Глава 9. Личности. Каждая собака отличается от других, но некоторые собаки отличаются от других больше

Глава 9. Личности

Каждая собака отличается от других, но некоторые собаки отличаются от других больше

Я пишу это спустя десять минут после того, как Люк едва не погиб. Я переполнена страданием от одной мысли о том, что могло бы случиться, и облегчением, потому что это не произошло. Я с трудом могу печатать в данный момент: пальцы онемели, и меня начинает колотить. Не могу вынести мысли о смерти Люка, и осознание того, что он находился на грани трагической гибели всего лишь несколько минут назад, оглушило меня, словно удар об стену.

Мои соседи нашли Люка на дороге примерно в полукилометре от фермы, идущего по середине правой полосы районного шоссе, которое проходит около моей фермы, и доставили его домой. Он был на вершине крутого холма, который начинается сразу за резким поворотом шоссе. Ограничение скорости — 90 километров в час, но люди есть люди, и многие из моих соседей ездят намного быстрее. Видимость на этом участке дороги плохая, и четыре или пять раз в году люди сбивают здесь оленей и затем стучатся в мою дверь в два часа ночи, чтобы вызвать шерифа, в то время как я всматриваюсь из окна под аккомпанемент глухого лая Люка или Тулип. Этим утром на шоссе было особенно много машин, обычное утреннее движение усиливалось настоящим парадом грузовиков с гравием, которые сновали туда-сюда, обслуживая стройку.

Люку одиннадцать лет. Ни он, ни другие мои бордер-колли никогда в их жизни не были на шоссе. Я могу оставить Люка, Лесси или Пип без поводка во дворе на несколько часов (хотя и не практикую это), и они лягут, удобно устроившись, на террасе. Я тщательно обучала их держаться в стороне от шоссе, и из-за этой тренировки и личных качеств, они даже не заносили на него лапу. Олени могут выскочить из моего сада и рвануть через шоссе, мелькая своими белым хвостами, но даже если собаки охвачены горячкой преследования, они остановятся перед проезжей частью. Они не обращают внимания на велосипедистов, бегунов и машины, хотя однажды, выпучив глаза, облаяли лошадь со всадником. Даже Тулип будет сторониться шоссе. Признаться, тренировка этой выдержки заняла у меня несколько лет: Тулип — пиренейская горная собака, чье предназначение — работать независимо, и она особенно своенравна в этом отношении, но на прогулке она обязательно остановится на обочине дороги, даже если преследует оленя. Правда, я никогда бы не оставила Тулип одну вне дома без поводка, поскольку, в конце концов, она ушла бы с места, и риск этого превышает любые прочие преимущества.

В отличие от пиренейских горных собак, генеалогия бордер-колли восходит к роду фермерских собак, которые всегда остаются во дворе, ожидая очередной работы по хозяйству. И так шло до тех пор, пока этим утром Люк, насколько я понимаю, не убежал из дома Как обычно, он и другие бордер-колли находились во дворе, где я разрешаю им по утрам справить свои нужды перед тем, как мы пойдем в хлев, чтобы позаботиться об овцах. Я разговаривала по телефону с офисом, когда подъехала группа рабочих, чтобы завершить работу по разбору моей крыши и замене ее на новую. От этого ужасного мероприятия, грязного и шумного, страдал каждый из нас. Слушать, как стучат восемь часов подряд, достаточно неприятно, но это особенно раздражает, когда стук идет непосредственно над твоим рабочим кабинетом. Все это усугублялось жарой, духотой, температурой за 35 и почти стопроцентной влажностью. Погода была настолько плохой, что один мой ягненок погиб из-за жары. Поэтому я не могла оставить собак в машине или в хлеву. Не имея особого выбора, я решила попробовать поработать дома и понять, сможем ли мы со всем этим справиться.

Когда стук начался, я бросила собакам для поднятия настроения мяч и дала им игрушки, начиненные лакомствами. Им явно не нравился шум, но создавалось впечатление, что они озабочены им меньше, чем я предполагала изначально. Люк и Пип, пожалуй, больше льнули ко мне и быстрее реагировали на звуки по ночам, но во время дневной «канонады» лежали у моих ног. Я думала, что Люк справлялся с ситуацией. Я была не права, и это едва не стоило ему жизни.

Люк, должно быть, покинул двор, когда прибывшие кровельщики вновь начали стук. Я все еще была на телефоне, когда мои соседи Джон и Кони Мьюдор спустя несколько минут появились с Люком. Это чудо, что его не задавили. Я никогда не видела такого интенсивного движения на нашем шоссе.

Я так люблю всех своих собак, что иногда у меня щемит от этого сердце. Но как бы я ни любила каждую из них, к Люку я испытываю особенные чувства. Я влюбилась в него сразу, как его приобрела и все еще отчаянно в него влюблена. Люк — та самая, одна на миллион, собака, которой никогда не будет у большинства людей, даже у тренеров собак и заводчиков, через чьи руки проходят сотни собак. Время от времени кто-нибудь приходит ко мне на семинар и начинает рассказывать о своем эквиваленте Люка — о собаке, настолько особой, что он не может говорить о ней без слез. Быть может, у вас тоже когда-то была собака с такими достоинствами, что ваше сердце вздымалось, когда вы думали о ней. Может быть, такая собака есть у вас сейчас. Значит, вам повезло.

Люк — самая красивая собака из всех, кого я когда-либо встречала. Но я работала с очень многими собаками, имевшими замечательную внешность, но плохой характер, чтобы продолжать придавать значение внешнему виду. Люк выглядит, как красавец Рет Батлер из «Унесенных ветром», но ведет себя, как Эшли — положительный, добрый, этичный Эшли, тот, за которого Скарлетт вышла бы замуж, если бы ее Ю превышал размер ее талии. Люк благороден, искренен и прост. Он обожает людей, но вместо того, чтобы сбивать их с ног в приступе энтузиазма, он подходит к ним и садится рядом, как бы демонстрируя удовольствие от нахождения в столь уважаемой компании. Люк — дзен-собака: он всегда живет в настоящем, всегда излучает то, что воспринимается как духовное свойство мира — Далай Лама среди собак.

Люк любезен с другими собаками и неизменно вежлив с детьми. Он блестящ в пастушьей работе с овцами: атлет, сообразительный и преданный делу. У него замечательное «чувство овец», и он знает лучше меня, что собираются предпринять овцы задолго до того, как они это сделают. Именно Люку я доверяю загнать в грузовик предназначенных для продажи на рынке ягнят. Именно Люка я всегда беру с собой, когда иду на пастбище, на котором пасется агрессивный баран. Именно Люк рисковал собственной жизнью однажды и в итоге, возможно, спас и мою.

Меня тогда загнала в угол хлева Коллин, взбешенная, рогатая овца, которая, похоже, настойчиво стремилась убить меня. Угрюмая шотландская черномордая овца[59] Коллин только что родила ягненка, и я пришла дать ей еды и свежей воды.

Но ее материнская настроенность на защиту обернулась бешенством с красными глазами, и она, опустив голову вниз, раз за разом пыталась вдолбить меня в цементную стену. При каждой атаке я уворачивалась, и она попадала в стену, а не в меня. С каждым ударом хлев сотрясался, куски краски облетали со стен. Я подобрала валявшуюся доску и, когда она приблизилась следующий раз, ударила ею овцу по голове и рогам, надеясь отогнать ее, чтобы прорваться к воротам. Доска сломалась об ее толстый костистый череп так, что от этого удара сотряслись мои плечи. Она, похоже, даже не обратила на это внимание. Я, вообще, думаю, что она мало что могла заметить в этот момент. Это нападение не было рассчитанным. Коллин находилась вне себя: это был тот же тип неистовства, который я наблюдаю у агрессивных собак, полностью выходящих из-под контроля.

Коллин с обезумевшими глазами продолжала бросаться на меня и ударять по стене, куски краски летели, я уворачивалась влево, затем вправо. Мое раздражение сменилось страхом, когда устали ноги и начали дрожать колени. Казалось абсурдом, что я не могу выбраться. Я работаю с агрессивными собаками, большими и маленькими, — собаками, которые ранили людей и которые хотели ранить меня. Собаки каких только разновидностей не бросались на меня с оскаленными зубами, круглыми глазами и тяжелым взглядом. Далеко не первый год я держала овец, в том числе барана, которого назвала Бивисом (хотя ему больше подошла бы кличка Баттхед[60]). Он был настолько агрессивен, что мой 190-сантиметровый друг после контакта с ним пролетел по воздуху метра три. Но на сей раз случилось нечто иное. Я не могла ничего добиться в этой игре и не могла из нее выпутаться. Колин, вооруженная рогами, загнала меня в угол — усталую и одинокую на богом забытой ферме. Это было субботнее утро, и я не должна была прийти на работу до понедельника. Долго бы пришлось ждать помощи, получи я тяжелую рану. Я должна была провести это утро, радуясь своим фермерским заботам и улыбаясь ягнятам, а не находясь в ловушке у этой чертовой, взбесившейся овцы, которая пытается меня убить. В конце концов, она все же задела меня: я получила тяжелый, болезненный порез на правом бедре.

Я помню всю эту картину как поразительно беззвучную, за исключением глухого стука в конце каждой атаки Коллин. Возможно, поэтому звук от ударов лап Люка по верхушке деревянной перегородки стойла остается в моей памяти таким ясным и по сей день, как будто я только что услышала его. Свап. Передние лапы Люка зацепились за верхушку стены стойла и, прежде чем я успела сообразить, в чем дело, он бросился между мной и овцой клубящейся вспышкой черного и белого, направленной, как патрон, на ее голову. Коллин повернулась к нему. Ее низко опущенный нос едва не доставал до хвоста, так что вся ее голова смотрела назад, и только костный участок между рогами был направлен на стоящего перед ней Люка. Теперь она пыталась размазать о стену Люка вместо меня. Люк весил двадцать два килограмма, и если бы она прижала его к цементной стене, он мог бы погибнуть в мгновение ока. Но Люк быстр, как молния, и способнее меня в обращении с агрессивным животным, поэтому вскоре мы оба сманеврировали через загон к воротам, за которыми оказались в безопасности.

Вместе рухнув на солому в хлеву, мы оба тяжело дышали и жадно заглатывали воздух. Бока Люка вздымались, уголки его рта были растянуты в гримасе из-за недостатка кислорода. Из его рта сочилась кровь: два зуба были сломаны выше уровня десен. Тогда меня осенило, что, прыгая в загон, Люк рисковал своей жизнью. Я уверена: он осознавал опасность! У Люка за плечами был многолетний опыт работы с овцами, а собаки, работающие на хердинге, быстро усваивают, какие ситуации опасны, а какие — нет. Люк достаточно часто оказывался между мчащимися копытами и бывал прижатым к стене, чтобы не понимать физики пастушьей работы с овцами. Он ни разу не вел себя таким образом, чтобы его можно было бы заподозрить в боязни быть раненым. Это не потому, что он бордер-колли, это потому, что он Люк.

Пип тоже бордер-колли, но она никогда не поднялась бы против Коллин, даже в обмен на бифштексы и обед до самого конца жизни. Она испытывает ужас перед физической болью и считает, что позволить постричь когти — величайшее проявление героизма. Дочь Люка, Лесси, вступила бы в противоборство с Коллин, хотя, думаю, она была бы по-настоящему испугана, и сомневаюсь, что могла бы выдать такую силу и самоотверженность, которую показал в то утро ее отец. Если бы там оказалась Тулип, она бы бросилась в атаку, как рассерженная медведица. Я в этом уверена, поскольку однажды она проделала подобное, когда баран Бивис зажал меня между землей и оградой и не останавливался даже тогда, когда Люк несколько раз атаковал его в голову[61]. Тулип при этом ревела, как паровоз, рычала, лаяла и сверкала зубами, так что баран развернулся, как испуганный конь, и поскакал прочь. Какой бы дружелюбной ни была Тулип, она не позволит кому бы то ни было нападать на другого, и она может перейти в полную боевую готовность в мгновение ока. Но даже с учетом миротворческих наклонностей Тулип и стремления Лесси делать то, что правильно, я не думаю, что кто-либо из моих собак, за исключением Люка, решился бы на такое: вскарабкаться почти на полутораметровый забор, чтобы прыгнуть в эпицентр схватки. Люк не совершенен, но когда он думает, что кому-то требуется его помощь, рядом едва ли не раздается звук мчащейся кавалерии, представленной его персоной.

Может быть, я так его люблю, потому что чувствую: я всегда могу рассчитывать на его помощь. А может — нет: возможно, это просто объяснение из разряда тех, которые мы придумываем задним числом, чтобы попытаться дать рациональное объяснение нашим чувствам. На самом деле не важно, почему я люблю Люка так, как никогда не любила ни одну собаку. Я просто люблю его, и после того давнего случая в хлеву моя любовь к нему только продолжала расти. Он — моя родственная по духу собака, и если попросить меня перечислить трех моих лучших друзей во всем мире, его имя попадет в этот список. Я до конца своей жизни буду благодарна тому, что он не погиб бессмысленно на шоссе в это утро, когда я вновь осознала, как уникальна каждая собака, и какой глубокой может быть любовь между человеком и собакой.