Аристотель и классификация суждений

 

Аристотелю принадлежит первая в истории науки классификация суждений. Суждения он различает:

1) по качеству– в зависимости от того, являются ли они утвердительными или отрицательными;

2) по объемуохватываемых в суждении понятий (или предметов);

3) по модальности.Особо стоит рассмотрение суждений по их истинности.

Аристотель определяет суждение как «речь, что-нибудь о чем-нибудь утверждающую или отрицающую». Слова, взятые вне связи, отдельно, не означают ни утверждения, ни отрицания, «но утверждение (или отрицание) получается вследствие связи этих слов друг с другом».

Поскольку суждение носит утвердительный или отрицательный характер, оно может быть истинным или ложным, ибо «ведь всякое утверждение (или отрицание), по-видимому, или истинно или ложно». Истина будет там, где утверждению или отрицанию в бытии будет в точности соответствовать утверждение или отрицание в суждении. Нарушение истины неизбежно, если в суждении будет утверждаться то, что отрицается в бытии, и отрицаться то, что в бытии утверждается.

В простом указании на качество суждения (утвердительное оно или отрицательное) еще не содержится характеристика его истинности, ибо и истинными и ложными могут быть как утвердительные, так и отрицательные суждения. И все же Аристотель выше ценил суждения утвердительные, ибо они дают положительноезнание. Утвердительное суждение, даже если оно не носит общегохарактера, имеет большую определенность, чем отрицательное. В последнем дается не столько положительное знание о предмете, сколько указание на то, что предмет должен быть исключен из некоторой группы объектов. Вот почему принцип «положительного доказательства» вообще лучше отрицательного.

Это не лишает отрицательных суждений научной ценности. Особая значимость этой группы суждений состоит в том, что они, будучи противопоставлены утвердительным суждениям, способствуют открытию объективного противоречия в вещах. Мы имеем здесь, по словам Аристотеля, «противопоставление одного другому». «…Утверждение противолежит отрицанию… так противолежит [одно другому] и самое дело, выражаемое через то и другое суждение…».При помощи утвердительных и отрицательных суждений можно выразить как истину, так и ложь. Что же мыслитель называет истиной и что ложью? «…Говорить, что сущее не существует или несущее существует, это – ложь, а говорить, что сущее существует и несущее не существует, это – правда». Среднего же суждения, находящегося где-то между истиной и ложью, как правило, быть не может. В суждении «одно всякий раз обязательно являет правду, другое – неправду».

Единственный случай, когда утвердительное или отрицательное суждение не обязательно ведет к истинным или ложным выводам, допускается Аристотелем для обозначения будущихсобытий. Эта догадка Аристотеля основана на диалектическом ходе мыслей. Речь и мнение «способны принимать противоположные определения. В самом деле, одна и та же речь кажется истинной и ложной: например, если истинно утверждение, что кто-нибудь сидит, то, когда он встанет, это же самое утверждение будет ложным». «У сущностей их свойства, меняясь сами, усваивают противоположные определения. Ставши холодным из теплого, оно (такое свойство) изменилось (ибо получило другое качественное выражение)… речь и мнение, будучи сами по себе во всех отношениях неподвижными, остаются совершенно без изменений, но вследствие движения в предмете для них получает силу противоположная оценка: действительно, речь (утверждение) остается все та же…, но в результате происшедшего движения в предмете она оказывается иногда истинной, иногда ложной».

Такое признание возможности перехода в противоположность было выражением диалектических исканий и запросов живой, творческой мысли Аристотеля.

О различии суждений по объемуАристотель писал: речь «бывает или всеобщей, или частной, или неопределенной. Всеобщей я ее называю, когда [некоторое А] присуще или не присуще всякому [В], – частной, когда [А] присуще или не присуще некоторым или не всем [В], а неопределенной, когда [А] свойственно или не свойственно [В], но без указания, всем ли или части; таковы, например, суждения: «противоположности изучаются одной и той же наукой», или: «удовольствие не есть благо» \ Единичное суждение относится лишь к одному данному предмету, частное имеет дело с видом, охватывая целый ряд явлений в пределах вида, общее же суждение не может допустить ни одного исключения: оно должно относиться ко всем предметам данного вида, как, например, в суждении: «все люди смертны».

То, что Аристотель назвал неопределенным суждением, по своему существу совпадает с общим суждением, и в последующем развитии логики неопределенные суждения не признавались за особую разновидность.

Особое значение придавал Аристотель различию суждений по модальности,т.е. по тому, высказываются ли они о действительном, необходимомили возможномбытии.

В суждениях о действительном бытии дается лишь констатация того, что есть. Таковы суждения: «рыба – существо бескровное», или «человек – животное одушевленное».

Для научного исследования, по Аристотелю, гораздо большее значение имеют суждения, высказывающиеся о возможном и необходимом.

«Невозможное» Аристотель определяет, как «то, противоположное чему необходимым образом истинно… А противоположное невозможному, возможное, <имеется> в том случае, когда не необходимо, чтобы противоположное было ложью».

Заслуга Аристотеля в этом вопросе заключается в том, что он не довольствуется формально-логическимпонятием возможности, а ставит проблему реальнойвозможности. «…<Вполне> допустимо, – пишет Аристотель, – что та или другая вещь способна существовать, а <между тем> не существует, и способна не существовать, а <между тем> существует… А <нечто> способное <к тому или другому> мы имеем тогда, если действительное наличиев нем того, способность к чему у него утверждается, не представляет собою ничего невозможного».

Понятие возможности нераздельно связано у Аристотеля со способностью к изменению, становлению. Однако диалектический мотив, присущий этому понятию у Аристотеля, искажается вследствие того, что переход возможности в действительность толкуется им под углом зрения соотношения «формы» и «материи».

Аристотель не ограничивается простой классификацией суждений. Он пытается все известные ему формы высказывания о бытии представить как находящиеся в связи друг с другом, зависимые друг от друга.

Выясняя связи всех видов суждений, Аристотель наметил правила их обращения.Основная мысль философа состояла в том, что некоторые виды суждений обладают способностью освещать бытие с новой стороны при перемене мест субъекта и предиката в суждении.

Учение Аристотеля об обращении суждений может быть сведено к четырем правилам: 1) общеотрицательные суждения могут быть обращены, не нарушая объема суждений. Суждение «ни один человек не является бескровным существом» сохранит весь свой объем и при обратном выражении – «ни одно бескровное существо не является человеком»; 2) общеутвердительные суждения при своем обращении меняют объем. Часть того, что было предикатом, становится субъектом суждения, а субъект целиком переходит в предикат. Примером может служить суждение: «все люди–животные». При обращении суживается значение предиката: «некоторые животные – люди»; 3) суждения частноутвердительного характера обращаются без изменения своего объема: «некоторые метеки живут в Афинах», после обращения – «некоторые афиняне–метеки»; 4) вовсе не могут обращаться частноотрицательные суждения. Пример: «некоторые животные – не люди». После обращения суждение перестает быть справедливым: «некоторые люди – не животные».

Аристотель понимал, что простое соединение понятий в суждения не открывает истины. В специальных исследованиях (например, «О софистических доказательствах») он высмеивает лженаучные софистические приемы, выступая за связь научных суждений с опытом.

Своим учением о суждениях и о переходах их из одной формы в другую Аристотель привел в стройный вид логический опыт античной науки.

Он тщательно исследовал отношение единичного к общему, как основное содержание суждений, но отражаемого в суждениях диалектического движения от единичного к особенному и всеобщему ему раскрыть не удалось.

Все значение учения Аристотеля о суждениях обнаруживается лишь, когда он переходит к умозаключениям.

«Буквы, – говорит он, – для слогов, материал для искусственных изделий, огонь, земля и все такие же элементы для тел, – части для целого, предпосылки для заключения…».

Сам Аристотель признает свое учение об умозаключениях открытием. Основной особенностью умозаключения философ считает такую связь в мышлении человека, благодаря которой, опираясь на некоторые известные ему допущения [суждения], он узнает нечто новое, отличное от допущенных суждений.

Связь понятий, устанавливаемая в умозаключении («силлогизме»), не может носить произвольного, субъективного характера. Критерием истинности умозаключений Аристотель признает их соответствие вещественным связям. В сочинении «О происхождении животных» он делает категорическое заявление, что «надо больше полагаться на факты, чем только на заключения; последние необходимо должны согласоваться с первыми».

Впрочем, Аристотелем не проводится последовательно это материалистическое положение. Он порывает с ним, когда утверждает, что разуму принадлежит познание неизменных первых принципов.

Для образования силлогизма налицо должны быть две посылки, или суждения, которые не могут быть совершенно чужды и внешние друг другу, ибо в этом случае их нельзя будет связать. Отсюда требование – в двух суждениях, входящих в силлогизм, не может быть четырехразличных терминов, но лишь три,так как средний термин в правильно построенном умозаключении повторяется в обоих суждениях и связывает их между собой. Вывод может быть правилен лишь при том условии, если он получен из более общей посылки.

Только соединение наиболее общего понятия с наиболее частным через средний термин дает возможность прийти к заключению, или выводу силлогизма. «…Умозаключение, – пишет Аристотель, – выведение из общего. Следовательно, умозаключение предполагает [посылки] принципы, на которых основывается, и которые сами не могут быть доказаны силлогизмом…».

Всего в каждом силлогизме три суждения, в каждом из которых по два основных понятия. При этом, как указывалось, в первой и второй посылках средний термин повторяется, вывод же состоит из понятий, которые уже фигурировали в посылках.

В учении о силлогизме большое значение имеет средний термин.Благодаря ему оказывается возможной связь суждений. Сам же он в вывод не входит. Значение среднего термина возрастает еще потому, что от его положенияв силлогизме зависит самый способ соединения понятий, т.е. определенная фигура силлогизма.

В тщательно разработанном учении о фигурах силлогизма Аристотель выясняет характерные особенности каждой из фигур, их познавательную ценность и взаимозависимость.

Насколько тщательно Аристотель разработал свою теорию силлогизма, можно судить по подробной разработке им различных вариантов, модусов каждой фигуры силлогизма. Всего Аристотель открыл четырнадцать модусов. Если фигуры силлогизма отличаются по положению среднего термина, то модусы каждой фигуры, сохраняя место среднего термина, зависят от количественной и качественной характеристики посылок (общеутвердительные, общеотрицательные, частноутвердительные и частноотрицательные).

В силу того, что в учении о силлогизме Аристотель сосредоточил внимание на самых общих вопросах построения научного доказательства, все его изложение кажется искусственным и формальным. На самом деле, в основе его лежит гениальная догадка, что в умозаключениях в обобщенном виде должны повторяться реальные связи бытия. Свои логические выводы Аристотель строит на огромном фактическом материале. Аристотелевская теория умозаключений имеет глубокий объективный смысл, который был искажен в последующем развитии формальной логики.

«Познание и определение форм, которые принимает в нас мысль, составляет бессмертную заслугуАристотеля, – писал Гегель… – Если считается достойным стремлением познать бесчисленное множество животных, познать сто шестьдесят семь видов кукушек, из которых у одного иначе, чем у другого, образуется хохол на голове; если считается важным познать еще новый жалкий вид семейства жалкого рода лишая, который не лучше струпа, или если признается важным в ученых произведениях по энтомологии открытие нового вида какого-нибудь насекомого, гадов, клопов и т.д., то нужно сказать, что важнее познакомиться с разнообразными видами движения мысли…».

Открывая впервые форму движения мысли в умозаключениях, Аристотель не мог полностью избежать значительной доли априоризма и метафизичности. Его формы силлогизма не выведены историческидруг из друга, они не показывают историидвижения мысли и в большой мере страдают от слишком общегоизложения, без конкретного анализа различных областей знания. Они построены на антидиалектическом исходном принципе «запрещения противоречия». Однако, как первая попытка обобщить опыт научных суждений и выводов, они представляют большой интерес. Этот интерес тем более значителен, что в процессе своего анализа Аристотель на каждом шагу ставит вопросы о диалектике познания. Материал, собранный и обобщенный в сочинениях великого греческого энциклопедиста, и философские выводы, построенные на нем, оказали огромное влияние на логические учения в последующие столетия.

По существу, вся последующая логика до Гегеля лишь по-разному варьировала Аристотелеву классификацию суждений и умозаключений.

Логика Аристотеля завершается учением о доказательстве.

Основная идея, лежащая в основе учения о доказательстве, такова: человек располагает разнообразными сведениями, знаниями, опытом. Но лишь те область знания может быть названа научной, которая опирается на объективное доказательство, т.е. на знание причинной зависимости явлений бытия и мышления.

Учение о доказательстве выделено Аристотелем в особую часть логического знания, названного им аподиктикой.Ее задача подвести к выводу, к обобщению, к синтезу.

Все виды научного доказательства Аристотель делит на аподиктические, строго научные, и «диалектические», опирающиеся на вероятность.

На каждом шагу ставя вопросы о действительной диалектике объективного мира, философ, однако, еще не мог правильно расценить и обосновать истинно диалектический метод, отождествляя его с несовершенными теориями, основанными на мнении и вероятности.

Посвящая значительную часть «Второй аналитики» изложению теории научного доказательства и связывая ее с учением о силлогизме, Аристотель заявляет, что хотя каждое доказательство может быть названо умозаключением, но далеко не всякое умозаключение носит характер доказательства. Им может быть назван лишь научный силлогизм.

Особенность последнего состоит в необходимомхарактере не только его выводов, но и посылок, из которых он исходит. Все случайное не может составлять содержание научного силлогизма, как не может и вообще быть познано. Но предмет, освобожденный от случайных признаков, может быть приравнен к сущности.Сущность бытия получает теоретическое выражение в научном доказательстве.

Анализируя различные способы открытия необходимого и общего в бытии, Аристотель вновь приходит к заключению, что подлинно научным может быть лишь путь выводов, идущих от общих положений к частным. Но Аристотель требует для каждого рода бытия своих, только ему присущих доказательств, опирающихся на столь же отличные от других основания, насколько отлично от других данное бытие. Специфика исследования не просто провозглашается, но обосновывается тем, что сама вещь должна показывать путь, которым следует раскрыть ее существенное содержание. В противном случае, если применить чуждый данному бытию способ изучения, неизбежны ложные выводы и случайные знания.

Опираясь на общие принципы, отличные для каждого рода бытия, научное доказательство не может быть бесконечным в своем стремлении найти все более и более общие предпосылки. Отсутствие диалектического понимания движения от относительных истин к объективному, абсолютному знанию заставило Аристотеля в этом пункте прийти к ряду необоснованных метафизических принципов.

Если открытие общих предпосылок не может совершаться бесконечно, то, очевидно, они должны опираться на устойчивое, непоколебимое знание, не требующее доказательства и непосредственно присутствующее в душе человека. «Началами доказательства, – заявляет Аристотель, – я называю <при этом) общепринятые положения, из которых все исходят при доказательствах…». Эти «общепринятые положения» должны обладать наибольшей достоверностью по сравнению с остальными понятиями и всеми заключениями. Таким образом, Аристотель приходит к признанию недоказуемых, непосредственно данных общих принципов, которыми обладает «разумная душа».

Что же собой представляют эти недоказуемые «общие принципы», играющие столь большую роль в логической системе философа?

«…Все необходимо или утверждать или отрицать и… невозможно одновременно быть и не быть». Или другая формулировка этой же мысли: «Невозможно, чтобы одно и то же вместе было и не было присуще одному и тому же и в одном и том же смысле». Эту свою мысль философ признает таким началом в области сущего, в отношении которого нельзя ошибиться. Его следует принимать, не требуя доказательств, ибо по отношению к таким началам непосредственного доказательства не существует.

Провозглашая метафизический принцип, исключающий противоположность, Аристотель пытается опереться на объективные основания. Он указывает на устойчивостьи определенностьбытия как основание для признания указанного «начала».

Если по отношению к одному и тому же предмету справедливы противоречащие друг другу утверждения, рассуждает Аристотель, то «все будет одним и тем же», все теряет свою определенность.

Значительная часть «Метафизики» посвящена проблеме противоречия. Однако не может подлежать сомнению, что борьба Аристотеля против диалектических идей в значительной мере объясняется тем утрированным изложением учения Гераклита о противоположностях и текучести вещей, которое было характерно для Кратила и других релятивистов.

Релятивизм отвергал познаваемость природы вследствие беспрестанного изменения вещей и отсутствия определенных, хотя бы относительно устойчивых качеств.

Аристотель не терпит в науке неопределенности, неточности, софистики, релятивизма. Для всякого действительного знания требуется открытие качественной определенности.

Борьба против релятивизма и подчеркивание невозможности противоречивых определений в науке привели к тому, что «Аристотель в своей «Метафизике» постоянно бьетсяоколо этого и боретсяс Гераклитом с Гераклитовскими идеями».

Аристотель не отвергает индукциив научном мышлении. Хотя он и не признавал возможным индуктивным путем открыть последние посылки или «первые начала», однако считал, что индукция существенно дополняет дедукцию силлогистических умозаключений.

«Полная индукция», разработанная Аристотелем, состоит в перечислении частных явлений, образующих какой-либо род, и в открытии свойств, присущих всем явлениям, образующим род. Такое индуктивное умозаключение имеет следующий вид: предметы 1, 2, 3, 4 составляют определенный род; каждый из предметов имеет свойство, общее другим предметам; следовательно, и род обладает этим свойством.

Но при индукции не всегда есть возможность привлечь все явления данного рода, обладающие некоторым свойством. В этом случае Аристотель предлагает пользоваться выводом из одного или нескольких фактов и применять эти выводы для других явлений бытия, устанавливая общие положения. Но эта индукция уже не будет иметь такого доказательного значения, как первая.

 

Аристотель и диалектика

 

Поскольку возможность перечислить все факты и путем индукции осуществить общий вывод встречается редко, постольку индукция не может составлять совершенного и вполне достоверного знания. Эту ограниченность индукции Аристотель пытается отчасти преодолеть в учении о вероятных доказательствахили о «диалектике»,

«Диалектику» Аристотель определяет как своеобразное вспомогательное средство научного познания. «Диалектика», обобщая опыт искусства споров и давая критерий для оценки разных точек зрения, проявившихся в процессе спора, в значительной мере способствует открытию научного доказательства и общих понятий. Благодаря «диалектике» вероятные суждения приобретают силу доказательных.

«…Диалектики, – пишет Аристотель, – рассуждают обо всем», диалектика занимается «тою же областью, что и философия», «диалектика только делает <те или другие) попытки в отношении тех объектов, которые познает мудрость…».

Но как бы искусен в доказательствах ни был человек, индуктивное умозаключение, даже подкрепленное правилами «диалектики», не может, по мнению Аристотеля, привести к общезначимым выводам. Они получаются только путем дедукции, последние основания которой даны в непосредственном созерцании «разумной души». И здесь непоследовательность взглядов с необходимостью привела философа к идеалистическим выводам.

Хотя в своей логике Аристотель и приходит к метафизическим заключениям, однако в силу глубокой связи с научным материалом эпохи его логика не является формальной. Аристотель не противопоставляет логические формы их реальному содержанию. Наоборот, он стремится вывести логические формы и связи из особенностей бытия. Этим объясняются живость и глубина его анализа, диалектическая постановка ряда вопросов, его запросы, искания.

«Глубокомыслие Аристотеля самым удивительным образом вскрывает наиболее тонкие умозрительные проблемы. Он своего рода искатель кладов. Как бы где ни пробивался под кустарником в ущелье живой источник, всюду на пего безошибочно направлен волшебный жезл Аристотеля».

Логика Аристотеля в свое время не препятствовала, а содействовала научным открытиям и творческому познанию бытия.

Литература

 

1. Философия античного и феодального общества том-1., ОГИЗ; Госполитизад; 1941.

2. История философии в кратком изложении/ Пер. с чеш. И.И. Богута – М.: Мысль, 1991.

3. Арно А., Николь П. Логика, или Искусство мыслить. М., 1991.

4. Кириллов В.И., Старченко А.А. Логика: Учебник для юридических вузов. – Изд. 5-е, перераб. И доп.-М.: Юристь, 1998. – 8–11 с.

5. Бочаров В.А., Маркин В.И. Основы логики. М., 1994.

12	Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: