Неиссякаемый родник красоты

 

Человека окружают вещи. Всюду — дома, на улице, на работе. Вся­кие — посуда, автомоби­ли, станки. Эта «вторая природа», созданная твор­ческим гением человека, отражает уровень разви­тия общества. В то же время весь предметный мир — от детской игруш­ки до гигантского про­мышленного комплекса - влияет на формирование духовного облика человека. Вот почему далеко не безразлично, какие именно вещи нам служат.

Мы с вами свидетели научно-технической рево­люции. Удивительно ли, что окружают нас в основ­ном вещи, изготовленные на заводах и фабриках громадными партиями и поэтому неотличимые друг от друга. Стандарт. В XX веке весь мир почувство­вал, что массовое машинное производство приводит к снижению духовного начала в жизненном окру­жении человека. И люди вновь обратились к тра­диционному творчеству народа, которое всегда уме­ло сочетать полезное с духовным и эстетическим.

Одна из главных особенностей народного декора­тивно-прикладного искусства — рукотворность про­изведений. Каждое изделие народного мастера не­повторимо, оно как бы хранит частичку его души, тепло рук. Рассматривая традиционный хохломской узор — так называемую «травку», мы можем про­следить движения кисти художника. На деревянной ложке хорошо видны следы работы мастера. Всякая ложка индивидуальна, непохожа на другую. Форма ее живая, так как родилась, вылупилась именно из этого куска дерева. Ложка была как бы спрятана в нем, и мастер лишь выявил ее форму. Произведение народного искусства всегда сближает человека с живой природой, которой современному человеку подчас так не хватает. Не здесь ли еще одна причи­на нашего повышенного интереса к народному ис­кусству?

В эпоху широкого межнационального общения усиливается внимание народов друг к другу. Инте­ресует и то, что роднит, и то, что отличает народы, придает каждому неповторимый духовный облик.

И вот вместе с голубой керамикой в наш дом при­ходит как бы частичка солнечного Узбекистана. Резная фигурка из моржовой кости — частица самобытной культуры народов Чукотки. А Хохло­ма? Разве это не яркий символ России! Да, все это не просто красивые вещи — перед нами многовеко­вая культура народа. Она во всем: в традиционном материале и приемах его обработки, в форме и пред­назначении предмета, в орнаменте и цветовом строе.

Народное искусство — фундамент национальной культуры. Традиции его складывались веками, лю­бое новаторство проверялось совместным опытом огромного коллектива мастеров. В результате ро­дился изобразительный канон, в котором нашли отражение не только эстетические, но и нравствен­ные представления трудового народа, его нацио­нальный характер и миропонимание, фантазия и особое чувство красоты. Народное искусство во всех своих проявлениях: былинах и сказках, пес­нях и музыке, вышивке и росписи — воспевало луч­шие человеческие качества. Все чаще сейчас гово­рится, что народные художественные промыслы - это своеобразные памятники истории и культуры.

К концу XIX — началу XX века крупное про­мышленное производство победило кустаря. Народ­ные мастера в условиях капитализма не выдержали конкуренции с машиной. В индустриально развитых странах традиционное искусство стало угасать, мно­гие его очаги заглохли навсегда.

Второе рождение в нашей стране оно пережило с выходом на историческую арену широких народных масс. В 1920 году было принято постановление «О мерах содействия кустарной промышленности». В последующие годы был возрожден ряд художествен­ных ремесел, народное искусство получило возмож­ности для дальнейшего расцвета. Качественно но­вый этап открыло принятое в декабре 1974 года по­становление «О народных художествен­ных промыслах». В нем говорится:

«Народное деко­ративно-прикладное искусство является неотъемле­мой частью культуры, активно влияет на формирование художественных вкусов, обогащает профессиональное искусство и выразительные средства промышленной эстетики».

Восста­новлены и успешно развиваются такие уникальные виды народного творчества, как среднеазиатская голубая керамика, пензенская игрушка, грузинская синяя набойка и алванские ковры, узорное ткачест­во ивановских мастериц, якутские изделия из меха и архангельские — из мореного дерева. В Белорус­сии, где во время войны были уничтожены все про­мыслы, идет их широкое возрождение.

Центральной в народном искусстве стала фигура мастера, художника, у которого свой почерк, своя творческая индивидуальность. Регулярно проводят­ся выставки их произведений. Большой отряд масте­ров — члены Союза художников. Подрастает и достойная смена. При многих промыслах организованы художественные училища, где юноши и девушки овладевают секретами ремесла.

Если вам ближе живопись или графика, скульп­тура или дизайн, не торопитесь проходить мимо ка­жущихся вам «простыми» изделий народных масте­ров. Вспомните, как любили искусство родного на­рода А. Венецианов и В. Суриков, В. Васнецов и А. Рябушкин, М. Врубель и Б. Кустодиев. Изучая народное творчество, можно многое понять, многому научиться.

Например, тому, как умело пользоваться выра­зительными качествами материала. Чтобы камень оставался камнем, дерево — деревом. Народному мастеру свойственно тонкое понимание цвета, его декоративных и эмоциональных качеств. И здесь бо­гатые возможности для постижения живописных ре­шений, применяемых в народном искусстве. Форма изделий проста, но всегда логична и выразительна. Возьмите вятскую игрушку — как торс, юбка и го­лова просто, даже примитивно сделаны и собраны в фигуру. А в целом образ интересный, типаж очень характерный.

Всегда в народном искусстве подкупают доброта, искренность, непосредственность. И поразительная свобода исполнения! Здесь нет «замученных» вещей. Этой творческой раскрепощенности тоже следует учиться. Она приходит не сразу — через годы упор­ного труда.

Разнообразен сегодня процесс познания. Об окру­жающем мире ребенок узнает не только из уст ма­тери и бабушки, из песни и сказки. Очень о многом рассказывают ему телевидение, интернет, книги. Но песня и сказка, краски народных росписей и узоры ковра ему по-прежнему необходимы. И наша общая задача: сохранить все это ради настоящего и буду­щего.

 

Если бы мне предложили по­добрать эмблему для народ­ного искусства, я выбрал бы толь­ко Древо Жизни. Прекрасный этот образ — один из наиболее древних и широко распространен­ных, причем в разные эпохи и у разных народов. Еще важнее дру­гое. Олицетворяя мирное произ­растание всего живого на земле, он глубоко раскрывает самую суть народного искусства. Суть эта — никогда не прекращающее­ся развитие.

Замечено — в жизни народного искусства много общего с жизнью природы. Подобно природе оно отбирает только лучшее и шлифу­ет его столетиями, создавая по­истине совершенные технологию, форму, орнамент, колорит. Со временем все это приобретает ха­рактер традиции: раз достигнутое прекрасное должно сохранить­ся — таково требование народа. Поэтому традиционное творчест­во практически не знает плохих вещей. Бывает, они неумело сде­ланы. Но в подобной неумелости подчас такая сила, такое чувство красоты! За ними не одно поколе­ние безвестных мастеров.

Да, народное искусство всегда в движении. Замечательный ис­следователь его В. С. Воронов любил сравнивать это движение с ходом плота по широкой реке:

«Словно недвижим... дремлющий плот на воде, но это неверно: он движется и преодолевает тысяче­верстные пространства».

И на са­мом деле! В народной орнаменти­ке до сих пор встречаются очень древние мотивы. Но поглядите, как они изменились за долгие ве­ка: орнамент поздних времен сложнее, богаче, изящнее. Подоб­ные изменения говорят о жизнен­ности старых образов: они про­должают волновать людей.

Многие мотивы вошли в твор­чество народа в XVII—XIX ве­ках — источниками служили сти­ли барокко, классицизма, ампира. Однако образы эти становились выражением чисто народного ми­ровоззрения, приобретая нередко даже новый облик. Так, нижего­родские резчики ввели в свои узо­ры листья аканфа, но сделали их очень живыми, гибкими, подвиж­ными. Львы на подоконных до­сках изб явно перекликаются с каменными львами усадеб XVIII века. Но смотрите, как они добродушны: часто такой зверь напоминает пса или кота. Народ­ное искусство никогда ничего не копирует, всегда остается самим собой.

Силы его так велики, что неко­торые ремесла выстояли в борьбе с фабрикой. Они стали основой, на которой возрождалось народное творчест­во в наше время. Однако оно содержит и ряд новых черт.

Каковы современные формы его бытования? С одной стороны, ещетрадиционное искус­ство деревни, связанное с непов­торимым бытовым укладом того или иного народа, особенностями окружающей природы. С дру­гой — развиваются художествен­ные промыслы, многие из которых имеют богатую историю. Напри­мер, хохломская роспись по дере­ву, богородская резная игрушка. А рядом живут виды творчества, возникшие в глубоком прошлом из художественных ремесел горо­да и посада: чернение по серебру Великого Устюга, холмогорская резьба по кости, финифтяные рос­писи Ростова Великого.

Декоративно-прикладное искус­ство дореволюционной России бы­ло по преимуществу крестьянским. Долгое время оно «помнило» о своей связи со старинной сельско­хозяйственной обрядностью, было полно отголосков древних земле­дельческих мифов. Правда, в XIX веке крестьянин часто уже не знал, что означают те или иные образы, и все же по-прежнему признавал за ними силу. Они ни­когда не воспринимались как устаревшие, были органической частью мировоззрения пахаря, так как выражали причастность к труду и природе.

Верили в старой деревне и в си­лу доброй магии. Вот один при­мер. На расписных прялках ча­сто изображали птицу Сирин в окружении фантастических цве­тов. Сладкогласная эта птица жи­вет, по древним поверьям, в раю. Услышав ее дивное пение, люди забываются и в счастливом за­бытьи проводят долгие годы... Но отчего не рисовали Гамаюна и Алконоста — птиц, предвещаю­щих несчастье? Красивая прялка была, как правило, свадебным по­дарком жениха. Преподнося ее, он как бы желал невесте счастья — жизни прекрасной, как песня чудесной птицы. И верил: Сирин поможет этому сбыться.

В наши дни подобные представ­ления отошли в прошлое. Древ­няя символика не исчезла из на­родного искусства и продолжает играть важную роль. Но магиче­ский ореол она утратила. Для сегодняшнего мастера традицион­ные образы стали прежде всего поэтическими мотивами, сказоч­ными темами, которые он часто сочетает с современной символи­кой. Художники некоторых про­мыслов охотно обращаются к те­мам современности. В то же вре­мя они не теряют своей «врож­денной» склонности к сказочности, к фантастической разработ­ке многих образов и сюжетов.

Яркая примета нашей эпохи - рождение новых видов народного творчества. Например, таких за­мечательных художественных яв­лений, как лаковая миниатюра бывших иконописцев Палеха, Мстеры, Холуя. Работы здешних художников насыщены образами советской действительности, не­сут новое сложное содержание, какого не знало дореволюционное народное искусство (можно ска­зать, что содержание постепенно покидало его). Взять хотя бы раз­работку миниатюристами тем рус­ской истории или их богатейшую Пушкиниану.

Многие перемены можно по­нять, только сравнив прежнего ремесленника с народным масте­ром наших дней. Последний бли­же современному художнику. Это образованный, с большим круго­зором человек. Подчас он сам пишет статьи и книги — вспомним «Искусство Палеха» Н. Зиновь­ева. Могло ли быть такое где-ни­будь в XVIII веке? Современные мастера показывают свои работы на крупнейших выставках. Из­вестность многих из них прости­рается далеко за рубежи нашей Родины.

Не значит ли это все, что на­родное творчество в наши дни перестает быть коллективным? Что вековые традиции утрачива­ют живительную силу? Что сов­ременный мастер волен творить, исходя лишь из собственной фан­тазии и вкуса? Давайте пораз­мышляем над этими непростыми вопросами вместе.

Прежде народное искусство бы­ло неотделимо от быта, ненужных вещей крестьянин не делал - каждая имела практическое на­значение. Сегодня соотношение пользы и красоты в изделии не­сколько иное. Мы не ткем сами холст, не пьем из ковшей меды. И хохломскую чашу покупаем, как правило, не потому, что она нам нужна в хозяйстве. Она оча­ровывает нас благородством фор­мы, необычностью «наряда», изяществом росписи. И всегда особым радостным чувством, которое вызывает орнамент. За ве­ликолепную эту красоту мы как бы освобождаем вещь от исполне­ния ее прямой функции и ставим на полку как украшениеинтерь­ера

. Декоративная сторона начи­нает все больше преобладать в произведении народного искусст­ва.

Хорошо ли это? Прямого раз­рыва с традицией как будто нет — при желании вещь можно исполь­зовать. Она словно хранит вос­поминание о службе, которую долго несла. Но ниточка эта столь тонка, что легко может оборвать­ся. Что тогда?

Напомню некоторые неписаные правила — своеобразные законы народного искусства, которым следовали старые мастера.

Пер­вый: форма предмета всегда про­диктована его назначением. По­этому она предельно проста и идеально продумана.

Второй: любая форма — результат особых свойств материала. Глиняный кувшин будет иметь одну конфи­гурацию, таких же размеров де­ревянный — совершенно другую, медный — тоже свою.

Третий: форма предмета и его декор долж­ны соответствовать друг другу.

Итак, важнейшие компоненты произведения — материал, форма, декоративное убранство — нераз­рывно связаны. И форма в этой цепи — центральное звено. А она, как сказано, определяется быто­вым назначением изделия. Если не поверять ее вновь и вновь са­мым простым вопросом: насколь­ко удобно? — тонкая ниточка, о которой мы говорили, порвется...

И тогда на очередной худо­жественной выставке или в мага­зине сувениров мы встретим вещь, явно перегруженную орна­ментом. Взгляните — он сущест­вует словно бы отдельно от пред­мета. Утратив ощущение целого, автор сосредоточил внимание на деталях узора. А это, в свою оче­редь, привело к дроблению цвета, угасанию колорита. Произведе­ния искусства не получилось... В таких случаях мне вспоминает­ся мой учитель, профессор А. В. Бакушинский. Заказывая в Хохломе или на другом промыс­ле что-либо для музея или вы­ставки, он всегда предупреждал мастеров:

«Делайте как прежде, не перебарщивайте с орнаментом. Пусть форма и узор живут вме­сте».

Как видите, определенные пра­вила, которым должен следовать каждый, кто называет себя на­родным мастером, существуют и сегодня. Пусть расширяется его кругозор, усложняется внутрен­ний мир. Все же главное богатст­во он получил в наследство — это народное понимание красоты. На­до умножить его, насколько хва­тит сил и способностей, и пере­дать следующим поколениям. Забвение выверенных столетиями эстетических идеалов обернется творческой неудачей. Правда, не всякий и не сразу понимает это, порой на бесплодные поиски ухо­дят долгие годы.

В старину в жизни простого че­ловека было немало горя. Однако искусство народа на редкость жизнерадостно. Это понятно: за каждой вещью — будь то резная прялка или вышитое полотенце, расписная ложка или тканая ска­терть — талант и труд многих лю­дей, в идеале целого народа. На­циональные представления о кра­соте, несомненно, отразились в ритмах, пронизывающих русский орнамент. Они неторопливы, плавны, величавы, близки ритмам нашей природы. Может ли сегод­няшний мастер, отталкиваясь от более «современных» ритмов -нервных, быстрых, сделать вещь иного строя — мрачную, неприят­ную для зрителя? В принципе да, это нетрудно. Но к народному ис­кусству она не будет иметь ника­кого отношения.

Самое время сказать, как из­менилось в наши дни понятие коллективности этого искусства. Раньше она была стихийным вы­ражением всего крестьянского уклада жизни. Теперь коллектив­ность — сознательное проявление художественного единства масте­ров, работающих на одном про­мысле. Они понимают, что искус­ство их представляет ценность, и гордятся тем, что входят в число его создателей. Сегодняшние художники вдумчиво изучают наследие старых мастеров, бережно развивают заложенные ими тра­диции. Они внимательно следят за творчеством своих товарищей и даже зачастую не могут рабо­тать вдали от них.

Выходы за пределы традиции всегда вызывают горячие споры в коллективе. В конечном счете именно он решает, как дальше развиваться местному искусству. В середине 1930-х годов некото­рые мастера в Мстере начали писать на шкатулках настоящие «картины», очень напоминающие станковые. Это привело к отказу от традиционных приемов роспи­си и поставило под угрозу самое существование мстерского стиля лаковой миниатюры. И промысел не пошел по такому пути.

Не нужно думать, что тради­ция — нечто неприкасаемо ока­менелое. Сила ее как раз в том, что она постоянно отвечает по­требностям жизни и помогает раз­виться таланту новых поколений. Будь иначе, народное искусство давно превратилось бы в холод­ную стилизацию, нужную лишь немногим эстетам. Представьте себе, хохломская роспись с ее бо­гатством растительного узора не всегда была такой! Век назад из нее ушла знаменитая «травка» - искусство Хохломы фактически вырождалось. И вот, исходя из более простого орнамента XIX ве­ка, здешние мастера в 1930-е го­ды создали новые орнаменталь­ные формы, развившиеся в вели­колепное «травное» узорочье, ко­торое мы знаем и любим.

Таких примеров много. Подоб­ные процессы произошли в холмо­горской резьбе по кости, в федо­скинской лаковой миниатюре, в жостовской росписи подносов, в тобольской костяной пластике, в шемогодской резной бересте. Уди­вительно новым и свежим явле­нием предстает перед нами укра­инская настенная роспись, нашед­шая себя в искусстве станкового типа. То же можно сказать о ко­совской керамике, о расписных узбекских блюдах, гончарных грузинских и армянских сосудах, творчестве северных народов.

Народное искусство не знало простой реставрации ста­рых традиций. На их основе соз­давалось новое декоративно-при­кладное искусство, проникнутое подлинной народностью.

...У Древа Жизни глубокие корни и мощная крона. Оно зеле­неет, оно растет в будущее.

 

К. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ

 

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: