Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Анна АХМАТОВА

Сборник стихов «Чётки»

 

 

Прости ж навек! но знай, что двух виновных,

Не одного, найдутся имена

В стихах моих, в преданиях любовных.

 

Баратынский

 

Смятение

 

1. «Было душно от жгучего света…»

 

 

Было душно от жгучего света,

А взгляды его – как лучи.

Я только вздрогнула: этот

Может меня приручить.

 

Наклонился – он что-то скажет…

От лица отхлынула кровь.

Пусть камнем надгробным ляжет

На жизни моей любовь.

 

 

Не любишь, не хочешь смотреть?..»

 

 

Не любишь, не хочешь смотреть?

О, как ты красив, проклятый!

И я не могу взлететь,

А с детства была крылатой.

 

Мне очи застит туман,

Сливаются вещи и лица,

И только красный тюльпан,

Тюльпан у тебя в петлице.

 

 

3. «Как велит простая учтивость…»

 

 

Как велит простая учтивость,

Подошел ко мне, улыбнулся,

Полуласково, полулениво

Поцелуем руки коснулся –

 

И загадочных древних ликов

На меня поглядели очи…

Десять лет замираний и криков,

Все мои бессонные ночи

 

Я вложила в тихое слов

И сказала его – напрасно.

Отошел ты, и стало снова

На душе и пусто и ясно.

 

Примечание

 

 

Прогулка

 

 

Перо задело о верх экипажа.

Я поглядела в глаза его.

Томилось сердце, не зная даже

Причины горя своего.

 

Безветрен вечер и грустью скован

Под сводом облачных небес,

И словно тушью нарисован

В альбоме старом Булонский лес.

 

Бензина запах и сирени,

Насторожившийся покой…

Он снова тронул мои колени

Почти не дрогнувшей рукой.

 

Примечание

 

«Я не любви твой прошу…»

 

 

Я не любви твой прошу.

Она теперь в надежном месте…

Поверь, что я твоей невесте

Ревнивых писем не пишу.

Но мудрые прими советы:

Дай ей читать мои стихи,

Дай ей хранить мои портреты –

Ведь так любезны женихи!

А этим дурочкам нужней

Сознанье полное победы,

Чем дружбы светлые беседы

И память первых нежных дней…

Когда же счастия гроши

Ты проживешь с подругой милой

И для пресыщенной души

Все станет сразу так постыло –

В мою торжественную ночь

Не приходи. Тебя не знаю.

И чем могла б тебе помочь?

От счастья я не исцеляю.

 

 

«После ветра и мороза было…»

 

 

После ветра и мороза было

Любо мне погреться у огня.

Там за сердцем я не уследила,

И его украли у меня.

 

Новогодний праздник длится пышно,

Влажны стебли новогодних роз,

А в груди моей уже не слышно

Трепетания стрекоз.

 

Ах! не трудно угадать мне вора,

Я его узнала по глазам.

Только страшно так, что скоро, скоро

Он вернет свою добычу сам.

 

 

Вечером

 

 

Звенела музыка в саду

Таким невыразимым горем.

Свежо и остро пахли морем

На блюде устрицы во льду.

 

Он мне сказал: «Я верный друг!»

И моего коснулся платья.

Как не похожи на объятья

Прикосновенья этих рук.

 

Так гладят кошек или птиц,

Так на наездниц смотрят стройных…

Лишь смех в глазах его спокойных

Под легким золотом ресниц.

 

А скорбных скрипок голоса

Поют за стелющимся дымом:

«Благослови же небеса –

Ты первый раз одна с любимым».

 

 

«Все мы бражники здесь, блудницы…»

 

 

Все мы бражники здесь, блудницы,

Как невесело вместе нам!

На стенах цветы и птицы

Томятся по облакам.

 

Ты куришь черную трубку,

Так странен дымок над ней.

Я надела узкую юбку,

Чтоб казаться еще стройней.

 

Навсегда забиты окошки:

Что там, изморозь или гроза?

На глаза осторожной кошки

Похожи твои глаза.

 

О, как сердце мое тоскует!

Не смертного ль часа жду?

А та, что сейчас танцует,

Непременно будет в аду.

 

1 января 1913

Примечание

 

«…И на ступеньки встретить…»

 

 

…И на ступеньки встретить

Не вышли с фонарем.

В неверном лунном свете

Вошла я в тихий дом.

 

Под лампою зеленой,

С улыбкой неживой,

Друг шепчет: «Сандрильона,

Как странен голос твой…»

 

В камине гаснет пламя,

Томя, трещит сверчок.

Ах! кто-то взял на память

Мой белый башмачок

 

И дал мне три гвоздики,

Не подымая глаз.

О милые улики,

Куда мне спрятать вас?

 

И сердцу горько верить,

Что близок, близок срок,

Что всем он станет мерить

Мой белый башмачок.

 

Примечание

 

«Безвольно пощады просят…»

 

 

Безвольно пощады просят

Глаза. Что мне делать с ними,

Когда при мне произносят

Короткое, звонкое имя?

 

Иду по тропинке в поле

Вдоль серых сложенных бревен.

Здесь легкий ветер на воле

По-весеннему свеж, неровен.

 

И томное сердце слышит

Тайную весть о дальнем.

Я знаю: он жив, он дышит,

От смеет быть не печальным.

 

Примечание

 

«В последний раз мы встретились тогда…»

 

 

В последний раз мы встретились тогда

На набережной, где всегда встречались.

Была в Неве высокая вода,

И наводненья в городе боялись.

 

Он говорил о лете и о том,

Что быть поэтом женщине – нелепость.

Как я запомнила высокий царский дом

И Петропавловскую крепость! –

 

Затем что воздух был совсем не наш,

А как подарок божий – так чудесен.

И в этот час была мне отдана

Последняя из всех безумных песен.

 

Примечание

 

«Покорно мне воображенье…»

 

 

Покорно мне воображенье

В изображенье серых глаз.

В моем тверском уединенье

Я горько вспоминаю вас.

 

Прекрасных рук счастливый пленник

На левом берегу Невы,

Мой знаменитый современник,

Случилось, как хотели вы,

 

Вы, приказавший мне: довольно,

Поди, убей свою любовь!

И вот я таю, я безвольна,

Но все сильней скучает кровь.

 

И если я умру, то кто же

Мои стихи напишет вам,

Кто стать звенящими поможет

Еще не сказанным словам?

 

1913, Слепнево

Примечание

 

Отрывок

 

 

…И кто-то, во мраке дерев незримый,

Зашуршал опавшей листвой

И крикнул: «Что сделал с тобой любимый,

Что сделал любимый твой;

 

Словно тронуты черной, густою тушью

Тяжелые веки твои.

Он предал тебя тоске и удушью

Отравительницы-любви.

 

Ты давно перестала считать уколы –

Грудь мертва под острой иглой.

И напрасно стараешься быть веселой –

Легче в гроб тебе лечь живой!..»

 

Я сказала обидчику: «Хитрый, черный,

Верно, нет у тебя стыда.

Он тихий, он нежный, он мне покорный,

Влюбленный в меня навсегда!»

 

26 декабря 1911

Примечание

 

«Горят твои ладони…»

 

 

«Горят твои ладони,

В ушах пасхальный звон,

Ты, как святой Антоний,

Виденьем искушен».

 

«Зачем во дни святые

Ворвался день один,

Как волосы густые

Безумных Магдалин».

 

«Так любят только дети,

И то лишь первый раз».

«Сильней всего на свете

Лучи спокойных глаз».

 

«То дьявольские сети,

Нечистая тоска».

«Белей всего на свете

Была ее рука».

 

Примечание

 

«Не будем пить из одного стакана…»

 

 

Не будем пить из одного стакана

Ни воду мы, ни сладкое вино,

Не поцелуемся мы утром рано,

А ввечеру не поглядим в окно.

Ты дышишь солнцем, я дышу луною,

Но живы мы любовию одною.

 

Со мной всегда мой верный, нежный друг,

С тобой твоя веселая подруга.

Но мне понятен серых глаз испуг,

И ты виновник моего недуга.

Коротких мы не учащаем встреч.

Так наш покой нам суждено беречь.

 

Лишь голос твой поет в моих стихах,

В твоих стихах мое дыханье веет.

О, есть костер, которого не смеет

Коснуться ни забвение, ни страх.

И если б знал ты, как сейчас мне любы

Твои сухие, розовые губы!

 

Примечание

 

«У меня есть улыбка одна…»

 

 

У меня есть улыбка одна:

Так, движенье чуть видное губ.

Для тебя я ее берегу –

Ведь она мне любовью дана.

Все равно, что ты наглый и злой,

Все равно, что ты любишь других.

Предо мной золотой аналой,

И со мной сероглазый жених.

 

 

«Настоящую нежность не спутаешь…»

 

 

Настоящую нежность не спутаешь

Ни с чем, и она тиха.

Ты напрасно бережно кутаешь

Мне плечи и грудь в меха.

И напрасно слова покорные

Говоришь о первой любви.

Как я знаю эти упорные

Несытые взгляды твои!

 

Примечание

 

«Проводила друга до передней…»

 

 

Проводила друга до передней.

Постояла в золотой пыли.

С колоколенки соседней

Звуки важные текли.

Брошена! Придуманное слово –

Разве я цветок или письмо?

А глаза глядят уже сурово

В потемневшее трюмо.

 

 

«Столько просьб у любимой всегда!..»

 

 

Столько просьб у любимой всегда!

У разлюбленной просьб не бывает.

Как я рада, что нынче вода

Под бесцветным ледком замирает.

 

И я стану – Христос помоги! –

На покров этот, светлый и ломкий,

А ты письма мои береги,

Чтобы нас рассудили потомки,

 

Чтоб отчетливей и ясней

Ты был виден им, мудрый и смелый.

В биографии славной твой

Разве можно оставить пробелы?

 

Слишком сладко земное питье,

Слишком плотны любовные сети.

Пусть когда-нибудь имя мое

Прочитают в учебнике дети,

 

И, печальную повесть узнав,

Пусть они улыбнутся лукаво…

Мне любви и покоя не дав,

Подари меня горькою славой.

 

Примечание

 

«Здравствуй! Легкий шелест слышишь…»

 

 

Здравствуй! Легкий шелест слышишь

Справа от стола?

Этих строчек не допишешь –

Я к тебе пришла.

Неужели ты обидишь

Так, как в прошлый раз, –

Говоришь, что рук не видишь,

Рук моих и глаз.

У тебя светло и просто.

Не гони меня туда,

Где под душным сводом моста

Стынет грязная вода.

 

Примечание

 

«Цветов и неживых вещей…»

 

 

Цветов и неживых вещей

Приятен запах в этом доме.

У грядок груды овощей

Лежат, пестры, на черноземе.

 

Еще струится холодок,

Но с парников снята рогожа.

Там есть прудок, такой прудок,

Где тина на парчу похожа.

 

А мальчик мне сказал, боясь,

Совсем взволнованно и тихо,

Что там живет большой карась

И с ним большая карасиха.

 

 

«Каждый день по-новому тревожен…»

 

 

Каждый день по-новому тревожен,

Все сильнее запах спелой ржи.

Если ты к ногам моим положен,

Ласковый, лежи.

 

Иволги кричат в широких кленах,

Их ничем до ночи не унять.

Любо мне от глаз твоих зеленых

Ос веселых отгонять.

 

На дороге бубенец зазвякал –

Памятен нам этот легкий звук.

Я спою тебе, чтоб ты не плакал,

Песенку о вечере разлук.

 

 

«Мальчик сказал мне: «Как это больно!..»

 

 

Мальчик сказал мне: «Как это больно!»

И мальчика очень жаль.

Еще так недавно он был довольным

И только слыхал про печаль.

 

А теперь он знает все не хуже

Мудрых и старых вас.

Потускнели и, кажется, стали уже

Зрачки ослепительных глаз.

 

Я знаю: он с болью своей не сладит,

С горькой болью первой любви.

Как беспомощно, жадно и жарко гладит

Холодные руки мои.

 

Осень 1913

 

«Высокие своды костела…»

 

 

Высокие своды костела

Синей, чем небесная твердь…

Прости меня, мальчик веселый,

Что я принесла тебе смерть –

 

За розы с площадки круглой,

За глупые письма твои,

За то, что, дерзкий и смуглый,

Мутно бледнел от любви.

 

Я думала: ты нарочно –

Как взрослые хочешь быть.

Я думала: темно-порочных

Нельзя, как невест, любить.

 

Но все оказалось напрасно.

Когда пришли холода,

Следил ты уже бесстрастно

За мной везде и всегда,

 

Как будто копил приметы

Моей нелюбви. Прости!

Зачем ты принял обеты

Страдальческого пути?

 

И смерть к тебе руки простерла…

Скажи, что было потом?

Я не знала, как хрупко горло

Под синим воротником.

 

Прости меня, мальчик веселый,

Совенок замученный мой!

Сегодня мне из костела

Так трудно уйти домой.

 

Ноябрь 1913

Примечание

 

«Он длится без конца – янтарный, тяжкий день!..»

 

М. Лозинскому

 

 

Он длится без конца – янтарный, тяжкий день!

Как невозможна грусть, как тщетно ожиданье!

И снова голосом серебряным олень

В зверинце говорит о северном сиянье.

 

И я поверила, что есть прохладные снег

И синяя купель для тех, кто нищ и болен,

И санок маленьких такой неверный бег

Под звоны древние далеких колоколен.

 

Примечание

 

Голос памяти

 

О. А. Глебовой-Судейкиной

 

 

Что ты видишь, тускло на стену смотря,

В час, когда на небе поздняя заря?

 

Чайку ли на синей скатерти воды

Или флорентийские сады?

 

Или парк огромный Царского Села,

Где тебе тревога путь пересекла?

 

Иль того ты видишь у своих колен,

Кто для белой смерти твой покинул плен?

 

Нет, я вижу стену только – и на ней

Отсветы небесных гаснущих огней.

 

Примечание

 

«Я научилась просто, мудро жить…»

 

 

Я научилась просто, мудро жить,

Смотреть на небо и молиться Богу,

И долго перед вечером бродить,

Чтоб утомить ненужную тревогу.

 

Когда шуршат в овраге лопухи

И никнет гроздь рябины желто-красной,

Слагаю я веселые стихи

О жизни тленной, тленной и прекрасной.

 

Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь

Пушистый кот, мурлыкает умильней,

И яркий загорается огонь

На башенке озерной лесопильни.

 

Лишь изредка прорезывает тишь

Крик аиста, слетевшего на крышу.

И если в дверь мою ты постучишь,

Мне кажется, я даже не услышу.

 

 

«Здесь все то же, то же, что и прежде…»

 

 

Здесь все то же, то же, что и прежде,

Здесь напрасным кажется мечтать.

В доме у дороги непроезжей

Надо рано ставни запирать.

 

Тихий дом мой пусть и неприветлив,

Он на лес глядит одним окном,

В нем кого-то вынули из петли

И бранили мертвого потом.

 

Был он грустен или тайно-весел,

Только смерть – большое торжество.

На истертом красном плюше кресел

Изредка мелькает тень его.

 

И часы с кукушкой ночи рады,

Все слышней их четкий разговор.

В щелочку смотрю я: конокрады

Зажигают под холмом костер.

 

И, пророча близкое ненастье,

Низко, низко стелется дымок.

Мне не страшно. Я ношу на счастье

Темно-синий шелковый шнурок.

 

Май 1912

 

Бессонница

 

 

Где-то кошки жалобно мяукают,

Звук шагов я издали ловлю…

Хорошо твои слова баюкают:

Третий месяц я от них не сплю.

 

Ты опять, опять со мной, бессонница!

Неподвижный лик твой узнаю.

Что, красавица, что, беззаконница,

Разве плохо я тебе пою?

 

Окна тканью белою завершены,

Полумрак струится голубой…

Или дальней вестью мы утешены?

Отчего мне так легко с тобой?

 

 

«Ты знаешь, я томлюсь в неволе…»

 

 

Ты знаешь, я томлюсь в неволе,

О смерти Господа моля.

Но все мне памятна до боли

Тверская скудная земля.

 

Журавль у ветхого колодца,

Над ним, как кипень, облака,

В полях скрипучие воротца,

И запах хлеба, и тоска.

 

И те неяркие просторы,

Где даже голос ветра слаб,

И осуждающие взоры

Спокойных загорелых баб.

 

Примечание

 

«Углем наметил на левом боку…»

 

 

Углем наметил на левом боку

Место, куда стрелять,

Чтоб выпустить птицу – мою тоску

В пустынную ночь опять.

 

Милый! не дрогнет твоя рука,

И мне недолго терпеть.

Вылетит птица – моя тоска,

Сядет на ветку и станет петь.

 

Чтоб тот, кто спокоен в своем дому,

Раскрывши окно, сказал:

«Голос знакомый, а слов не пойму», –

И опустил глаза.

 

Примечание

 

«Помолись о нищей, о потерянной…»

 

 

Помолись о нищей, о потерянной,

О моей живой душе,

Ты, всегда в своих путях уверенный,

Свет узревший в шалаше.

 

И тебе, печально-благодарная,

Я за это расскажу потом,

Как меня томила ночь угарная,

Как дышало утро льдом.

 

В этой жизни я немного видела,

Только пела и ждала.

Знаю: брата я не ненавидела

И сестры не предала.

 

Отчего же Бог меня наказывал

Каждый день и каждый час?

Или это ангел мне указывал

Свет, невидимый для нас?

 

Май 1912. Флоренция

Примечание

 

«Вижу выцветший флаг над таможней…»

 

 

Вижу выцветший флаг над таможней

И над городом желтую муть.

Вот уж сердце мое осторожней

Замирает, и больно вздохнуть.

 

Стать бы снова приморской девчонкой,

Туфли на босу ногу надеть,

И закладывать косы коронкой,

И взволнованным голосом петь.

 

Все глядеть бы на смуглые главы

Херсонесского храма с крыльца

И не знать, что от счастья и славы

Безнадежно дряхлеют сердца.

 

<февраль> 1913

Примечание

 

«Плотно сомкнуты губы сухие…»

 

 

Плотно сомкнуты губы сухие,

Жарко пламя трех тысяч свечей.

Так лежала княжна Евдокия

На душистой сапфирной парче.

 

И, согнувшись, бесслезно молилась

Ей о слепеньком мальчике мать,

И кликуша без голоса билась,

Воздух силясь губами поймать.

 

А пришедший из южного края

Черноглазый, горбатый старик,

Словно к двери небесного рая,

К потемневшей ступеньке приник.

 

Осень 1913

Примечание

 

«Дал Ты мне молодость трудную…»

 

 

Дал Ты мне молодость трудную.

Столько печали в пути.

Как же мне душу скудную

Богатой Тебе принести?

Долгую песню, льстивая,

О славе поет судьба,

Господи! я нерадивая,

Твоя скупая раба.

Ни розою, ни былинкою

Не буду в садах Отца.

Я дрожу над каждой соринкою,

Над каждым словом глупца.

 

19 декабря 1912

 

Ноября 1913 года

 

 

Солнце комнату наполнило

Пылью желтой и сквозной.

Я проснулась и припомнила:

Милый, нынче праздник твой.

Оттого и оснеженная

Даль за окнами тепла,

Оттого и я, бессонная,

Как причастница спала.

 

Примечание

 

«Ты пришел меня утешить, милый…»

 

 

Ты пришел меня утешить, милый,

Самый нежный, самый кроткий…

От подушки приподняться нету силы,

А на окнах частые решетки.

 

Мертвой, думал, ты меня застанешь,

И принес веночек неискусный.

Как улыбкой сердце больно ранишь,

Ласковый, насмешливый и грустный.

 

Что теперь мне смертное томленье!

Если ты еще со мной побудешь,

Я у бога вымолю прощенье

И тебе, и всем, кого ты любишь.

 

Май 1913. Петербург

Примечание

 

«Умирая, томлюсь о бессмертье…»

 

 

Умирая, томлюсь о бессмертье.

Низко облако пыльной мглы…

Пусть хоть голые красные черти,

Пусть хоть чан зловонной смолы.

 

Приползайте ко мне, лукавьте,

Угрозы из ветхих книг,

Только память вы мне оставьте,

Только память в последний миг.

 

Чтоб в томительной веренице

Не чужим показался ты,

Я готова платить сторицей

За улыбки и за мечты.

 

Смертный час, наклонясь, напоит

Прозрачною сулемой.

А люди придут, зароют

Мое тело и голос мой.

 

Примечание

 

«Ты письмо мое, милый, не комкай…»

 

 

Ты письмо мое, милый, не комкай.

До конца его, друг, прочти.

Надоело мне быть незнакомкой,

Быть чужой на твоем пути.

 

Не гляди так, не хмурься гневно.

Я любимая, я твоя.

Не пастушка, не королевна

И уже не монашенка я –

 

В этом сером, будничном платье,

На стоптанных каблуках…

Но, как прежде, жгуче объятье,

Тот же страх в огромных глазах.

 

Ты письмо мое, милый, не комкай,

Не плачь о заветной лжи,

Ты его в твоей бедной котомке

На самое дно положи.

 

 

Исповедь

 

 

Умолк простивший мне грехи.

Лиловый сумрак гасит свечи,

И темная епитрахиль

Накрыла голову и плечи.

 

Не тот ли голос: «Дева! встань…»

Удары сердца чаще, чаще,

Прикосновение сквозь ткань

Руки, рассеянно крестящей.

 

1911. Царское Село

Примечание

 

«В ремешках пенал и книги были…»

 

Н. Г.<умилеву>

 

 

В ремешках пенал и книги были,

Возвращалась я домой из школы.

Эти липы, верно, не забыли

Нашей встречи, мальчик мой веселый.

Только, ставши лебедем надменным,

Изменился серый лебеденок.

А на жизнь мою лучом нетленным

Грусть легла, и голос мой незвонок.

 

1912. Царское Село

Примечание

 

«Со дня Купальницы-Аграфены…»

 

 

Со дня Купальницы-Аграфены

Малиновый платок хранит.

Молчит, а ликует, как царь Давид.

В морозной келье белы стены,

И с ним никто не говорит.

 

Приду и стану на порог,

Скажу: «Отдай мне мой платок!»

 

Осень. 1913

Примечание

 

«Я с тобой не стану пить вино…»

 

 

Я с тобой не стану пить вино,

Оттого, что ты мальчишка озорной.

Знаю я – у вас заведено

С кем попало целоваться под луной.

 

А у нас – тишь да гладь,

Божья благодать.

 

А у нас – светлых глаз

Нет приказу подымать.

 

 

«Вечерние часы перед столом…»

 

 

Вечерние часы перед столом.

Непоправимо белая страница.

Мимоза пахнет Ниццей и теплом.

В луче луны летит большая птица.

 

И, туго косы на ночь заплетая,

Как будто завтра нужны будут косы,

В окно гляжу я, больше не грустя,

На море, на песчаные откосы.

 

Какую власть имеет человек,

Который даже нежности не просит!

Я не могу поднять усталых век,

Когда мое он имя произносит.

 

 

«Будешь жить, не зная лиха…»

 

 

Будешь жить, не зная лиха,

Править и судить,

Со своей подругой тихой

Сыновей растить.

 

И во всем тебе удача,

Ото всех почет,

Ты не знай, что я от плача

Дням теряю счет.

 

Много нас таких бездомных,

Сила наша в том,

Что для нас, слепых и темных,

Светел божий дом,

 

И для нас, склоненных долу,

Алтари горят,

Наши к божьему престолу

Голоса летят.

 

 

«Как вплелась в мои темные косы…»

 

 

Как вплелась в мои темные косы

Серебристая нежная прядь, –

Только ты, соловей безголосый,

Эту муку сумеешь понять.

 

Чутким ухом далекое слышишь

И на тонкие ветки ракит,

Весь нахохлившись, смотришь – не дышишь.

Если песня чужая звучит.

 

А еще так недавно, недавно

Замирали вокруг тополя,

И звенела и пела отравно

Несказанная радость твоя.

 

 

«Я пришла тебя сменить, сестра…»

 

 

«Я пришла тебя сменить, сестра,

У лесного, у высокого костра.

 

Поседели твои волосы. Глаза

Замутила, затуманила слеза.

 

Ты уже не понимаешь пенья птиц,

Ты ни звезд не замечаешь, ни зарниц.

 

И давно удары бубна не слышны,

А я знаю, ты боишься тишины.

 

Я пришла тебя сменить, сестра,

У лесного, у высокого костра»,

 

«Ты пришла меня похоронить.

Где же заступ твой, где лопата?

Только флейта в руках твоих.

Я не буду тебя винить,

Разве жаль, что давно, когда-то,

Навсегда мой голос затих.

 

Мои одежды надень,

Позабудь о моей тревоге,

Дай ветру кудрями играть.

Ты пахнешь, как пахнет сирень,

А пришла по трудной дороге,

Чтобы здесь озаренной стать».

 

И одна ушла, уступая,

Уступая место другой.

И неверно брела, как слепая,

Незнакомой узкой тропой.

 

И все чудилось ей, что пламя

Близко… бубен держит рука.

И она как белое знамя,

И она как свет маяка.

 

Примечание

 

Стихи о Петербурге

 

1. «Вновь Исакий в облаченье…»

 

 

Вновь Исакий в облаченье

Из литого серебра.

Стынет в грозном нетерпенье

Конь Великого Петра.

 

Ветер душный и суровый

С черных труб сметает гарь…

Ах! своей столицей новой

Недоволен государь.

 

Примечание

 

2. «Сердце бьется ровно, мерно…»

 

 

Сердце бьется ровно, мерно.

Что мне долгие года!

Ведь под аркой на Галерной

Наши тени навсегда.

 

Сквозь опущенные веки

Вижу, вижу, ты со мной,

И в руке твоей навеки

Нераскрытый веер мой.

 

Оттого, что стали рядом

Мы в блаженный миг чудес,

В миг, когда над Летним садом

Месяц розовый воскрес, –

 

Мне не надо ожиданий

У постылого окна

И томительных свиданий.

Вся любовь утолена.

 

Ты свободен, я свободна,

Завтра лучше, чем вчера, –

Над Невою темноводной,

Под улыбкою холодной

Императора Петра.

 

Примечание

 

 

«Знаю, знаю – снова лыжи…»

 

 

Знаю, знаю – снова лыжи

Сухо заскрипят.

В синем небе месяц рыжий,

Луг так сладостно покат.

 

Во дворце горят окошки,

Тишиной удалены.

Ни тропинки, ни дорожки,

Только проруби темны.

 

Ива, дерево русалок,

Не мешай мне на пути!

В снежных ветках черных галок,

Черных галок приюти.

 

Примечание

 

Венеция

 

 

Золотая голубятня у воды,

Ласковой и млеюще-зеленой;

Заметает ветерок соленый

Черных лодок узкие следы.

 

Сколько нежных, странных лиц в толпе.

В каждой лавке яркие игрушки:

С книгой лев на вышитой подушке,

С книгой лев на мраморном столбе.

 

Как на древнем, выцветшем холсте,

Стынет небо тускло-голубое…

Но не тесно в этой тесноте

И не душно в сырости и зное.

 

 

Примечание

 

«Протертый коврик под иконой…»

 

 

Протертый коврик под иконой,

В прохладной комнате темно,

И густо плющ темно-зеленый

Завил широкое окно.

 

От роз струится запах сладкий,

Трещит лампадка, чуть горя.

Пестро расписаны укладки

Рукой любовной кустаря.

 

И у окна белеют пяльцы…

Твой профиль тонок и жесток.

Ты зацелованные пальцы

Брезгливо прячешь под платок.

 

А сердцу стало страшно биться,

Такая в нем теперь тоска…

И в косах спутанных таится

Чуть слышный запах табака.

 

Примечание

 

Гость

 

 

Все как раньше: в окна столовой

Бьется мелкий метельный снег,

И сама я не стала новой,

А ко мне приходил человек.

 

Я спросила: «Чего ты хочешь?»

Он сказал: «Быть с тобой в аду».

Я смеялась: «Ах, напророчишь

Нам обоим, пожалуй, беду».

 

Но, поднявши руку сухую,

Он слегка потрогал цветы:

«Расскажи, как тебя целуют,

Расскажи, как целуешь ты».

 

И глаза, глядевшие тускло,

Не сводил с моего кольца.

Ни одни не двинулся мускул

Просветленно-злого лица.

 

О, я знаю: его отрада –

Напряженно и страстно знать,

Что ему ничего не надо,

Что мне не в чем ему отказать.

 

1 января 1914

Примечание

 

«Я пришла к поэту в гости…»

 

Александру Блоку

 

 

Я пришла к поэту в гости.

Ровно в полдень. Воскресенье.

Тихо в комнате просторной,

А за окнами мороз

 

И малиновое солнце

Над лохматым сизым дымом…

Как хозяин молчаливый

Ясно смотрит на меня!

 

У него глаза такие,

Что запомнить каждый должен;

Мне же лучше, осторожной,

В них и вовсе не глядеть.

 

Но запомнится беседа,

Дымный полдень, воскресенье

В доме сером и высоком

У морских ворот Невы.

 

Январь 1914

Примечание

 

«Простишь ли мне эти ноябрьские дни?..»

 

 

Простишь ли мне эти ноябрьские дни?

В каналах приневских дрожат огни.

Трагической осени скудны убранства.

 

Ноябрь 1913

 

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора


Смятение

Душевное состояние героини ахматовских стихов совпадает с состоянием героя стихотворения 1907 г. А. Блока «Смятение» («Мы ли – пляшущие тени?..»). См. об этом в статье В. А. Черных «Блоковская легенда в творчестве Анны Ахматовой» (Серебряный век в России). Автор статьи делает вывод о наличии блоковской «любовной» темы в раннем творчестве Ахматовой и, в частности, в сб. «Четки». Действительно, система образов и настроений в поэзии этого периода отражает напряженную «любовную» коллизию 1913 – нач. 1914 гг., связанную в судьбе Ахматовой с несколькими адресатами. В 1913 г. она знакомится с Н. В. Недоброво – поэтом, литературным критиком, 8 февраля 1914 г. или ранее в 1913 г. – с А. С. Лурье – талантливым музыкантом-модернистом. Оба были увлечены Анной Ахматовой, к обоим, хотя и по-разному, испытывала влечение она. По-прежнему сложными оставались отношения с мужем, Н. С. Гумилевым, в которых дружеское равноправие свободных личностей сменялось противоборчеством и почти враждой. Легкий оттенок чувственности появился в стихах, посвященных М. И. Лозинскому, с которым Ахматова была знакома с 1911 г. («Не будем пить из одного стакана…»). И, разумеется, в лирической теме «Четок» отразились два самоубийства – Всеволода Гаврииловича Князева (1891–1913) – 29 марта (умер 5 апреля) 1913 г. и Михаила Александровича Линдерберга – 23 декабря 1911 г. Оба самоубийства были «романтическими», связанными с любовными «многоугольниками», в один из которых входила О. А. Глебова-Судейкина, в другой – Ахматова. «Блоковская тема» «Четок» существует; она не сводится только к стихотворению «Я пришла к поэту в гости…» (январь 1914), но данных для точной адресации Блоку других стихотворений «Четок» недостаточно.

 

Прогулка

Написанное в мае 1913 г., стихотворение, возможно, является воспоминанием о мае, проведенном Ахматовой в Париже в 1910 и 1911 гг. Современные авторы книг об Ахматовой и Модильяни связывают это стихотворение с образом Модильяни в стихах Ахматовой 1910–1913 гг. См. об этом в книге Б. Носика «Анна и Амедео». С. 116.

 

«Все мы бражники здесь, блудницы…»

«Бродячая собака» – литературно-артистическое кабаре (открылось 31 декабря 1911 г.) излюбленное место встреч, выступлений и литературных вечером, в которых принимали участие Ахматова и ее друзья – поэты, артисты, художники. Находилось в Петербурге, на Михайловской площади, во втором дворе дома №5. Официально «Бродячую собаку» закрыли 3 марта 1915 г. – по одной из версий, за торговлю вином в условиях «сухого закона», по другой – после скандального выступления В. Маяковского 11 февраля 1915 г. с чтением стихотворения «Вам» (см. об этом в кн.: Крученых А. Наш выход. К истории русского футуризма. М., 1996. С. 62 и 216).

В 1960-е годы, намереваясь включить это стихотворение в кн. «Бег времени», Ахматова предполагала изменить первую строку на «Все мы вышли из небылицы…», однако, по-видимому, этого не потребовалось, и стихотворение вошло в книгу в первоначальной редакции.

«Все мы бражники…» – стихи скучающей капризной девочки, а не описание разврата, как принято думать теперь… – АА «Автобиографическая проза».

 

«…И на ступеньки встретить…»

Сандрильона – героиня сказки французского писателя Шарля Перро (1628–1703), в русском переводе «Золушка».

 

«Безвольно пощады просят…»

Короткое, звонкое имя – Некоторые исследователи полагали, что стихотворение обращено к А. А. Блоку, но на экземпляре сборника стихов 1958 г., подаренного Ахматовой близкой подруге В. С. Срезневской, оно имеет посвящение: С. С., т.е. Сергею Судейкину.

Сергей Юрьевич Судейкин (1882–1946) – художник. Ахматова была дружна с ним, ему принадлежит ранний портрет Ахматовой, которым в 1965 г. она планировала иллюстрировать раздел «Вечер» в «парадном» итоговом собрании своих стихов. В РТ <рабочая тетрадь>114 есть рассказ Ахматовой:

 

«Мой рисунок Судейкина, кот<орый> всегда висел в кабинете М<ихаила> Л<еонидовича Лозинского>, возник так. Я пришла с Судейкиным в редакцию «Аполлона». К Лозинскому, конечно. (У Мако я никогда не была). Села на диван. С<ергей> Ю<рьевич> нарисовал меня на бланке «Ап<оллона>» и подарил Мих<аилу> Леонид<овичу>».

 

 

«В последний раз мы встретились тогда…»

Существует несколько предположений относительно адресата стихотворения. Возможно присоединение этого стихотворения к «блоковскому» циклу Ахматовой. М. М. Кралин связывает стихотворение с опубликованным в 1913 г. поэтическим описание Ахматовой в стихотворении поэта-царскосела В. А. Комаровского «Видел тебя красивой лишь раз. Как дымное мое…».

Высокий царский дом… – Зимний дворец.

 

«Покорно мне воображенье…»

Некоторые исследователи и мемуаристы высказывали предположение, что стихотворение адресовано поэту Николаю Владимировичу Недоброво (1882–1919), с которым Ахматова познакомилась в апреле 1913 г., после приглашения ее на заседания «Общества поэтов», организованного Н. В. Недоброво и поэтом Е. Г. Лисенковым (первое заседание состоялось 4 апреля, в программе – чтение А. Блоком своей драмы «Роза и Крест»). 29 октября 1913 г. Недоброво уже писал своему другу Б. В. Анрепу о новой знакомой:

 

«Источником существенных развлечений служит для меня Анна Ахм

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...