А) Терапевтическая работа с чувствами

Я хочу сказать несколько слов о различных видах чувств. Основной принцип, по которому различаются чувства, состоит в следующем: чувства либо заставляют действовать, либо поглощают энергию и поэтому отвлекают от действия. Чув-

ства, ведущие к действию, делают человека сильным. Чувства, делающие слабым, мешают действовать, оправдывают бездействие или служат подменой действия. Чувства, ведущие к действию, - это первичные чувства, а чувства, которые ведут к сомнениям и мешают действовать, — это вторичные чувства. По этому же принципу можно различать и разного рода знание или информацию: ведет данная информация к решению или она ему препятствует? Не становится ли знание подменой решения?

Терапевты обязательно должны смотреть, помогает данное чувство продвинуться дальше в направлении решения или оно еще больше запутывает ситуацию.

Чувства, ведущие к действию, являются первичными. Они очень просты. Их не нужно долго объяснять, в них нет драмы. Поэтому в них есть определенный покой, кроме тех случаев, когда речь идет о действительно драматичных вещах. Тогда чувство тоже драматично, но тогда это адекватно (например, при удушье),

Большинство демонстрируемых чувств являются вторичными, они подменяют собой действия. Поскольку они призваны убедить других в том, что человек не способен действовать, они обязательно должны быть преувеличены и драматизированы. Человек, испытывающий вторичные чувства, чувствует себя слабым. Окружающие его люди тоже чувствуют себя слабыми. Им кажется, что они обязаны что-то сделать, но понимают, что все равно все бесполезно.

Если человек испытывает первичные чувства, то окружающие сопереживают ему, но остаются свободными, поскольку в том, кто проявляет эти чувства, есть сила. Распознать это очень просто. Человеку, испытывающему вторичные чувства, приходится «затуманивать» реальность, поскольку он поддерживает в себе это чувство при помощи внутренних образов. Поэтому он, как правило, закрывает глаза и уходит в себя. Тогда я, как терапевт, говорю; «Посмотри сюда, посмотри на меня». Если он способен смотреть на меня и с открытыми глазами сохранять это чувство, значит, это чувство первичное. Если же он выходит из этого чувства, значит, оно было вторичным. Так как первичные чувства ведут к цели, они длятся недолго. Они сразу оказываются у цели, для них не существует окольных

путей. Вторичные чувства, напротив, длятся долго, поскольку они направлены на сохранение ситуации бездействия. Если позволить клиенту их выражать, будет становиться только хуже. Поэтому так подолгу тянутся те терапии, где пестуют подобные чувства. Кроме того, вторичные чувства обладают качеством «прекрасных». Они драматичны и волнующи, но они обессиливают и являются ложными. Терапевту следует действовать так: ничего не делать и предпринять какой-нибудь отвлекающий маневр, например, потянуть время, пошутить. Объяснения часто служат той же цели: они призваны отвлечь, с их помощью предпринимается попытка отговорить других от их восприятия.

Приведу пример первичной и вторичной печали. Первичная печаль — это, к примеру, очень сильная боль разлуки. Если человек отдается этой боли, то печаль быстро проходит, он снова становится свободен и может начать что-то новое. Вторичная печаль проявляется, например, в жалости к самому себе. Это чувство может длиться всю жизнь. Такая печаль не отделяет. Она подменяет первичную боль.

Месть — тоже вторичное чувство. Зачастую оно является реакцией на прерванное движение любви. Но это чувство может быть и перенятым из вышестоящей системы. Упреки — всегда подмена принятия.

Люди часто начинают злиться, причинив другому какое-то зло. На самом деле негодовать должен был бы другой. Еще злость часто подменяет просьбу в отношениях. «Ты же должен был видеть, что я...» Нужно было всего лишь попросить. Или кто-то, например, считает, что заслуживает повышения зарплаты, но вместо того чтобы пойти к начальнику и попросить о повышении, он усаживается за стол и злится на шефа. Это подмена действия. Страдание тоже часто бывает вторичным чувством, оно подменяет собой действие.

Третью категорию составляют чувства, перенятые из системы. В этом случае человек находится не в себе. Он отчужден от самого себя, и с ним нельзя ничего поделать, поскольку он находится в чужом чувстве. Когда человек находится в совершенно другой ситуации, это видно сразу. Недавно на курсе я наблюдал это у одной молодой пары. Муж сказал: «Мы с женой плохо понимаем друг друга». Я предложил сделать расстановку.

Он испытывал к жене очень теплые чувства, она же не давала его любви никаких шансов. Она отошла в сторону и совершенно его не видела и не воспринимала. Она была в чужой ситуации. То, что происходило между ними, было боем с тенью. Стоящую за этим динамику я называю двойным смещением.

Арнольд: Меня очень интересуют перенятые чувства, поскольку мне знакомо нечто подобное: быть не внутри и не снаружи.

Б. X.: Да, например, злость и негодование с преувеличенной потребностью добиться справедливости, или месть — это всегда перенятые чувства. Стремление восстанавливать права всегда относится к кому-то из прошлого. В случае несправедливости по отношению к себе это чувство гораздо менее интенсивно, чем когда человеку придает сил идентификация.

Арнольд: Для меня это самые тягостные чувства.

Б. X: Конечно. Чтобы правильно с ними обходиться, нужно внутреннее очищение.

Ютта: У меня часто возникает чувство обиды, например, в отношениях с мужем. Я очень быстро обижаюсь.

Б. X: Судя по твоим словам, это перенятое чувство. Возможно, ты идентифицирована с кем-то, кто действительно был обижен. Тогда все, что происходит потом, является двойным смещением.

Существует еще одна, четвертая категория чувств, которые я называю метачувствами. Они обладают совершенно иным качеством. Это чувства без эмоций. Они являются чистой, сосредоточенной силой. К ним относится, например, мужество, смирение (как согласие с миром таким, как он есть), спокойствие. Существует также металюбовь, высшая любовь. Когда человек причиняет другому зло, не испытывая к нему негативных чувств, как, например, хирург, а иногда и психотерапевт, я называю это метаагрессией. Метаагрессия — это дисциплина, необходимая для стратегического действия. Действовать стратегически можно только при строжайшей внутренней дисциплине, которая требует огромных усилий. Раскаяние тоже является метачувством. Здесь человек сосредоточен, он знает о том, что ему положено. Он чувствует это и следует этому. Если человек уклоняется от того, что ему надлежит, он отмечает что-то, что опять же является родом совести, духовной совести, в отличие от, ну, скажем, совести действий. Если, например, человек изменяет самому себе, это как-то связано с метачувствами.

Здесь есть разница между сценарием, которому человек следует под давлением сжатой динамики своей системы, которая на него влияет и в которой он берет на себя определенные задачи, и надлежащим ему исполнением жизни. Если человек к этому приходит, он выходит за рамки сценария, тогда сценарий может потерять для него силу.

Венцом всех метачувств является мудрость. Она связана с мужеством, смирением и силой. Мудрость — это чувство, которое позволяет различать, что важно, а что — нет. Быть мудрым не означает, что я что-то знаю, это значит, что в определенной ситуации я распознаю, что возможно, а что невозможно, и что мне нужно делать. Мудрость всегда ориентирована на действие. Действия мудрого — не следствие выводов, он непосредственно воспринимает правильное. Поэтому мудрые всегда поступают иначе, чем от них ожидают.

Когда появляются метачувства, они воспринимаются как подарок. Их нельзя добиться, они даются как милость. Они являются вознаграждением за опыт, за труд — как спелый плод.

К полноте жизни относится то, что человек всегда, во всех областях, и прежде всего в отношениях чувствует. Металюбовь придает отношениям силу и стабильность, она порождает ответственность, надежность и верность.

Укрепление или ослабление

Когда наблюдаешь за работой Берта Хеллингера, создается впечатление, что он принципиально направляет свое внимание на вопрос: придает сил то, что человек говорит, чувствует и как он себя ведет, ему самому и другим или это ослабляет и его, и других? Если он приходит к выводу, что ослабляет, он прерывает такие модели: иногда с юмором, иногда конфронтируя, иногда объясняя или рассказывая небольшие истории, но всегда очень рано.

Пример:

Ханнелоре (плаксивым голосом): У меня ком в горле, он подступает все ближе.

Б. X.: Не поддавайся слабости! Смотри прямо! Ты видишь

мои глаза?

Ханнелоре: Да.

Б. X.: Какого они цвета?

Ханнелоре: Темного.

Б. X. (удивленно): Темного? (Группе.) Вы заметили перемену? Теперь тут снова больше силы. Когда человек уходит в слабые чувства, он всегда что-то затуманивает, он не в состоянии по-настоящему видеть и слышать. Все, что ослабляет, ничего не дает. Об этом можно забыть, но если кому-то это нужно, то можно ему сказать, что иногда он может позволить себе этим понаслаждаться.

Марта: Меня интересует разделение чувств на укрепляющие и ослабляющие. Я пока не совсем это понимаю. Я не знаю, как определить, ослабляю я себя своими слезами, а я часто плачу, или нет.

Б. X: Сила проявляется через определенное воздержание от аффекта. Знаешь, что такое воздержание?

Марта: Удерживать?

Б. X: Это когда не накладываешь в штаны. В этом есть сила. Здесь ты имеешь возможность наблюдать, когда человек уходит в ослабляющее его чувство и как я с этим обхожусь, чтобы он снова стал сильным. В ослабляющих чувствах есть нечто мани-пулятивное. Они призваны заставить другого что-то для него сделать, при том что сам он остается пассивным. Ослабляющие чувства служат оправданию бездействия и поддержанию проблемы. Поэтому, пока человек пребывает в таком чувстве, сделать обычно ничего нельзя и вмешиваться тоже нельзя.

Анджела: Но теперь у меня еще один вопрос: а бывает ли сильная слабость?

Б. X. (после некоторых раздумий): Да, если ее использовать стратегически.

Анджела: Я спрашиваю, потому что для меня слабость — часть жизни. Это также часть...

Б. X: Нет, часть жизни — это нуждаемость, и это нечто иное. Очень важно, чтобы мы признавали, что в чем-то нуждаемся, чтобы в отношениях мы давали понять, что другой нам нужен, но не используя его. В партнерстве нуждающимися являются оба. Это и создает отношения. Например, если кто-то перестает нуждаться — бывает, что люди приходят к своей полноте и переполняются, — то другие могут у них брать. Однако, если они сами ничего не берут у другого, то отношений не возникает. Тогда они остаются сами для себя. Но тем человечнее другое.

(В другом месте.)

Знаешь, как обходиться с нуждаемостью? Просить другого, причем совершенно конкретно. То есть не в том духе, что: «Пожалуйста, люби меня больше». Это неконкретно. А вот так: «Пожалуйста, побудь со мной еще полчаса и поговори со мной». Это достаточно конкретно. Дело в том, что тогда другой знает, что через полчаса просьба будет выполнена. Если же ты скажешь: «Останься со мной навсегда», просьба будет невыполнима, и он будет чувствовать, что от него требуют непосильного.

Эдда: У меня очень бьется сердце и сильно вспотели ладони. Я спрашиваю себя, смогу ли я когда-нибудь утолить свою нуждаемость?

Б. X.: Тебе нужно провести одно различие. Это нуждаемость того, кого уже нет. В том смысле, что уже нет того маленького ребенка, как и того человека, на которого эта нуждаемость направлена. Если ты, будучи взрослой, пытаешься получить это от кого-то другого или от своих родителей, то это

уже невозможно.

Тебе нужно (как я делал это с Бригиттой) пойти назад, пока ты снова не станешь ребенком. Тогда ты, возможно, посмотришь на своих тогдашних отца или мать и подойдешь к ним тем ребенком. Тогда, чтобы этот ребенок чувствовал себя уверенно, ты сама можешь быть для него защитой. Ты можешь, так сказать, диссоциировать в себе нуждающегося ребенка и взрослого человека. Взрослый защищает ребенка. И потом, ты всегда можешь обратиться за помощью к терапевту, который тебе в этом поможет. Тогда это будет ясная ситуация, и ты не попадешь в неловкое положение. Взрослый может сказать: «Это уже неуместно». Но для ребенка это уместно.

Прощание и работа скорби

Какое-то время назад в группе был участник, который узнал из газеты, что в результате несчастного случая погиб его внебрачный сын. Этого сына он никогда не видел и не принимал в нем никакого участия. Позже он женился, у него родились еще трое детей. Он сделал расстановку своей системы, и я поставил умершего сына рядом с ним. Затем я посадил сына перед отцом, и он положил руку ему на голову. Мужчине было очень больно и очень стыдно. Потом это прошло. Они с женой

давно уже перестали находить общий язык. В тот же вечер жена ему позвонила и сказала много приятного. Внезапно он ощутил в своей душе мир, и образ подействовал даже через расстояния.

Карл: Меня занимает идея работы скорби. Ведь получается так, что, когда исключенного принимают, то это просто хорошо и ничего больше делать уже не нужно.

Б. X: Работа скорби относится к тем людям, с которыми я непосредственно связан, а не к тем, кого я не знал. Их просто нужно принять. По моему представлению, человек достигает своей полноты и целостности только тогда, когда в его сердце обретают место все, кто относятся к его системе. Тогда он совершенен. До тех же пор, пока кого-то не хватает, он несовершенен. Тогда ему чего-то недостает до целостности. Только когда свое место получат все, он сможет спокойно делать то, что ему подобает.

Марта: Я думаю о своем коллеге, который летом погиб в результате несчастного случая, на меня это очень повлияло. С тех пор я похудела на десять фунтов, и я не знаю, в чем тут дело. Еще я много плакала, и мне казалось, что это неадекватно.

Б. X: Может быть, ты отказалась от чего-то, что он хотел тебе дать, или к чему-то в нем отрицательно относилась? Ты осталась ему что-нибудь должна?

Марта: У меня была короткая связь с его братом, он был против наших отношений.

Б. X.: С ним у тебя тоже была связь?

Марта: Нет, он был женат на одной моей коллеге.

Б. X.: Я дал тебе несколько намеков. Дай этому на себя подействовать. Я по-прежнему думаю, что ты ему что-то должна, причем должна что-то принять. Прощание удается тогда, когда я принял все, что человек мне подарил.

Я расскажу один случай, произошедший с моими соседями.

С тех пор, как у фрау М. умер муж, ей было очень плохо. Ее муж умер от инфаркта. Это было десять лет назад. Фрау М. все больше худела и постоянно плакала. Я сказал ей, что если ей понадобится помощь, она спокойно может ко мне прийти. Через год она появилась у меня на пороге и сказала: «Господин Хеллингер, вы не могли бы мне помочь?» Я пригласил ее войти. Она уселась, и я сказал: «Представьте себе, как вы в первый

раз встретились с герром М.». Она закрыла глаза и заулыбалась. Я сказал: «Теперь вы можете идти». С тех пор она расцвела и вновь стала очень энергичной женщиной. Так что прощание — это еще и хорошие воспоминания.

Печаль и жалость к самому себе

Адриан: Во мне чередуется чувство грусти и отчасти чувство, что нужно смириться.

Б. X: Вчера твоя грусть имела характер жалости к самому себе.

Адриан: Это верно.

Б. X.: Это вредная грусть, она ничего не дает.

Адриан: Иногда я себе ее позволяю.

Б. X: Нет, нет. Это неуважение к ребенку и матери. (Примечание: речь шла об аборте, который в это время собиралась сделать его жена.) Ни в коем случае не позволяй себе этого! Такого рода печаль приносит новую вину и часто длится всю жизнь, поскольку она не меняется. Жалость к себе нарциссична.

Первичная печаль другая. Мне вспоминается завершение одного семинара в США, там две маленькие сестрички подняли страшный рев. Когда мать призвала их: «Да прекратите же наконец», одна из девочек сказала: «Нет, еще несколько минут». Она познакомилась с нами и расстроилась, что мы уходим, это была боль прощания. Она требует определенного времени, а потом проходит, в ней есть что-то стихийное.

Адриан: Я тоже хорошо умею это различать, но все-таки иногда это случается.

Б. X.: Не случается вообще ничего, это делаешь ты!

Когда траур не прекращается

Участник задает вопрос по поводу женщины, которая живет с ним по соседству. Десять лет назад она потеряла в автокатастрофе своего двадцатилетнего сына и до сих пор горюет.

Б. X: Она злится на сына. Когда кто-то зол на умершего, горе не прекращается. Поэтому ей нужно сказать: «Я уважаю твою жизнь и твою смерть». (Молчание.) Я говорю это тебе, но ты не можешь сказать так ей.

В 31 год Рильке написал в одном из писем: «Не отыскивайте сейчас ответов. Потому что эти ответы не могут стать вашей

жизнью». Это важный терапевтический принцип. Не дают ответа тому, кто еще не может им жить.

Адельгейд: Но как же тогда помочь человеку прийти к тому, чтобы он смог этим жить?

Б. X.: А зачем это нужно?

Адельгейд: Это может быть моей задачей как терапевта.

Б. X: Нет, нет. Терапевт — это тот, кто еле плетется в хвосте.

Желание помочь в горе

(Из дискуссии о согласии с судьбой.) Адельгейд: У меня еще один вопрос: ты скажешь, что это относится и к тем случаям, когда в семье ребенок-инвалид? Здесь тоже речь о том, чтобы родители это признали?

Б. X: Нет, тут нужно кое-что другое. Ведь все начинается с зачатия. Это акт, имеющий самые большие последствия, он сопряжен с самым большим риском и обладает самым высоким величием. Нужно отдать ему должное во всем его величии. Это первое. Тогда родители принимают те последствия, которые он имеет. В этом их достоинство. Они принимают ребенка таким, каким он появляется. Это правильная, смиренная позиция, в которой выражается величие. Тогда течет нечто такое, что иначе вообще течь не может.

Адельгейд: Это было бы, да...

Б. X: Ты удивишься, но у большинства все так и происходит. Это смущает только посторонних. Большинство родителей принимают это, они готовы это нести, а твоя позиция им мешает. Ты возражаешь, тебе не хватает сопереживания. Поэтому ты не можешь отдать им должное. Это было бы первым шагом. А признание подразумевает невмешательство. На мой взгляд, в таком контексте это было бы уместнее всего.

Пример:

Несколько лет назад мне позвонила женщина из группы «Мать и ребенок», которую, в том числе, посещала мама с пятилетним сыном, у которого был рак. Она пошла туда, чтобы оказать матери поддержку, и поняла, что это невозможно. Тогда она позвонила мне с вопросом, что ей делать. Я попросил ее описать, как выглядела ситуация, когда она туда пришла, что, например, делал ребенок. «Ах, — ответила она, — ребенок весело играл». Тогда я сказал: «Вот именно, пусть ребенок играет,

сколько хочет, оставь ребенку его родителей и не встревай. Чего ты тут, собственно, хочешь?» Она так и поступила. Тогда родители могут делать то, что правильно. Терапевт тут только мешает.

Еще один пример:

Недавно мне позвонила коллега, у которой покончил с собой один клиент. Она считала, что теперь обязана помочь его близким в горе, и спрашивала меня, нужно ли ей идти на похороны. Я ответил: «Нет, совсем не нужно. Ты свою работу выполнила, все остальное — это их дело. Тебе нельзя тут вмешиваться». К чему все это? Не могу же я, как терапевт, чувствовать себя обязанным защищать людей от жизни или от того, что к ней относится. Это то самое «хотеть как лучше», которое губит мир и прежде всего отношения.

Адельгейд: Я дам этому на себя подействовать.

Б. X.: Что это значит?

Адельгейд: Мне еще нужно время.

Б. X.: Это значит, что ты остаешься при своем мнении, и для меня это совершенно нормально. Я с этим согласен. От того, что я сказал, твоя реакция ничего не отнимет и ничего к этому не прибавит. Мой поступок так или иначе верен — вот терапевтическая позиция.

Собственная и перенятая печаль

Йене: У меня еще один вопрос по поводу печали: что является моей подлинной печалью, а что — печалью моего отца?

Б. X.: Что значит «подлинной»? Подлинная — это если есть непосредственный повод. Если его нет, то, как правило, она является перенятой, то есть ты испытываешь ее вместо кого-то другого. А мотивацией всегда является любовь. Если это так, ты можешь сказать отцу: «Я беру это на себя, дорогой папа» или: «Дорогой папа, я чувствую эту печаль за тебя».

Йене: Чтобы из нее выйти?

Б. X.: Ох, да просто, даже если и не выйдешь, просто сделай это как-нибудь. (Смех в группе; обращаясь к группе.) Решение могло бы заключаться в том, чтобы он сказал: «Я делаю это для тебя, отец. Если тебе это поможет, я с радостью буду ее нести».

Фатальное или деланное страдание

Йене: Я очень хорошо себя чувствую в Обществе анонимных алкоголиков с его открытостью и доверием. Но это Общество отмечено еще и огромным количеством страданий. Мой вопрос такой: бывает ли такая глубокая общность и сочувствие в здоровом, радостном и веселом смысле, или для того, чтобы общее снова вышло на передний план, сначала необходимо такое страдание?

Б. X: Я думаю, в твоем вопросе уже содержится ответ. Без страданий и без вины такой глубины, по-моему, не достичь. Эти большие силы связаны со страданием. Еще в Библии сказано: «Кто не страдал, что тот знает?»

Алексис: Не может ли это стать соблазном пострадать?

Б. X: Да, но это не работает. Силу имеет только фатальное страдание, а не деланное. У Анонимных Алкоголиков есть еще и непреднамеренность, там ни у кого нет никаких намерений относительно другого.

Страх потери контроля

Я хотел бы ввести еще одно различие из первичной терапии. Существует представление о том, что если поддаться какой-либо потребности или действительно требующему выхода чувству, то потеряешь контроль. Но это не так. Если чувство адекватно ситуации, к примеру, если это боль разлуки, или обоснованная злость, или сильная тоска, или движение любви, и если человек ему предается, по-настоящему предается, то в самом этом чувстве и в самой этой потребности уже есть контроль. Чувство и потребность заходят настолько далеко, насколько это хорошо, поэтому, если им отдаться, не осрамишься. В чувстве есть нечто вроде внутренней границы стыда, которая очень точна. Но это относится только к первичным чувствам, не ко вторичным. При вторичных, наигранных чувствах можно и опозориться. На эти чувства полагаться нельзя.

Картина висит криво

Мы уже встречались с Петрой в связи с желанием помочь. «В терапии можно уработаться до смерти», — сказала она тогда, и Б. X. рассказал ей следующую историю.

Эффект

Двое заходят в комнату, смотрят на картину, и один из них говорит: «Картина висит криво».

На что другой отвечает: «Картина висит криво, потому что ты так сказал».

Первый в ответ: «Если она поэтому висит криво, значит, ты можешь повесить ее ровно».

Это было ее включение в семинар.

Во время круга

Петра: Я вся в раздумьях, посколько чувствую, что между тобой и мной повторяется что-то, что мне очень хорошо знакомо. Раньше я обходилась с этим так, что брала жизнь в свои руки и говорила себе: ладно, я справлюсь, и очень хорошо справлялась. Но я вижу, что мне этого уже недостаточно. Я чувствую по-другому, но всегда запускаю одну и ту же программу. Я хотела бы с этим разобраться. Я хочу, по крайней мере, увидеть решение. Смогу ли я его принять, я не знаю.

Б. X,: Тут есть один терапевтический принцип: исцеление наступает тогда, когда человек больше не в состоянии это выдержать. Тогда он исцелен. В случае с тобой я подожду, пока ты больше не сможешь. Что-нибудь еще?

Петра: Нет.

Позже

Петра: Жаль, что у меня в душе маловато пространства для учебы. Дело в том, что меня волнует кое-что другое. Одна женщина просто как одержимая вцепилась в моего партнера, а он ее вышвырнул. После этого она мне позвонила и сказала, что отомстит.

(Б. X. просит Петру расставить ее саму, партнера, ту женщину и ее психотерапевта. Выясняется, что терапевт что-то еще должен этой пациентке, и решение заключается в том, чтобы он подошел к этой женщине.)

Б. X.: Что делает терапевт, оказавшись в ситуации, когда у женщины возникает по отношению к нему такой перенос? Это опасная для терапевта ситуация. Безумие этой ситуации в том, что в настоящем пытаются сделать что-то, что относится к прошлому. Терапевтический процесс мог бы состоять в том,

чтобы терапевт со всей серьезностью отнесся к чувству клиентки, но как к детскому чувству. Ему следовало бы вместе с ней пойти в этом чувстве назад, чтобы выяснить, к какой ситуации относится эта тоска или что бы там ни было. Затем он позволяет клиентке двигаться так, как она захочет. Вероятно, она совершила бы движение любви. Сложная задача терапевта состоит здесь в том, чтобы он точно представил для нее того человека, о котором идет речь, и справился с искушением, которое возникает в этой ситуации. Безопаснее всего это получается в группе. Тут все защищены. Однако перенос этого процесса в группу может оказаться и своего рода увиливанием.

Днем позже

На этой сессии Петра делает расстановку своей родительской системы. Из расстановки явствует, что у ее отца, который погиб на войне, когда Петре было четыре года, было мало контакта с матерью. В разрешающем образе надежным местом для всех детей оказалось место рядом с отцом, а мать стояла к ним спиной далеко от них.

Петра (после расстановки): Но моего отца с нами не было.

Б. X: Что значит не было? Конечно, был!

Недавно у меня было просто чудесное переживание. На одном из моих семинаров присутствовала супружеская пара. Жена хотела заставить мужа наконец-то пройти терапию. Это был простой мужчина, работяга, очень милый парень, прочно стоящий на земле. Я поздравил его с таким здоровьем.

Так вот он рассказал, что не знал своего отца. Тот погиб за несколько месяцев до его рождения. Чтобы не повредить ребенку, матери сообщили о смерти мужа только после родов. Мужчина недоумевал: «Как же мне может быть так хорошо, если у меня нет отца?». Я сказал: «Он у тебя был. Судя по тому, каким я тебя вижу, совершенно очевидно, что мать любила твоего отца, благодаря этому он был с вами». Затем мы расставили его систему. Это было просто чудесно. Я вкратце покажу, как выглядела расстановка. (Б. X. ставит отца, мать и сына, причем отец стоит несколько позади матери.) Его мать сказала, что одна ее половина — это полностью ее муж. Тогда я поставил мужа еще чуть больше за нее, и она сказала: «Он — часть меня». Когда она сказала, что муж продолжает жить в ней, это было так нежно. А их сын абсолютно свободен, благодаря матери у него есть оба родителя. Вот так бывает.

Петра: Я понимаю.

Б. X. (приглашает Петру занять ее место в расстановке): Спокойно смотри туда (на отца)! Подстрахуй ее немного, Рюдигер (заместитель отца; подходит к ней). Вот так! (Отец и дочь обнимаются.) Крепко держи ее, Рюдигер, по-настоящему крепко. Уж если держать, то крепко (Петра начинает рыдать). Не поддавайся слезам, просто интенсивно вдыхай и выдыхай. Вот так, точно! (Через некоторое время.) Здесь можно видеть, что значит перейти из сферы влияния матери в сферу влияния отца. Здесь уместно, что дочь и другие дети переходят в сферу влияния отца. Это более безопасное для них место. С системной точки зрения мать не справляется со своей задачей. (Петре.) Посмотри на отца и скажи ему: «Дорогой папа, во мне ты по-прежнему здесь» (Петра повторяет эту фразу). Хорошо, тогда

это всё.

У зулусов, среди которых я долго работал, есть очень странная манера поведения, в ней очень четко проявляется иерархия ценностей, по которой они ориентируются. Когда встречаются два зулуса, один говорит: «Я тебя видел. Ты еще жив?» «Да, — отвечает другой, — я еще здесь. А ты?» «Я тоже еще жив».

Заместительница матери: Для меня это было очень тяжело.

Б. X.: Да, тут есть кое-что еще. Когда существует угроза самоубийства или исчезновения, то в большинстве случаев эта динамика исходит от матери, тогда спасением для детей становится место рядом с отцом. В таком случае ребенку нужно перейти в сферу влияния отца, вне зависимости от того, мальчик это или девочка.

В последний день

Петра: У меня вопрос по поводу моей расстановки. Меня совершенно сбило с толку то, что Габриэла в моей позиции совершенно не чувствовала претензии на обладание мной со стороны матери, которая постоянно присутствует у моей матери. А еще я поняла, что плохо умею брать, Рюдигер потом мне еще раз об этом сказал. (Она пускается в длинные рассуждения о том, что ее непринятие связано с притязанием матери на обладание ею и как она сидит между двумя стульями.)

Б. X.: Был когда-то такой Милтон Эриксон. Как-то раз пришел к нему один флейтист. У него так распухла губа, что он больше не мог играть на флейте. В оркестре, где он работал, появился новый дирижер, который требовал, чтобы флейтист

играл пьесу каким-то определенным образом, но флейтист отказывался: «Так я играть не буду». На что дирижер сказал: «Don4 give me a lip» (He криви мне тут рот). После чего у флейтиста распухла губа, так что он больше вообще не мог играть.

Так вот, он пришел к Милтону Эриксону, тот посмотрел на него и понял, что мужчина невосприимчив к терапии и что ничего тут не поделаешь. Но велел ему приходить раз в неделю и позволял немного поворчать обо всем, что его не устраивало, например, что «картина висит криво». Эриксон был очень терпеливым терапевтом. Через девять месяцев пациент впервые упомянул своего отца, и тогда Эриксон дал ему одно задание. В то время флейтист все еще жил с отцом, а тот был родом с Сицилии, такой настоящий патриарх. Он прекрасно заботился о семье, но дети постоянно должны были обо всем перед ним отчитываться.

Однажды у этого мужчины появилась подруга, но она не устроила отца, и он с ней расстался. Так вот, получив задание, он отправился домой и стал ждать, когда вернется отец. Наконец, он услышал, как отец входит в дом, и у него задрожали колени. Отец спросил: «Ну, сын мой, и чем ты сегодня занимался?» Тогда сын собрал все свое мужество в кулак и ответил: «Отец, я тебе не скажу. Я уже взрослый. И если у меня когда-нибудь снова появится подруга, я тебе об этом тоже не скажу, и скоро я отсюда перееду». Тогда отец твердым шагом подошел к сыну, встал перед ним, протянул ему руку и сказал: «Сын мой, я действительно этого не заметил» (всеобщее веселье).

Петра: Все это мило, но у меня тем не менее есть еще один вопрос.

Б. X.: Нет, нет, больше никаких вопросов. Сейчас не надо!

Позже

Петра: Мне по-настоящему хорошо. Во мне такое теплое и живое чувство, которому я бы хотела дать подействовать. Сегодня ночью я ощутила огромную благодарность за то, что все так получилось.

Меня немного смутил твой пример по поводу ненависти. Я слышала, что, когда отец последний раз был в отпуске, мой брат рявкнул: «Можешь отправляться обратно в Россию и там остаться».

Б. X.: Твой брат произнес то, что думала мать. Трехлетний ребенок такого не скажет. Это опять послание не по адресу в

системе, запрещенная фраза, которая находит выход у самого слабого.

б) Терапевтическая работа со снами

Во-первых, со снами я обычно вообще не работаю. Я против мифологизации снов. Некоторые люди воспринимают их как откровения свыше, к которым следует относиться серьезно. Однажды я работал с одним человеком, который рассказал мне, что прошел сеанс гипноза у хорошего гипнотерапевта. Они вышли на определенные вещи, и поскольку он пришел к этому в состоянии гипноза, он счел их очень важными. На мой взгляд, результат был неверный, он был ему не на пользу. Тогда в беседе мы посмотрели на его ситуацию с системной точки зрения, и вдруг стало совершенно ясно, какой была подлинная динамика. Достичь этого с помощью гипноза было невозможно, поскольку даже гипнотерапия бесполезна, если нет понимания. Где человек ничего не сделал, никакой сон ему тоже не

поможет.

Бывают сны, которые помогают продвинуться дальше, но только тому, кто уже в пути. Тогда ему приходит еще и помощь из глубин. Тому, кто сидит сиднем, они вообще ничего не дают. Сны зависят от потока энергии, которой человек

обладает.

Если энергия утекает в бездействие или вдет на уклонение от принятия решений, сны ему все это подтвердят. Как в повседневной жизни люди используют множество техник, чтобы уйти от надлежащих действий и оправдать бездействие, так и сны в большинстве своем служат оправданию и подтверждению проблем. Что это именно такой сон, видно по тому, что человек без эмоций и затруднений сразу же начинает его рассказывать.

Такие сны я называю вторичными. Они связаны со вторичными чувствами и, так же как вторичные чувства, служат для отказа от того, что надлежит сделать. Раз мне приснился этот сон, значит я могу себе позволить ничего не делать. Заняться этим всерьез значит подтвердить проблему, а рассказчик будет в душе смеяться, поскольку ему удалось вас одурачить. То же самое происходит, когда кто-то начинает: «Сегодня ты мне снился...» — обычно он хочет сыграть с вами злую шутку.

Пример вторичного сна:

Мужчине приснилось, что сокол летит на охоту, видит маленькую певчую птичку, сначала дает ей попеть, а потом хватает ее, взлетает, с ней в когтях кружит над своим гнездом и отпускает, так что она в него падает. Сон показался ему восхитительным.

Этого мужчину бросила жена, она ушла к другому. Но на полнедели она возвращалась из-за детей, а потом снова уезжала к другому мужчине. Так что сон абсолютно точно отобразил его ситуацию. Он отпускает свою жену, отдает ее другому, и она падает в его гнездо. А он обрадовался, как будто получил откровение свыше. Но не заметил, что просто описывает собственную ситуацию. Так что это был вторичный сон.

Вторичные сны — это приманка, предложение поиграть. («Посмотрим, клюнешь ты на это или нет».) Можно с большим удовольствием купаться в образах снов, и все это время ничего не нужно будет делать. Но бывают и другие сны, которые являются зашифрованными воспоминаниями. Я называю их первичными. Как и первичные чувства, они не громкие и не драматичные, они тихи и легки. Например, сны о воде — это часто воспоминания о рождении. В этом случае смотришь на то, что тогда произошло. Одной женщине приснилось, что она вместе с дочерью поднимается на гору, а во время спуска дочь вместе с лыжами оказывается у нее между ног, и внизу дочь шлепается в озеро. Я спросил ее: «Что произошло при твоем рождении?» Она ответила: «Это были внезапные роды, мама в тот момент как раз была в ванне». Это было зашифрованное воспоминание.

Самые значительные сны — это теневые сны, в которых всплывает та подавленная сторона, которую человек не хочет в себе воспринимать. Такие сны стараются забыть, их не рассказывают. В теневых снах человек скорее всего входит в контакт со скрытой стороной в себе. Тут нужно принять в свое сердце именно то, чего во сне боишься. В свое сердце принимают того, кто кажется плохим. Тогда это можно интегрировать.

Очень важны системные сны. То есть бывают сны, которые не имеют никакого отношения к сновидцу, они описывают какую-то проблему, причем нерешенную, в его родительской системе. Если истолковать такой сон лично, это будет стопро-

центной ошибкой. Так что, работая со снами, важно отличать системные сны от прочих.

Карл: Ты не мог бы привести пример системного сна?

Б. X.: Когда Мирьям рассказывала свой сон (стр. 277), я подумал, что он системный. Поэтому я спросил ее о произошедших в системе событиях. Сон меня совершенно не тронул, но я был не уверен. То, что она описала, скорее наводит на мысль, что это первичный сон, который снова поднимает

старые страхи.

В системных снах в беззащитном рожденном позже члене системы всплывает что-то значимое для системы, что-то нерешенное, и если он берет это на себя, то все смещается, а это очень плохо. Если терапевт толкует такие сны лично, то это уводит в совершенно неверном направлении. Поэтому так ва

⇐ Предыдущая16171819202122232425Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: