Лекция по теме № 18-19 Философское осмысление новых проблем развития общества

Философия и наука на рубеже XX – XXI веков

 

Формирование нового образа философии, скоррелированного с наиболее актуальными процессами социокультурной динамики на рубеже XX – XXI столетия, осуществляется в процессе постоянного диалога между философским и научным сознанием. Этот диалог позволяет существенно расширить смысловое пространство интерпретаций важнейших проблем современного мира и придать им статус основополагающих векторов цивилизационной динамики в условиях кардинальных изменений в структуре материального и духовного производства.

В последние десятилетия XX в. в культуре современных западных обществ оформляются и заявляют о себе тенденции и течения, инициирующие становление приоритетов философии как социокультурного феномена XXI в. К этим тенденциям можно отнести кризис техногенной цивилизации и глобальные проблемы современности; противоречия социодинамики, обнаруживающие себя в потенциально-возможном конфликте различных типов социума и цивилизационных структур; феномен информационной революции и становление нели­нейных и виртуальных моделей жизни сознания. Данные тенденции в развитии современных обществ инициируют активные философские дискуссии и поиски новых образцов и парадигм философствования. При этом акцент переносится на такие сферы и области фило­софского знания, как философия и общество: границы и возможности ком­муникативной компетенции; философское обоснование постнеклассической научной рациональности; новые образы знания и реальности в эпоху информационной революции; феминистский поворот в культуре и философии; социокультурный статус философии эпохи модерна и постмодернизма и другие.

Одной из актуальных проблем, определяющих приоритеты современных философских дискуссий является вопрос о судьбе самой философии как атрибутивном компоненте в структуре классических версий западноевропейской культуры. Он неоднократно становился предметом акцентированных дискуссий, порождая самые разные проекты трансформации языка и целей философствования в условиях радикальной смены аксиологического строя культуры. В ХХ столетии нередко эти проекты приобретали характер откровенно пессимистических констатаций «конца философии» и «смерти метафизики» как реальных референтов духа и ценностей эпохи Просвещения. Одна из последних версий этого умонастроения связана с критическим анализом «проекта модерна» и развитием постмодернистского стиля философствования.

Постмодернизм, как модный термин, в современной литературе трактуется весьма широко и зачастую его семантика определяется не столько фиксированным набором сущностных признаков, сколько контекстом и условиями использования данного понятия. Вместе с тем наиболее обоснованной и часто встречающейся интерпретацией постмодернизма выступает его понимание как своеобразной «идеологии» постиндустриальной эпохи. Именно в этом значении он противостоит эпохе и культуре «модерна». В искусствоведении слово «модерн» чаще всего употребляется для обозначения особого художественного стиля в культуре ХХ века. В философских дискуссиях последних десятилетий понятие «модерн» закрепилось за исторической эпохой нового и новейшего времени с характерными для нее особенностями социального и культурного развития. Важнейшей из этих особенностей считается непрерывная модернизация и стремление к нововведениям в противоположность традиционным культурам с их установками на консервацию и сохранение ценностей и стилей жизни. Чаще всего началом эпохи модерна считают «век Просвещения», а конец ее связывают с социокультурными изменениями последних десятилетий ХХ века и процессами глобализации в современном мире. В чем же усматривают важнейшие черты «проекта модерна» как социокультурного феномена. Обычно к ним относят следующие его особенности:

1. Провозглашение модернизации магистральной стратегией развития общества. При этом она трактуется как нерасторжимое единство дифференциации социальной деятельности и ее всеобщей рационализации и инструментализации. Происходит отделение знания от религии, наука дистанцируется от философии, морали и искусства.

2. Субъект, познающий мир в соответствии с требованиями теоретического разума, провозглашается исходным пунктом философии. Индивид выступает как потенциальный носитель рациональности, которую он привносит в производство, в политику, общение, культуру, повседневную жизнь.

3. Для модерна характерны культ науки и «сциентизация» любого знания, а также проистекающая отсюда вера в социальный и научно-технический прогресс.

4. Развитие и обоснование идеи господствующей и контролирующей рациональности, которая понимается как инструмент тотального господства человека над природой, эффективного контроля и власти общества над индивидуальной волей и желаниями субъекта.

Эти характеристики эпохи модерна обнаруживали себя в политике, праве, религии, литературе, искусстве. Однако именно философия выразила их в обобщенной и универсально значимой форме.

Постмодернистские дискуссии начались с резких и решительных обвинений в адрес эпохи модерна и ее базовых ценностей, с критики идеи рациональности жизни и мышления.

В широком философском и социально-культурологическом смысле термин «постмодернизм» впервые употребляет А. Тойнби в 1947 году в своей книге «Изучение истории» для выражения идеи конца западного господства в религии и культуре. В 80-х годах ХХ века французский философ Ф. Лиотар определил постмодернизм как «скептицизм по отношению к метанарративам». При этом метанарративыон понимает как любые идеи и концепции, претендующие на объяснительную силу и истинность в духе традиций Просвещения с его установками на демократию, прогресс и рациональность.

Следует отметить, что подобный скептицизм и критика философских претензий разума не являются чем-то принципиально новым в философии. Достаточно упомянуть имена Ф. Ницше, М. Хайдеггера, Г. Зиммеля и многих других мыслителей не столь далекого прошлого, чтобы убедиться, что критика рационалистически-просветительской парадигмы мышления была нередко востребована в философском познании. Однако к последней трети ХХ века она вспыхнула с новой силой.

Поворот от модернизма к постмодернизму в этот исторический период связан прежде всего с переходом от европоцентризма к глобальному полицентризму, разрушением колониальных империй и возникновением глобальных проблем современности. Ценности науки, техники, индустрии и либеральной демократии утрачивают свой абсолютный характер. Им на смену приходят иные ценностные приоритеты: производство информации вместо производства вещей; утверждение пригородного, а не городского стиля жизни; индивидуальная значимость биологического и психологического, а не физического времени; доминирование нелинейных процессов и темпоральных структур над линейными. Существенные изменения происходят в сфере искусства, которое все в большей мере ориентируется на массовую аудиторию, переходя от вербальности к телесности, используя жест, ритуал, шоу-технологии. Постмодернистская культура в целом акцентированно ориентируется на воображение и иллюзии, мир бессознательного, который наиболее соответствует хаотичности и эфемерности современной социальной реальности.

Борьба за новые ценности началась в конце 50-х годов ХХ века в дискуссиях о новейших тенденциях в литературном творчестве. Впоследствии, в 60-70-х годах, дискуссии о постмодернизме перенеслись в сферу архитектуры, живописи и других видов творчества. При этом искусство модерна объявлялось элитарным, в то время как постмодернистское искусство ориентировалось на массовую аудиторию и преодолевало барьеры между элитой и широкой публикой. В 60-70-е годы заметно оживились и собственно философские дискуссии на тему постмодернизма.

В литературе, посвященной проблемам формирования философской доктрины постмодернизма, обычно выделяют два этапа. Первый этап – связан с развитием базовых идей постмодернистской философии на основе реинтерпретации концепций постструктурализма и постфрейдизма: идеи Ж. Лакана о воображаемом и символическом; теория деконструкции Ж. Деррида и ее применение в эстетике; концепция «ризомы» Ж. Делеза и Ф. Гваттари; концепция «симулякра» Ж. Бодрийара и др.

Второй этап – развитие философии постмодернизма в собственном смысле слова. Хотя следует оговориться насчет того, что в современной культуре постмодернизм присутствует не столько в форме завершенной эстетической концепции или сложившегося философского направления, сколько как интегральная фиксация постнеклассических тенденций в духовной жизни западной цивилизации конца ХХ века. К наиболее известным представителям постмодернистской философии обычно относят следующих авторов: Ж. Бодрийар, Ж. Делез, Ф. Гваттари, Ж.-Ф. Лиотар, Ж. Деррида, Ю. Кристева (Франция); Дж. Ваттимо (Италия); Х. Кюнг, Д. Кампер (Германия), Ф. Джеймисон, Р. Рорти, И. Хассан (США) и др.

Каждый из указанных представителей философии постмодернизма прошел достаточно сложный и индивидуальный путь формирования собственных представлений о роли и функциях философской рефлексии в современной социокультурной ситуации Запада. Каждый из них является автором весьма оригинальных идей и концепций (теория «номадического мышления»; «шизоанализ»; «деконструкция»; идея «нарративности»; феномен «интертекстуальности» и др.). Вместе с тем, следуя известному теоретику постмодернизма И. Хассану, можно выделить некоторые типичные для большинства авторов идеи и философско-методологические ориентации. К ним относятся:

1. Установка на анализ и осмысление маргинального материала культуры в формах не монологического мышления, а «диалогического воображения».

2. Принципиальный фрагментаризм философского анализа, который имманентно связан с недоверием к любому «тотализирующему синтезу»; склонность к методам «коллажа», «вырезок» и «врезок», парадоксам и мозаичности мышления.

3. Утверждение идеи «смерти автора», означающее, что отвергаются все каноны и авторитеты, а также отрицается сама возможность интеллектуальной власти над читателем.

4. Возвещение о «смерти субъекта», который уже не трактуется как основополагающий принцип философствования и своеобразный центр мысли и переживания.

5. Принципиальное сомнение в гносеологических презумпциях реализма, предполагающее, что далеко не все может быть «показано», «изображено», «иконизировано».

6. Утверждение «иронии» как одной из важнейших установок мыслительного творчества, предполагающей использование языковой игры, аллегорий, парадоксальных суждений и т.д.

7. «Гибридизация» и смешение различных жанров и форм творческой деятельности, растворение философского мышления в стихии художественно-литературных дискурсов.

Перечисляя эти и другие признаки постмодернистского мышления, И. Хассан заключает, что взятые вместе они образуют нечто иррациональное, абсурдное, незавершенное.

Постмодернистская философия олицетворяет принципиальный мировоззренческий переход с позиций классического антропоцентризма и гуманизма на платформу экокосмоцентричного гуманизма, в котором прокламируется установка на идеи культурного релятивизма и отражения самобытности и равноценности всех возможных граней и измерений современной культуры.

Проблематика постмодернистской философии весьма разнородна и плюралистична. Вместе с тем с определенной долей условности в ней можно выделить несколько доминирующих тем. Первая из них – эклектическая. Поскольку познание (в том числе и философское) не ставит перед собой задачу достижения истины, а лишь интерпретирует конкретную, частную ситуацию, постольку допустимо использование различных познавательных средств и самых экзотических их комбинаций, «культурных коллажей». Когнитивным символом постмодернизма становится не «метанарратив» как органичная взаимосвязь традиций, методологий, познавательных стилей, а «музей», как случайная совокупность разных фактов, реликвий, образов, деталей и пр.

Вторая тема – прагматическая. Суть ее состоит в том, что постмодернизм в целом разделяет инструментальную установку познания, согласно которой оценка идеи или интеллектуальной новации осуществляется не на основе истинностной ее интерпретации, а в соответствии с критериями успеха и достижения задуманного. По мнению Р. Рорти, еще со времен Ницше стало ясно, что истина есть вовсе не соответствие наших знаний действительности, а представляет собой лишь «стремление к власти над множеством ощущений», т.е. к их упорядочиванию для достижения необходимой цели.

Третья тема – агностическая. Она выражается в принципиальной констатации истины как сугубо лингвистического феномена. Ни одно значение, говорит Ж. Деррида, не существует вне языка. Знание распадается на вербальные конструкции, используемые различными субъектами, которые преследуют свои познавательные и социокультурные цели. Эти конструкции можно только интерпретировать, но не оценивать по неким всеобщим и универсальным стандартам. Познание, таким образом, превращается в «гибкие сети языковых игр».

Четвертая тема – анархо-демократическая. Постмодернизм отвергает любые метанарративы еще и потому, что они – есть проявление власти над индивидом, они унифицируют, упорядочивают, подавляют и ограничивают. Поэтому, необходимо выступать против них, поддерживать любую «инаковость», многообразие, различие, плюрализм. Отсюда, эпатажные версии демократии, выражающейся в солидарности с любыми формами оппозиции привычному и традиционному (движения феминизма, нетрадиционные ориентации в отношении полов, рас, профессиональных групп и т.д.). Принципиальный плюрализм, горизонтальные связи между индивидами и в противовес вертикальным, сотрудничество и координация, но не власть и принуждение – таковы социальные лозунги постмодернизма.

Таким образом, постмодернистский философский дискурс заменяет рациональную деятельность – игрой, порядок и иерархию – анархией, централизацию – рассеиванием и произвольным комбинированием, этику – эстетикой, метафизику – иронией.

Было бы слишком просто и наивно расценивать эти постмодернистские идеи только как проявление экзотической экстравагантности современного философского мышления. Их возникновение отнюдь не случайно. Оно связано с новыми познавательными и социокультурными феноменами, которые принесла с собой постиндустриальная эпоха. Своеобразным символом этой эпохи является проблема фронтальной критики разума, которая породила феномен своеобразной антиинтеллектуальной моды. Постмодернизм весьма преуспел в следовании этой моде. Его представители произнесли немало обвинительных речей в адрес разума, якобы «тоталитарно» подчинившего себе тело, чувства и действия человека. Логос, наука, закон – эти и многие другие понятия, выражающие традицию рационального отношения к действительности, ответственны за «диктаторское влияние» на общество, человека и историю. Именно поэтому они должны подвергнуться критике, деконструкции и замене иными понятиями и ценностями. Эти и подобные им суждения о тоталитарной природе разума не могут не вызывать обоснованных сомнений. Сегодня, как и раньше, весьма непросто оспорить утверждение Гегеля о том, что человеком и обществом правят скорее неразумие и недомыслие, а вовсе не разум и научная обоснованность.

Чем же предлагает постмодернизм заменить традиционные для эпохи классической философии познавательные ориентиры и ценности? Как правило, это весьма экзотические, периферийные и маргинальные образования культуры. Они зыбки, неустойчивы и ненадежны. М. Хайдеггер связывает их с некими архаическими «первоистоками» метафизики. М. Фуко – изысканиями «археологии» гуманитарных наук. Ж. Деррида – едва уловимой «техникой прочтения письма» и т.д. При этом почти всегда провозглашается особая роль, принадлежащая «сверхавангардному» искусству, которое символизирует собой наиболее суверенную форму бытия свободы. В итоге позитивная программа постмодернизма оказывается весьма уязвимой для критики, неконструктивной и ориентированной на маргинальные общественные явления и социальные силы. И как только речь заходит о необходимости поиска и обоснования реальных решений научных, технологических, социальных проблем, эвристические возможности символов деконструкции и клиповой культуры оказываются более, чем скромными. В таких ситуациях, по-прежнему, востребуются научно и рационально обоснованные методологии решения указанных проблем. Причем это относится не только к сфере теоретического познания, но и к области современных социальных технологий. Поэтому инициированные постмодернизмом феномены радикальной критики научного разума и размывания философской рациональности в формах художественно-дискурсивных практик следует рассматривать и оценивать как кризисные и транзитивные явления в современной культуре.

Одной из характерных особенностей современной эпохи, активно исследуемых как в науке, так и в различных направлениях социальной философии, является феномен глобализации. Корни и предпосылки глобализационных процессов уходят в глубину истории, однако реальное их влияние на темпы и характер социокультурного развития мирового сообщества начинает обнаруживаться лишь к концу ХХ столетия. К этому времени складывается такая система ценностей и императивов развития, в которой доминируют следующие установления:

- права человека имеют основополагающее значение;

- демократия сильнее и предпочтительнее тирании;

- рынок эффективнее плановой командной экономики;

- открытость перспективней национальной изоляции и др.

Эта совокупность ценностей и социальных установок, активным генератором и пропагандистом которых выступил Запад, призвана была утвердить в мировом общественном мнении безусловную приоритетность неолиберальной стратегии развития. В определенном смысле глобализация явилась формой осуществления основных идей и целевых установок данной стратегии.

Термин «глобализация», эпизодически применявшийся с конца 60-х годов, впервые был использован американским социологом Дж. Маклиным в 1981 году как концептуально-теоретический конструкт, призванный выразить характерные особенности социодинамики мирового сообщества в последней четверти ХХ столетия. В этот же период основные терминологические аспекты теории глобализации были разработаны Р. Робертсоном, который в 1983 году в одной из своих статей дает толкование термина «globality», а в 1992 году излагает основы своей концепции в специальной исследовании (Robertson R. Globalization. L., 1992).

Еще не получив системного обоснования и концептуально-теоретической разработки идея глобализации приобрела статус широко распространенной объяснительной модели, призванной оправдать экспансию западных стандартов развития и унифицированных социальных форм жизнедеятельности в ареалы обитания иных культур и цивилизационных общностей. Интенсивность и методы этой экспансии позволили М. Уотерсу сделать вывод о том, что на смену постмодернизму, который был ключевым понятием в культуре 80-х годов, приходит идея глобализации, призванная артикулировать особенности процесса перехода человечества в третье тысячелетие.

Глобализация понимается Р. Робертсоном как становление мира в виде единого или общего социального пространства, обнаруживающего себя в различных культурно-идеологических конструкциях или дискурсах. Поясняя это достаточно случайное опроеделение, Р. Робертсон утверждает, что процесс становления глобального мира достаточно явно обнаруживает себя со II половины XV столетия, когда складываются базисные предпосылки капиталистической системы и происходит распад традиционных социальных общностей (церковь, империи и др.). На втором этапе этого процесса (начиная с 1870 года до середины ХХ века) происходит цивилизационный прорыв, в результате которого возникают национальные государства и вырабатываются юридически закрепленные принципы международных отношений. Наконец, третий этап, символизирующий стадию глобализации в точном смысле этого термина, характерен тем, что национальные системы и идентичности вынуждены приспосабливаться к глобальным обстоятельствам, незападные общества – интегрироваться в структуру мировых отношений и взаимодействий. На этой третьей стадии формирования социальной «глобальности» резко возрастают экологические риски и опасности социальной дезинтеграции, распадается биполярная структура мирового сообщества, размываются экономические и политические компетенции государств и национальных структур управления.

Глобализация, понятая как исторически длительный и хронологически значимый процесс центрирует многие современные концепции и теоретические модели социодинамики. Так, например, П. Бродель и Д. Дельфюс трактуют глобализацию как один из этапов развития именно капиталистической системы. И. Валлерстайн полагает, что она длится уже 500 лет и охватывает историю всей «капиталистической мир-экономики». П.Друкер, Т. Левит связывают начало процессов глобализации с возникновением транснациональных компаний и финансовых рынков 30-40 лет назад.

Большинство исследователей разделяют точку зрения относительно многомерности и хронологической длительности процесса глобализации, который только на исходе ХХ века проявляется наиболее полно и зримо. В качестве важнейших этапов этого процесса обычно выделяют следующие периоды исторического развития европейского и мирового сообщества:

- эпоха Возрождения, как этап своеобразной протоглобализации, обусловивший становление международного рынка, основ правовых отношений между народами, идей гуманизма, способствовавших утверждению единого секуляризированного представления о человеке;

- рубеж XIX-XX веков, когда капиталистическая система хозяйствования происходит в империалистическую фазу и осуществляется реальная интернационализация капиталов;

- середина ХХ столетия, когда итоги второй мировой войны закрепляются в ряде важнейших политико-правовых документов и соглашений, обусловивших фронтальную интеграцию усилий различных стран и регионов мира в политической, экономической и социокультурной сферах (создание ООН в 1944 году, международного валютного фонда – в 1944 году, принятия Всеобщей декларации прав человека в 1948 году и др.);

- последняя треть ХХ века знаменует собой эпоху подлинной глобализации мирового развития, для которой характерны процессы фронтальной транснационализации экономики, создания глобальных финансовых и торговых сетей и корпораций, интенсивного развития информационных и коммуникационных технологий, тотальной массовизации и унификации культуры, регионализации мирового сообщества и образования различных союзов и международных объединений.

Следует признать, что дефицит четких и эксплицитных определений глобализации в подавляющем большинстве современных работ – одна из характерных особенностей нынешнего этапа анализа этого феномена в жанре социально-философских, культурологических и политических исследований. В них, скорее доминирует, описательный, феноменологический подход, в рамках которого в лучшем случае предлагаются некоторые первичные классификации и типологии. Возможно это связано с безусловной сложностью феномена глобализации и понятной в связи с этим осторожностью исследователей при попытках дать ее категориальное определение. Тем не менее большинство экспертов согласны в том, что важнейшими предпосылками глобализации в ее современном варианте явились:

- информационная революция, обеспечившая техническую базу для создания глобальных коммуникационных сетей;

- интернационализация капитала и ужесточение конкурентной борьбы на мировых рынках;

- дефицит природных ресурсов и обострение экологической ситуации во всем мире;

- демографические проблемы и хаотическая урбанизация;

- интенсивное развитие высоких технологий и антропологические рынки постиндустриальной цивилизации.

Исходя из этого, сущность глобализации обычно трактуется как процесс формирования мирового рынка капиталов, товаров, услуг и рабочей силы, планетарного информационного пространства, единого для большинства стран и регионов мира.

В качестве характерного примера одного из типичных определений глобализации можно привести дефиницию, которая предлагается экспертами МВФ. Глобализация – это растущая экономическая взаимозависимость стран всего мира в результате возрастающего объема и разнообразия трансграничных трансакций товаров, услуг и международных потоков капитала, а также благодаря все более быстрой и широкой диффузии технологий.

Для того, чтобы эксплицировать феномен глобализации и осуществить его комплексный, системный анализ в традиции категориально-методологической реконструкции сущности и функциональных характеристик данного явления, необходимо, хотя бы на уровне первичной аппроксимации, зафиксировать наиболее значимые его параметры. Речь идет о вычленении основных измерений или граней глобализации, в совокупности которых проявляется ее сложная и диалектически противоречивая природа.

Прежде всего, необходимо различать глобализацию как объективное явление, обусловленное реальной трансформацией информационно-технологических и производственных процессов в современном обществе, и политику неолиберального глобализма, которая базируется на принципах «Вашингтонского консенсуса» и ориентирована на универсализацию практики рыночной экспансии поверх национальных границ и государственных интересов. Идеологи неолиберализма охотно используют понятие глобализации в целях доказательства естественности и безальтернативности тех социальных изменений, которые реализуются в рамках неолиберальной трансформации сложившихся технологий и форм производственной деятельности. Однако эта стратегия социодинамики все более осязаемо обнаруживает свою глубинную противоречивость и цивилизационную бесперспективность. Она не только консервирует глобальное неравенство как атрибут современного мира, но и стимулирует его прогрессивную динамику.

Чудовищная поляризация богатства и бедности, непримиримая борьба за ресурсы и рынки сбыта, невиданная по своим масштабам и цинизму культурная экспансия с Запада – эти и другие атрибуты политики неолиберального глобализма вызывают вполне объяснимый протест в различных странах и регионах современного мира, способствую разрастанию самых радикальных форм социального экстремизма и фундаментализма.

И все таки глобализация – это, прежде всего, объективный процесс формирования кардинально новой человеческой общности, базирующейся на интеграции и транснационализации экономической, информационной, политической и социокультурной деятельности различных стран и этнотерриториальных комплексов современного мирового сообщества. Сегодня последствия этого процесса обнаруживают себя даже в осязаемых трансформациях социальной структуры различных обществ и национально интегрированных государственных образований. Так рождается общество второго порядка, или мегаобщество, которое, сохраняя формальные характеристики национальных объединений, вместе с тем создает наднациональные корпоративные системы и формы личностной идентификации в них. Транснациональные корпорации с их полиэтническим персоналом, международные профессиональные сообщества, неправительственные организации, неформальные группы по интересам, возникающие на базе Интернета – начинают играть все возрастающую роль в мировой политике и экономике.

Объективное измерение глобализации наиболее рельефно и убедительно обнаруживает себя в развитии мировой экономики. Сегодня едва ли кому нужны особые аргументы, чтобы доказать приоритетность глобальной экономики на пространстве постиндустриального мира.

Не менее очевидным и впечатляющим является и феномен политической глобализации, обнаруживающий себя в совокупности кардинальных изменений институциональной сферы современных обществ. Как известно, в двадцатом столетии страны Запада вступают в фазу «Зрелого Модерна», одной из отличительных характеристик которого является демократизация основ социальной жизни. В этот период существенные изменения претерпевают различные институты национальных гражданских обществ и государственных формирований. Две волны демократизации, завершающиеся к 70-м годам XX века, создают необходимые предпосылки для перехода от биполярной структуры международных отношений к становлению целостного мирового порядка с отчетливой доминантой в нем децентрализованных институтов как органичных компонентов глобальной публичной сферы или универсальных гражданских обществ. В этот период существенно усложняется сфера внегосударственной публичности. Широкое развитие получают так называемые гражданские инициативы, которые берут на себя ответственность за многие глобальные проблемы и межрегиональные конфликты. Появляется слой «новых космополитов», демонстрирующих радикально новые формы межличностных коммуникаций, неподверженных акцентированному влиянию национальных традиций и задающих ценностные ориентации нового образа жизни (Интернет, международный туризм, межнациональные творческие корпорации и др.).

Специфическим измерением глобализации является ее социально-антропологический контекст. Активизация этого контекста задается все более очевидным доминированием связей глобального масштаба, которые приходят на смену традиционных и, как правило, локальных связей и взаимодействий между членами конкретных сообществ (community). Поскольку связи глобального масштаба являются жестко предметными, функциональными и безличными, постольку они инициируют отказ от системы традиционных ценностей, цементирующих лично значимые символы веры и социокультурной идентичности в локальных сообществах. На смену высшим моральным ценностям приходят инструментально эффективные программы деятельности и общения, схемы и ориентации поведенческой активности личности, гарантирующие ей успех и эффективное разрешение возникающих проблемных ситуаций. Наступает эпоха постмодерна с органично присущей ей интенцией на распад ценностей и отказ от классических трансцендентальных иллюзий.

Можно фиксировать и другие не менее важные измерения феномена глобализации, позволяющие представить его как сложный, многофакторный процесс реальной трансформации мирового сообщества в эпоху постсовременности. Однако, при всем многообразии зафиксированных измерений или граней глобализации, необходимо констатировать принципиальную специфичность и концептуальную значимость именно социокультурного аспекта ее анализа и реконструкции.

Акцент на культурном аспекте глобализации позволяет нам зафиксировать ряд весьма важных и нетривиальных утверждений.

Прежде всего, едва ли возможно сегодня трактовать процессы глобализации социокультурного пространства как закономерное следствие модернизации традиционных обществ и архаических социальных структур за пределами западной цивилизации. Чаще всего в рамках модернизационных сценариев воздействие Запада на различные сферы культурной жизни иных цивилизационных образований воспроизводилось в терминах «культурной экспансии», «декультурации», «культурного империализма» и т.д.

Начиная с 70-х годов XX столетия, идеология модернизации в различных ее версиях становится объектом критики и конструктивной трансформации. К концу XX века представляется все более очевидным, что отношения между центром и множеством периферийных и полупериферийных социальных систем в области культуры носят гораздо более сложный и диалектический характер, нежели линейная зависимость традиционных культур от техногенной западной цивилизации.

Конечно, говоря об этом феномене, трудно удержаться от соблазна воспроизвести уже ставшие стереотипными оценки глобализации в сфере культуры как процессы распада и деструкции традиционных моральных ценностей; возникновение пугающих диспропорций между так называемой «высокой культурой» и «популярной, или массовой» культуры, карнавализации культуры, которая благодаря техническим возможностям глобальной коммуникации утрачивает индивидуальное содержание и смысл и превращается в перманентную мозаику визуальных образов и символов клипового сознания.

Однако такая картина культурной глобализации едва ли будет адекватной и системно обоснованной. В работах М.Элброу, Э.Гидденса, И.Тирикьяна, Р.Робертсона и многих других современных исследователей данного феномена подчеркивается, что сущностными характеристиками процесса глобализации в сфере культуры являются следующие ее особенности.

1. Пространственно-географическая акцентация социокультур-ных изменений, раскрытие механизмов взаимопроникновения и диалога различных культурных традиций. Эта акцентация приводит к тому, что время начинает все меньше и меньше значить в постсовременной цивилизации. В некоторых сферах жизни оно настолько сжато, что перестает восприниматься даже как символическая аллегория.

2. Взаимосвязь макро- и микро- уровней в происходящих культурных изменениях. Здесь речь идет о том, что глобализация проникает в самые глубины социальных структур и кардинально трансформирует их сущностные основания на уровне семьи, обычаев, стереотипов поведения, эстетических предпочтений и т.д. Эти трансформации, происходящие на микроуровне человеческого бытия, приобретают статус важнейших социокультурных мутаций, инициирующих глобальные изменения в мировом сообществе благодаря современным системам коммуникации.

3. Активное продуцирование «социокультурных гибридов», в которых ситуативно и механически сочленяются различные традиции, жанры, стили и т.д. Как правило, для них характерны нестабильность, эпатирующая экзотичность, поточные формы производства и короткий период существования (например, в сфере образования, туризма, труда все ощутимее проявляются влияния рекламы, масс-медиа, шоу-бизнесса и т.д.).

4. Процесс интернационализации ценностей и жизненных стратегий поведения и деятельности, предполагающий акцентированное неприятие национально-государственных ориентации в сфере культуры и культурной политики.

5. Подчеркнутый интерес к проблемам пола, телесности, гендерных отношений, т.е. тем феноменам, которые получили название «примордиальных», и, как правило, вытеснялись обществом на периферию культурного пространства, находились под моральным контролем и цензурой.

6. Формирование новой концепции рациональности, в которой в качестве доминирующих утверждаются принципы социокультурного плюрализма, релятивизма и комплиментарности.

Несмотря на то, что глобальная цивилизация, на первый взгляд, интенсивно вытесняет ценности локальных культур на периферию современного социокультурного пространства, в последние годы очевидно заявляет о себе и альтернативная тенденция этнокультурной автономизации и акцентированного стремления народов любой ценой сохранить свою национально-культурную идентичность. В этих условиях весьма актуальной становится проблема поиска и обоснования адекватных форм межнациональных и даже межцивилизационных отношений в современном мире.

Многомерный характер и неоднозначность социокультурных последствий глобализации порождают обилие точек зрения и концептуальных интерпретаций данного феномена в западной и отечественной литературе.

Одни исследователи особое внимание обращают на определяющий статус объективных трансформаций глобализирующегося мира в сфере материально-экономических и финансовых отношений, основанных на институализации мирового рынка, неуклонно возрастающем влиянии транснационального капитала и ТНК (И. Валлерстайн, К. Омаэ, Дж. Нэсбитт, Д. Розенау, В. Иноземцев и др.)

Другие, отдавая предп

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: