ковровая дорожка глушит шаги, не слышно даже цоканья каблучков экскурсоводши…
Он выждал минут пять, косясь на заветные окна третьего этажа, где света вроде стало побольше, и напряженная обстановка внизу несколько разрядилась. Помощник перестал маячить возле парадной двери, спустился с крыльца и устроился на скамеечке. Охранники отступили в тень и снова обратились в серые призраки, однако свет в залах так и не зажегся. То есть забытые вещи ночного гостя не интересовали, а значит, он явился конкретно к Стратигу.
В косо освещенном пространстве каминного зала двигались тени.
Сколот осторожно развернулся и, удерживаясь за шуршащий жестяной слив подоконника, прильнул к стеклу. Ночной посетитель сидел уже в грубом, однако похожем на тронное кресле, покрытом медвежьей шкурой, и нервно болтал ногами, не достающими пола, — словно искал опору. Они о чем-то разговаривали, но двойные рамы не пропускали ни звука, и видно было, как у гостя напряженно бегают глаза и шевелятся обесцвеченные губы.
И вдруг Стратиг переступил ногами, встал вполоборота к камину — оказалось, что в дополнение к театральному плащу у него в руках еще и длинная палка в виде посоха. Ничего подобного вершитель судеб не носил, посохов и прочих атрибутов власти в руки не брал; наоборот, одевался всегда просто, без всяких вычурностей, а когда встречал Сколота после возвращения с Тариг, вообще вышел в спортивном костюме и домашних тапочках. Похоже, в директорской квартире плохо топили, из-за высоких потолков в гостиной вообще руки стыли, поэтому на плечи Стратига всегда было наброшено что-нибудь теплое — полушубок, меховая безрукавка или плед, и греться он любил у огня. Но чего ради сейчас, в июльскую жару, затопил камин? Если только для антуража…
|
|
|
