 |
Держава Тамерлана
|
|
|
|
Из этой плеяды самым важным для нашей истории персонажем несомненно является Мамай (ок. 1335–1380).
Это был искатель приключений, кажется, не принадлежавший к знати. Храбрец и удачливый военачальник, он дослужился до высокого звания темника, а затем, как и Тимур, сделался гурканом, «ханским зятем», женившись на дочери ордынского царя Бердибека. Хоть в наших источниках Мамая иногда и называют «царем», на самом деле он никогда таковым не являлся, формально занимая должность беклярбека (главного военачальника). Все шестидесятые годы он был одним из самых активных участников «Великой Замятни», пытаясь посадить на трон своего ставленника, что ему в конце концов удалось.
Сначала марионеткой Мамая был крымский Чингизид Абдулла, потом (в 1370 году) беклярбек объявил ханом Мухаммед-Булака, восьмилетнего ребенка. Но над всей территорией Золотой Орды установить свою власть Мамаю так и не удалось. Даже в период наибольшего усиления он контролировал лишь западную часть державы – ту, что примыкала к русским землям.
Странные перепады в отношениях Мамая с Русью в 70-е годы объясняются шаткостью его положения. Так, в 1372 году он вообще потерял власть в Сарае, изгнанный оттуда Урус-ханом, который пришел из казахских степей с большим войском и объявил себя правителем Золотой Орды.
Мамаю тогда помог мавераннахрский великий эмир Тимур, который послал против Урус-хана одного из самых способных своих полководцев – Тохтамыша.
В отличие от остальных вождей той эпохи Тохтамыш был Чингизидом, но из захудалых, без каких-либо видов на престолонаследие. Его отец принадлежал к окружению Урус-хана. Из-за своего «августейшего» происхождения Тохтамыш рано выдвинулся и, будучи еще совсем молодым человеком, уже командовал крупными воинскими соединениями. Положение царевича оказалось под угрозой, когда его отец попал в немилость и лишился головы. Тохтамыш перешел к Тимуру, который принял беглеца с почетом и дал ему войско.
|
|
|
Мстя за отца, Тохтамыш вторгся во владения Урус-хана, который был вынужден спешно оставить Сарай, вновь доставшийся Мамаю. Сражение произошло раньше, чем Урус-хан вернулся в Среднюю Азию. В кровопролитной битве пал его сын, но Тохтамыш потерпел поражение и отступил.
Пожалуй, самым ярким качеством Тохтамыша было упорство. Не отличаясь большим полководческим талантом, он не раз бывал разбит на поле брани, но никогда не опускал рук и умел быстро восстанавливать силы. Так произошло и в этот раз.
Тохтамышу помогло одно благоприятное обстоятельство. Урус-хан, по-видимому, плохо умел привязывать к себе людей. Еще один его темник по имени Едигей в это же время перешел на сторону Тимура. Новый перебежчик был примерным ровесником Тохтамыша, то есть молодым военачальником, но не царского, а просто знатного рода.
Тимур породнился с Едигеем, взяв в жены его сестру, и сделал шурина одним из своих эмиров.
До сих пор двое правителей Средней Азии, Урус-хан и Тимур хоть и враждовали между собой, но избегали прямой конфронтации. Как мы видели, Тимур предпочитал действовать чужими руками. Но теперь столкновение стало неизбежным. Урус-хан потребовал выдачи обоих беглых темников, получил отказ, и началась война. Неизвестно, чем бы она закончилась, ибо Урус-хан все еще был сильнее Тимура, но в следующем году главный соперник Хромца умер. Его наследник был слабее, дал себя оттеснить дальше в степи и потом уже не претендовал на первенство. Потомки Урус-хана впоследствии владели казахским ханством.
Вот какой была ситуация в монгольском мире накануне большой войны между Русью и Золотой Ордой.
|
|
|
Тимур находился в Самарканде, готовясь к завоеванию мира. Прежнее царство Урус-хана досталось Тохтамышу, вассалу Хромца. Едигей тоже служил Тимуру, но собственного улуса пока не имел. В Сарае, в наибольшей близости к русским землям, окончательно утвердился беклярбек Мамай, правящий Золотой Ордой от имени марионеточного монарха.
НА РУСИ
После Калиты
Начиная с княжения Ивана Даниловича, рассказывать о событиях отечественной истории становится удобнее. Власть всё больше централизуется, а при монархическом образе правления это означает, что она делается олицетворенной, то есть приобретает черты, соответствующие личным качествам государя. Опять, как в эпоху величия Киева, достоинства и недостатки великого князя, только теперь московского, в значительной степени определяют течение государственной жизни.
В этом смысле Москве не слишком повезло с двумя правителями, следовавшими за Калитой, – Семеном Ивановичем Гордым (1341–1353) и Иваном Ивановичем Красным (1353–1359). Из ведущих отечественных историков, пожалуй, лишь С. Платонов относится к обоим этим князьям одобрительно, отдавая должное их кропотливой практичности. Н. Карамзин скупо хвалит первого («умел пользоваться властию, не уступал в благоразумии отцу и следовал его правилам: ласкал Ханов до уничижения, но строго повелевал Князьями Российскими») и кисло отзывается о втором («оставил по себе имя кроткого, не всегда достохвальное для Государей, если оно не соединено с иными правами на общее уважение»). В. Ключевский считает и того, и другого посредственностями. Н. Костомаров аттестует их вполне безжалостно: «Оба князя ничем важным не ознаменовали себя в истории. Последний как по уму, так и по характеру был личностью совершенно ничтожной».
Семен Иванович, старший сын Калиты, унаследовал богатое княжество, первенствовавшее на Руси, и без каких-либо осложнений получил в Орде ярлык. За время правления он успел пять раз съездить в Сарай, где всем кланялся, оставлял дорогие подарки и давал взятки, то есть вел себя совершенно «по-московски». Зато на Руси держался повелительно и заставлял всех перед ним унижаться, за что и получил прозвище «Гордого» – в Орде он гордым отнюдь не был. По выражению С. Соловьева, Семен Иванович превратил остальных русских князей в «подручников», то есть зависимых владетелей, отданных Ордой ему «под руку». Тверь больше не смела оспаривать верховенство Москвы; тамошний князь Всеволод отдал за Семена свою сестру и вел себя смирно.
|
|
|
Благодаря хорошим отношениям с татарами Русь почти не подвергалась набегам – только однажды (в 1347 году) какой-то «князь Темир Ординский приходи ратью ко граду Олексину… и посад пожже», то есть город не взял, а лишь разграбил предместья.
Но в правление Семена Ивановича пришла другая беда. «Черная Смерть» какое-то время покружила у русских пределов – сначала восточных, потом западных – и с задержкой на несколько лет проникла-таки на Русь через Новгород: «вниде смерть в люди тяжка и напрасна». Летопись зафиксировала симптомы смертельной болезни: «харкнеть кровью человек и до треи день быв да умрет». Чума была не такой опустошительной, как в Европе (сказалась меньшая скученность населения и относительное малолюдство городов), но все же унесла множество жизней. Скончался и великий князь, а вместе с ним оба его сына, в результате чего престол достался младшему брату Семена князю Ивану Ивановичу, который запечатлелся в памяти потомков лишь тем, что был «кротким» и «красным» (красивым).
Это короткое бесцветное княжение отмечено всего одним важным событием: хан Джанибек не только выдал молодому московскому государю ярлык, но и даровал ему право разбирать тяжбы остальных князей, то есть фактически пожаловал судебную власть над ними. Правда, у князей осталась возможность жаловаться на Москву непосредственно хану.
Умер кроткий Иван, при котором всеми делами заправляли ближние бояре, всего 31 года от роду, оставив двух малолетних сыновей – Дмитрия и Ивана, причем последний скончался в отрочестве.
В эту историческую эпоху Москве решительно всё шло на пользу, даже печальные обстоятельства: и то, что двое бездарных сыновей Калиты недолго правили, и то, что оставили так мало потомства. Земли Московского княжества не дробились на мелкие уделы, как это происходило в других областях. Воистину не было счастья, так несчастье помогло.
|
|
|
Девятилетнему Дмитрию Ивановичу, будущему Донскому, досталось большое и неразделенное государство. Так, по стечению случайных обстоятельств, в фундамент будущего московского царства лег еще один камень.
Две опоры Москвы
Когда на московском престоле оказался ребенок, притихшие было соседи осмелели. Дмитрий, по малолетству, не мог явиться в Орду, чтобы отстаивать там свои права, да и вряд ли хан поставил бы великим князем мальчишку.
Зато остальные Рюриковичи сразу кинулись в Сарай, надеясь получить заветный ярлык. Он достался Дмитрию Константиновичу Суздальскому (1322–1383), который немедленно перебрался во Владимир, вышедший из-под московского управления.
Потеря формального старшинства и важной области, конечно, ослабила Москву. Но соперники не смогли воспользоваться этим обстоятельством и малолетством Дмитрия Ивановича, чтобы растащить по частям наследие Калиты. Хоть московский князь был мал, его сила держалась на двух опорах, которые доказали свою прочность в эту трудную пору.
До тех пор, пока Дмитрий не вошел в возраст, государством вполне успешно управляли глава церкви и московские бояре.
Фактическим правителем в пятидесятые и шестидесятые годы являлся митрополит Алексий, сам родом московский боярин. Это был волевой, энергичный человек, живший не столько духовными, сколько государственными интересами – в первую очередь московскими. Огромный авторитет Алексия, его широкая известность, распространявшаяся за пределы Руси (вспомним историю с вызовом к ханше Тайдуле), превратились в мощный инструмент московской политики. До самой своей смерти в 1377 году, уже при зрелом Дмитрии Ивановиче, митрополит продолжал оставаться самой крупной фигурой русской жизни.
Неимоверно возросшее влияние православной церкви имело, впрочем, и свою оборотную сторону. Став проводником сугубо светских, мирских интересов, церковь и сама оказалась в центре ожесточенной борьбы за власть. Пост митрополита обрел такое политическое значение, что решение вопроса о том, кто будет главой церкви, стало для русских правителей вопросом ключевой важности. Доверять выбор митрополита внешней силе, какой являлся Константинопольский патриархат, было слишком рискованно.
Всякий раз, когда в жизни церкви земные мотивации начинали преобладать над небесными, добром это не заканчивалось. После кончины великого Алексия произошла череда неблагостных событий, совершенно невообразимых в прежние времена. Платой за богатство и политическое возвышение церкви стал тяжелый духовный кризис.
|
|
|
