Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Глава I. Подтекст глазами лингвиста




Введение

 

Художественный текст как объект лингвистического исследования необходимо рассматривать, во-первых, в качестве явления, обладающего всеми признаками, характерными для любых текстовых образований, во-вторых, как особую единицу с системой только ей присущих специфических признаков [13, с.10]. Основными специфическими признаками художественного текста является его многозначность.

Есть тексты, которые рассчитаны на однозначность восприятия, инотолкования им противопоказаны по своей сути. Это тексты нехудожественные (научные, деловые). В таком случае двойной смысл или просто неясность, неопределенность смысла означает несовершенство текста, его недостаточную отработанность. В случае же художественного текста наличие глубинного смысла или подтекста создает особую значимость произведения, его индивидуально-художественную ценность. Как и отчасти исчезновение смысловой определенности текста, особенно в тексте поэтическом [7, с.246].

П.С. Юшкевич настаивал на интересной мысли: "Художественное произведение потому образно, что лежащий в основе его факт допускает множество толкований". В этом отличие искусства от науки, от "информации". Подтекст - важное средство активизации читателя, возбуждения его интереса к произведению и самостоятельной мысли.

Подтекст - дополнение образности и оборотная сторона текста: формально не сказано; текста соответствующего нет; но по существу сказано; есть не текст, а подтекст, который можно выразить и словами, и он, по выражению Стендаля, "составляет в искусстве три четверти его прелести" [12, с.232-233].

Тема нашей курсовой работы - "Опыт сравнительного анализа приема подтекста в языке и литературе". Среди лингвистов и литературоведов до сих пор нет единства мнений ни о статусе, ни о типологии подтекста, да и само его определение не имеет однозначной интерпретации. В литературоведении нередко встречается синкретичное, недифференцированное представление о сущности явления. Например, Ю.М. Лотман определяет подтекст как языковой уровень: "Иерархичность понятия текста. Текст раскладывается на подтексты (фонологический уровень, грамматический уровень и т.п.), из которых каждый может рассматриваться как самостоятельно организованный. Структурные отношения между уровнями становятся определяющей характеристикой текста в целом" [18, с.63]. Однако сам термин довольно часто употребляется в научных текстах разнообразной тематики. Именно поэтому проблема научного определения сущности подтекста и его классификации является на данный момент актуальной.

Настоящая работа состоит из двух глав. В первую главу включены следующие вопросы: подтекст как комплекс скрытых смыслов, реализация подтекста на разных языковых уровнях, стилистические приемы создания подтекста. Во второй главе мы рассматриваем историю термина "подтекст" в художественной литературе XX века на примере произведений Гете, Стерна, Хемингуэя, Метерлинка, Толстого, Чехова, Хлебникова, Сосэки, Кавабата, Нарбиковой. Кроме того, рассматриваются факторы, влияющие на образование подтекста, читательское восприятие подтекста и некоторые особенности перевода "Гамлета" Шекспира Пастернаком и Лозинским.

Предметом исследования является подтекст в художественном тексте.

Цель работы: определение художественной сущности подтекста, анализ функции подтекста в различных аспектах его использования в художественном языке и литературе.

В соответствии с целью работы решались следующие задачи:

проанализировать различные подходы к проблеме подтекста в языке;

выявить факторы, влияющие на образование подтекста;

проследить историю термина "подтекст" в художественной литературе XX века на примере произведений Гете, Стерна, Хемингуэя, Метерлинка, Толстого, Чехова, Хлебникова, Сосэки, Кавабата, Нарбиковой;

рассмотреть особенности процесса восприятия читателем.


Глава I. Подтекст глазами лингвиста

 

Для характеристики содержательной стороны текста, его семантики, важным оказывается вопрос о соотношении понятий "значение" и "смысл". Под смыслом применительно к вербальному тексту и, в частности, к минимальной единице этого текста понимается целостное содержание какого-либо высказывания, не сводимое к значениям составляющих его частей и элементов, но само определяющее эти значения. Поскольку каждое слово как часть или элемент высказывания в составе этого высказывания проявляет одно из возможных своих значений, то рождение общего смысла представляет собой процесс выбора именно этого необходимого для данного контекста значения, т.е. необходимого для получения искомого смысла целого высказывания. Значит, именно смысл актуализирует в системе значений слова ту его сторону, которая определяется данной ситуацией, данным контекстом [7, с.244]. Именно смысловая система (система смыслов) лексической тематической группы (класса) способна формировать и выражать как поверхностные, так и глубинные поэтические смыслы [3, с.327]. Смысл, лежащий на поверхности текста или его компонентов, более объективно привязан к значению его (или их) составляющих высказываний. Глубинный смысл более индивидуален и менее предсказуем [7, с.245].

Папина А.Ф. в своей работе "Текст: его единицы и глобальные категории" коммуникативное устройство высказывания и текста рассматривает как взаимосвязь "поверхностных (языковых) структур" и "глубинных, смысловых". Поверхностная структура, синтактика, т.е. грамматические отношения между знаками, их соединение, комбинаторика, представляют собой формальную характеристику единиц.

Глубинная структура основана на семантике языковых единиц, которая устанавливает отношение знаков к объектам действительности, значение знаков, содержание, смысл и информацию единиц различного уровня, в нашем случае - высказывания и текста [24, с.13].

Купина Н.А. выделяет "поверхностный смысл текста" и "глубинный смысл текста". Если поверхностный смысл привязан к конкретной языковой составляющей текста, то глубинный смысл рассредоточен по всему тексту. Так как глубинный смысл отличается от поверхностного своей большей абстрактностью и обобщенностью, его описание затруднено. Глубинный смысл текста, будучи произведением многочисленных поверхностных смыслов языковых составляющих, может быть выведен только из последних.

Рассмотрим поверхностные смыслы на материале стихотворения В. Маяковского "Исчерпывающая картина весны" (1913).

Листочки.

После строчек лис -

точки.

Прежде всего бросается в глаза кажущееся несоответствие заглавия стихотворения и небольшого текста (четыре слова полнозначных, один предлог). Цель автора - передать замысел максимально скупыми языковыми средствами. Налицо компрессия. Автор использует только существительные.

"Листочки". Смысл восстанавливается в опоре на заглавие, которому соответствует ситуация весны. Декодирование смысла слова-предложения "Листочки" в контексте ситуации весны особой трудности не представляет. Ассоциативные признаки, связанные с психическим образом данной ситуации и ее компонентов, устойчивы и закреплены в сознании каждого носителя языка. Эксперимент показывает, что прежде всего восстанавливается отсутствующий глагол "появились", а затем уже ситуативные признаки на основе устойчивых зрительных ассоциаций. Приведем суммированный список слов-ассоциантов из ответов информантов: "листочки" - маленькие, первые, распускающиеся, молодые, неокрепшие, нежные, свежие, зеленые, чистые, клейкие, мягкие, пахучие, шелестящие, дрожащие.

Как видим, в числе признаков, выделенных информантами, есть признаки, сигнализируемые семантикой суффикса (например, маленькие, нежные и т.п.), а также признаки, "привнесенные" ситуацией весны (например, шелестящие, пахучие и т.п.). Признаки, декодированные в соответствии с семантикой суффикса, позволяют конкретизировать ситуацию как ситуацию ранней весны и трактовать слово-предложение "Листочки" как текстообразующее средство, сигнал ситуации.

Итак, ранней весной появляются маленькие, клейкие, нежные зеленые листочки. Метафоризация отсутствует. Образная функция осуществляется через суффикс. "После" - смысл предлога равен его языковому значению "спустя некоторое время, потом", к которому присоединяется пространственное значение. "Строчек" - смысл определяется лишь в опоре на последующее слово. "Лис" - множественное число от лиса (животное). "После строчек лис". Первое понимание: после того, как пробежали лисы. Глагол пропущен. Наблюдается явление неполноты. Второе понимание - образное, метафорическое. Чтобы определить образный смысл, необходимо учесть последующий контекст "после строчек - лис - точки", а также все семантические признаки, которые ассоциативно связаны с прямым производящим значением существительного "строчка". Это значение выясняется по нормативным толковым словарям: "строчка" - "ряд слов, букв или иных знаков, написанных в одну линию". Итак, "строчки лис" - "мелкие, частые, ровные следы, которые оставляют животные", как бы расписываясь в приходе весны. В контексте предшествующей метафоры существительное "точки" также метафоризуется. "Строчка, точка" - слова одной тематической группы. Поэтому смысл метафорического существительного осознается через образ прямого значения - "знак препинания ()". Итак, "точки" - "темные устойчивые следы от прикосновения маленьких теплых лапок".

Интересно, что все существительные стоят в форме множественного числа; это помогает передать мысль о распространении весны.

В стихотворении применен типичный для раннего творчества В. Маяковского словесный эксперимент: разложение различных слов на созвучные части, подчеркивающие взаимосвязь описываемых явлений. Наблюдается своеобразный каламбур на основе омофонов, который направляет мысль читателя по руслу, нужному автору: "листочки/лис/точки".

Метафоризация здесь органически сочетается с вычленением и перестановкой частей слов. На первый взгляд, это делается искусственно, но, если вдуматься, то станет ясно, что поэт как бы препарирует слово, обнаруживая его скрытые возможности, за которыми кроются секреты образности [16, с.77-79].

Займемся конкретным рассмотрением глубинного смысла текста из повести А.С. Пушкина "Станционный смотритель", организованного по типу повествования.

"На другой день гусару стало хуже. Человек его поехал верхом в город за лекарем. Дуня обвязала ему голову платком, намоченным уксусом, и села с своим шитьем у его кровати. Больной при смотрителе охал и не говорил почти не слова, однако ж выпил две чашки кофе и охая заказал себе обед. Дуня от него не отходила. Он поминутно просил пить, и Дуня подносила ему кружку ею заготовленного лимонада. Больной обмакивал губы и всякий раз, возвращая кружку, в знак благодарности пожимал Дунюшкину руку. К обеду приехал лекарь. Он ощупал пульс больного, поговорил с ним по-немецки, и по-русски объявил, что ему можно будет отправиться в дорогу. Гусар вручил ему двадцать пять рублей за визит, пригласил его отобедать; лекарь согласился; оба ели с большим аппетитом, выпили бутылку вина и расстались очень довольные друг другом".

Ситуация, стоящая за текстом, вполне реальна, что поддерживается объективной реальной модальностей. Первичная гипотеза основной темы повествования - "мнимая болезнь гусара" - лежит на поверхности.

Смысловая оппозиция болезнь - мнимая болезнь интенсивно развивается, разрешаясь уничтожением темы болезни и появлением подтекстных тем заговора, побега, обмана (которые являются следствием мотива любви) и подтекстного мотива одиночества (смотритель).

Все имеющиеся в тексте темы находятся в причинно-следственных отношениях с мотивом любви. Но именно потому, что любовь зарождается (а также по канонам романтического сюжета), тема зарождается (а также по канонам романтической любви представлена через смысловую оппозицию болезнь - мнимая болезнь, развитие которой и есть конкретно-образное представление отмеченной темы. Ведет повествование образный смысл, смысл фабульный "запрятан" в подтексте; концептуальный смысл едва начинает формироваться, надстраиваясь скорее над фабульным смыслом - оценка любви как чувства прекрасного, но коварного (с одной стороны, снисходительное, легкое, ироническое отношение к влюбленным, с другой - предчувствие трагедии покинутого отца) [16, с.109 - 113].

Исаева Л.А. классифицирует скрытые и явные смыслы. Явные (выраженные) смыслы основаны на появлении дополнительной информации в результате сложных взаимодействий между составляющими текста, при этом сами составляющие (слова, словоформы, словосочетания, предложения) не подвергаются каким-либо изменениям, кроме тех, которые естественны при вхождении единицы более низкого уровня языковой системы в состав более сложного образования (различные случаи актуального членения высказывания, образования "текстовых" связей между предложениями и т.п.). Явные смыслы могут иметь в своей основе и "универсальную" пресуппозицию, пресуппозицию "среднего" носителя языка. В этом плане выраженные смыслы сходны с языковыми значениями, поскольку являются той информацией, которую получит любой носитель данного языка или, во всяком случае, представитель достаточно большой группы говорящих при восприятии того или иного означающего. Такие смыслы обязательны для текстов разных видов и автоматически воспринимаются читателем (слушателем).

Скрытые смыслы, в отличие от "явных", не выводятся непосредственно из регулярных значений слов и грамматических значений синтаксических единиц. Они возникают в результате различного рода изменений, которым подвергаются языковые единицы в тексте, причем эти изменения имеют "неуниверсальный" характер (а также в результате привлечения к пониманию текста внетекстовых структур.

Если смысл не представлен в специальных регулярных значениях и синтаксических отношениях языковых единиц, то можно говорить о наличии скрытого смысла или подтекста (в широком значении этого термина) [13, с.11-12].

Художественный текст представляет собой сложную структуру.

В нем прежде всего выделяются различные и вместе с тем взаимосвязанные уровни: идейно-эстетический (идеологический), жанрово-композиционный и собственно языковой как эстетическая языковая система.

Идейно-эстетический (идеологический0 уровень художественного текста - это воплощенное в нем в соответствии с авторским замыслом содержание литературного произведения как результат эстетического освоения изображаемой действительности. <…>.

Жанрово-композиционный уровень художественного текста - это его поэтическая структура в ее широком понимании, то, как "сделано" литературное произведение, его построение, обусловленное содержанием и характером жанра (принадлежностью к эпосу, лирике или драме), системой образов в их взаимосвязи и событийном развитии, расположением и соотношением художественных деталей. <…>.

Языковой уровень (эстетическая речевая система) художественного текста - это функционирующая в нем и данная в композиционном развитии система изобразительных средств языка, посредством которых выражается идейно-эстетическое содержание литературного произведения [23, с.15-17].

В "смысловых зонах" текста И.Ф. Неволин выделяет несколько уровней: объектный (соответствующий объектам действительности, содержащий фактографическую информацию) и метауровни (включающие в себя теоретическую информацию, анализирующие, оценочные, эмоциональные и другие суждения). Наглядное представление соответствующей информации позволяет видеть иерархическое строение смыслов произведения, прослеживать ход мысли автора в тексте [27, с.24].

Наряду с широко изучаемыми в лингвистике и стилистике языковыми уровнями в их иерархическом взаимодействии, в тексте существуют отношения параллельного совмещения нескольких расположенных слоев или "планов".

Специфика глубинного смысла текста как системы зависит от комбинации отдельных уровней смысла, пластов, синтезированных в конкретном тексте. Можно выделить три основных уровня смысла: предметный (денотативный, или фабульный), образный, идейный.

Предметный смысл соответствует ситуации (фрагменту действительности), которая описана в тексте. Если содержание текста не отражает такой ситуации, оно оказывается внефабульным, внепредметным. В этом случае предметный уровень смысла сливается с образным или приобретает условный характер.

Образный смысл - результат объективации ассоциативно-художественного мышления автора. Он может быть условно расчленен на два пласта: образно-изобразительный смысл (представление в тексте какой-либо картины) и образно-оценочный смысл, связанный с положительной или отрицательной оценкой изображаемого.

Идейный смысл является отражением замысла автора и носит концептуальный характер [16, с.106].

Яковенко Н.Э. предлагает следующую классификацию возможных смыслов, существующих в тексте:

1) уровень специфических, конкретных смыслов;

2) уровень базовых, объективных, нейтральных смыслов;

3) уровень абстрактных метасмыслов [38, с.13].

Исаева Л.А. рассматривает возникновение скрытых смыслов как результат "приращения" семантики на разных языковых уровнях. Приращенные значения - средство представления скрытых смыслов художественного текста, которое можно отнести к числу тех показателей, которые отличают данный вид текста от всех других. С их помощью создаются все виды скрытой информации - фактуальная, модально-концептуальная, ее разновидность эмоционально-экспрессивная.

Приращения значений могут быть спонтанны и планируемы автором.

Видоизменениям подвергаются фонетические, лексические, словообразовательные, грамматические, синтаксические характеристики входящих в текст единиц.

В реальном художественном тексте наблюдается обычно совмещение нескольких способов представления скрытых смыслов. Разные способы дополняют друг друга, одно и то же условие приводит к возникновению нескольких видоизмененных единиц.

Под видоизменением модели языковой единицы понимается такая трансформация ее моделеобразующих свойств, которая приводит к переходу единицы в разряд конструкций другой регулярной модели. Моделеобразующими свойствами признаются как формальные, так и семантические показатели, отличающие данную конкретную единицу, подобные ей в каком-либо отношении конкретные единицы, и соответствующую им абстракцию от других единиц того же уровня.

Единица любого уровня, при вхождении в состав более сложного образования, подвергается регулярным, постоянным видоизменениям. Так, например, звук, слово, словоформа, словосочетание, предложение, становясь компонентами более сложного образования, приобретают дополнительные регулярные приращения, связанные с включением их в отношения более высокого уровня, с их местом в системе актуального членения высказывания, с возможной контекстуальной неполной реализацией, с достаточно устоявшимися случаями замены позиции компонента грамматически не предназначенными для этого единицами и т.д.

В художественных же текстах, которые являются известной обособленной областью свободного языкового употребления и в которых естественно присутствие невозможных в других областях форм, слов, оборотов речи, видоизменения языковых единиц могут иметь и гораздо более свободный, нерегулярный характер. Причем видоизменениям могут подвергаться единицы всех уровней: от слова в его фонетическом облике до целого текста (изменение "текста в тексте"). Такие видоизменения обычно экспрессивны, неоднозначны (уже в силу того, что в них в свернутом виде присутствует "нормативная" единица), а потому естественно становятся одним из средств передачи авторского скрытого смысла, доминантой смысла художественного текста, способствуют установлению особых внутритекстовых "интегральных связей". Таким образом, видоизмененные конструкции - один из путей передачи той скрытой художественной информации, которая не может быть представлена синонимическими высказываниями [13, с.9-32].

Регулярными условиями возникновения приращенных значений языковых единиц художественного текста являются повтор, ритмо-мелодические особенности текста (такие как ритм, рифма, порядок слов, парцеллирование отдельных элементов) и позиция синтаксической однородности. Повтор традиционно считается основным средством выражения скрытых смыслов. Он связан с существованием суперструктурных корреляций между повторяемыми ситуациями, которые могут иметь двусторонний - перспективный и ретроспективный - характер, а также может быть основой ритмизации текста.

Дистантный многократный повтор (парадигматика) приводит к обогащению повторяющегося элемента. С одной стороны, повтор обеспечивает выполнение "принципа избыточности", способствует "помехоустойчивости при передачи информации". С другой стороны, повторы на уровне символизации гасят избыточность текста, являясь одним из сигналов, стимулирующих "включение" символического кода, развитие значений единиц в тексте.

Если в нехудожественных текстах повтору информации соответствует нулевая степень новизны, то в художественном тексте, напротив, неоднократное повторение какой-либо информации свидетельствует о ее концептуальной важности, причем каждый новый повтор детали приводит к обрастанию ее новыми смыслами, тогда как единожды воспроизведенная информация может остаться иррелевантной для основной мысли художественного текста.

Повтор в лирическом стихотворении связан с особенностью лирического жанра - кружением вокруг одной мысли, одного чувства, что и составляет позицию автора (концептуальный смысл текста). В прозаическом произведении повтор также связан с концептуальной важностью той или иной информации и всегда нагружен скрытым модально-концептуальным смыслом [13, с.18].

Повтор неодинаковых, но сходно звучащих элементов выстраивает между ними смысловые отношения сходства или отличия (паронимическая аттракция).

Повтор делает ее значимой и способствует концептуальному развитию значения этой детали в контексте, то есть создает переносное (образное) значение ситуации.

Повтор представляет собой универсальное условие выражения скрытого смысла и не связан с определенным языковым уровнем: возможны фонетические, лексические, словообразовательные, синтаксические повторы.

Разноуровневые повторы служат созданию различных фигур (параллелизма, анафоры, эпифоры и т.п.).

Общие принципы ритмо-мелодического смыслообразования в художественном тексте: "нарушение привычного" в ритмической, рифмовой организации текста, а также нарушение порядка слов и парцелляция служат выделению "сильных позиций" текста, передаче авторской концептуальной информации; ритмическое или рифмовое объединение элементов может приводить к их семантическому сближению (по типу синонимии, антонимии, гипо-гиперонимии), к паронимической аттракции; семантизация метра (например, "пушкинского" четырехстопного ямба), "память рифмы" (розы-морозы, любовь-кровь и др.) и "память рифма" (например, "античного", былинного сказа и т.п.) создают не только концептуальный, но отчасти и фактуальный скрытый план текста [13, с. 19].

Позиция однородности является универсальным условием, при котором происходит образование скрытых смыслов, в силу своей синтаксической природы - соединения под знаком тождества разноплановых понятий и явлений.

"Но здесь открылась старая рана - венский учитель (Меттерних) отрекся от петербургского ученика (Нессельроде), он ругал его на всех языках Дантоном и идиотом (Ю. Тынянов, "Смерть Вазир-Мухтара").

Более сильный коннотативно член соединительного ряда окрашивает более слабый. Сближение в сочинительном ряду слов "Дантон" и "идиот" актуализирует в собственном имени, принадлежащем известному деятелю французской революции, совершенно неожиданно сему "глупость", связанную с тем, видимо, что, по мнению Меттерниха, тот, кто разрушает порядок, не отличается умом. Приращенное значение и возникающее между сочиненными понятиями предикативные отношения (идиот потому, что подобно Дантону разрушает порядок) и становятся основой скрытого смыслового пласта текста [13, с. 20].

К числу нерегулярных видоизменений, передающих "приращенную" скрытую информацию, относятся следующие.

Фонетические видоизменения. В арсенале "звучащих" средств, служащих выражению скрытой информации художественного текста, находятся видоизменения фонетического облика слова, связанные с анатомическими или физиологическими аномалиями речевого аппарата говорящего, а также различные речевые погрешности, оговорки, необычные звучания более или менее случайного характера, вызываемые какими-либо помехами или специфическими условиями говорения. Например:

"- Унтег’-цег’, - выговорил Най-Турс, причем кровь потекла у него изо рта на подбородок, а голос начал вытекать по капле, слабея на каждом слове, - бг’осьте гег’ойствовать к чег’тям, я умиг’аю… (М. Булгаков "Белая гвардия") [13, с.23].

Окказиональные словообразовательные единицы. Частотно употребление концептуально важных словообразовательных окказионализмов (созданных по действующей словообразовательной модели или с нарушением ее), приобретающих в контексте значение, не равное сумме производящих компонентов. Например, в "Господах Головлевых" М.Е. Салтыкова-Щедрина концептуальной доминантой становятся слова "пустоумие", "пустомыслие", "пустомысленный", "пустоутробный", имеющие дополнительные семы "лицемерный", "бесполезный", "мертвый" и др. В тексте иногда такие слова даются в кавычках, подчеркивающих "окказиональность", "разовость" их.

Окказиональные образования регулярно выражают и скрытую эмоционально-экспрессивную информацию (например, окказиональные образования разных типов у Н. Лескова: воительница, ажидация, шалуша, милиатюрность, пупоны и т.п.).

Скрытые смыслы, выражаемые окказиональными образованиями, относятся преимущественно к разряду планируемых автором (поскольку налицо момент сознательного "творения") и обязательных для восприятия читателем. Однако степень сознательности "творения" тем больше, чем "окказиональнее" модель, по которой происходит создание слова.

Грамматические видоизменения. К разряду грамматических видоизменений относятся формы, образованные в результате расширения категориальных возможностей единицы, заполнения "лакун" в системе формообразования, а также различного рода неправильности, связанные с национально-диалектными или образовательными особенностями говорящего. В авторской речи преобладает использование таких видоизменений, как "игра грамматическими категориями", заполнение формообразовательных лакун, расширительное использование категориальных возможностей слов, тогда как в речи персонажей - стилизация грамматических ошибок, просторечных форм или неправильностей, связанных с невладением в полной мере русским языком.

 

"Пока выпячивают, рифмами пиликая,

Из любвей и соловьев какое-то варево,

Улица корчится безъязыкая -

Ей нечем кричать и разговаривать" (Маяковский "Облако в штанах").

 

" Расфразеологизированные" фразеологизмы разных типов представляют концептуальные иронические скрытые смыслы, причем одновременно такое видоизменение обычно служит средством концептуального "выдвижения" видоизмененной части фразеологической единицы, а также тех семантических изменений, которые произошли в результате преобразования состава фразеологизма:

 

"Лечись - иль быть тебе Панглоссом,

Ты жертва вредной красоты -

И то-то, братец, будешь с носом,

Когда без носа будешь ты" (А. Пушкин. Эпиграмма) [13, с.28].

 

Видоизмененные фразеологические единицы по большей части относятся к средствам представления планируемых автором, обязательных для восприятия скрытых смыслов.

Неполные и семантически избыточные конструкции обладают значительными смысловыми возможностями в силу того, что они своей лингвистической природой предназначены выражать подтекстное (скрытое) содержание художественного текста. Выразительность различных незамещенных позиций связана с особого рода воздействием на читателя: недоговоренность стимулирует воображение ("деавтоматизирует" восприятие), то есть дает практически неограниченные возможности для "достраивания" художественных скрытых смыслов.

Неполные конструкции, по характеру выражаемых скрытых смыслов, можно разделить на восполняемые в контексте и те, которые достраиваются только за счет привлечения внетекстовой информации, находящейся в фонде "фоновых" знаний читателя. Если первые (обычно формально неполные) служат знаком скрытой эмоционально-экспрессивной, а также модально-концептуальной информации (отнесение в подтекст события, "выводимого" из контекста), имеют концептуальный характер, автор как бы приглашает читателя ответить на вопрос: почему для ранее названного в контексте или однозначно прессупозиционально восстанавливаемого события применена в данном случае структурно неполная единица), то вторые (обычно формально полные, но семантически неполные) призваны актуализировать "внетекстовой"смысл, и в этом плане они приближаются к несобственно языковым способам выражения скрытых смыслов - языковым знакам с внетекстовой семантической нагрузкой (скрытая информация в этом случае может быть как фактуальной, так и модально-концептуальной).

"Турбину толстый, золотой, с теплыми руками, сделал чудодейственный укол в здоровую руку, и через несколько минут серые фигуры перестали безобразничать" (М. Булгаков. "Белая гвардия") [13, с.23-30].

Употребление синтаксических единиц в несвойственной им позиции предполагает нарушение их функциональных возможностей и позволяет концептуально выделить данную единицу. Например:

"Отец мой был похож на ворона" (начало рассказа И. Бунина "Ворон").

Указывать на существование скрытых смыслов могут специальные графические знаки: пунктуационные, курсив, разрядка и т.п., которые сами по себе имеют достаточно абстрактное значение, но могут служить знаком присутствия в тексте скрытой информации.

Пунктуационная система художественного текста включает в себя как регламентированные действующими правилами, так и нерегламентированные знаки препинания, в число последних входят знаки-штампы, используемые рядом авторов для выражения типовой скрытой информации, и собственно авторские знаки, употребляемые в данной функции только одним автором и его младшими последователями и подражателями. Нерегламентированная пунктуация является знаком существования разных видов скрытой информации (фактуальной, модально-концептуальной, эмоционально-экспрессивной), причем различные виды информации представлены обычно в нерасчлененном виде:

"Он пошел по двору, опять остановился, поднял голову: уходящая все глубже и глубже ввысь звездность и там какая-то страшная черно-синяя темнота, провалы куда-то… и спокойствие, молчание, непонятная великая пустыня, безжизненная и бесцельная красота мира…безмолвная, вечная религиозность ночи… и он один, лицом к лицу со всем этим, в бездне между небом и землей…" (И. Бунин. "Зойка и Валерия").

В данном отрывке многоточие передает как высокую эмоциональность повествования, так и концептуальную важность отделяемых многоточием элементов текста.

Нерегламентированная пунктуация не может сама, вне словесного контекста, выражать скрытую информацию, но лишь указывает на ее присутствие. Вербализация такой скрытой информации всегда имеет налет субъективности, хотя и не беспредельной: возможные границы скрытых смыслов очерчены смысловыми возможностями художественного текста.

Нерегламентированные знаки препинания, а также другие графические средства текста, среди прочих средств представления скрытых смыслов, делаются своей принципиальной семантической производностью: выражаемые ими смыслы всегда обусловлены конкретным содержанием тех языковых единиц, в которых или с которыми они употреблены, тогда как другие видоизмененные образования обладают значительно большей самостоятельностью [13, с.17-34].

 

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...