Александрийская война (неизвестного автора) 2 глава

Хотя он удивлялся тому, что Магий, которого он отправил с поручением к Помпею, не возвращается к нему с ответом и хотя этими повторными попытками парализовались его планы и энергичные решения, тем не менее он полагал необходимым во что бы то ни стало держаться своего принципа. Поэтому он послал для переговоров к Скрибонию Либону легата Каниния Ребила (49), его близкого друга, и поручил ему уговорить Либона выступить посредником в деле мира. Но главным требованием Цезаря было личное свидание с Помпеем. Он высказывал свою полную уверенность в том, что если это свидание состоится, то им легко будет прийти к мирному соглашению, приемлемому для них обоих, и тогда, если по инициативе Либона и при его содействии будут прекращены военные действия, то на его долю выпадет большая честь и слава. Либон тотчас же после разговора с Канинием отправился к Помпею. Немного спустя он сообщил Канинию ответ Помпея: консулов нет налицо, а без них нельзя вести переговоры о соглашении. Таким образом, Цезарь должен был признать, что пора наконец отказаться от этих слишком частых и напрасных попыток и думать только о войне.

27. Когда, после девятидневной работы, у Цезаря уже было готово около половины осадных сооружений, вернулись в Брундисий посланные назад консулами из Диррахия суда, которые перевезли туда первую половину войска. Помпей — потому ли, что на него произвели впечатление осадные работы Цезаря, или потому, что он с самого начала решил оставить Италию, — с приходом кораблей стал готовиться к отъезду. На тот случай, если бы при атаке Цезаря его солдаты ворвались в город как раз во время отправления, Помпей приказал заложить ворота, застроить улицы и площади, перерыть улицы поперечными рвами и натыкать в них заостренные колья и стволы. Эти рвы были потом заполнены фашинами и землей. Подходы и обе улицы, которые вели к гавани вне городской стены, были перегорожены громадными заостренными бревнами, вбитыми в землю. После всех этих приготовлений он приказал солдатам без шума сесть на корабли, а готовых к бою добровольцев-ветеранов со стрелками и пращниками поставил небольшими группами в разных местах на стене и на башнях и распорядился отозвать их с постов по условленному сигналу после посадки всех других солдат на корабли; с этой целью он оставил для них на удобном месте быстроходные гребные суда.

28. Брундисийцы, возмущенные притеснениями со стороны Помпеевых солдат и оскорбительным обращением самого Помпея, сочувствовали делу Цезаря. И вот, когда суетливая беготня озабоченных солдат убедила их в приготовлении Помпея к отъезду, они все стали сигнализировать Цезарю из домов. Узнав этим путем в чем дело, Цезарь приказал солдатам вооружиться и держать наготове лестницы, чтобы не упустить случая к нападению. Перед наступлением ночи Помпей снялся с якоря. Стоявшая на стене стража была отозвана оттуда условленным сигналом и поспешила знакомыми путями к кораблям. Цезаревы солдаты приставили лестницы и взошли на стены, но брундисийцы предупредили их насчет скрытых рвов и частокола. Тогда они остановились, и брундисийцы провели их обходными путями до гавани. Здесь они при помощи челноков и лодок остановили и затем захватили два корабля с Помпеевыми солдатами, застрявших у Цезаревых плотин.

29. Хотя Цезарь считал самым целесообразным средством для окончания войны собрать флот и преследовать Помпея за морем, прежде чем он упрочит свое положение заморской помощью, однако он боялся, что это может надолго задержать его, так как Помпей собрал к себе все корабли и этим совершенно отрезал возможность немедленного преследования. Кроме того, для этой цели пришлось бы ожидать кораблей из довольно отдаленных местностей Галлии, Пицена и [Сицилийского] пролива. А в данное время года это, очевидно, было делом довольно затруднительным. Помпей же тем временем в его отсутствие формировал бы сильные отряды из своих ветеранов, закреплял бы за собой расположение обеих испанских провинций, одна из которых и без того была ему очень обязана, набирал бы вспомогательные войска и конницу и старался бы склонить на свою сторону Галлию и Италию. Все это для Цезаря было очень нежелательно.

30. Итак, Цезарь оставил план немедленного преследования Помпея и решил отправиться в Испанию; дуумвиры (50) всех муниципиев получили от него приказ собрать корабли и доставить их в Брундисий. Легата Валерия он послал с одним легионом в Сардинию, а пропретора Куриона с тремя легионами — в Сицилию; ему же он приказал по занятии Сицилии немедленно переправиться с войском в Африку. Сардинией управлял М. Котта, Сицилией — М. Катон, Африку должен был получить по жребию Туберон. Как только каралитанцы узнали, что к ним посылают Валерия, они еще до его отъезда из Италии сами выгнали из города Котту. Последний в ужасе — так как он видел, что вся провинция единодушно настроена в пользу Цезаря, — бежал из Сардинии в Африку. Катон чинил в Сицилии старые военные корабли и приказывал общинам поставить новые. Все это он делал с большим усердием. В Лукании и Бруттии он производил через своих легатов набор римских граждан, а с общин Сицилии требовал определенных контингентов конницы и пехоты. Когда почти все эти задачи были выполнены, он узнал о приближении Куриона и стал жаловаться на сходке, что он брошен на произвол судьбы и предан Помпеем, который при полной неподготовленности взял на себя ненужную войну, а на запрос Катона и других сенаторов с уверенностью заявил, что вполне к ней готов. После этих жалоб на сходке Катон бежал из провинции.

31. Получив оставленные наместниками Сардинию и Сицилию, Валерий и Курион прибыли туда со своими войсками. Туберон по прибытии в Африку нашел эту провинцию во власти Аттия Вара. Последний после упомянутой потери своих когорт под Ауксимом поспешно бежал прямо в Африку. Пользуясь тем, что там не было власти, он самовольно захватил провинцию, произвел набор и сформировал таким образом два легиона. При его знании людей и местности и вообще знакомстве с провинцией ему нетрудно было осуществить эту попытку, так как несколько лет тому назад он получил эту же провинцию вслед за исполнением должности претора. Когда Туберон подходил со своей эскадрой к Утике, Вар не пустил его ни в город, ни в гавань и не позволил даже высадить на сушу его заболевшего сына, но принудил сняться с якоря и удалиться отсюда.

32. По окончании всех этих операций Цезарь отвел своих солдат в ближайшие муниципии, чтобы дать им на время отдых от работ, а сам отправился в Рим. Созвав заседание сената, он перечислил все оскорбления, нанесенные ему врагами. Он сослался на то, что он отнюдь не стремился к какой-либо незаконной почести, но выждал установленный законом срок для консульства и довольствовался тем, что предоставлено всем гражданам. Предложение принять во внимание на ближайших выборах его заочную кандидатуру было внесено всеми десятью трибунами в консульство самого Помпея>(51). Против него возражали только его враги, но особенно ожесточенно боролся Катон, старавшийся, по своей старой привычке, аннулировать целые дневные заседания своими затяжными речами. Если Помпей не одобрял этого предложения, то зачем он позволил вносить его, а если одобрял, то почему воспрепятствовал Цезарю воспользоваться милостью народа? Далее Цезарь выставлял на вид свою уступчивость, именно то, что он сам от себя заявил требование о роспуске армий, нанося таким образом ущерб своему собственному положению и сану. С другой стороны, он ссылался на упрямство врагов, которые отклоняют от себя то, чего требуют от других, и предпочитают всеобщий переворот отказу от военной власти и войск. Затем он подчеркивал несправедливое отнятие у него легионов, жестокое и высокомерное ограничение прав народных трибунов; упоминал о мирных предложениях, которые он делал, о переговорах, которых он просил и в которых ему отказывали. Ввиду этого он настоятельно предлагал сенаторам взять на себя заботу о государстве и управлять им сообща с Цезарем. Но если они из страха будут уклоняться от этого, то он не станет им надоедать и самолично будет управлять государством. Следует отправить к Помпею послов относительно соглашения; при этом он не боится недавнего заявления Помпея в сенате, что тем, к кому отправляют послов, придают значение, а со стороны посылающих — это признак страха. Это заявление свидетельствует о мелочности и слабости характера. Но сам он желает быть выше других своей справедливостью и гуманностью так же, как прежде старался превосходить их своими воинскими подвигами.

33. Сенат одобрил предложение отправить послов, но не находилось людей, которых можно было бы послать; каждый — главным образом из страха — отказывался за себя лично от должности посла. Ибо Помпей при отъезде из Рима сказал в сенате, что он будет ставить на одну доску тех, кто останется в Риме, с теми, кто окажется в лагере Цезаря. Так прошло целых три дня в этих рассуждениях и извинениях. Враги Цезаря даже подбили народного трибуна Л. Метелла расстраивать это дело и противодействовать вообще всем предположениям Цезаря (52). Поняв его умысел и понапрасну потеряв несколько дней, Цезарь не пожелал еще тратить время, но оставил Рим, не исполнив намеченных планов, и направился в Дальнюю Галлию.

34. Здесь он узнал, что Вибуллий Руф (53), которого он несколько дней тому назад взял в плен в Корфинии и отпустил, послан Помпеем в Испанию; что Домиций отправился для занятия Массилии с семью гребными судами, которые он набрал в Италии и в Косанской области у частных лиц, посадив на них своих рабов, вольноотпущенников и арендаторов (54), что уже отправлены из Рима на родину послами знатные молодые массилийцы, которых Помпей при своем отъезде из Рима уговаривал не забывать из-за недавних услуг Цезаря о тех благодеяниях, которые он сам раньше оказывал их городу. В результате этих наставлений массилийцы немедленно заперли перед Цезарем ворота, вызвали к себе альбиков (варваров, которые издавна находились под их покровительством и жили на горах над Массилией), свезли хлеб из соседних местностей и крепостей в город, устроили в городе оружейные мастерские и начали ремонтировать стены, ворота и флот.

35. Цезарь вызвал к себе из Массилии коллегию «пятнадцати первых» (55) и указал им, что Массилии не следует брать в свои руки военную инициативу, они должны скорее последовать авторитетному примеру всей Италии, чем повиноваться воле одного человека. Привел он и другие доводы, которые, по его мнению, способны были образумить их. Послы сообщили у себя дома содержание его речи и вернулись с следующим ответом, основанным на постановлении их сената: они видят, что римский народ разделился на две партии. Не подлежит их суду и не соответствует их силам решение вопроса о том, какая из двух сторон стоит за более правое дело. Главы этих партий — Гн. Помпей и Г. Цезарь — патроны их общины: из них один от лица государства уступил им земли вольков, аремориков и гельвиев, другой подчинил им побежденных на войне саллиев и этим увеличил их доходы. Поэтому на одинаковые их благодеяния они должны ответить и одинаковым отношением к ним, не помогать одной стороне против другой и не принимать их ни в городе, ни в гавани.

36. Во время этих переговоров Домиций прибыл со своими кораблями в Массилию, где его приняли и назначили комендантом города с предоставлением ему высшего руководства войной. По его приказу массилийцы разослали свой флот по разным направлениям, захватили, где можно, грузовые корабли и отвели их в гавань. Те суда, у которых не хватало гвоздей, леса и снастей, употреблены были на оснастку и починку других; хлеб, сколько его нашлось, свезен был для общественного употребления; остальные товары и провиант они также приберегли на случай осады города. Цезарь был возмущен такими враждебными мерами и привел к Массилии три легиона. Для осады города он решил подвести башни и крытые навесы и построить в Арелате двенадцать кораблей. Через тридцать дней с того дня, как начали рубить лес, они были построены, вооружены и приведены в Массилию; командиром над ними он назначил Д. Брута, а легата Требония (56) оставил для осады Массилии.

37. Среди этих приготовлений и распоряжений Цезарь послал вперед своего легата Г. Фабия (57) в Испанию с тремя легионами, расквартированными на зимние стоянки в Нарбоне и его окрестностях, и приказал быстро захватить Пиренейский хребет, который в то время занимал легат Л. Афраний своим отрядом. Остальные легионы, зимовавшие на далеком от него расстоянии, должны были подвигаться за ним следом. Фабий, как ему было приказано, поспешил сбить отряд Афрания с хребта и ускоренным маршем направился против главных сил Афрания.

38. С прибытием в Испанию Л. Вибуллия Руфа, который, как указано, был отправлен туда Помпеем, Помпеевы легаты, Афраний, Петрей и Варрон, из которых один занимал с тремя легионами Ближнюю Испанию, другой с двумя легионами — Дальнюю от Кастулонского хребта до Аны, третий с таким же количеством легионов — область веттонов от Аны и Луситанию, распределили между собой свои обязанности следующим образом: Петрей со всеми своими силами должен был двинуться из Луситании через область веттонов к Афранию, а Варрон со своими легионами — прикрывать всю Дальнюю Испанию. После этого соглашения они потребовали конницы и вспомогательных войск — Петрей от всей Луситании, Афраний от Кельтиберии, кантабров и всех варваров, живших по соседству с Океаном. Получив эти подкрепления, Петрей быстро прошел через область веттонов, соединился с Афранием, и они решили сообща вести войну под Илердой вследствие удобства местности.

39. Как было выше указано, у Афрания было три легиона, а у Петрея два; кроме того, когорт из Ближней Провинции, вооруженных короткими щитами, и из Дальней Испании, вооруженных малыми щитами, — всего около восьмидесяти, — и сверх того конницы из обеих провинций до пяти тысяч человек. Цезарь же заранее послал в Испанию шесть легионов, пеших вспомогательных войск пять тысяч человек, конницы три тысячи — эти силы были при нем во все предыдущие войны — и столько же из той части Галлии, которую он сам покорил, причем он вызвал поименно самых знатных и храбрых людей из всех общин; к ним он присоединил бравых молодцов из аквитанов и горцев, живущих на границе провинции Галлии. Он слыхал, что Помпей идет через Мавретанию с легионами в Испанию и скоро будет на месте. Вместе с тем Цезарь занял денег у военных трибунов и центурионов и распределил их между своими солдатами. Этим он вдвойне выиграл; займом он привязал к себе центурионов, а щедростью купил расположение солдат.

40. Фабий (58) стал посылать к соседним общинам письма и гонцов, чтобы познакомиться с их настроением. На реке Сикорисе он успел построить два моста на расстоянии четырех миль друг от друга. По этим мостам он посылал своих людей за фуражом, так как все запасы по сю сторону реки были использованы им в течение предыдущих дней. Почти то же самое и по той же причине делали вожди Помпеева войска, и вследствие этого дело часто доходило до конных стычек. Раз, по ежедневному обыкновению, вышли сюда для прикрытия фуражиров два Фабиевых легиона и по ближайшему мосту уже перешли через реку, причем за ними шел обоз и вся конница. Вдруг от сильных ветров и разлива реки мост обрушился, и оставшаяся масса оказалась отрезанной. Петрей и Афраний догадались об этом по дереву и хворосту, которые несла река. Тогда Афраний быстро перевел по своему мосту, который был соединен и с городом и с лагерем, четыре легиона и всю конницу и пошел навстречу двум Фабиевым легионам. При известии о его приближении командир легиона Л. Планк был вынужден необходимостью занять возвышенность и, чтобы не быть окруженным конницей, выстроил свои силы на два фронта, друг другу противоположных. Благодаря этому он мог выдержать сильную атаку легионов и конницы, несмотря на численное превосходство неприятеля. Во время завязавшегося конного сражения обе стороны заметили издали знамена двух легионов, которые Фабий послал дальним мостом на помощь нашим, предположив то, что и случилось в действительности, именно что вожди противников воспользуются счастливым случаем для внезапного нападения на наших. Приход этих легионов прервал сражение, и оба вождя увели свои легионы обратно в лагерь.

41. Через два дня после этого Цезарь с девятью сотнями всадников, которых он оставил при себе для своей личной охраны, прибыл в лагерь. Разрушенный бурей мост был уже почти восстановлен: Цезарь приказал окончить работу еще ночью. Познакомившись с характером местности, он оставил для прикрытия моста и лагеря шесть когорт, а также весь обоз; а сам двинулся к Илерде со всеми силами, построив их в три линии, остановился перед самым лагерем Афрания, пробыл там некоторое время под оружием и предложил сражение на удобном месте. Тогда Афраний вывел свои войска и поставил их посредине холма перед лагерем. Но сражение не состоялось из-за Афрания. Когда Цезарь в этом убедился, то он решил разбить лагерь приблизительно в четырехстах шагах от подошвы горы; а чтобы во время производства работ внезапные атаки неприятелей не устрашали солдат и не мешали им работать, он запретил укреплять его валом, который по своей высоте, естественно, был уже издали заметен, но приказал ограничиться только проведением спереди, против неприятелей, рва в пятнадцать футов шириной. Первая и вторая линии оставались под оружием в своем первоначальном расположении, а скрытая за ними третья работала над проведением рва. Таким образом, вся эта работа была окончена, прежде чем Афраний мог заметить, что лагерь укрепляется. Под вечер Цезарь отвел легионы за этот ров, где они и провели ближайшую ночь под оружием.

42. Следующий день он пробыл со всем войском за рвом. Так как материал для плотины приходилось искать далеко, то он пока ограничился продолжением вчерашней работы: а именно каждый легион должен был укрепить один бок лагеря и провести ров такой же ширины, как первый; а остальные легионы были выстроены в боевой готовности и в полном вооружении против неприятеля. Афраний и Петрей с целью устрашения и помехи работам вывели свои войска к самой подошве горы и стали беспокоить наших атаками. Несмотря на это, Цезарь не прервал своих работ, вполне полагаясь на свои три легиона и на прикрытие, образуемое рвом. Неприятели задержались недолго и, несколько отойдя от подошвы холма, увели свои войска назад в лагерь. На третий день Цезарь укрепил лагерь валом и приказал перевести к себе обоз и остальные когорты, находившиеся еще в прежнем лагере.

43. Между городом Илердой и ближайшим холмом, который был занят лагерем Петрея и Афрания, была равнина шагов в триста шириною: приблизительно на середине ее находился довольно высокий холм. Если бы Цезарю удалось захватить и укрепить его, то он, несомненно, мог бы отрезать противника от города, моста и от всего провианта, свезенного ими в город. В надежде на это он вывел из лагеря три легиона и, выстроив их на удобном месте, приказал антесигнанам (59) одного из них бегом занять этот холм. Афраний понял намерение Цезаря и немедленно послал более кратким путем когорты, стоявшие на карауле перед лагерем, для захвата того же пункта. Завязалось сражение, и так как афранианцы достигли холма раньше, то наши были отброшены и, вследствие подхода к неприятелю резервов, вынуждены были повернуть тыл и отступить к подходившим легионам.

44. У неприятельских солдат был особый способ сражения: сначала они набегали с большою стремительностью, смело занимали позицию, не слишком держа при этом строй, сражались небольшими группами и рассыпным строем; если же их теснили, то они не считали позором подаваться назад и оставлять занятое место. Они привыкли к своего рода варварскому способу сражения от постоянных войн с луситанами и другими варварами, так как на солдат вообще оказывают большое влияние нравы тех стран, где они долго стоят. Во всяком случае, этот способ смутил наших непривычных к тому солдат: когда неприятели выбегали поодиночке, им казалось, что их обходят на незащищенном фланге; а сами они считали своим долгом держать строй, не покидать знамен и без уважительной причины не уходить с занятой позиции. Поэтому, когда антесигнаны были расстроены, то легион, стоявший на том фланге, не удержал позиции и отступил на ближайший холм.

45. Так как это неожиданное и необычное отступление привело в полное замешательство почти весь фронт, то Цезарь, ободрив солдат, повел на помощь 9-й легион, остановил неприятеля, надменно и энергично преследовавшего наших, и вынудил его, с своей стороны, повернуть тыл, отступить к городу Илерде и стать под его стенами. Но в пылу сражения солдаты 9-го легиона, увлеченные желанием загладить понесенный урон, опрометчиво погнались за далеко убегающим неприятелем, зашли на неудобное место и подошли к самой горе, на которой лежал город. Когда они хотели отсюда отступить, то враги с более высокого места начали их теснить. Место это было с двух сторон отвесным и настолько узким, что на нем могли помещаться лишь три выстроившихся когорты; таким образом, ни с боков не могли подойти к ним подкрепления, ни конница не в состоянии была помочь им, когда им становилось трудно. А со стороны города шла покатость с легким уклоном, длиной около четырехсот шагов. Здесь и приходилось отступать нашим, неосторожно попадавшим сюда в пылу увлечения; сражение шло на месте, которое было неудобно и своей узостью, и тем, что наши стояли у самой подошвы горы, так что все метательные снаряды попадали в них без промаху. Однако благодаря своей храбрости и выносливости они стойко держались, не смущаясь никакими ранениями. Но у врагов силы все увеличивались, и Афраний часто посылал из лагеря через город свежие когорты на смену уставшим. Цезарь также был вынужден отправлять на то же место в подкрепление свежие когорты и уставших выводить из боя назад в лагерь.

46. Такое сражение длилось пять часов подряд, и неприятель очень теснил наших благодаря своему численному превосходству. Наконец, они, издержав все снаряды, обнажили мечи, бросились в гору в атаку на когорты, убили нескольких человек, а остальных принудили повернуть тыл. Только тогда, когда неприятельские когорты были прижаты к стенам и отчасти, в страхе, загнаны в город, для наших было облегчено отступление. Со своей стороны, наша конница, хотя она и стояла внизу в долине, с большою храбростью пробилась с обоих боков на гору и, разъезжая между двумя фронтами, сделала для них отступление более удобным и безопасным. Так, с переменным успехом, шло это сражение. Наших в первой схватке пало около семидесяти человек, в том числе центурион 1-го гастата (60) 14-го легиона, Кв. Фульгиний, который достиг этого ранга из низших чинов за свою выдающуюся храбрость; раненых было больше четырехсот. Из афранианцев убиты были центурион первого ранга, Т. Цецилий, четыре других центуриона и более двухсот солдат.

47. Что касается суждений об этом дне, то каждая сторона приписывала себе верх. Афранианцы — хотя по общему признанию они были слабее — ссылаясь на то, что они довольно долго держались в рукопашном бою, выдержали нашу атаку, с самого начала заняли выгодную позицию, именно холм, из-за которого завязалось сражение, а в первой же стычке заставили наших повернуть тыл; наши же вступили в бой на невыгодной позиции с более многочисленными врагами, выдержали пятичасовое сражение, с обнаженными мечами взошли на гору, заставили врагов повернуть тыл на более высокой позиции и загнали их в город. Тот холм, из-за которого завязалось сражение, неприятели укрепили сильными сооружениями и поставили там прикрытие.

48. Через два дня после этого приключилась и еще одна внезапная неприятность: поднялась такая буря, что, по общему мнению, никогда в той местности не было такого большого наводнения. Со всех гор обрушился растаявший снег, реки даже в самых высоких местах вышли из берегов, и оба моста, построенные Фабием, были снесены в один день. Это обстоятельство создало для Цезаревого войска большие затруднения. А именно: его лагерь, как было выше указано, находился между двумя реками — Сикорисом и Цингой, расстояние между которыми достигало тридцати миль. Ни одной из них теперь нельзя было перейти, и по необходимости пришлось ограничиваться этим узким местом. Те общины, которые примкнули к Цезарю, не могли подвозить хлеба; зашедшие слишком далеко фуражиры были оторваны реками и не могли вернуться; наконец, и главный транспорт со съестными припасами, который шел из Италии и Галлии, не мог достигнуть лагеря. А время года было самое неблагоприятное: запасного хлеба уже не было, а новый еще не совсем поспел; соседние общины были истощены, так как Афраний свез почти весь хлеб в Илерду еще до прихода Цезаря, а что оставалось, то Цезарь издержал в предыдущие дни; скот, мясом которого можно было бы на первое время облегчить голод, соседние общины угнали из-за войны в отдаленные места. Того же, кто далеко заходил за фуражом или за хлебом, преследовали легковооруженные луситаны и знакомые с местностью солдаты из Ближней Испании с малыми щитами; им нетрудно было переправляться через реку вплавь, так как, по распространенному там обычаю, они выступают в поход не иначе, как с мехами.

49. Наоборот, войско Афрания было богато всевозможным провиантом. Много хлеба Афраний успел запасти и свезти еще раньше, много свозилось со всей провинции, под рукой был также большой запас фуража. Все это вполне безопасно доставлялось по мосту у Илерды из заречных местностей, не пострадавших от войны, к которым Цезарь вообще не имел доступа.

50. Упомянутый разлив продержался несколько дней. Цезарь сделал попытку восстановить мосты: но ни высота воды в реке не допускала этого, ни расположенные по берегу неприятельские когорты не давали кончить работу. Они без труда могли мешать ей как по самому характеру берегов реки и вследствие ее разлива, так и потому, что они обстреливали со всей береговой полосы одно, и притом узкое, место. Наоборот, нашим трудно было работать на очень быстрой реке, не попадая при этом под метательные снаряды.

51. Афраний получил известие, что большой обоз с провиантом, державший путь к Цезарю, остановился у реки. Это были стрелки из области рутенов и всадники из Галлии с большим количеством повозок и, по галльскому обыкновению, с большим багажом. Там было, кроме того, около шести тысяч всякого рода людей, включая рабов и детей, но не было никакого определенного порядка, никакого определенного руководства: каждый поступал по-своему, и все совершали путь без страха, с той же вольностью, с какой они путешествовали в прежние времена. Среди них было также много молодых людей из знатных семейств, детей сенаторов и всадников, были посольства от отдельных общин, были даже послы Цезаря. Всех их задерживал разлив реки. Для внезапного нападения на них Афраний выступил ночью со всей конницей и тремя легионами и, послав перед собой конницу, напал на них врасплох. Однако галльские всадники быстро изготовились и приняли бой. Пока можно было сражаться одинаковым оружием, они, несмотря на свою малочисленность, выдерживали натиски большого числа врагов; но как только начали приближаться знамена легионов, они, потеряв несколько человек, двинулись на ближайшие горы. Задержка, вызванная этим сражением, оказалась для наших спасительной: они выиграли время для отступления на высоты. В этот день мы потеряли около двухсот стрелков, несколько всадников, небольшое число погонщиков и некоторую часть обоза.

52. В довершение всего, поднялись цены на хлеб. Это повышение цен, как почти всегда бывает, было тягостно не только вследствие нужды в данный момент, но и вследствие страха за будущее. Цена дошла уже до пятидесяти денариев за модий: (61) недостаток питания успел ослабить силы солдат, а между тем лишения со дня на день увеличивались. Таким образом, в несколько дней произошла огромная перемена в общем положении: наши должны были бороться с нуждой в предметах первой необходимости, тогда как у врагов всего было вдоволь, и они теперь были, по-видимому, сильнее наших. Поэтому Цезарь потребовал от примкнувших к нему общин поставки мелкого скота, так как хлеба у них самих было мало; кроме того, он рассылал своих погонщиков по более отдаленным общинам и сам всеми возможными средствами старался смягчить эту нужду.

53. Петрей и Афраний со своими друзьями подробно и с большими преувеличениями сообщали об этом в Рим. Многое присочиняли и городские слухи, так что война казалась почти оконченной. Когда эти письма и вести приходили в Рим, то все спешили в дом Афрания с торжественными поздравлениями. Многие отправлялись из Италии к Гн. Помпею — отчасти чтобы первыми принести это известие, отчасти чтобы не возбуждать подозрений, что они сначала выжидали исхода войны и явились к нему позднее всех других.

54. При таком бедственном положении, когда все дороги были отрезаны пехотой и конницей Афрания и нельзя было докончить постройку мостов, Цезарь приказал своим солдатам строить корабли такого типа, какому его научил опыт, приобретенный в прежние годы в Британии (62). Киль и ребра делались из легкого дерева, а остальной корпус корабля плели из прутьев и покрывали кожей. Когда они были готовы, он привез их ночью на повозках, связанных парами, на двадцать миль от лагеря, переправил на них через реку солдат, внезапно захватил холм, лежавший у самой реки, и быстро укрепил его, прежде чем противники могли это заметить. Потом он переправил на другой берег легион и начал с двух сторон наводить мост, который через два дня был готов. Таким образом, и транспорт с провиантом, и люди, отправившиеся за хлебом, безопасно достигли его лагеря, и подвоз хлеба был теперь налажен.

55. Еще в тот же день он перевел через реку значительную часть всадников. Напав на фуражиров, которые этого не ожидали и беззаботно рассеялись по окрестностям, они захватили много вьючных животных и людей, а когда на помощь посланы были когорты с малыми щитами, они умело разделились на два отряда: один должен был стеречь добычу, а другой — сопротивляться неприятельским атакам и отбивать их. Таким образом, одну из когорт, которая неосторожно выбежала вперед за линию фронта, они отрезали от других, окружили и уничтожили, после чего сами благополучно и с большой добычей вернулись по тому же мосту в лагерь.