 |
Тамара Суховей - официантка, 29 лет
|
|
|
|
"...Маленькая, я пришла со школы, легла, а утром не поднялась с кровати. Повезли к врачу - нету диагноза. Тогда кинулись бабок искать, знахарку. Дали нам адрес, полетели по тому адресу. Бабка кинула на карты и говорит матери:
- Придёте домой, распорите подушку, на которой дочка лежит, там найдёте кусок галстука и куриные кости. Галстук - повесьте на кресте при дороге, а кости отдайте черной собаке, дочка встанет и пойдет. Свекруха заколдовала.
Ничего хорошего, красивого я в жизни не видела, и травилась, и вешалась...
Я сама из деревни, приехала в город, всех боялась. Но все едут в город - и я. Старшая сестра тут жила, она меня забрала:
- Поступишь в училище, станешь официанткой. Ты красивая, Томка. Найдёшь себе мужа военного. Летчика!
Первый муж у меня был хромой, маленький. Подруги отговаривали:
- Зачем он тебе? Он больной, скоро умрет. За тобой такие парни ухаживают!
А я с детства любила фильмы про войну, где женщины ждут своих мужей с фронта, хотя бы какой вернулся - без ног, без рук, но живой. К нам в деревню одного привезли без обеих ног, так жена его по двору на руках носила. А он пил, безобразничал. Повалятся, она его подберет, в корыте помоет и посадит на чистую постель...
Я не понимала, что такое любовь, я и сейчас не знаю, что это, я его пожалела, приласкала. Мы прижили с ним троих детей, и он стал пить, гонялся за мной с молотком...
Уже вторым ребенком была беременна, когда из деревни пришла телеграмма: "Приезжай на похороны. Мать". Цыганка перед этим мне на вокзале гадала:
- Ждёт тебя дальняя дорога. Похоронишь отца и будешь долго плакать.
Не поверила. Отец был здоровый, спокойный. Мать пьянствовала, с утра лежит, а он и корову подоит, и картошки наварит, всё сам. Он сильно её любил, она его приворожила, что-то она знала, какое-то зелье.
|
|
|
Сижу у гроба, плачу, соседская девочка мне шепчет:
- Тетя Тома, баба деда чугуном убила, а мне сказала, чтобы я молчала, она купит килограмм шоколадных конфет.
Мне стало страшно, и, когда в хате никого не осталось, все ушли, раздела отца и искала на нем синяки. Синяков не было, только на голове - большая ссадина. Показала матери, она сказала, что это он дрова колол и палка отлетела, ударила. Сижу возле него всю ночь и чувствую, что он хочет мне что-то рассказать... А мать не отходит от нас, трезвая сидит, она нас одних не оставляла, пока мы его не закопали.
Родная мать, она меня родила... Продала она дом, сарай сожгла. чтобы страховку получить, и прикатила ко мне в город. Тут нашла себе другого, и он сына с невесткой прогнал, а ей квартиру отписал. Она их привораживала, она что-то знала, какое-то зелье. А мой за мной с молотком гонялся, пока голову два раза не проломил...
Ничего хорошего, красивого я в жизни не видела...
Прихожу на работу побитая, уплаканная, а надо улыбаться, кланяться. Директор ресторана позвал в кабинет:
- Мне тут твоих слез не надо. У самого жена парализованная дома второй год лежит - и лезет ко мне под юбку...
Мать с отчимом два года не пожила. Звонок:
- Тамара, умер Григорьевич. Приходи, помоги хоронить. Повезем в крематорий.
Мне стало так страшно. что я потеряла сознание.
Очнулась, надо идти. А в голове мысль стучит: вдруг это она его убила, чтобы одной в его квартире остаться, пить, гулять? А?! Она убила и хочет скорее отвезти в крематорий, сжечь? Пока его дети соберутся и старший сын, майор, из Германии приедет, жменька золы останется, сто грамм в белой вазочке. От всех этих потрясений у меня прекратились месячные, два года ничего не было. Когда они снова начались, я просила врачей:
|
|
|
- Вырежьте мне все женское, сделайте операцию. Я не хочу быть женщиной! И любовницей, и женой, и матерью!
Родная мать, она меня родила... Я хотела ее любить... У нее молодой косы были длинные, черные... Красивая...
Как она умирала, как она не хотела умирать... Ей было пятьдесят девять лет: удалили одну грудь, через полтора месяца - другую, а она завела себе молодого любовника. Вызвала нас с сестрой:
- Везите к знахарке... Спасайте!
Она не верила этим бабкам, никому не верила, как нам ее спасать? А ей хуже-хуже, молодой за ней ухаживает, из-под нее выносит, моет. Она не думала умирать.
- Но если, - говорит, - умру, все оставлю ему. И квартиру, и телевизор.
Сестра пригрозила:
- Убью, если ему оставишь. Убью!!
Я их мирила, плакала. Молодая мама была красивая...
Повезли мы с сестрой ее к бабке, на руках из машины вынесли. Бабка помолилась, открыла карты.
- Да? - спрашивает и поднимается из-за стола. - Увозите! Я ее лечить не буду...
Мать нам крикнула:
- Ступайте, я хочу одна остаться!
А бабка нас не пустила из хаты, на карты смотрит и пересказывает:
- Я ее лечить не буду, потому что она не одного в землю положила. А недавно, когда еще на ногах была, ходила, в церкви две свечки надломила... Твою и твою... - Показывает на нас с сестрой.
Мать:
- За здравие детей своих...
Бабка:
- За упокой ты их поставила. Смерти детям просила. Думала, что если их Богу отдашь, то сама останешься. В заклад.
После этого я боялась сидеть с матерью одна в квартире. Взяла с собой свою старшую девочку, а мать бесило, когда та просила есть: она умирает, а кто-то ест, кто-то будет жить. Порезала ножницами новое покрывало на кровати, скатерть со стола, чтобы никому не осталось, когда её не будет. Я водила ее в туалет, выносила, мыла. Она не стеснялась, она на пол, в постель... чтобы я убирала. Не хотела умирать... Мстила...
Открыли окно... На первом этаже... Сирень пахнет... Она дышит-дышит ею, не надышится...
- Принеси, - попросила, - веточку.
Я принесла. Она взяла ее в руки, а та в одну минуту засохла, листья скрутились.
Тогда она ко мне:
- Дай за твою руку подержаться...
А меня та бабка предупредила, что человек, который творил зло, долго умирает, мучительно. Надо или потолок разбирать, или все окна в доме вынуть, по-другому душа его не уйдет, из тела не поднимется. А руку давать нельзя - болезнь перекинется.
|
|
|
- Зачем тебе моя рука?
Она молчит. Притаится.
Она до конца мне не показывала, где её одежды лежат, в которых хоронить. Деньги. Я боялась, что ночью она нас с дочкой задушит подушками. Глаза прикрою, а сама подглядываю: как это душа из неё вылетит? Какая она? Куда поднимется?
День лежит, два, перестала разговаривать. Я побежала в магазин, попросила соседку посидеть с ней, посторожить. Та вяла её за руку, и тогда она умерла... В последнюю минуту что-то крикнула, непонятное...
Я сама ее мыла, одевала. Пришли её подруги, уворовали телефон, новые тарелки. Приехала моя средняя сестра из деревни. Мать лежит... Она ей, мертвой, глаза открывала...
- Зачем ты мать мертвую трогаешь?
- А помнишь, как она в детстве над нами издевалась. Я ее ненавижу.
- У нее волосы были длинные, черные...
- Дура! Ты все по звездам прыгаешь.
В детстве я снила сны, что по звёздам прыгаю. С одной звезды на другую, как по камням в реке.
Делить вещи начали еще ночью, еще не похоронили, гроб не унесли. Старшая сестра плакала, а средняя паковала телевизор, швейную машинку, золотые сережки с мертвой сняла. Назавтра кремировали и отвезли урну в деревню, положили мать рядом с нашим отцом. Есть тот свет или нет? Где-то же они встретятся...
Старшая сестра вышла второй раз замуж и уехала в Казахстан. Я её любила, я как чувствовала, мое сердце подсказывало:
- Не выходи за него замуж, - почему-то второй ее муж мне не понравился.
- Он хороший, я его жалею.
Мы с ней на похоронах матери разговаривали. Сидели. И он с ней по-хорошему, ласково, я даже позавидовала. Через десять дней получаю телеграмму: "Тетя Тома, приезжайте. Умерла мама. Аня". Это девочка ее, одиннадцать лет, на телеграмму прислала.
Он её убил, он её ногами, руками убил и изнасиловал мёртвую. На работе сказал, что жена умерла, ему дали тысячу рублей, он их отдал дочке, а сам явился в милицию с повинной. Девочка сейчас у меня живет, учиться не хочет, она напуганная, и у нее что-то с головой, ничего не запоминает.
|
|
|
Ему присудили - десять лет. Он ещё к дочке вернётся...
...С первым мужем я развелась и думала, что никогда больше замуж не выйду. Я стала бояться мужчин... Когда сестру убил... Меня шутя кто-то обнимет, я вырываюсь. Кричу. Как я второй раз вышла замуж, сама не пойму. Он вернулся из армии контуженный, раненый. Десантура... Тельняшку не снимает... На Кавказе воевал, только не разобралась с кем, там же все свои люди живут. Советские. Кто в него стрелял? В кого он стрелял? На минах подрывались... Со своей матерью он в соседнем подъезде жил... Выйдет вечером во двор с гармошкой, играет. Всегда что-нибудь жалобное.
Пришел ко мне. Стали мы жить. Поздороваюсь с кем из соседей, постою во дворе.
- Ну что, уже договорились?
- Саша, ты что?
- Я тебя, сучку, знаю. Жалостливая! Все вы...
Выпьет, тогда ласковый, мягкий. Трезвый скрипит зубами, ему надо или ударить, или обидеть, чтобы кто-нибудь плакал, кричал. Тогда ему хорошо. Детей бьёт, самый маленький его любит, лезет к нему, а он его подушкой. Так тот теперь, когда он заходит в дом, бежит скоренько в свою кровать и - спать, глаза закрывает, чтобы не били, или все подушки под диван прячет.
Выпьет, и один рассказ: как ехали на бэтээрах... Первая машина взорвалась... А он ехал на второй... Я его раньше слушала и плакала, а теперь... Гармошку его ножом проткнула, слышать не могу... Он наутро проснулся: кто? Я ему сочинила, что он сам, по пьянке... Не поверил - бутылкой из-под пива меня по голове...
Ночью лежу, он храпит. Думаю: он меня всё равно убьет, лучше я сама себя убью. Днём одолжила у соседки уксусную эссенцию, огурцы на зиму закатывала, встала, открыла эту бутылку и выпила... Он проснулся. Я по полу ползаю, из меня дым идет... Дети закричали. Вызвали "скорую"...
Ничего хорошего, красивого я в жизни не видела... Мне умирать не страшно... Навещал вчера в больнице, пьяный:
- Я ковер продал... Дети голодные...
Мой ковер! Я год на него деньги копила, по десяточке откладывала. В очереди за ним стояла. А он за три дня пропил... Девчата с моей работы прибегали:
- Ты смотри, Тома, чтобы он там пьяный детей не позадушивал, они плачут. А эту старшенькую, одиннадцать лет, от сестры, сама знаешь...
Если я вернусь домой, и он не принесёт назад ковер... С голубыми цветами, как звездочками... Два на три... Он пришел ко мне с полотенцем и ложкой... В одной тельняшке... Раненый, контуженный... Я хотела его на руках носить... Как в кино... Если я вернусь, и он не принесёт назад ковер...
Я никогда не думала, что могу человека убить..."
|
|
|
