Дональд Спото Мэрилин Монро

ГЛАВА 1 До июня 1926 года

Прадедом Мэрилин Монро со стороны матери был Тилфорд Мэрион Хоген, родившийся в 1851 году в штате Иллинойс в семье фермера Джорджа Хогена и его жены Сары Оуэне вскоре после того, как те перебрались сюда из штата Кентукки. В возрасте двенадцати лет рост Тилфорда составлял 183 сантиметра, и он был худющим, словно жердь, но у подростка вполне хватало силенок для тяжелой работы на ферме. В 1870 году, будучи девятнадцатилетним парнем, он жил в округе Бэрри, штат Миссури, где женился на Дженни Нэйнс. Чтобы содержать жену, а с 1878 года еще и троих детей, Тилфорд за жалкое вознаграждение трудился от рассвета до заката в качестве простого поденного рабочего; однако, невзирая на все его старания, семье этого представителя рода Хогенов вечно недоставало денег. На протяжении десяти с лишним лет он вместе со своими иждивенцами постоянно кочевал по штату Миссури, находя при этом самые разнообразные места для проживания — то дома, расположенные на территории ферм, то примитивные, неухоженные избы, то помещения для прислуги, а временами — и обыкновенные сараи. Тилфорд, невзирая на бедность и весьма поверхностное образование, несомненно, обладал любознательным, пытливым и впечатлительным умом: он самостоятельно выучился читать и отдавал предпочтение освоению классической поэзии и прозы — весьма почтенному занятию, которому он, к сожалению, мог уделить совсем немного времени. Его серьезная и практичная супруга Дженни, постоянно жаловавшаяся на нищету, в которой прозябала семья, отнюдь не поощряла мужа в том, чтобы тот развивал литературные интересы. Их брак продержался двадцать лет, после чего — по неясным причинам — дело дошло до развода. Дженни забрала детей и возвратилась к матери в округ Черитон, а Тилфорд устроился жить с сестрой в округе Линн. Невзирая на матримониальные проблемы Хогена, приятели и соседи весьма любили и уважали его, поскольку был он человеком щедрым, который всегда, причем по собственной инициативе, делился своими скромными запасами провизии и топлива. Изначально свойственное Тилфорду умение вникнуть в положение других людей еще более углубилось после того, как его здоровье оказалось подорванным из-за острого ревматического воспаления суставов и постоянных инфекций, поражавших дыхательные пути; скверное физическое состояние Тилфорда усугублялось изнурительной работой, скудной диетой и вечной нищетой. Вдобавок ко всему после расторжения брака окружающие отвернулись от него, поскольку развод в те времена, то есть в конце девятнадцатого века, не принадлежал к числу событий, распространенных в кругу тех ревностных и пылких христиан, которые составляли общественность Миссури. После 1891 года (когда ему исполнилось сорок лет) Хогену пришлось работать больше, нежели когда-либо в жизни, и он производил впечатление человека преждевременно состарившегося и слабого, даже изможденного; кроме того, он чувствовал себя невообразимо одиноким без детей, которые навещали его весьма и весьма редко. Наиболее веселой и жизнерадостной среди них была Делла Мэй — средняя из троицы детей Тилфорда и Дженни. Делла родилась 1 июля 1876 года, когда ее родители ненадолго осели в Брансуике, штат Миссури. Не особенно красивая, но всегда шустрая, игривая и озорная, она была не по возрасту развитым и живым ребенком. Однако девочка совсем не разделяла интеллектуальных склонностей и интересов отца; более того, в противоположность ему она непрерывно прогуливала школьные уроки. Родители и учителя были прямо-таки возмущены, когда Делла в девятилетнем возрасте отвела одноклассников к расположенному неподалеку пруду, чтобы там всем вместе поплескаться, поплавать и позаниматься рыбной ловлей. Еще больше беспокоило взрослых то, что Делла охотно водилась со старшими подростками и в компании с ними во второй половине дня часто пряталась на сеновале или в сарае, чтобы там развлекаться игрой под многообещающим названием «поцелуй меня быстрее». Пятнадцатилетней девицей она уже давным-давно перестала ходить в школу; Делла делила время между отцом и матерью и вызывала большой интерес у парней, восприимчивых к ее влекущему природному очарованию. Разгулявшаяся и вошедшая во вкус Делла оттягивала момент вступления в брак вплоть до того времени, когда ей исполнилось двадцать два года, что в ту пору считалось довольно-таки изрядным возрастом для обручения и замужества девушки. В 1898 году на жизненном пути ей встретился Отис Элмер Монро — маляр, занимавшийся ремонтом жилья, который был на десять лет старше Деллы и недавно приехал в Миссури из штата Индиана. У Отиса, как и у отца Деллы, были более высокие притязания, устремления и наклонности, нежели занятие простым физическим трудом. Он упорно утверждал, что в один прекрасный день бросит свое ремесло и станет изучать искусство в Европе, и развлекал Деллу разговорами о французских художниках и о парижской «Belle Epoque» («прекрасной эпохе»), известных ему по гравюрам в иллюстрированных журналах. После периода обязательного тогда ухаживания, во время которого будущий жених сделал формальное предложение, Делла Мэй Хоген и Отис Элмер Монро в конце 1899 года поженились. Ее фотография, относящаяся к этой поре, показывает женщину среднего роста, с бодрым и свежим округлым лицом, темными глазами, почти суровыми чертами и в нестандартной позе, не имеющей ничего общего с чрезмерной скромностью. Никакого фотоснимка Отиса не сохранилось, но Делла описала его как мужчину со светлой кожей, рыжеватыми волосами и глазами орехового цвета. По ее позднейшим словам, он был «весь из себя элегантный и всегда одевался как джентльмен — или, по крайней мере, как камердинер». После неудачного падения из-за какого-то происшествия его левая щека оказалась украшенной шрамом, в результате чего у Отиса был задорный, боевитый и немного романтический облик. Делла, по-видимому, считала своего мужа дамским угодником, а также человеком сильным и повидавшим большой мир, где ему довелось лицом к лицу столкнуться со всевозможными опасностями. Вскоре после свадьбы Отис велел Делле упаковать весь их нехитрый скарб. Он принял предложение поработать на мексиканской государственной железной дороге, поскольку это гарантировало ему более высокие заработки, нежели эпизодические работы по покраске домов. Молодая семья поселилась в городке, который позднее был известен как Пьедрас-Неграс (а впоследствии стал называться Порфирио Диас — в честь правившего мексиканского президента) и располагался прямо на границе, неподалеку от селения Игл-Пасс, что в штате Техас. Делла, поначалу страдавшая на новом месте и чувствовавшая себя несчастной из-за того, что пришлось оставить родные края, часто и подолгу простаивала на крылечке перед домом, вглядываясь в мост через реку Рио-Гранде, который вел в Техас. Но она была человеком, легко приспосабливающимся к окружающей ситуации, и быстро примирилась с судьбой, войдя в новую, сотворенную для себя самой роль неофициальной наставницы индейских и мексиканских женщин, для которых ей время от времени приходилось бывать и акушеркой. Осенью 1901 года Делла сама обнаружила, что забеременела, и поутру 27 мая 1902 года принесла на свет ребенка — девочку, которой дали имя Глэдис Перл; пять дней спустя мексиканский судья по гражданским делам выдал ей свидетельство о рождении. В 1903 году Отис и Делла пришли к выводу, что ничуть не худшую и даже лучшую работу в сфере транспорта ему можно найти в Лос-Анджелесе, где постоянно росло количество трамвайных, троллейбусных и железнодорожных вагонов, необходимых для того, чтобы связать друг с другом различные районы этого быстро разраставшегося города. Весной они перебрались в Калифорнию. Там супруги сняли маленький домишко с одной спальней на Западной тридцать седьмой улице, в центре южной части города, и Отис приступил к работе на железной дороге, принадлежащей фирме «Пасифик электрик». Имея теперь на содержании жену и дочурку, он полностью забросил свои давние мечтания о том, чтобы рисовать акварели на борту жилой баржи, заякоренной где-нибудь на Сене. В 1905 году Делла родила мальчика, которому дали имя Марион Отис Элмер, и семье понадобилось большее помещение. Из домашних записей вытекает, что на протяжении нескольких последующих лет они вели настоящую кочевую жизнь и в период с 1903 по 1909 год сменили по меньшей мере одиннадцать арендованных меблированных домов или квартир. Хотя Глэдис и Марион не испытывали особых нехваток и не страдали от бедности, все равно при таком отсутствии всякой стабильности и с таким малым количеством вещей, которые дети могли бы признавать своими, малыши росли в атмосфере постоянных перемен и беспокойства. Все время сидя на чемоданах, они, как когда-то и сама Делла, не располагали достаточным количеством возможностей к тому, чтобы завязывать и налаживать прочные, длительные дружеские отношения. Вдобавок Отис частенько не возвращался домой ночевать, а когда Делла начинала выспрашивать, где он был, тот в ответ клялся и божился, что ровным счетом ничего не помнит. Поскольку мужу периодически случалось сильно выпивать, Делла вовсе не удивлялась, что его настолько подводит память. Словом, 1907 год стал для Отиса и Деллы Монро периодом тяжких испытаний. В следующем, 1908 году как здоровье, так и поведение Отиса, которому был сорок один год, ухудшалось в темпе, вызывавшем среди окружающих обоснованную тревогу. У него отказывала память, нередко он отвечал невпопад; кроме того, Отис страдал сильнейшими головными болями и — что было для него совершенно нетипичным — стал совсем неопрятным. Его прежние припадки бешенства, доводившие, бывало, Деллу и детишек до состояния форменного ужаса и отчаяния, прекратились, но зато теперь он впадал в истерию с приступами плача, сопровождавшимися сильной дрожью конечностей. По крайней мере однажды их шестилетней дочурке Глэдис пришлось со страху на два дня перебраться к соседям. Летом 1908 года Отиса наполовину парализовало. Осенью, после того как он поступил в штатную больницу для малоимущих жителей Южной Калифорнии, расположенную в городке Пэттон, округ Сан-Бернардино, ему поставили диагноз; выяснилось, что он страдает прогрессирующим параличом, который представляет собой последнюю стадию сифилиса нервной системы, иногда называемого сифилисом головного мозга. Это заболевание было известно в западных странах уже в течение по меньшей мере двух столетий, но первый эффективный способ его лечения препаратами мышьяка, в частности с применением лекарства под названием сальварсан, был разработан немецким врачом, бактериологом и биохимиком Паулем Эрлихом лишь в 1908 году — к сожалению, слишком поздно, чтобы Отис мог им воспользоваться. По истечении трех месяцев Делла была не в состоянии выносить визиты к мужу: он стал совершенно безумным, да и внешне изменился до неузнаваемости; кроме того, она нашла себе постоянную работу в качестве прислуги, благодаря чему могла зарабатывать на содержание детей. Через девять месяцев, 22 июля 1909 года, Отис скончался в возрасте сорока трех лет, так и не поднявшись с больничной койки. Делла была потрясена молниеносным ухудшением состояния мужа, имевшим катастрофические последствия для его разума. Она сказала детям, что их отец сошел с ума и умер как душевнобольной — быть может, от пьянства, а возможно, из-за плохого поведения. Однако медицинская карта с историей болезни, возвращенная Деле после смерти мужа и в течение многих десятилетий хранившаяся в семейных бумагах, ясно доказывает, что Отис Элмер Монро умер от заболевания органического (а не психического) происхождения. Слабоумие, или, выражаясь по медицински, деменция, явилось у него лишь следствием случившегося общесистемного заболевания, а вовсе не результатом генетической предрасположенности. Более того, один из лечащих врачей полагал, что имевшая у него место разновидность сифилиса относилась к так называемому эндемическому типу — иными словами, это означало, что смертоносные бледные трепонемы, или спирохеты, попали в его организм не посредством полового акта, а в итоге тех катастрофически негигиеничных условий, в которых ему довелось работать в Мексике, где везде роились всевозможные бактерии, микробы и прочая нечисть. (Отметим, что в 1880 — 1910 годах количество заболеваний сифилисом в Мексике было настолько велико, что эта болезнь по существу носила характер эпидемии — хотя ее разновидности там и не всегда четко дифференцировались.) Делла, Глэдис и Марион Монро ошибочно считали, что их муж и отец умер по причине безумия, в то время как фактически Отиса убила инфекция, которая напрочь уничтожила его мозговые ткани. Трудно сказать, каким образом известие о кончине отца отразилось на семилетней Глэдис и четырехлетнем Марионе, но на их поведение наверняка оказал влияние пример матери. Поначалу Делла изображала тихую, глубокую печаль, добросовестно трудилась и вместе с детьми посещала одну из расположенных невдалеке протестантских церквей, «чтобы помолиться за собственную душу». Однако, если не принимать во внимание эпизодические приступы скорбной тоски, Делла по-прежнему, как и в пору молодости, была полна живости и беспокойства — в конце концов, ей ведь было всего лишь тридцать три года. Уже в 1910 году она принимала в своем доме, расположенном на Боулдер-стрит, 2440, различных холостяков и вдовцов, которые потенциально подходили на роль ее мужа. Глэдис, которая всегда считалась бойкой и экстравертивной девочкой, не без оснований думала, что вскоре у нее появится новый папа. «Мама любила мужчин, — вспоминала она позднее, — а мы хотели иметь отца». Этого детям пришлось ожидать два года, в течение которых Делла несколько раз обручалась (или притворялась, что это произошло), прежде чем решилась наконец окончательно остановиться на новом избраннике. А 7 марта 1912 года в возрасте тридцати пяти лет она вышла замуж за двадцатидевятилетнего Лайла Артура Грейвса, сравнительно недавно приехавшего в Калифорнию из городка Грин-Бэй в штате Висконсин, — серьезного и застенчивого мужчину, который работал вместе с Отисом в фирме «Пасифик электрик» и сейчас состоял на железной дороге в должности старшего стрелочника. Новая семья переехала в дом Грейвса на Южной Хилл-стрит, 324 1/2, — в квартале, позднее ставшем частью того района, где сконцентрировалась основная часть административных учреждений Лос-Анджелеса. Понадобилось немного времени, чтобы Делла отдала себе отчет в совершенной ею ошибке. Лайл тоже оказался любителем крепко выпить — именно это она утверждала, когда по истечении всего только восьми месяцев после свадьбы забрала детей и переехала на постоянное жительство в отель. Месяц спустя, на Рождество 1912 года, она вернулась к Грейвсу — это случилось совершенно явным образом, потому что женщина не располагала средствами к существованию. Однако, невзирая на многочисленные подарки, которые Лайл щедро разложил под елочкой для детей, а также на то, что он переписал на Деллу право распоряжаться его заработной платой, примирение продлилось недолго. Через пять месяцев, ровно в тот день, когда Глэдис исполнилось одиннадцать лет, Делла снова — и уже навсегда — оставила мужа. 17 января 1914 года она получила развод, обвинив супруга в «пренебрежении обязанностями по содержанию семьи, разгульной жизни и постоянном злоупотреблении спиртными напитками». Делле по собственному опыту было отлично знакомо нестабильное, неспокойное детство (ее родители развелись, когда ей только-только исполнилось тринадцать лет). Однако, хотя эта женщина ожидала от взрослой жизни чего-то большего, нежели выпало на ее долю в детстве, она все же оказалась не в состоянии создать настоящий дом ни себе, ни детям: можно сказать совершенно буквально, что в мире не было такого места, которое те могли бы назвать своим настоящим домом. Наиболее обиженной чувствовала себя Глэдис: ее отец умер при таинственных обстоятельствах после какой-то странной и страшной болезни, причем мать после этого вполне мило принимала других мужчин, а потом отправляла их ни с чем; джентльмены приходили в гости и уходили; Грейвс стал ей новым отцом всего лишь на парочку месяцев, затем перестал им быть, потом опять стал, а позднее исчез из их жизни насовсем. Для Глэдис, вступавшей тогда как раз в пору зрелой юности, мужчины представлялись постоянно сменяющимися заезжими гостями, на которых нельзя было положиться; одновременно поведение матери заставляло ее предполагать, что мужчины каким-то образом все-таки необходимы женщине для жизни. Что касается Деллы, то она по-прежнему продолжала прекрасно развлекаться в мужской компании, в которой эта дама действительно нуждалась. Таким образом, ее подрастающая дочь получала извне весьма специфические сигналы и указания по поводу супружества, семьи и родительских обязанностей. Ближе к концу 1916 года Делла вместе с детьми сняла комнату в пансионате на Вестминстер-авеню, 26, — в районе под названием Венеция, располагавшемся на берегу Тихого океана к югу от Санта-Моники, в двух десятках километров от центра Лос-Анджелеса. Калифорнийская Венеция была запроектирована Эбботом Кинни (который заработал изрядное состояние на производстве сигарет из сладковатого сорта табака) таким образом, чтобы по возможности напоминать свой всемирно знаменитый итальянский прообраз. Кинни нанес на листы ватмана романтические каналы с переброшенными через них живописными мостами и мостиками, которые соединяли улицы между собой, а также задумал множество пляжей и захотел разместить магазины в домах, находившихся на обсаженных цветами берегах. Строительство лагун и небольших вилл было начато в 1904 году, а в следующем году каналы уже наполнялись водой. Кинни сумел убедить владельцев магазинов, отелей и ресторанов, чтобы те строили свои сооружения в стиле венецианского ренессанса, и для создания пущего дополнительного эффекта выписал из Италии гондольеров в количестве двадцати четырех человек, которые привезли с собой подходящий репертуар тамошних песен-баркарол, а также стихотворных текстов к ним. На протяжении первых двух десятилетий двадцатого века эту новую Венецию называли тихоокеанским островом Игр, а в 1925 году ее включили в границы метрополии Лос-Анджелеса. Делла когда-то в молодости любила посещать это место, а сейчас выбрала его в качестве дома для себя и детей. В это время Глэдис было четырнадцать лет. Эту живую и невероятно кокетливую девушку невозможно было не заметить на любом школьном мероприятии или на вечеринке в дружеской компании — она бросалась в глаза. Ее светло-каштановые волосы поблескивали рыжеватым оттенком, у нее был высокий, звучный голос, и ей была свойственна постоянная готовность рассмеяться и вволю похохотать. Точно так же как и ее мать, она жаждала обращать на себя внимание, особенно мужчин постарше — и в этом не было ничего удивительного, поскольку собственный отец проявил к ней так мало интереса. Одиннадцатилетнего брата Глэдис, Мариона, вскоре отправили к каким-то дальним родственникам в Сан-Диего, поскольку Делла полагала, что мальчику следует воспитываться в доме, главой которого является мужчина. Марион, высокий, статный и сильный, как его дедушка Тилфорд Хоген, был в своей школе чемпионом по плаванию; когда же ему только-только исполнилось девятнадцать лет, он подделал метрику и женился на своей однокласснице Олив Брюнингс, которая была младше его. Что ж, Марион Монро не был в своей семье ни первым, ни последним, кто вступил в супружеский союз до наступления совершеннолетия. На вечеринке в честь Нового, 1917 года Делла воспылала бурной страстью к Чарлзу Грейнджеру — симпатичному вдовцу ростом 183 сантиметра. Через пару дней он стал на Вестминстер-авеню каждодневным гостем. Жизненный путь Грейнджера представлялся Делле гораздо более захватывающим и занятным, нежели все то, что во времена оные планировал Отис Монро. Вначале Грейнджер работал в должности монтажника, занимавшегося установкой лесов для буровых вышек в период интенсивной эксплуатации залежей сырой нефти в Лос-Анджелесе, то есть в девяностых годах прошлого, девятнадцатого века. В 1915 году он поплыл на корабле в Индию, а оттуда отправился в Юго-Восточную Азию, где осуществлял надзор за бурением скважин для Бирманской нефтяной компании. После возвращения в Южную Калифорнию Грейнджеру удавалось находить работу лишь эпизодически, когда его время от времени, притом ненадолго, нанимала фирма «Шелл». Жил он неподалеку от Деллы, на Кэрролл-кэнэл-корт, 410, в скромном двухкомнатном домике, который гляделся в один из многочисленных каналов, расположенных в глубине лос-анджелесской Венеции. Это место выглядело гораздо более привлекательным, нежели пансионат на Вестминстер-авеню, и когда Делла впервые его увидела, то была прямо-таки очарована. В те времена свободная внебрачная связь воспринималась обществом так же негативно, как и прерывание беременности либо развод, однако Чарлз и Делла, невзирая на это, приняли решение поселиться на Кэрролл-кэнэл-корт, не заключая официального брака; она безо всяких затей просто стала называть себя миссис Грейнджер, и никто ни о чем не узнал. По всей видимости, решение о том, что они не станут оформлять свой союз, исходило от Грейнджера, поскольку его виды на получение стабильной работы в Калифорнии были туманными и он питал надежду на подписание нового заморского контракта. Прежние отношения Деллы с Отисом Монро и Лайлом Грейвсом были для нее необычайно обременительными, так что и сейчас она и Чарлз Грейнджер часто в течение нескольких дней или даже пары недель жили отдельно. В дополнение ко всему Чарлз должен был регулярно давать деньги на содержание двух своих подрастающих сыновей, живших в Северной Калифорнии, и ему не больно-то хотелось возлагать на себя юридическое обязательство обеспечивать кроме этого быт для Деллы и ее дочери. Глэдис, осторожная в отношении нового отца и недовольная тем, что ее мать вновь очутилась в ненормальной ситуации, совершенно не дававшей девочке ощущения безопасности, чувствовала себя несчастной и проявляла это по отношению к Грейнджеру грубым и дерзким поведением или же упорным молчанием. В результате Делла стала считать дочь своего рода препятствием для устройства собственной семейной жизни, поскольку Чарлз не предлагал им поселиться вместе с ним. И тогда произошло счастливое событие. Джон Ньютон Бейкер, двадцатишестилетний бизнесмен из штата Кентукки, приехавший в Лос-Анджелес, скорее всего, для того, чтобы малость отдохнуть и развлечься, без памяти влюбился в четырнадцатилетнюю Глэдис, а она — в него, причем вовсе не потому, что вступление в связь с мужчиной означало независимость от Грейнджера. 17 мая 1917 года Делла, присягнув на Библии, что ее дочери уже исполнилось восемнадцать лет и она только что прибыла из штата Орегон, охотно засвидетельствовала заключение брака, после чего предоставила в распоряжение молодых свою комнату на Вестминстер-авеню и быстренько перебралась в домик к любовнику. В 1918 году Грейнджер все-таки нашел работу — правда, не имеющую ничего общего с добычей нефти, но зато, по крайней мере, дававшую ему постоянный заработок в качестве администратора пристани «Водные наслаждения» в Санта-Монике. Пока что все наши персонажи могли бы гордиться своей необычайной находчивостью, расторопностью и умением устраивать дела. Вначале Глэдис была счастливой молодой супругой и всего через семь месяцев после официального вступления в брак принесла мужу первенца, которому дали имя Джек. На следующий год, в июле 1919 года, на свет появился их второй ребенок — дочь Бернис Инез Глэдис. Принимая во внимание безвременную смерть отца, а позднее — непостоянство чувств матери, Глэдис не дано было в детстве познать стабильную семейную жизнь и сама она совершенно отчетливо не стремилась создавать настоящий дом. Ей быстро надоело материнство и нарастающий объем обязанностей по дому, и неоперившаяся мамаша предпочитала доверить Бернис соседкам (точно так же, как до этого подкидывала им Джека), а сама отправлялась на танцы или пляжные развлечения с друзьями либо с совершенно незнакомыми людьми; муж ее тем временем целыми днями работал в качестве торгового посредника. 20 июня 1921 года Глэдис подала заявление с просьбой о разводе, обвинив при этом Бейкера в «исключительно грубом поведении, состоящем в том, что он забрасывает ее оскорблениями и отвратительными ругательствами, пользуется в ее присутствии вульгарной лексикой, а также бьет и пинает ногами», хотя она сама всегда была ему «такой доброй и верной женой». Однако добродетельность Глэдис была поставлена Бейкером под сомнение, и он, в свою очередь, вменил жене в вину распутное и аморальное поведение. Суд был в затруднении и пока что не позволил юной матери забрать детей из Лос-Анджелеса. В то самое время, когда на подмостках зала заседаний разыгрывалась эта судебная мелодрама, роман Деллы с Чарлзом также претерпевал бури. В марте 1922 года Делла возвратилась к любовнику, после чего снова ушла от него, переехав вместе с Глэдис в арендованный домик с четырьмя спальнями под номером 46 на авеню Роз в Венеции — это была очередная улица в ее жизни, широченная, словно аллея, и удаленная от моря всего на пару шагов. Подписываясь на договоре о снятии дома как «Делла Монро», она согласилась арендовать в нем две спальни, работать в качестве экономки и домоправительницы, а также ежемесячно платить сто долларов в пользу отсутствующих владелиц — Адели Вайнхоф и Сьюзи Ноэль. Однако до конца июля она не выслала тем за аренду дома ни единого чека. Это стало причиной чудовищного скандала между Деллой и Глэдис, в ходе которого они взаимно обвиняли друг друга в бессмысленном растранжиривании или даже краже денег. Работы ни у одной из них не было, а средства на существование они черпали из того, что получили от Грейнджера (а также из остатков небольшой суммы, которую удалось вытянуть из Бейкера), растрачивая деньги главным образом на развлечения, так как у обеих имелись поклонники. Короткий период совместного проживания завершился в том же июле — вместе с официальным распоряжением о немедленном принудительном выселении. Делла с позволения Грейнджера перебралась в пустой домик, которым тот владел в Хоторне. Окончательный приговор по делу о разводе семейства Бейкеров был утвержден в мае 1923 года. В том же самом месяце Джон Бейкер забрал маленьких Бернис и Джека и вернулся в родной штат Кентукки. Глэдис навестила их всего один раз, приблизительно год спустя, но дети были ей как чужие, так что она безо всяких угрызений оставила их под постоянной опекой отца. Возможно, под воздействием возникавших иногда чувств вины и печали она на протяжении последующих лет изредка пробовала вступать с детьми в контакт, но безрезультатно. Джеку уже никогда больше не довелось увидеть свою мать (говорили, что он умер в возрасте двадцати с небольшим лет), и понадобилось несколько десятилетий, прежде чем с нею встретилась Бернис. Глэдис, которая не располагала сколь нибудь значительным опытом поддержания постоянной эмоциональной связи со своей матерью Деллой, оказалась совершенно не в состоянии даровать любовь и собственным детям. Очутившись совершенно свободной от всяких домашних забот и семейных обязанностей, Глэдис перекочевала в район, известный под названием Голливуд, где стала работать. В фирме «Консолидэйтед филм индастриз» (здание которой размешалось на углу улиц Сьюорд и Ромейн) она занималась резкой и склеиванием негативов для кинофильмов, благодаря чему как-то соприкоснулась с киноиндустрией и пообтерлась в этом мире. Каким бы ни был конкретный характер выполнявшейся работы, Глэдис ежедневно видела перед собой на монтажном столике массу изображений и картинок, которые создавались для того, чтобы развлекать Америку. В 1923 году сорок три миллиона человек (сорок процентов всего населения страны) заплатили в среднем по десять центов, чтобы просмотреть в общей сложности 567 немых черно-белых фильмов, произведенных в этом году. Это была эпоха звезд — таких, как ослепительная в своей рафинированности Глория Свенсон и героическая, преувеличенно скромная Лилиан Гиш; молодецкий и бравый Дуглас Фэрбенкс и чувственный Рудольфо Валентине; экзотическая Пола Негри и забавная Мэрион Дэвис. Самым большим успехом пользовались в том году Лоис Уилсон и Эрнст Торренс в фильме «Крытый фургон»1, Лон Чейни2 в «Горбуне собора Парижской Богоматери», Мэри Пикфорд3 в кинофильме Эрнста Любича «Розита», Эдна Первиенс в «Парижанке»1 Чарли Чаплина, Сесиль Б. Де Милль в первой версии «Десяти заповедей» и Гарольд Ллойд в фильме «Наконец в безопасности». Глэдис принадлежала к широкому кругу работников, которые в массовом порядке стекались в Голливуд отовсюду; ведь еще четыре года назад для нужд кинопромышленности трудились в различном качестве всего тридцать пять тысяч человек, в то время как в 1923 году их число достигло уже ста тридцати тысяч. Фирма «Консолидэйтед филм индастриз» являлась одной из нескольких кинолабораторий, занимавшихся проявлением негативов и изготовлением копий с отснимаемых каждый день сцен или же со срочно заказанных материалов; уже на следующее утро продюсеры, режиссеры и администраторы фильмов могли просмотреть первую рабочую копию того, что было сделано в течение предыдущего съемочного дня. Работая по шесть дней в неделю в комнате, битком набитой сослуживцами, Глэдис, натянув, чтобы не повредить негативы, белые нитяные перчатки, вырезала фрагменты пленки, указанные студийными монтажерами, и передавала их тем, кто склеивал эти куски в законченные кадры и сцены монтируемого фильма. Вскоре после того как Глэдис приступила к работе, она близко подружилась со своей непосредственной начальницей — Грейс Мак-Ки, которая спустя короткое время стала играть в жизни Глэдис решающую (сразу вслед за матерью) роль. Еще существеннее то, что Грейс оказала огромное влияние на следующего ребенка Глэдис — Норму Джин. К концу 1923 года Грейс и Глэдис вместе снимали квартиру по адресу Хайперион-авеню, 1211, расположенную к востоку от Голливуда, в той части города, которая позднее стала именоваться Серебряным озером. Грейс Мак-Ки родилась в штате Монтана 1 января 1895 года, и ее крестили под именем Клара Грейс Этчисон. В 1915 году, проживая в Нью-Йорке, она, уже будучи к этому времени разведенной, вышла замуж за своего почти ровесника, автомобильного механика Реджинальда Эванса, которому был двадцать один год. Грейс мечтала о карьере киноактрисы, но, пожалуй, не имела для этого никаких данных, кроме располагающей, обаятельной улыбки и безудержного честолюбия. Имея рост всего 155 сантиментов, Грейс была чрезвычайно энергичной блондинкой. Она по собственной воле согласилась играть в жизни роль «девушки, с которой можно поразвлечься», а это означало, что большинство окружающих считали ее попросту пустышкой. Утверждая, что Эванс отправился волонтером на Первую мировую войну и то ли умер, то ли погиб в 1918 году (факт, который нельзя было опровергнуть, как, впрочем, и доказать), Грейс омолодилась, убавив себе три года, и в 1920 году выскочила замуж за рисовальщика Джона Уоллеса Мак-Ки, который был младше ее на два года — при этом она безо всякого сожаления позабыла о своем первом муже из Монтаны, равно как и о втором, Реджинальде Эвансе. Грейс и Мак-Ки пробыли друг с другом недолго, хотя минули долгие годы, прежде чем супруги официально расторгли брак. Грейс, женщина, которой были неведомы тормоза, совершенно свободно вступала в очередные связи. «Она была словно птица», — метко оценил много лет спустя ее переменчивые чувства, миниатюрную фигурку и вольное, смелое поведение Олин Г. Стэнли, довольно долго работавший вместе с Грейс в «Консолидэйтед филм»: Эта женщина была легкомысленна, много и тяжело работала и вела распутную жизнь. У нее имелись амбиции и стремление сделать карьеру. Интриганка. Если она в ком-то нуждалась или чего-то хотела, то просто шла и брала. Вечеринки и спиртное оказались в ее жизни, пожалуй, самым важным, а работа представляла собой лишь средство для достижения указанной цели. Обе подруги, Грейс и Глэдис, по словам Стэнли, всегда с нетерпением ожидали очередных свиданий. «У них бывало, как бы это сформулировать, множество приключений, множество встреч с парнями из нашей лаборатории или же с окрестных киностудий». Дамочки вместе со своими кавалерами, предварительно нагрузившись парой картонных коробок с контрабандным алкоголем, который в столице кинематографической империи был все-таки вполне доступен и во времена сухого закона, проводили воскресные дни в деревянных домиках, расположенных в горах, или же в развлечениях на океанских пляжах. Если Грейс и Глэдис крутили романы в какой-то другой, будний день и по этой причине не являлись на службу либо покидали лабораторию, чтобы поразвлечься во второй половине рабочего дня, то служебные обязанности этих шустрых особ выполняли коллеги, трудившиеся вместе с ними, — взамен за выпивку или за какой-нибудь доллар-другой. Глэдис Бейкер и Грейс Мак-Ки были типичными для безумных двадцатых годов «молодыми суфражистками» (сейчас сказали бы «феминистками»), которые решили в индивидуальном порядке расширить и углубить недавно завоеванную женщинами поправку к Конституции, предоставляющую им избирательные права, пополнив ее разного рода дополнительными привилегиями; последние давали им возможность вести вполне свободную светскую и сексуальную жизнь, что в течение длительного времени считалось исключительно мужской прерогативой. На самом деле они попросту имитировали — на своем уровне и по-своему — поведение наиболее экстравагантных и скандальных кинозвезд, гипнотизирующие изображения которых каждый день перемещались у них перед глазами на монтажном столике. В 1924 году — разумеется, по совету вездесущей Грейс — Глэдис выкрасила свои светло-каштановые волосы, придав им вызывающий и почти провокационный вишнево-красный цвет. «Пока Грейс не взяла ее в свои руки, — вспоминал в этой связи их общий знакомый Один Стэнли, — Глэдис на самом деле была никто — эдакая серая мышка. В прежние времена я бы в жизни не оглянулся ей вслед, даже если она оказалась бы единственной девушкой на всей улице». Был, впрочем, человек, который неоднократно оглядывался ей вдогонку, — это был Мартин Эдвард Мортенсен, служащий, который занимался выполнением контрольных замеров в южнокалифорнийской газовой компании; он познакомился с Глэдис летом 1924 года. Сын норвежского иммигранта, родившийся в Калифорнии в 1897 году, он тоже успел пройти через первое супружество, закончившееся несколько лет назад, а сейчас, в возрасте двадцати семи лет, созрел к тому, чтобы утихомириться и основать стабильную семью. Неудержимая бойкость Глэдис и свойственная ее характеру сумасшедшинка, идущие в паре с ее добродушной и незлобивой натурой, с ходу очаровали молодого человека. Помимо этого Мортенсен, воспитанный как набожный лютеранин, был под большим впечатлением от пылкой религиозности Глэдис, хотя наверняка не знал о том, насколько новой и кратковременной является эта сфера ее интересов. В том году Грейс вместе со своим тогдашним кавалером, который навещал обеих дам в их квартирке на Хайперион-авеню и рассказывал о своем не совсем обычном вероисповедании, принимала участие в парочке богослужений, проводившихся движением под названием «Христианская наука» (это было религиозное учение и духовная система исцеления от болезней, о которой у нас будет случай поговорить позднее). Глэдис, как обычно, разделила любопытство Грейс, хотя ни одна из них даже не рассматривала возможность всерьез примкнуть к этой или какой-то иной религии. Словом, Глэдис представлялась Мортенсену идеальной спутницей жизни. Она, в свою очередь, считала его привлекательным, щедрым и решительным мужчиной, ревность которого льстила ее самолюбию. Кроме того, по внешнему виду он казался старше нее более чем на пять лет, а на скуле у него красовался небольшой рубец (видимо, именно поэтому она подсознательно немного отождествляла его с собственным отцом). Во всяком случае, Глэдис не видела абсолютно никакого повода отвергать его предложение о том, чтобы заключить с ним брак и тем самым обеспечить себе надежное и спокойное будущее. И тем не менее их супружеский союз, заключенный 11 октября 1924 года, не мог рассматриваться как счастливый, поскольку — и это