Прение о преисподней, называемой геенной, как она была сотворена и образована, а также о муках адских

Доктор Фауст все же раскаивался в сердце своем и постоянно раздумывал о том, что за грех он взял на себя, пожертвовав блаженством своей души и связавшись с дьяволом ради временных благ. Но его раскаяние было раскаянием и покаянием Каина и Иуды, ибо хотя и раскаивался он в сердце своем, но отчаялся в милосердии божием, и казалось ему невозможным вернуть себе милость божию. Уподобился он Каину, который точно так же отчаялся, полагая, что грехи его больше чем можно ему простить; так же было и с Иудою и т. д. И доктор Фауст думал так же; все смотрел он в небо, но ничего не мог там разглядеть. Все ему мечталось, как говорится, о черте или об аде; это значит, он думал о том, что содеял, и казалось ему, что частыми беседами, вопросами и прениями с духом удастся ему когда-нибудь достигнуть исправления, раскаяния и воздержания от зла. Однако напрасно, ибо дьявол слишком цепко его держал. После этого снова затеял Фауст разговор и прение с духом (ибо ему опять подумалось об аде). Стал он спрашивать духа, что есть ад. Во-вторых, как ад сотворен и устроен. В-третьих, что за муки и терзания ждут осужденных в чистилище. В-четвертых, и в-последних, может ли осужденный вновь возвратить себе милость божию и избавиться от адских мук. Дух не дал ему ответа ни на один вопрос и сказал: "Господин мой Фауст, лучше тебе оставить твои вопросы и разговоры относительно ада и его порядков. Чего ты хочешь, любезнейший? Если бы ты и впрямь мог подняться в рай, я бы снова низверг тебя в преисподнюю, ибо ты мой и тут твое место. Потому-то, любезнейший Фауст, прекрати спрашивать меня об аде и поверь мне, если я тебе обо всем этом расскажу, ты будешь повергнут в такое раскаяние, сетование, раздумье и горе, что пожалеешь сам, зачем задавал мне вопросы, а потому мое мнение, что лучше тебе о том не спрашивать". Доктор Фауст сказал: "И все же я хочу знать, или мне не жить. Ты должен мне все открыть". "Так и быть, - говорит дух, - я скажу тебе, мне-то мало горя от этого. Ты хочешь знать, что есть ад? Ад имеет много имен и значений. Называют его "алчущий" и "жаждущий", ибо человеку нечем в нем ни утолить жажду, ни насытиться. Еще поистине говорят, что геенною зовется долина неподалеку от Иерусалима. Ад такой же глубины и ширины, как эта долина, так что Иерусалим, трон небесный, где обитают жители небесного Иерусалима, расположен от него так далеко, что грешники осуждены вечно находиться в бесплодной долине и никогда не смогут достигнуть вершины града Иерусалима. Также ад можно назвать местом столь обширным, что грешники, которые там обретаются, не видят ему конца. Также зовется он пеклом, ибо все, что туда попадает, должно пылать и гореть подобно камню в огненной печи, ибо хотя камень и раскаляется в печи, но не сгорает и не испепеляется, а становится только тверже. Так и душа грешника будет вечно гореть, и все же пламя не испепелит ее, только более жестокими муками станет она терзаться. Называется ад еще мукой вечной, и нет ей начала, нет надежды и нет конца. Зовется он мраком темницы, где нельзя увидеть ни великолепия божьего, ни света, ни солнца или луны, и если бы там был свет или сияние, хотя бы как у вас вглухую темную ночь, тогда бы еще оставалась надежда на свет. Есть в аду пропасть, называемая Славна, как от землетрясения, когда сотрясается земля, тогда образуется такая бездонная пропасть, и кажется, будто из недр этой пропасти вырываются ветры. Ад называют также Petra - утес, и он предстает в разных видах, как Saxum, Scopulus, Rupes или Cautes. Таков ад. Далее, ад укреплен таким образом, что вокруг него нет ни земли, ни камней, как у утеса, но как господь укрепил небо, так создал он и дно ада. Твердое, остроконечное и каменистое, подобное вершине скалы. Называют его Carcer - узилище, где грешники осуждены быть в вечном плену. Еще называется он Damnatio - проклятие, ибо душив аду, как в темнице, прокляты и осуждены на вечное заточение, и, как на гласном суде, произносится приговор виновнику и злодею. Называют ад также Pernicies и Exitium - погибелью, ибо душа терпит здесь такой ущерб, который длится вечность. Также зовется он Confutatio, Damnatio, Condemnatio - проклятие, осуждение и другими подобными именами, местом отверженных, где человек повержен в такую пропасть и бездну, как если бы он взобрался на высокий утес или гору и взглянул сверху вниз в долину, и голова у него пошла кругом. Но отчаявшийся человек идет туда не затем, чтобы взглянуть на местность, но чем выше он подымается, тем более жаждет броситься с кручи и тем глубже его падение; то же совершается с погибшими душами, брошенными в адскую бездну: чем греховнее душа, тем глубже должна она упасть. Далее, ад так устроен, что невозможно себе это измыслить и представить. Свой гнев господь вложил в такое место, которое стало тюрьмою и узилищем для грешников, потому-то оно имеет много имен, как-то: жилище срама, пасть пожирающих, жерло, пропасть, адская глубина, где души грешников должны не только обретаться в терзаниях и муках вечного пламени, но терпеть срам, поношение и позор от бога и его святых, за то, что осуждены обретаться в этом жерле и пасти пожирающей. Ибо ад и есть такая пасть, которая никогда не насыщается, но жаждет поглотить и души праведные, чтобы и они совратились и погибли. "Вот, доктор Фауст, то, что ты должен узнать, ибо ты этого пожелал. И запомни, что преисподняя есть преисподняя смерти, зной пламени, тьма земли, забвение всех благ, о конце которой не озаботился господь. В ней страдания и муки, и вечный неугасимый огонь; жилище всех адских драконов, гадов и мерзких насекомых; обиталище падших дьяволов, полное зловонной воды, серы, смолы и расплавленного металла. И это тебе мой первый и второй ответ." В-третьих, ты понуждаешь меня и желаешь, чтобы я тебе сообщил, какие страдания и муки испытывают или будут испытывать осужденные в аду. В таком случае, господин мой Фауст, ты должен заглянуть в писание, ибо от меня это сокрыто. Однако насколько ужасно выглядит преисподняя, настолько же невыносимы ее муки и пытки. Об этом я хочу тебе сообщить. И грешникам приходится так, как я тебе уже подробно об этом рассказывал. Ибо поистине говорю тебе: ад, чрево женщины и земля ненасытны. Так и здесь нет ни конца, ни исхода. Будут они содрогаться и стенать о своих прегрешениях и зле, также и о проклятом адском ужасе и зловонии, препонах и слабости, воплях и стенаниях. И будут они взывать к господу, с мольбами и трепетом, робостью, громкими криками, в тоске и в печали, с воем и стоном. Ибо не должны ли они кричать громким голосом, трепетать и содрогаться, когда все создания и твари божии ополчатся против них, и будут они терпеть вечное поношение, а блаженным будут уготованы вечный почет и веселие? И страдание, и мука одних будут много тяжелей и суровей других, ибо неравны их грехи и неравны также кары. Будут грешники жаловаться на невыносимый холод, на неугасимый огонь, на непереносимый мрак, зловоние, на вечные побои, на дьявольские лица, на то, что отчаялись во всем добром. Будут они молить со слезами: на глазах, со скрежетом зубовным, задыхаясь от смрада, со стенаньями в голосе, шумом оглушающим в ушах, трепетом рук и ног. От великой боли будут они пожирать собственный язык, будут просить себе смерти, охотно соглашаясь умереть, но не смогут они умереть, ибо смерть будет бежать их, а муки их и пытки станут день ото дня тяжелее и больше. Вот тебе, господин мой Фауст, ответ на третий вопрос, и согласуется он с первым и вторым. "В-четвертых и в-последних, хочешь ты иметь от меня ответ на вопрос, который относится к богу: смилуется ли господь над осужденными на адские муки. Как бы это ни было, чтобы дать ответ на твой вопрос, я хочу сперва ознакомить тебя с адом и его сущностью, сообщить тебе, как он был создан гневом господним, и потом посмотреть, не можем ли мы на этом построить некоторые положения. Хотя, дражайший Фауст, это будет противоречить твоему обету и клятвенному обещанию, все же тебе будет дан ответ. Ты спрашиваешь напоследок, могут ли грешники вновь снискать милость божию? На это я отвечаю: НЕТ. Ибо все те, кто обретается в аду, кого отринул господь, там навеки останутся и пребудут в гневе господнем и немилости, там, где нет навсегда никакой надежды. А если бы они могли снискать милость божию, как мы, духи, на это все время рассчитываем и надеемся, тогда бы они возрадовались и вздыхали об этой минуте. Но столь же мало, как бесы в аду могут надеяться в своем падении и несчастье на милосердие божие, столь же мало могут надеяться и грешники. Ибо здесь не на что надеяться. Их мольбы, вопли и вздохи не будут услышаны, и их пробужденная совесть будет наносить им удары в лицо. Император, король, князь, граф или другие правители будут сокрушаться: ах, если бы они не тиранствовали и здесь на земле не давали волю своим прихотям, тогда бы могли они снискать милосердие божие! Богач будет говорить: если бы он не был скупцом, щеголь - если бы он не предавался роскоши, прелюбодей и развратник - если бы он не творил прелюбодеяние, блуд и непотребство; пьяница, чревоугодник, игрок, богохульник, клятвопреступник, вор, грабитель, убийца и подобные им будут помышлять: о, если бы я не наполнял каждый день свое чрево едой и питьем, предаваясь излишествам, сладострастию и жадности, если бы я не богохульствовал, не нарушал присягу, не крал, не грабил, не убивал и не совершал подобных грехов, тогда я мог бы надеяться на прощение; но грехи мои перешли меру того, что может быть мне отпущено, поэтому я вполне заслужил эту адскую кару и муку и не могу надеяться снискать милость божию." Потому-то, господин мой Фауст, должен ты знать, что осужденным нечего ждать, что придет время или срок их избавления от этих мучений. Если бы была у них надежда хотя бы каждый день черпать в море по одной капле, пока море не высохнет, или насыпать гору песку вышиною до самого неба и носила бы птичка с этой горы в год одну песчинку величиной с горошину и была бы у них надежда, что расточится эта гора и будут они прощены, и тогда бы радовались они этому. Но нет надежды, что бог о них вспомнит и смилуется над ними. Нет, они будут лежать в аду, как мертвые кости, смерть и совесть будут их грызть, и пылкая их вера, с которой они тогда впервые обратятся к богу, не будет услышана и вспомянута. О, если бы мог ты обретаться в аду до той поры, пока все горы до одной рухнут и сойдут со своих мест, пока все камни в море высох-нут! Но легче слону или верблюду пройти через игольное ушко и все дождевые капли пересчитать, чем получить надежду на прощение. Итак, короче, господин мой Фауст, вот тебе мой четвертый и последний ответ. И знай, если ты в другой раз спросишь меня о подобных вещах, я не стану тебя слушать, ибо я не обязан тебе говорить о подобном. И оставь меня с такими вопросами и рассуждениями в покое". На этот раз пошел доктор Фауст от своего духа в полной меланхолии, и был он в сильном замешательстве и сомнении. Сегодня решал он одно, завтра другое, думал об этих вещах день и ночь, но не мог прийти к твердому решению, ибо, как сказано выше, слишком крепко дьявол им завладел, слишком он закоснел, слишком слепо предался он дьяволу. К тому же, когда он остался один и захотел размыслить над священным писанием, принял дьявол личину красивой женщины, стал его обнимать и творить с ним всякое непотребство, так что вскоре забыл он божественное слово и развеял его по ветру и укрепился в своих злых помыслах.