Проблема языка в философии Витгенштейна

Принято считать, что Витгенштейн положил начало двум важным философским направлениям, к которым, впрочем, себя не причислял. Одно из них — логический позитивизм, или логический эмпиризм, игравший заметную роль в течение десятилетия перед второй мировой войной. Другое — аналитическое, или лингвистическое направление, известное также под названием Кембриджской школы. Это направление доминирует в современной британской философии, а также распространено во всем англосаксонском мире и в странах, где сильно англосаксонское влияние.

Философия Витгенштейна, бесспорно, имела исключительное значение для обеих отмеченных школ. Для первого направления важна была его ранняя работа «Логико-философский трактат» и те дискуссии, которые он вел с некоторыми членами Венского кружка; для второго — помимо «Трактата» — его лекции в Кембридже, а также известные узкому кругу людей его работы, не опубликованные им при жизни. Отчасти верно, что Витгенштейн отрицал результаты своего влияния. Он не принимал участия в широких философских дискуссиях, которые были стимулированы его идеями. Он считал — полагаю, вполне справедливо, — что его идеи неправильно понимаются и искажаются даже теми, кто причислял себя к его ученикам. Он сомневался, что в будущем его поймут лучше. Однажды он сказал, что у него такое чувство, что он пишет для людей, которые бы мыслили и воспринимали мир совершенно иначе, чем сегодня. Для людей какой-то другой культуры. Это было одной из причин, по которой он не публиковал свои поздние произведения.

Структурная лингвистика Ф. де Соссюра, Л.Блумфильда, Л.Эльмслева и «пражцев», «новое учение о языке» Н.Я. Марра, лингвистическая относительность Э. Сепира и Б.Л. Уорфа, генеративная грамматика Н.Хомского, а одних семантических «метатеорий» в послевоенной философии языка - девять — и большинство из них так или иначе связаны с учением Витгенштейна. Семиотика, кибернетика, теория информации, теория искусственного интеллекта, теория игр (Дж. фон Неймана), модальная логика — все это тоже науки о языке, и все они так или иначе зародились или получили наибольшее распространение в XX веке.

Начало формы

Быстрый поиск по Банку Рефератов: | Описание работы | Похожие работы

Конец формы

Смотрите также: Язык синергетики и синергетика языка (Реферат, 2003) и Философские Концепции Рассела (Курсовая, 2005)

Философия языка актуализировалась тогда, когда разочаровались в естественнонаучной позитивной философии позднего романтизма (или, как его еще называли, реализма — не в противопоставлении номинализму, а в противопоставлении идеализму). Герои предшествующей эпохи — Дарвин, А.Бюхнер, Клод Бернар — верили в возможность изучения реальности самой по себе. В конце XIX века решили, что такая реальность — фикция, что эксперимент и экспериментатор связаны «принципиаль ной координацией» (Э.Мах), реальность стали понимать сквозь призму изучающего ее наблюдателя. Тут-то проблема языка, которым пользуется наблюдатель для описания реальности, и стала решающей.

Позитивная часть «Логико-философского трактата» явилась титанической попыткой на новой лингвагенной основе защитить старую метафизику (такое понимание «Трактата» см. в последней монографии Н.Малкольма, предельно заострив и обнажив ее. Картина мира, изображенная в «Трактате», неимоверно напряженная, как будто насильно гармонизированная, представляет собой некий преувеличенный, заостренный, деформированный в своей схематичности Порядок. Кажется, что с психологической точки зрения это крайне тревожный, напряженный аутистический символ, выражающий страдание перехода из одной эпохи в другую. Безусловно, это экспрессионизм в философии, такой же, как двенадцатитоновая музыка А.Шёнберга, живопись О.Кокошки, архитектура А.Лооса и проза Ф.Кафки. Так же как и в «Трактате», у экспрессионистов — предельная упорядоченность и анализ языковой структуры, нужный для того, чтобы во что бы то ни стало избежать хаоса, которым чреват развал системы ценностей позднего романтизма. Поэтому необычайная шизоидная жесткость конструкции сочетается у них с гримасой напряженного страдания, а апология гротескной упорядоченности (как в прозе Кафки) граничит с абсурдом и тоской.

Однако Витгенштейн уже в предисловии к «Трактату» предупреждает, что гиперрационалистическое описание мира не является решением жизненных проблем:

...истинность изложенных здесь мыслей кажется мне неопровержимой и окончательной. Следовательно, я держусь того мнения, что поставленные проблемы в основном окончательно решены. И если я в этом не ошибаюсь, то значение этой работы заключается, во-вторых, в том, что она показывает, как мало дает решение этих проблем ³.

По сути, Витгенштейн приходит к тому же выводу, что позднее сформулировал К.Гёдель в теореме о неполноте: если система непротиворечива, то она неполна. Может быть, Витгенштейн отнесся без особого энтузиазма к знаменитой теореме отчасти и потому, что сам при шел к тем же выводам, сформулированным по-другому, значительно раньше.

Как кажется, в «Трактате» осуществляется еще один фундаментальный принцип методологии XX века, в теоретической физике известный как принцип дополнительности, а у логических позитивистов — как принцип симметричных описаний. Логически этот принцип вытекает из теоремы Гёделя: поскольку при помощи одной дедуктивной системы нельзя непротиворечиво и полно описать реальность, то она (реальность) может быть адекватно описана только в дополнительных системах описания. У Бора это квантовый и волновой языки; у позитивистов, например Рейхенбаха, — детерминизм и телеологизм; возможно также дополнительное описание мира как текста и как физической реальности. У Витгенштейна это противопоставление физического (того, что может быть и должно быть сказано ясно) этическому (тому, о чем следует молчать и что следует «делать, не спрашивая»).

В последнем своем трактате «О достоверности» Витгенштейн приходит самостоятельно и к третьему фундаментальному принципу научной методологии XX века, который он формулирует следующим образом:

Трагическая отрешенность Витгенштейна от современников не помешала этому удивительному человеку самостоятельно прийти к основополагающим принципам мышления эпохи. Витгенштейн говорил, что место, в которое можно попасть при помощи лестницы, его не интересует⁴. Действительно, ко всем решениям он приходил, отбросив лестницу алгоритма. Впрочем, он сам никогда не признавал окончательности каких бы то ни было решений.

Если бы кто-то сказал, что он решил проблему жизни и чувствует себя так, будто он сказал себе, что теперь все ясно, то он мог бы сам увидеть, что это не так, припомнив; хотя бы, что ведь было время, когда это решение еще не было найдено; но и тогда тоже должно было быть возможным жить, и решение, которое найдено теперь, кажется случайным в связи с тем, как обстояло дело тогда. И то же самое в исследованиях по логике. Если бы было «решение» проблем логики (философии), мы бы только нуждались в предостережении, что ведь было время, когда эти проблемы не были решены (и даже тогда люди должны были знать, как жить и мыслить)⁵.

4. Проблема языка в “Логико-философском трактате”

Текст "Логико-философского трактата" представляет собой примерно 80 страниц, больше всего напоминающих непомерно разросшиеся тезисы чего-то невероятно огромного — настолько сжато и конденсировано изложение мыслей в этом произведении.

В основе философской доктрины "Трактата" лежит представление об однозначном соответствии — изоморфизме — между языком и реальностью. Предложения языка суть картины (точные отображения) фактов. Но при этом то, в чем состоит суть соответствия между предложением и фактом (логическая форма), не может быть высказано словами. Это мистическая сторона "Трактата", важность которой Витгенштейн многократно подчеркивал.

Все предложения языка можно редуцировать в одно инвариантное предложение, отражающее смысл всех предложений. На естественном языке оно звучит так: "Дело обстоит так-то и так-то". Логически вывод такого предложения происходит путем операции последовательного отрицания всех предложений. Это, так сказать, "нигилистическая" сторона философии "Трактата".

Особую роль в доктрине "Трактата" играет интерпретация предложений логики, которые трактуются как тавтологии — возможности сказать одно и то же разными способами. Цель философии — вскрытие тавтологий, "логическое прояснение мысли". Поэтому метафизическая философия бессмысленна — она производит противоположную работу: логически затемняет мысли. Все, что может быть вообще сказано, должно быть сказано ясно. О том, что не может быть сказано ясно, — этика, эстетика, религия, — лучше не говорить вообще.

Витгенштейн закончил "Трактат" в 1919 году, незадолго до плена. Первое издание "Трактата" вышло в 1921 году и прошло незамеченным. Однако уже через год "Трактат" был переведен на английский язык и издан в Англии с восторженным предисловием Рассела. Это второе издание вскоре принесло Витгенштейну мировую известность.

В предисловии к "Трактату" Витгенштейн пишет, что "эта книга имеет дело с проблемами философии и показывает, я полагаю, что причина, по которой эти проблемы поставлены, состоит в том, что логика нашего языка понимается неправильно". Он считает, что "Трактат" содержит истины, которые "неопровержимы и окончательны, безусловны" и что в утверждении их он нашел "окончательное решение проблем". В то время как Фреге и Рассел рассматривали логику как науку о законах мышления, Витгенштейн видит ее как форму самой реальности. По его мнению, проблемы философии могут быть решены путем показа того, что структура реальности определяется масштабом значимого языка, задача логики состоит в том, чтобы отражать универсум. Логика поэтому не просто наука среди других наук и наряду с ними, но такая наука, которая имеет абсолютный и окончательный характер. Это основной пункт, из которого развертывается все содержание "Трактата".

Факты, которые представляют предложения, по мнению Витгенштейна, являются возможными фактами. Он описывает такие возможные факты как "атомарные", которые делают предложения истинными или ложными. Предложение истинное, если определенные атомарные факты существуют, и ложное, если они не существуют. Логика, таким образом, имеет дело со всеми возможными фактами: логическое изображение содержит возможность ситуации, которую представляет и затем проявляет истинность и ложность по сравнению с реальностью. Истина сложного предложения зависит от истины его элементарных компонентов, за исключением случаев тавтологии, таких, как "дождь идет или не идет", которые истинны при всех возможных условиях, или в случаях противоречивых утверждений, таких, как "дождь идет и не идет", которые ложны при всех условиях. В обоих случаях мы не нуждаемся в проверке предложений на соответствие их реальности.

Витгенштейн описывает предложения этики, эстетики, религии и метафизики как "бессмысленные", потому что они используют язык в Попытке превзойти ее пределы, пытаясь говорить о вопросах, о которых последнее замечание "Трактата" предлагает молчать, а то, что можно сказать, состоит из предложений естествознания. В конце трактата Витгенштейн пишет: "Правильный метод философии в действительности был бы следующим: ничего не говорить, за исключением того, что может быть сказано, т.е. предложений естествознания, т.е. того что не имеет ничего общего с философией, и затем тогда, когда кто-нибудь хочет еще сказать нечто метафизическое, демонстрировать ему, что он не в состоянии придать смысл определенным знакам в его предложениях".

В силу того что Витгенштейн описывает этические, эстетические и религиозные рассуждения как "бессмысленные", считают, что он рассматривает эти рассуждения несущественными и нестоящими. Однако это не так. В письме Полу Энгельману он пишет, что главный смысл "Трактата" был этический и что более важная часть его то, что он не написал. Проводя фундаментальное различие между, с одной стороны, языком естествознания и, с другой, языком этики, эстетики, религии, он охранял последний от какой-либо редакции или перевода в первый.

Высказывание Витгенштейна в шестом разделе "Трактата" указывает на то, что он рассматривает этические, эстетические и религиозные рассуждения как бессмысленные в обычном смысле этого термина. В пункте 6.52 он пишет: "Мы чувствуем, что даже тогда, когда на все возможные научные вопросы даны ответы, проблемы жизни остаются такими вопросами, которые полностью не затронуты". А в пункте 6.42: "Это невозможно для предложений этики.

Начало формы

Быстрый поиск по Банку Рефератов: | Описание работы | Похожие работы

Конец формы

Смотрите также: Философские Концепции Рассела (Курсовая, 2005) и Проблемы сознания в философии (Контрольная, 2005)

Предложения не могут выражать ничего, что является более высоким". Из этих замечаний ясно что то, что рассматривается в логическом плане как бессмысленное, определяется как "более высокое". В отношении утверждений философии, которые также исключаются из категории выразимых, он говорит: "Мои предложения служат разъяснениями следующим образом: всякий кто понимает меня, в конце концов признает их как бессмысленные, когда он использует их как - ступеньки - чтобы вскарабкаться за пределы их. (Он должен, так сказать, отбросить лестницу, после того, как он вскарабкался по ней.)" [6.54].

Десять лет отделяет "Трактат", который Витгенштейн закончил в 1918 г. от возобновления его длительной философской работы. "Философские исследования", опубликованные в 1953 г., ясно свидетельствуют о различиях между ранней и последующей работой. Второй и первый периоды творчества также обнаруживают и свою связность в проблемах.

5. Проблема языка в “Философских исследованиях ”

В "Философских исследованиях" Витгенштейн занимается анализом языка в той же степени, как и в "Трактате", хотя природа этого анализа другая. В то время как "Трактат" по стилю был скрытым и афористическим, "Философские исследования" характеризуются рассуждениями, не обладают очевидной структурой и не содержат предположений об отношениях между языком и миром. Если "Трактат" имеет дело с природой предложений, то "Философские исследования" в основном концентрируются на тех предложениях, которые описывают ментальную жизнь. В "Трактате" Витгенштейн основывает все на идее, что значение и отсутствие значения зависят от формального отношения, в котором предложение находится в реальности. В "Философских исследованиях" значение рассматривается как функция того, как мы используем слова: человеческие цели и формы жизни, в которых человеческие существа пребывают, выступают тем, что дает язык их значениям. Не существует конечного анализа предложений и в логически собственных именах, которые представляют собой имена простых объектов мира. Вместо этого язык рассматривается как естественное человеческое явление, и задача философии в том, чтобы собрать напоминания о нашем актуальном использовании языка, уничтожить загадку, которую он иногда создает. Философия "просто кладет все перед нами и не объясняет и не дедуцирует ничего", ее результаты "являются открытием того или иного куска явной бессмыслицы"; философские проблемы не решаются "ни тем, что дается новая информация, ни тем, что обрабатывается то, что мы всегда знаем".

Витгенштейн утверждает, что "рассмотрение философом вопроса подобно лечению болезни", т.е. философский подход не имеет форму "вопроса - ответа", но и как в случае с болезнью, когда проблема трактуется должным образом, она исчезает.

В работе "Философские исследования" Витгенштейн разработал теорию значения, которую назвал теорией "семейных сходств". Значение он понимал как способ его употребления в языке. Например, мы выясняем значение слова "игра". Для этой цели можем сравнивать различные игры, выделяя общие признаки, характерные для многих игр. Но это не дает желаемого эффекта, так как у некоторых игр нет определенных признаков, которые наличествуют у других игр. Определенные группы игр могут иметь общие признаки, но зато крайние группы игр вообще могут не иметь ничего общего. По мнению Витгенштейна, подобная ситуация возможна в многочисленных семьях, где самый младший и самый старший ребенок не похожи друг на друга.

На основе этих рассуждений Витгенштейн приходил к выводу, что всем играм обще то, что они называются играми. Т.е. словом "игра" обозначается условно то, что подразумевается под игрой. Таким образом, это своего рода конвенция, посредством которой мы подвели под определенное слово ряд объектов, фактов действительности.

Поэтому становится понятным его известное высказывание из "Философских исследований" (раздел 4): "Для большого класса случаев, хотя и не для всех, в которых мы используем слово "значение", оно может быть определено следующим образом: значение некоторого слова - это есть его использование в языке".

Витгенштейн называет употребление языка в нашей жизни языковыми играми. Некоторые из языковых игр имеют дело с практическим использованием знаков и поднимают вопросы об условиях, при которых практическое использование знаков действительно выражается в использовании языка. Витгенштейн подчеркивает, таким образом, те способы, в которых язык фигурирует в нашей жизни. Без сомнения, это справедливо в отношении области, имеющей дело со значением того, как продолжать определенный ряд. Некоторые исследователи считают, что такая позиция представляет своего рода скептицизм в отношении правил и следования им, но Витгенштейн вероятнее всего подчеркивает просто знание того, как следует придерживаться правил, которые содержатся в поведенческих и практических контекстах и ситуациях. Наше понимание использования выражений в языке предполагает такое знание.

В "Философских исследованиях" он отвечает на вопрос, "что является целью его в философии?" и говорит, что его цель это показать способ, "каким муха вылетает из мухоловки".

Заключение

Несомненно, что личность и труды Витгенштейна будут вызывать споры и порождать различные мнения в будущем. Автор афоризмов «Загадки не существует» и «То, что может быть сказано, может быть сказано ясно» сам был загадкой. Содержание его мыслей часто глубоко скрыто под внешним словесным уровнем. В Витгенштейне соединилось много контрастов. Кто-то однажды сказал, что он был логиком и мистиком одновременно. Ни одна из этих характеристик не является верной, хотя каждая указывает на что-то очень существенное. В своем желании приблизиться к Витгенштейну некоторые будут пытаться понять сущность его работ на рациональном, фактическом уровне, другие же предпочтут отход в сторону большей метафизичности. В уже существующей литературе о Витгенштейне представлены оба подхода. Ценность подобных «интерпретаций» невелика. Они покажутся искажающими суть дела любому, кто будет стремиться понять Витгенштейна во всей его сложности и многообразии. Они интересны только как свидетельство разнообразия форм его влияния. Мне иногда кажется, что классическим творение человеческого разума становится как раз благодаря этой сложности и неоднозначности, которые неудержимо влекут к себе, но в то же время сопротивляются любым нашим попыткам достичь окончательного понимания.

Витгенштейн избегал быть в центре внимания. Он уклонялся от любых контактов, которые считал для себя нежелательными. За пределами круга его близких друзей и родных мало кто знал о его жизни и характере. Его недоступность во многом способствовала созданию фантастических слухов и распространившемуся непониманию его учения. Те сведения, которые содержатся в появившихся на его смерть некрологах, часто ошибочны, а атмосфера, изображенная в большинстве известных биографических статей, не имеет ничего общего с реальной.

Список используемой литературы

1. Пятигорский А.М. Некоторые общие замечания о мифологии с точки зрения психолога // Учен. зап. Тартуского ун-та, вып. 181, 1965, с. 86.
2. Витгенштейн Л. Культура и ценности // Даугава, 1992, №2 с. 159.
3. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958.
4. Людвиг Витгенштейн: человек и мыслитель: переводы с английского / Сост. и заключит. ст. В.П. Руднева. – М.: Издательская группа «Прогресс», «Культура», 1993.
5. Руднев В.П. Основания философии текста // Научно-техническая информация. Серия 2. Информционные процессы и системы, 1992, №4, с.1-6.

1 Пятигорский А.М. Некоторые общие замечания о мифологии с точки зрения психолога // Учен. зап. Тартуского ун-та, вып. 181, 1965, с. 86.

2 Витгенштейн Л. Культура и ценности // Даугава, 1992, №2 с. 159.

3 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958.

4 Витгенштейн Л. Культура и ценности // Даугава, 1992, №2 с. 156.

5 Витгенштейн Л. Культура и ценности // Даугава, 1992, №2 с. 156.

 

12	Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: