Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Почему Гоголь сжег вторую часть «Мертвых душ» и что могло бы быть в третьей части?

Идею «Мёртвых душ» Гоголю подсказал Пушкин. «Пушкин находил, — писал Николай Васильевич, — что такой сюжет «Мёртвых душ» хорош для меня тем, что даёт полную свободу изъездить вместе с героем всю Россию и вывести множество разнообразных характеров». Сам Гоголь считал, что для того, «чтобы узнать, что такое Россия нынешняя, нужно непременно по ней поездиться самому». В октябре 1835 года Гоголь сообщал Пушкину: «Начал писать «Мёртвые души». Сюжет растянулся на предлинный роман и, кажется, будет сильно смешон. Но теперь остановил его на третьей главе. Ищу хорошего ябедника, с которым бы можно коротко сойтись. Мне хочется в этом романе показать хотя бы с одного боку всю Русь».

«Мертвые души» — это центральное произведение Гоголя, в создании которого он видел смысл своей жизни. Николай Васильевич был убежден, что Господь для того и дал ему писательский дар, чтобы создать «Мертвые души». Павел Анненков замечал, что «Мертвые души» «…стали для Гоголя той подвижнической кельей, в которой он бился и страдал до тех пор, пока не вынесли его бездыханным из нее». Сохранилось свидетельство Александра Матвеевича Бухарева, в монашестве архимандрита Феодора, лично знакомого с Николаем Васильевичем: «Я спросил у Гоголя, чем закончатся «Мертвые души». Он как бы затруднился ответить на это. Но я спросил только: «Мне хочется знать, оживет ли как следует Чичиков?» И Гоголь ответил: «Да, это непременно будет» и что этому будет способствовать его встреча с царем». «А другие герои? Воскреснут ли они?» – спросил отец Феодор. Гоголь ответил с улыбкой: «Если захотят». По всей видимости, пути к такому возрождению Гоголь и собирался показать во втором и третьем томах «Мертвых душ»

Первый том «Мертвых душ» создавался в течение семи лет. С каждым годом задуманный как легкий шуточный плутовской роман, этот труд все больше воспринимался писателем как оправдание всей жизни. «Ты спрашиваешь, пишутся ли «Мертвые души». И пишутся, и не пишутся, – отвечал Гоголь в одном из писем. – Пишутся слишком медленно и не так, как бы хотел, и препятствия этому часто происходят и от болезни, а еще чаще от меня самого. На каждом шагу и на каждой строчке ощущается такая потребность поумнеть, и притом так самый предмет и дело связаны с моим собственным внутренним воспитанием, что никак не в силах я писать мимо меня самого, а должен ожидать себя. Я иду вперед, – идет и сочинение; я остановился, – нейдет и сочинение. Поэтому мне и необходимы бывают часто перемены всех обстоятельств, переезды, обращающие к другим занятиям, не похожим на вседневные, и чтенье таких книг, над которыми воспитывается человек». Все чаще Николай Васильевич сосредотачивает внимание на своем внутреннем мире и прибегает к религиозной литературе.

Ради добра. Все пороки, которыми наделены герои «Мертвых душ», очень узнаваемы. Но целью своей Гоголь видел не обличение, а поиск причин падения и – главное – путей его преодоления.

В 1842 году был опубликован первый том «Мертвых душ». Разгорались литературные споры, вызванные появлением «Мертвых душ». В журналах и газетах, в студенческих аудиториях и аристократических салонах шли жаркие дебаты между защитниками и противниками поэмы.

В это время Гоголь отдыхал и лечился в небольшом немецком городке Гастейне. Здесь он встретился со своим давнишним знакомым поэтом Н. М. Языковым. Их частые и продолжительные беседы, совместная жизнь в Гастейне и Риме не прошли бесследно для писателя. Враждебно относившийся к Белинскому, ко всему новому и прогрессивному в общественной жизни России, близкий к окружению "Москвитянина", Языков содействовал обращению Гоголя к религиозно-мистическим идеям. Конечно, влияние Языкова на Гоголя не следует преувеличивать, так как сам писатель в это время постепенно склонялся к тем ложным взглядам, которые в конечном счете привели его к духовному и творческому кризису.

Еще ранее, при встрече с Гоголем в Москве в 1841 - 1842 годах, С. Т. Аксаков с тревогой отметил большие перемены в нем "не в отношении к наружности, а в отношении к его нраву и свойствам. Впрочем, и по наружности он стал худ, бледен, и тихая покорность воле божией слышна была в каждом его слове".

Перед отъездом за границу Гоголь все чаще начал поговаривать о том, что это будет его последнее и самое "продолжительное удаление из отечества", возврат в которое он мыслил "только через Иерусалим".

Пережитые им волнения в связи с изданием "Мертвых душ", постоянные столкновения с Погодиным и другими московскими друзьями, материальная нужда, участившиеся припадки нераспознанной врачами нервной болезни, непроходящее чувство тоски и одиночества вызвали у Гоголя перелом в его душевном состоянии. "Я ничего не умел тебе сказать и ничего не в силах был изъяснить, - писал он позже Погодину. - Я сказал тебе только, что случилось внутри меня что-то особенное, которое произвело значительный переворот в деле творчества моего; что сочиненье мое от этого может произойти слишком значительным". Под своим сочинением Гоголь подразумевал второй том "Мертвых душ", над которым он уже трудился во время второго приезда в Москву.

Последующие за тем годы жизни писателя за рубежом были заполнены бесконечными переездами. Он не мог долго оставаться на одном месте, полагая, что перемена обстановки положительно скажется на его здоровье и настроении. Работа над вторым томом "Мертвых душ" подвигалась медленно, с большим напряжением и перерывами. Гоголь болезненно реагировал на утрату творческой энергии, потерю работоспособности. В своих мыслях он все чаще обращался к богу, изнурял себя духовно и физически молитвами и постами. Он надеялся, что это вернет ему душевный покой и вдохновение, так нужные для завершения второго тома "Мертвых душ".

Писатель внимательно следил за обильным потоком критических статей о его поэме. В письмах к Прокоповичу, Плетневу, Шевыреву он постоянно просил их присылать отзывы, сообщать устные толки о "Мертвых душах". Страстные, пронизанные революционным пафосом выступления Белинского, которые писатель после встреч с критиком в Петербурге ждал с нетерпением, напугали его. Он не предполагал, что "Мертвые души" вызовут такую бурную полемику и что его имя будет связано с той ожесточенной борьбой, которую повели "Отечественные записки" с идеологами самодержавия.

Писателя не удовлетворили и суждения о "Мертвых душах" Плетнева и Шевырева, которых он сам неоднократно просил выступить в печати с разбором поэмы. "Критика придает мне крылья, - писал Гоголь Шевыреву, познакомившись с его статьей о "Мертвых душах". - После критик, всеобщего шума и разноголосья, мне всегда ясней предстает мое творенье... Но какую же пользу может принесть мне критика, подобная твоей, где дышит такая чистая любовь к искусству... Художник-критик должен понять художника-писателя".

В журнальных статьях и многочисленных письмах к писателю друзья выражали недовольство гневной гоголевской сатирой. Они возлагали вместе с тем большие надежды на второй том "Мертвых душ", о предполагаемом содержании которого знали из личных бесед с Гоголем. Писатель старался убедить их в том, что первая часть поэмы есть лишь незначительная пристройка к задуманному им грандиозному продолжению - "светлому зданию", где будут обитать "добродетельные герои", олицетворявшие здоровые стороны современной действительности.

Трагедия Гоголя-художника заключалась в том, что он стремился найти положительных героев среди тех, кого клеймил прежде беспощадным пером сатирика. Презренный мир душевладельцев - крепостников, грубых, чванливых бюрократов, толстосумов-приобретателей, который писатель-гуманист ненавидел и обличал с присущей ему силой гражданского мужества, теперь стал для него объектом поисков высоконравственных "мужей доблести", наделенных "божескими добродетелями".

За время многолетней разлуки с родиной Гоголь, чуждавшийся, по его собственному признанию, вопросов политики, постепенно утратил чувство реальности.

К середине 40-х годов мучительный духовный кризис Гоголя достигает критических размеров.

Он пишет завещание, сжигает рукопись второго тома «Мёртвых душ» и решает уйти в монастырь. Замыслу этому не суждено было исполниться – было решено продолжать работу над поэмой, служа обществу на литературном поприще. Так была возобновлена работа над «Мертвыми душами». А в уме зародилась еще одна идея – стать наставником для находящихся в поиске истинного пути душ. Для этого Николай Васильевич решает собрать в одну книгу всё писанное им в последние годы к друзьям в духе поучений и наставлений. Так появились «Выбранные места из переписки с друзьями». Этот сборник вызвал неоднозначную реакцию общественности, от писателя отвернулись многие друзья. Гоголя обвиняли в прелести и самомнении. Он мучительно переживал провал этой книги и с 1847 года в его письмах уже практически не слышно прежнего высокомерного тона проповедничества и назидания.

Создание второго тома шло трудно и с надрывом. Гоголь старается сосредоточиться на своих духовных переживаниях, соблюдает все посты, читает душеполезные книги и превращается чуть ли не в монаха в миру, подвижника и аскета. В поисках ответов на одолевающие неразрешенные вопросы писатель отправляется в Иерусалим. Но и там не находит утешения. «Мое путешествие в Палестину точно было совершено мною затем, чтобы узнать лично и как бы узреть собственными глазами, как велика черствость моего сердца. Друг, велика эта черствость! Я удостоился провести ночь у гроба Спасителя, я удостоился приобщиться от Святых Тайн, стоявших на самом гробе вместо алтаря, – и при всем том я не стал лучшим, тогда как все земное должно бы во мне сгореть и остаться одно небесное» (Гоголь – В. А. Жуковскому, 28 февраля 1850 г.).

В последние годы жизни Гоголь еще раз вернулся к духовной теме и уже более сдержанно и смиренно написал «Размышления о Божественной Литургии», где высказал все свои мысли о пути спасения.

В ночь с 11 на 12 февраля 1852 года Гоголь снова сжег рукопись второго тома «Мертвых душ». В слезах он признавался знакомому: «Вот что я сделал! Хотел было сжечь некоторые вещи, давно на то приготовленные, а сжег все! Как лукавый силен, – вот он к чему меня подвинул!». Уничтожение рукописи, создававшейся долгие годы, стало для Гоголя трагедией, потрясшей и без того расстроенный рассудок.

«Надо меня оставить; я знаю, что должен умереть», – произносит Гоголь за неделю до своей кончины. Лечащий доктор А.Т.Тарасенков безуспешно пытается отыскать причину болезни и способы лечения. «Никаких объективных симптомов, которые бы указывали на важное страдание», – заключает врач. Современники, видевшие писателя в последние дни, не могли поверить, что меланхолия может стать причиной смерти. «Он все-таки не казался так слаб, чтоб, взглянув на него, можно было подумать, что он скоро умрет. Он нередко вставал с постели и ходил по комнате совершенно так, как бы здоровый», – вспоминал Николай Берг. Гоголь, несмотря на уговоры друзей, продолжал строго поститься, а 18 февраля слёг в постель и вовсе перестал есть. 20 февраля врачебный консилиум принял решение о принудительном лечении. Результатом стало окончательное истощение и утрата сил; вечером того же дня писатель впал в беспамятство.

«Для нас он был не просто писатель. Он открыл нам нас самих», – написал Тургенев после смерти Гоголя. «Мертвые души» стали зеркалом, в которое не страшно смотреться только при одном условии: если в голове звучит ободряющее напутствие автора «Будьте не мертвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом, и всяк, прелазай иначе, есть тать и разбойник».

Песнь о российской бюрократии

О существовании данного славного произведения я узнал по совершенно счастливой случайности. Одно обстоятельство навело меня на мысль поискать то, что было написано о славном творении Николая Васильевича, а именно безграничная любовь к его огромному таланту. Так в мучительных процессах поиска я наткнулся на имя Юрия Арамовича Авакяна, который предпринял смелую попытку реконструировать не только второй том бессмертной поэмы Гоголя, но и додумав ее продолжение, коей является сия книга, только что оказавшаяся мною прочитанная, а именно третий том «Мертвых душ», на содержании и художественных особенностях которого я бы хотел подробнее остановиться.

Признаться честно, я испытывал некий скепсис перед началом ознакомления с сим творением, поскольку боялся разочароваться, однако уже к середине чтения данного произведения был в неописуемом восторге, ибо автору удалось очень органично воссоздать реалии второй четверти XIX столетия и, что называется, вжиться в них. Эта очень смелая попытка оказалась, на мой вкус, весьма успешно реализованной, а именно она обрела масштабные просторы, а сам текст читался на одном дыхании.

Юрию Арамовичу удалось показать настоящую неприглядную Русь со всеми ее недостатками, главным из которых являлась чрезмерная бюрократизация всех областей общественной жизни. Незримой нитью через все произведение проходит мысль о том, что многие беды на Руси — от нерадивых чиновников, содержанием жизни которых является бумагомарание, чинопочитание, сервилизм и стремление выслужиться перед вышестоящим начальником ради получения продвижения по службе, дополнительного дохода или простой благодарности. Чичиков, подобно блуждающему нерву, путешествует по России и навещает обе столицы (вторую лишь косвенно), оказывается в Тьфуславле, Оренбурге, а затем и за Уральскими горами, в городе Собольске. И всякий раз герой сталкивается с чиновниками, которым нужно дать взятку, чтобы обделать дело как можно скорее, чтобы все было «шито крыто». Апогеем его странствий становится встреча с губернатором Тьфуславля Леницыным, который с превеликим удовольствием соглашается помочь Павлу Ивановичу за свой процент. И так везде. На протяжении всего странствия главного героя мы встречаем разного рода и категорий чиновников, и каждый — от мала чина до велика — норовит получить взятку. И покуда на Руси будет подобная система (а она, судя по всему, будет всегда), бессмысленно искать правды. Ее, собственно, Чичиков и не ищет. Его главная цель — личное обогащение, а также навязчивая идея стать «миллионщиком», поэтому когда он, наконец, получает заветный куш в Кредитном банке, его ликованию и душевному трепету нет предела: «Однако же выгорело, выгорело!» — билось в его разгорячённой волнением и спешкою голове. — «Всё, я миллионщик! Миллионщик!» — думал Чичиков, готовый разве что ни криком кричать от счастья; счастья по достигнутой вдруг долгожданной и, казалось бы, несбыточной цели.

Однако эти случайные зигзаги сюжета нужны для того, чтобы создать дополнительные трудности Павлу Ивановичу на пути к заветной цели, мечте всей жизни. И всякий раз он находит способы выкрутиться из подобных щекотливых ситуаций. На помощь Чичикову приходит смекалка, а порой и откровенное вранье, причем он не мучается угрызениями совести, как бывало раньше. В этом плане Ю.А. Авакян сделал своего героя более беспощадным по отношению к окружающим, им движет исключительно жажда наживы, а мораль будто осталась на дне его большого белого чемодана.

Одна из интересных находок автора состоит в том, что он показал нам почти всех героев первого тома. Здесь мы увидим и чету Маниловых, которые очень помогли Чичикову в оправлении очередной справки, и Собакевича, которого Павел Иванович нещадно «нагрел» на несколько тысяч, и уже упомянутый Ноздрев, изменившийся до неузнаваемости волей обстоятельств, и Коробочка (о ней также упомянуто), и, разумеется, Плюшкин. Перемены, произошедшие с последним, и вовсе разительны. Он изменился до неузнаваемости и уже не смотрится «прорехой на человечестве», а несчастным полоумным человеком, которого искренне жаль. Желая сделать своему герою и читателю приятное, Ю.А. Авакян так закручивает сюжет, что Чичиков встречает свою вторую половину в имении Кусочкино. Надежда Павловна, второй год носящая траур по скончавшемуся супругу, на удивление Павлу Ивановичу, отвечает ему взаимностью, чему тот бесконечно рад. С одной стороны, наш герой стремится к покойной оседлой жизни, но, с другой, его по-прежнему движет жажда миллиона, поэтому он оставляет свою возлюбленную и отправляется в длительную поездку по Руси-матушке. За его Анабасисом с интересом наблюдает читатель, а автор безжалостно описывает окружающие его героя реалии. Отдельно следует сказать о стилистике произведения.

Автор пытается «встроиться» в гоголевскую концепцию, и у него это отчасти получилось, но только отчасти, так как местами чувствуется очень явственно, что это не Гоголь. Однако стоит отдать ему должное, весь роман выдержан в одном стиле, что является его несомненным достоинством. В нем есть и лирические отступления, и авторские рассуждения о проблемах Руси, и описания природы. Все это существенно обогатило «Мертвые души». Концовка произведения во многом символична. Это дань памяти гениальному творению Гоголя, который, подобно Чичикову, сжег второй том своей поэмы, тогда как наш герой в приступе горячки сжигает доставшиеся таким трудом пачки с разноцветными бумажками, то есть денежными знаками. Автор беспощаден по отношению к своему герою, но в то же время и справедлив: мысль о том, что наказание обязательно должно настичь преступившего закон, витает над романом как сокол на красной охоте царя Алексея Михайловича. Логично и символично, что такой импульсивный человек, как Чичиков, должен был сойти с ума от своей мнительности в отношении хранящихся под его сидением денег. Он не просто заболевает физически, это намного большее, чем простая простуда, — это самое настоящее помешательство, душевная боль. Кульминацией «припадка» и является сжигание дорогих сердцу нашего героя ассигнаций, это апофеоз его жизни, которая, как оказалась была ненастоящей и просто-напросто прошла мимо него.

Символически заканчивает свой земной путь Павел Иванович Чичиков: ему очень хочется причаститься, но позвать священника нет никакой возможности. Он судорожно ищет хоть какой-нибудь образ в своей каморке, но не находит. Ему мерещится баба в синей «заправке», а также уборщица, в сторону которой он стреляет из купленного пистолета. В конце концов, он видит императора, который говорит ему, что «все будет хорошо». Автор как бы намекает, что его история не заканчивается, ведь, кто знает, возможно, дела Павла Ивановича станет продолжать его наследник, о котором мы узнаем из самой последней строчки романа. Так что это не конец! Возможно, это начало чего-то нового, вот только кто уже напишет продолжение?...

Юрий Арамович Авакян

Мёртвые души

Поэма

Том третий

Перед тобой, дорогой читатель, третий том «Мёртвых душ», который Николай Васильевич Гоголь только задумал при создании первого тома, но ни одной строчки не написал, а второй том постигла печальная участь, о которой знает каждый поклонник творчества Гоголя.

Мечтой жизни Юрия Арамовича Авакяна было воссоздание второго тома поэмы «Мёртвых душ» Николая Васильевича Гоголя. Перед Юрием Арамовичем стояла необыкновенно сложная задача — воссоздать текст второго тома, бережно сохраняя и стиль, и язык автора бессмертного произведения; максимально используя фрагменты оригинального текста, те, что сохранило для нас Провидение.

В 1994 году второй том был воссоздан. Заново были написаны семь глав, те, которые в своё время не пощадил огонь, дописаны недостающие фрагменты второй, четвёртой и заключительной одиннадцатой главы. Второй воссозданный том «Мёртвых душ» — дань безмерного восхищения творчеству великого Человека, преклонении перед его памятью и осуществлённая мечта Юрия Авакяна.

После поступления второго воссозданного тома в продажу, Юрий Арамович получил огромное количество отличных отзывов от читателей. Второй воссозданный том признали не только российские гоголеведы. Отличные отклики приходили и от иностранных рецензентов. Это вдохновило Юрия Авакяна дописать трилогию до конца, как с самого начала и задумывал Николай Васильевич Гоголь.

Юрий Авакян к тому времени тяжело болел и знал, что жить ему остаётся немного. Но не смотря на болезнь он продолжал работать над книгой каждый день. Третий том был закончен в мае 2008 года, а 8 февраля 2009 года Юрий Арамович скончался. Он был похоронен 11 февраля, в день сожжения Гоголем второго тома «Мёртвых душ».

Юрий Арамович долго думал, как завершить третий том, долго сомневался, но всё-таки решил построить судьбу главного героя так, как она заканчивается в этом произведении.

Читатель пусть сам решит, правильно ли поступил автор с героями поэмы, особенно с Чичиковым, судьба которого крайне неожиданна, но другого быть и не могло, так считал Юрий Авакян.

Отдаем на суд читателей это крайне смелое произведение.

Светлана Владимировна Авакян

 

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...