 |
Раздел I. Методологические проблемы истории и теории политической науки Глава 3 русская политическая мысль XIX — начала XX В.
|
|
|
|
Раздел I. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ И ТЕОРИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКИ Глава 3 РУССКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ XIX — НАЧАЛА XX в.
М. М. СПЕРАНСКИЙ
1802 г. Размышления о государственном
устройстве Империи
Представляя Вашему Величеству продолжение известных Вам бумаг о составе Уложения, долгом правды и личной моей к Вам приверженности считаю подвергнуть усмотрению Вашему следующие размышления мои о способах, коими подобные сему предположения, есть ли они приняты будут вашим величеством, могут приведены быть в действие.
История России от времен Петра Первого представляет беспрерывное почти колебание правительства от одного плана к другому. Сие непостоянство, или, лучше сказать, недостаток твердых начал, был причиною, что доселе образ нашего правления не имеет никакого определенного вида и многие учреждения, в самих себе превосходные, почти столь же скоро разрушались, как и возникали.
При издании самых благоразумных и спасительных законов вопрос, на чем они основаны и что может удостоверить их действие, сей вопрос оставался всегда неразрешенным, и в сердце народа умерщвлял всю силу их и доверенность.
Сему иначе и быть невозможно. Во всяком государстве, коего политическое положение определяется единым характером государя, закон никогда не будет иметь силы, народ будет все то, чем власть предержащая быть ему повелит. [... ]
Наконец, явится благотворительный гений с самыми счастливейшими расположениями разума и воли, какие небо для блаженства народа вдохнуть смертному может. Он придет в такую эпоху, когда народ, с одной стороны, рассыпав облако предуверений, увидит, сколь нетвердо политическое его бытие, и сколь тщетно иметь права на словах, не имея их на деле; с другой стороны, ужасы смежных преобращений, устрашив самых дерзновеннейших, научат по окончанию их различать истинную свободу от ложной; докажут и кровавыми чертами на сердцах всех изобразят, что свобода не что другое есть, как закон, равно на всех действующий и все объемлющий; что метафизические понятия о правах человека ведут только к безначалию, злу, стократно горшему, нежели только нас визирями и менее внемли подробностям народного вопля, будь уверен, впрочем, что все будут счастливы”. “Будь монархом, — скажут другие, — то есть не вверяй власти своей лицам, но поставь во уважение места, дай им права и преимущества, и подобно лучшим из шейх предшественников, покрыв монархическими имянами и формами сильное влияние вельмож, дозволь им управлять под твоим имянем неограниченно. Народ будет, конечно, счастлив, когда будешь ты смотреть на него через сию призму. Впрочем, мы приемлем на себя еще раз уверить его, что он управляется не волею твоею, не нашими советами, но единым законом, и хотя закон сей будет сделан без его согласия, хотя всегда будет в твоей власти переменить его, но народ будет в нем уверен и заснет на сем уверении, подобно, как он и прежде спал на нем и доселе был покоен, ежели б не разбудили его неосторожными и крутыми переменами”. “Мы боимся всяких новостей, — представят иные. — Россия долго стояла покойно в настоящем ее положении. Все были счастливы, т. е. те, кои имели большие доходы, проживали их в удовольствии, бедные работали, богатые пользовались трудами рук их и за то ими управляли. Все было в порядке и приятной взаимности. Всякая перемена раздвигает мысли народные, по крайней мере, на несколько линий, а размышление всегда народу вредно. Известно, что французская революция произошла от книг”. “Здесь все надобно переделать, — возопиют другие. — Ето варварская страна, не имеющая и первых начал того благоустроенного образования, которое мы в других государствах видим. Здесь все экономические системы ложны, установления неправильны, законы ничтожны. Народ в невежестве и страдании. Все требует руки творческой, а не способов исправления. Зло так велико, что и добра из него извлечь неможно. Надобно вырвать с корнем сей огромный дуб, приносящий только желуди, и на месте его насадить виноград”. Кто прав, кто виноват из сих толь разнородных мудрецов? По счастию, самое противоречие их мнений ослабит к ним перу; по счастию, гений доброго разума, неразлучный с духом осторожности, отвергнет от себя и наветы равнодушия, и замашки любоначалия, и пылкость преобразователей; он познает, что первые происходят, может быть, и от добрых намерений, но основаны на ложных началах, привычкою самовластного управления внушенных и в полицейском надзоре полагающих народное благосостояние; что вторые приучились давать народу слова за вещи и в смешении понятий, в уважении мест, из них составленных, искать способов поддержать собственное их возвышение; что третие боятся перемены потому, что переменить самих себя находят уже не в силах; что, наконец, последние забывают, что все царства земные идут к совершенству времянем и постепенностью, что всякая страна имеет свою физиогномию, природою и веками ей данную, что хотеть все переделать есть не знать человеческой природы, ни свойства привычки, ни местных положений; что часто и самые лучшие преобразования, не быв приспособлены к народному характеру, производят только насилие и сами собою сокрушаются, что, во всяком случае, не народ к правлению, но правление к народу прилагать должно. Он познает все сие и удержит колесо правления в том тихом движении, которое даст ему способы избрать вернее истинную сторону его обращения. Между тем, однако же, время летит. Пройдет год, про идет и другой, он рассыплет в народ тысячи благодеяний, поставит на мере множество справедливых добрых учреждений, ободрит надежды, усладит самые горести, сделает довольно для того, чтоб царство его было счастливо, но мало к тому, чтоб счастие России было непоколебимо. [... ]
|
|
|
|
|
|
Но я предполагаю, что судьба твоя и личная любовь к твоим свойствам произведут чудо в деспотическом царстве, что ты найдешь одного, двух, даже трех министров беспристрастных, деятельных, просвещенных, непоколебимых. Ты, конечно, не захочешь, однако, чтоб судьба царства твоего от них единственно зависела. Ты пожелаешь сам управлять народом, тебе вверенным от бога. Но каким образом можешь ты самому себе обещать, что никогда никакое облако человеческой слабости не покроет ясности твоих понятий в сей бесчисленности дел, тебя окружающих и от твоего решения зависящих? Каким образом ты можешь себе обещать, чтоб в качестве законодателя, верховного судии и исполнителя своих законов все видеть, все знать, всех исправлять, вес приводить в движение и никогда не ошибаться? Чтоб быть деспотом справедливым, надобно быть почти богом.
|
|
|
Итак, по всей необходимости, должен ты будешь вверить великую часть дел твоих местам, тобою установленным, а чтоб дать сим местам некоторую тень бытия политического, ты оставишь им монархические формы, введенные твоими предшественниками, и действия воли твоей неограниченной назовешь законами империи. Но места сии, быв состав лены из лиц, переменят ли тем существо свое? Завися в самом бытии своем от единого твоего хотения, возвысят ли они правила свои до понятия независимой чести и любви к отечеству? Сокроют ли от себя унижающее их рабство? В силах ли будут отвратить почестями и знаками твоего уважения возвысить их в собственных их глазах, дашь более пространства их власти, покроешь их всем могуществом твоего доверия, но самое сие доверие покажет им, что сила их от тебя единого происходит и, следовательно, тебе единому угождать и служить они обязаны. Не быв никакими пользами соединены с народом, они на угнетении его оснуют свое величие, они будут править всем самовластно, а ими управлять; будут вельможи, наиболее тобою отличаемые, и вот для чего, между прочим, вельможи сии столь сильно проповедуют сию систему. Таким образом, монархические виды послужат только покрывалом страстям и корыстолюбию, а существо правления останется непременным. Угнетение тем будет несноснее, что оно покроется законом.
|
|
|
Итак, открытым ли самовластием будет правима Россия или скипетр твой позлатится монархическими призраками, государство в обоих сиих случаях не избегнет своего рока. Ты должен будешь отказаться:
1) от всякой мысли о твердости и постоянстве законов, ибо в сем правлении законов быть не может;
2) от всех предприятий народного просвещения. Правило сие должно принять столько же из человеколюбия, ибо ничто не может быть несчастнее раба просвещенного, как и из доброй политики, ибо всякое просвещение (я разумею общее народное) вредно сему образу правления и может только произвесть смятение и непокоривость;
3) от всех предприятий... народной промышленности: я разумею все фабрики и заведения, на свободных художествах основанные, ибо близко с ними связь имеющие;
4) от всякого возвышения в народном характере: ибо раб иметь его не может. Он может быть здоров и крепок в силах телесных, но никогда ” не должен быть способен к великим предприятиям. Есть, конечно, исключения, но они не испровергают правила;
5) от всякого чувствительного возвышения народного богатства, ибо первая основа богатства есть право неотъемлемой собственности, а без законов она быть не может;
6) еще более должно отказаться от улучшения домашнего состояния низшего класса народа. Избытки его всегда будут пожираемы роскошью класса высшего;
7) словом, должно отказаться от всех прочих устроении, не на лице государя владеющего, но на порядке вещей основанных, и царство твое, столь много обещавшее, будет царство обыкновенное, покойное, может быть, блистательное, но для прочного счастия России ничтожное. [... ]
Есть ли установление всякого честного заведения требует общего соображения всех видов, в состав его входящих, есть ли известное сословие умов нужным считается к сему соображению, то каким образом установление великого государства, план, на коем бытие его на цел столетия должно быть основано, может возникнуть из частных мыслей, друг друга пересекающих, хотя и от одного начала идущих.
Я не могу без душевного уничижения и помыслить, чтоб Российское государство столько было от небес оставлено, чтоб не можно было и нем найти столько просвещенных умов и столько теплых ко благу общему сердец, сколько может быть нужно к составлению такого сословия.
Покрытое непроницаемою тайною, от истинного просвещения всегда почти неразлучною, сословие сие, соединив в одну точку зрения все предметы, к государственному положению относящиеся, из соображения их извлечет полный план, на коем все действие должно быть основано. Иногда план сей зрелым размышлением доведен будет до всего возможного совершенства, оно обратится к средствам, которыми должно производить его в действие.
|
|
|
Средства сии могут быть двояки: одни должны приуготовить только действие, другие непосредственно открывать его.
Есть множество учреждений, совместных даже и с настоящим образом правительства, коих дух мог бы быть обращен на приуготовление к будущему. С другой стороны, в обыкновенном движении дел часто проходят без внимания важные обстоятельства, будущий порядок вещей весьма затруднить могущие. Чтоб из многих примеров привесть одни наиболее ощутительные, я уверен, что самое утверждение дворянской грамоты и городового положения не могло бы иметь места, есть ли бы государственное положение имело свое начертание. [... ]
Таким-то образом правительство, действуя без плана, не только теряет время и случай к приуготовлению лучшего, но и заграждает себе пути, ставя в подвиге своем самому себе препятствия.
Но когда бы план сей существовал и когда бы известное небольшое сословие людей было поставлено к приведению его в действие, оно не только бы не попускало умножать препятствий к лучшему порядку, но и приуготовляло бы сей порядок предварительными установлениями.
Действием сего сословия разные части правительства, приготовляясь издалека и постепенно в средине царства самовластного, положили бы основание царства монархического и, развивая сии начала мало-помалу, без крутости, без переломов, нечувствительно и даже для просто го глазу неприметно воздвигали бы под завесою настоящего правительства новое здание на столпах разума и законов, и когда бы время приспело сорвать сию завесу, народ вопросил бы себя с удовольствием, кто и каким образом перенес его столь нечувствительно из царства тьмы и уничтожения в царство света и свободы?
Учредивши внутренний свой порядок на правилах, кои бы всякое смешение понятий и бесполезные прения удаляли, сословие сие тебе единственному известное и от мановения твоего зависящее, могло бы назначить себе следующие предметы.
I. Соображение всех предположений, в разные времяна сделанных, относительно общего государственного положения России.
II. Извлечение из сих предположений лучших правил, приведение их и систему и составление коренных законов.
III. Постановление сим коренным законом основания твердого и непреложного не во внешних учреждениях, но в силе, или, лучше сказать, в связи и соединении самых ясных польз народа.
IV. Изыскание средств, коими сии коренные законы могут быть поставлены на своем основании и введены в действие без всяких политических переломов.
V. Постепенное приведение сих средств к исполнению и предостережение всех препятствий, какие им обыкновенное течение дел по настоящей системе противопоставить может.
Я знаю, государь, что сии пять предметов столь обширны, столь трудны, что каждый из них будет требовать времяни и усильных размышлений, чтобы привесть его в надлежащую ясность, но самая сия трудность доказывает, с одной стороны, что учреждение таковое необходимо, а с другой, что время, протекшее без сего учреждения, потеряно для прочного государства положения.
Есть ли бы Вам угодно было, государь, принять мысли сии основательными, можно бы было представить и подробнейший план таковому сословию.
Я смею ручаться, государь, что из всего, что доселе Вы для счастия России сделали, учреждение сие, может быть наименее блистательное и даже совсем неизвестное, будет самое полезнейшее, ибо все прочее должно или на нем быть основано, или не будет иметь никакого основания. [... ]
Печатается по: Сперанский ММ. Проекты и записки. М.; Л., 1961. С. 56—67.
|
|
|
