 |
Случайная встреча с гением
|
|
|
|
АНДРЕЙ КАРП
ПОКА БЬЕТСЯ СЕРДЦЕ
РАССКАЗЫ И СТИХИ
Самобытный коряжемский поэт и прозаик Андрей Карп в 2000 году издал свою первую книгу рассказов и очерков “Нелишний человек”, чем подтвердил свое право войти в лите-ратуру. Внимание читателей привлек его поэтический сборник “Грани любви”, вышедший в 2001 году. Значительной вехой в его литературном творчестве стала книга “Преодоление” (2002г.), в которую вошли одноименный роман, повесть “Тетя Соня” и рассказы. Увидевший свет в 2009 году роман “Взросление” является продолжением “Преодоления” и рассказывает об испытаниях, выпавших на долю тяжелобольного ребенка. Все его герои пришли из жизни. Творчество Андрея Карпа находит живой отклик в сердцах благодарных читателей, круг которых значительно расширился: в него влились подписчики всероссийской газеты “Здоровый образ жизни”.
За последние годы изданы сборники стихов и рассказов: “Жажда жизни” (2003г.), “Истоки вдохновения” (2004г.), “Помню, надеюсь…” и “Светотень” (оба в 2005г.). А также: “Небесное и земное” (2006г.), “Кладезь мудрости” (2007г.), “Открытое сердце” и “К Востоку от Запада” (оба в 2008 г.), “Встречи и расставания” (2009г.), *Семейный альбом* (2010г.), *Суровый век обозревая…* (2011г.), ^О любви, святой и грешной* (2012г.), *Картинки с выставки* (2013г.).
АНДРЕЙ КАРП
ПОКА БЬЕТСЯ СЕРДЦЕ
РАССКАЗЫ И СТИХИ
КОРЯЖМА
201… г.
Выходные данные
Памяти отца
Давид Наумович Карп
(1925-2015г.)
ОТ АВТОРА
ЛУЧШИЙ ГАРАНТ
Твердит судьба упорно:
– Пиши, поэт, пиши!
И к старику Харону
Навстречу не спеши.
Покуда видишь строчки,
И слышишь сердца стук,
|
|
|
Не ставь последней точки,
Не опускай ты рук.
Не зарывай таланта:
Он – друг, спаситель твой.
Нет лучшего гаранта
От боли мировой.
10.09.2017 г.
ИЗ ОТЦОВСКИХ РАССКАЗОВ
Необходимое предисловие
Чем дальше уходит от меня трагический день, когда покинул этот мир мой отец, тем острее чувствую, как мне не хватает его – моего защитника и друга, самого мудрого человека на свете. Говорят, время лечит. Может быть. Но моя рана никак не затянется. В моем сознании до сих пор – а прошло уже два с половиной года со дня кончины – слышится голос отца, его шутки, его истории о своей жизни, его душевные разговоры. Не раз он просил меня записать эти истории. И некоторые из них были записаны и опубликованы. Но не все. Думалось, что еще успею. Ведь отец вечен.
И теперь, когда родное лицо смотрит на меня с мемориальной доски, установленной на доме, где мы с отцом жили пятьдесят пять лет, те давние воспоминания стали еще дороже для меня способностью возвращаться памятью к тем счастливым дням когда все были живы и относительно здоровы. И я решил записать по памяти не однажды слышанные истории, чтобы не канули в Лету занимательные эпизоды из жизни моих родичей.
Публикуемые здесь рассказы – мой личный памятник отцу: Человеку с большой буквы.
Сентябрь 2017г.
ПОПРОШАЙКА
В детстве моего отца называли Дусиком. Уменьшительно-ласкательно от имени Давид. Семья Карпов до 1933 года жила в Харькове – тогдашней столицей УССР. Район, где они проживали, назывался «Основа» и прослыл в народе убежищем уголовников и бандитов. Отец Дусика Наум Саму-илович занимал должность начальника финансового управления наркомата металлургической промышленности Украины. Жили не богато, но всё-таки в достатке. Мать Дусика Елизавета Осиповна была домо-хозяйкой. Часто к ней приезжали родственники из Белоруссии, привозили продукты. У Дусика был младший брат Исаак, который впоследствии стал называться Юрием, по известной всем причине.
|
|
|
Дусик был парень не промах. Водился с Харьковской шпаной, так что родителям приходилось применять крутые меры, чтобы как-то его обуз-дывать. Вот один такой случай.
- Мама, я пойду, погуляю, - сказал Дусик после обеда.
- Иди, иди, только опять во что-нибудь не вляпайся, - предупредила Елизавета Осиповна.
Дусик схватил шапку и побежал на оживленный перекрёсток в центре города. Сел на тротуар, прислонившись к стене дома, положил около себя шапку и начал просить жалостным голосом:
- Подайте копеечку бедному сиротке! Батю кулаки убили, мамку чахотка съела! Подайте Христа ради!
Таким образом, Дусик решил заработать на билет в кино. Успех был ошеломляющий. Прохожие бросали в шапку копейки, пятаки, а порой и десятикопеечные монеты. И вдруг, как гром среди ясного неба, раздался голос:
- Ты что тут делаешь, Дусик?
Подняв глаза, Дусик со страхом увидел человека, который часто бывал в их доме. То был папин сослуживец Тимофей Лешко. От неожиданности Дусик лишился дара речи. «Всё, пропал, - подумал он».
- Тебе что, денег не хватает? – строго спросил Тимофей.
Дусик промычал что-то невразумительное.
Тогда Тимофей взял его за ухо и потащил по улице к родному дому.
- Вот, принимайте Елизавета Осиповна своего сорванца. Ведь что при-думал, оголец – просил милостыню на перекрестке.
- Ну, я ему, сейчас задам! – разозлилась Елизавета Осиповна. – Будет знать, как семью позорить! Ну-ка где у нас ремень!
Одной рукой схватив Дусика за шиворот, другой взяла старый отцов-ский кожаный ремень.
- Ой, больно! – завопил мальчик.
- Я ещё не начинала! – проговорила Елизавета Осиповна.
Тимофея как ветром сдуло. А Дусик получил по первое число. Так что в следующую неделю он не мог сесть на стул.
Вечером всё было доложено отцу, который вернулся домой усталый и желавший поскорее отдохнуть.
- Сынок, как ты мог так поступить? – промолвил Наум Самуилович. – Мы же тебе ни в чем не отказываем.
Дусик стоял перед отцом, понурив голову. Он уже осознал свою вину и поклялся больше так не делать.
Апрель 2017г.
«ЛЯВОНИХА» С ВЫХОДОМ
В молодости Лиза окончила художественное училище. Будучи ученицей известного живописца Исаака Бродского, автора картины «Ходоки у Ленина», подавала большие надежды, как художница. Подтверждением Лизиного таланта может служить написанный маслом автопортрет, до сих пор висящий в комнате её внука – автора этих строк.
|
|
|
Но, выйдя замуж за любимого Наумчика, Лиза забросила живопись, и всю себя посвятила семье и любимому мужу. Но иногда ее возмущало то обстоятельство, что Наум Самуилович редко бывает с ней на праздниках, как будто стесняясь своей жены. Да, Лиза была остра на язык, и могла сказать не то, что нужно, тем самым подвести Наума Карпа под монастырь. Всё же он был большая «шишка», принадлежащий элите тогдашнего об-щества. Поэтому они редко ходили на вечеринки по случаю праздников.
До поры, до времени Лиза терпела такое положение, хотя ей было это нелегко. И вот однажды…
Был Первомай. К Науму Самуиловичу пришли его сослуживцы отметить праздник пролетарской солидарности. Это были Тимофей Лешко и Кондрат Шульга. Тимофей принес бутылку водки. Лиза накрыла на стол и ушла в детскую заниматься младшим сыном Исааком. А мужчины стали пить и рассуждать о больших материях. Прошло, примерно, полчаса, а может и час. Гости уже были под шафе, когда вдруг открывается дверь, и в гостиную вплывает Лиза в лифчике и трусиках и начинает танцевать «Ливониху», при этом напевая матерные частушки. Наум Самуилович вытаращил глаза. Он никак не ожидал от жены такой выходки. Гости тоже остолбенели, мо-ментально протрезвев. А Лиза, исполнив танец, скрылась за дверью, при-бежала в спальню, упала на кровать и заплакала.
- Ну и дела! – проговорив Кондрат Шульга.
А Науму Самуиловичу стало так стыдно, что он не мог и слова сказать. Когда гости разошлись, он пришел к ней и молча, обнял её за плечи. После этого случая жизнь Лизы изменилась, её Наумчик теперь ходил с ней всегда под ручку, и не только в праздники.
Май 2017 г.
НА УРОКЕ ИСТОРИИ
1-го сентября 1939 года Дусик пошел в седьмой класс. Уже шесть лет жил он с родителями и младшим братом Исааком в Днепропетров-ске, куда они переехали из Харькова, когда столица Украины переме-стилась в Киев. По решению властей УССР наркомат тяжелой промы-шленности, где работал отец Дусика, обосновался не в новой столице, а на Юго-востоке республики, поближе к гигантам индустрии – «Азов-стали», «Криворожстали» и Днепропетровскому трубопрокатному заво-ду, снабжавшему своей продукцией весь Союз. Поселился Наум Карп с семьей в центре города, на проспекте Карла Маркса, во флигеле особ-няка, когда-то принадлежавшего родственнице императрицы Екатерины II. Сомнительно, конечно, но так гласит семейная легенда…
|
|
|
Но вернемся к Дусику. Он повзрослел, и к седьмому классу превра-тился в крепкого здорового хлопчика, который, если что, может посто-ять за себя и за товарища. Забыты детские шалости харьковского пери-ода. Теперь Дусик играет в волейбол за школьную команду, и о его подачах ходят легенды. Кроме волейбола он занимается в теннисной секции у мастера Давиденко. Один раз играл в школьном спектакле про революцию – произнес за кулисами речь Ленина. Вышло очень похоже…
В шестом классе Дусик собрал детекторный приемник, и, поймав «Радио Бухарест», слушал трансляции концертов знаменитого русского певца Петра Лещенко. Его песни, веселые и грустные, его манера ис-полнения покорили подростка. Дусик буквально влюбился в певца. Эту любовь он пронес сквозь годы и передал по наследству.
Одноклассники седьмого «б» выбрали его старостой. Теперь Дусик дол-жен был следить за тем, чтобы в классе присутствовали все ученики…
Через семнадцать дней после начала учебного года все газеты и радиостанции СССР объявили о начале освободительного похода Красной армии на территории Западной Украины и Западной Белоруссии с целью воссоединения этих земель с УССР и БССР. Советская пропаганда работала на полную мощь. Она показывала светлые стороны этого похода. А что Польское государство развалилось под ударами фашисткой Германии и Советского Союза, так это было в порядке вещей. В школах учителя рас-сказывали, как радостно встречают все люди, живущие на бывших польских землях наших красноармейцев-освободителей. Для этого использовались все наглядные пособия…
В классе, где учился Додик, историю преподавал пожилой учитель Григорий Карпыч Шкрабутько, которого ребята за глаза прозвали «Скобёл» (Скобёл по-украински гвоздь). Такое прозвище было не случайно. Высшая похвала Григория Карпыча была: «Ты – парень-гвоздь».
И вот какой случай произошел на уроке истории примерно через неделю после начала этих великих событий, а проще говоря, после вторжения СССР на территорию Польши.
|
|
|
Было в классе два отпетых двоечника: Витька Яцко и Толька Стеценко. Учились они не шатко, не валко, зато в карты резались, как настоящие кар-тежники. Облюбовав себе место за шкафом, стоящим позади парт, Витька и Толька сидели по два часа играли в «дурака», или «козла»…
- Староста, доложите, все ли учащиеся на месте, - попросил Григорий Карпыч.
- Отсутствуют два ученика: Виктор Яцко и Анатолий Стеценко, - доложил Дусик.
В это время из-за шкафа донеслись характерные звуки – шлепанье карт. Григорий Карпыч не подал виду, а разрешил старосте сесть на место. Взяв указку, он начал свой рассказ:
- Когда Красная Армия вошла на Западную Украину, польская армия разбежалась. И пришлось нашим красноармейцам вылавливать дезертиров, вылавливать по разным местам: в стогах сена, в подвалах и других убе-жищах.
Рассказывая об этом, учитель очень осторожно подошел к шкафу.
- Сейчас я вам покажу, как ловят дезертиров.
У Дусика сердце замерло от страха. Он-то знал, где сейчас прячутся прогульщики. Перед уроком они с нпглой улыбкой скрылись за шка-фом. Дусику не хотелось выдавать ребят. Ябедой он никогда не был. Неприятно засосало под ложечкой, и Дусик закрыл глаза.
А Григорий Карпыч, просунув указку за шкаф, начал шуровать ею, будто штыком. Раздался отчаянный крик, и из-за шкафа выскочили «дезертиры» – Витька и Толька.
-А ну, марш на место! И карты – сюда! – Учитель протянул руку ладонью вверх. Тотчас потрепанная колода карт легла на эту ладонь.
-А тебе, Давид Карп, я делаю замечание: плохо следишь за дисцип-линой, – проговорил Григорий Карпыч.
У Дусика отлегло от сердца. Гроза прошла стороной. Могли и ро-дителей вызвать…
Назавтра пришли старшеклассники и придвинули шкаф вплотную к стене. Таким образом, убежище исчезло.
А вскоре все школьные происшествия были забыты. Надвигались грозные события.
Первого декабря грянула финская война…
Май 2017г.
ДОБЕРМАН ПИНЧЕР*
Монтажники – веселый народ. Специфика их работы, сопряженная с риском потери здоровья, а иногда и жизни, требует разрядки. И эта разрядка приходит с веселыми застольями, когда закончена опасная ра-бота, а впереди – новые испытания. Бригада монтажников сродни экипа-жу космического корабля. Совместимость членов бригады проверяется в экс-тремальных условиях...
После демобилизации Давид Карп работал бригадиром монтажников в отделе строительства при министерстве лесной и целлюлозно-бумаж-ной промышленности СССР. Со своими ребятами он побывал в различ-ных уголках Союза. Общий труд по прокладке линий электропередач и телефонной связи между леспромхозами и нижними складами древесины сплотил бригаду, превратил ее в братство единомышленников.
В бригаде было, включая Давида, шесть человек. Все, кроме бригадира, – коренные москвичи. Среди них выделялся весельчак и балагур, любитель розыгрышей Евгений Стрепетов. Порой его шутки выходили за рамки дозволенного, и тогда Давид выручал Жеку – так, по-простому, он звал Стрепетова – из разных передряг. Жалко было терять незаменимого ра-ботника и компанейского человека. Давид знал, что три года назад от Евгения ушла жена, не выдержав его характера, легкого на подъем. Но не-долго горевал Жека. Вспомнив поговорку «Баба с возу – кобыле легче», он весь ушел в работу. Дальние командировки, смена впечатлений и поддержка товарищей помогли затянуться ранам души. И Стрепетов отозвался на эту поддержку ударным трудом. А своего бригадира он считал отцом родным, уважительно называя «Наумычем».
Как-то раз судьба забросила бригаду в Котлас. По сравнению с Москвой это было глухое захолустье. Но всё же Котлас – ровесник Великого Октября, транспортный узел водных и железнодорожных путей сообщения. И еще славился город своей пересылкой, откуда заключенных гнали в Коми АССР, Кировскую и Пермскую области.
Монтажники оказались там проездом. Ожидая поезд на Киров, они зашли в привокзальную столовую, шумно уселись за стол у окна. Стрепетов подозвал официантку. Подошла девушка в русском кокошнике и белом переднике, будто сошедшая с экрана Настя из фильма «Сказание о земле Сибирской».
-Как вас звать-величать, милая девушка? – спросил Евгений и подмигнул сидящим за столом. Все насторожились в предвкушении очередного ро-зыгрыша.
-Катя, – ответила девушка и зарделась, как маков цвет.
-Скажите, Катюша, у вас есть доберман пинчер?
-А что это такое? – Катя удивленно вскинула бровь.
-Как? Вы не знаете, что такое «доберман пинчер»? Да будет вам известно, что это блюдо подают в лучших ресторанах Москвы и Ленинграда!
Монтажники давились от хохота. Но бригадиру было не до смеха. На его глазах унижали человека. Давид этого терпеть не мог. Показав исподтишка «шутнику» тяжелый кулак, он обратился к официантке:
-Извините, Катюша, нашего товарища. У него плохо с юмором. Пожалуйста, дайте всем котлеты по-киевски и чаю.
Катя пошла, выполнять заказ.
-Жека, ты у меня доиграешься! – Голос Давида дрожал от гнева. – Тебе мало было краснодарских приключений?! Если забыл, то я напомню! Мы тебя с превеликим трудом из милиции вытащили! За дебош в ресторане ты бы загремел на пятнадцать суток!
-Всё, всё, Наумыч, не кипятись. Больше такого не повторится, – успокоительно произнес
Стрепетов.
Перекусив, монтажники сели в поезд Котлас – Киров.
Их ждала новая работа.
Июнь 2017 г.
*Порода собак
СЛУЧАЙНАЯ ВСТРЕЧА С ГЕНИЕМ
Мой отец часто отлучался по делам в Москву. Цель таких рабочих командировок заключалась в обеспечении стройки материалами и технической документацией. Посылая Давида Карпа в столицу, управляющий стройтрестом Михаил Ефимович Сафьян ни минуты не сомневался, что Карпик, как ласково называл начальник стройки в часы задушевных бесед директора Комбината Промышленных Предприятий и главного субподрядчика, выполнит все поручения точно и быстро. Отец имел опыт жизни в Москве и знал, как входить в чиновничьи кабинеты.
(Забегая вперед, скажем, что, когда Михаил Ефимович готовился вернуться в Москву, отец на приеме у председателя Мосгорисполкома Промыслова выхлопотал для Сафьяна престижную квартиру в тогдашнем пригороде столицы Химках. В той квартире ночевал и ваш покорный слуга, когда его возили на консультацию к саети-лам медицины.)
Маму ужасно раздражали эти поездки. Оно и понятно: справляться с больным ребёнком одной нелегко. Когда отец приходил с работы домой, мама расслаблялась, передавая часть домашних забот на сильные мужские плечи. Поэтому отец избрал тактику постепенной подготовки к предстоящей командировке. За неделю до отъезда обычно происходил такой разговор.
- Галюша, скоро я уезжаю.
- Когда? – спрашивает мама, уже закипая.
- Через неделю.
- На сколько?
- На три дня.
- А не может ли твой Сафьян послать другого человека?
- Нет, не может. Ты же прекрасно это знаешь.
- Ах, какой же ты незаменимый работник!
- Галюша, ты же понимаешь, что Сафьян мне доверяет больше чем другим.
- А ты понимаешь, что мне тяжело без тебя. Андрей растет, и таскать его с каждым днем всё труднее.
- Это я понимаю, – говорит отец, – но надо ехать…
- Ну и поезжай, а я тут буду страдать!
Вот такие разговоры происходили регулярно, пока автор этих строк находился в детском возрасте.
Что-то затянулось моё вступление. Вы спросите: причем тут гений? Сейчас расскажу.
В одной из командировок у отца произошла знаменательная встреча. А было так.
Ожидая поезда на Воркуту, отец зашел в ресторан Ярославского вокзала. Оглядевшись, он подсел к мужику в меховой куртке и джинсах. Перед ним стояла начатая бутылка водки и на тарелке лежала котлета. Было видно, что человек уже давно сидит и явно не трезвый. Его глаза уставились в одну точку. Увидел подсевшего мужчину, мужик обрадовался тому, что можно си ним поразговаривать, излить душу.
- Георгий Свиридов, – представился он.
- Давид Карп, – в свою очередь представился отец, едва сдерживая волнение. Такая встреча! Свиридова он знал по музыке из кинофильма «Время, вперед!».
- Неужели вы тот самый…
- Да, представьте себе, - хмуро проговорил собеседник. Его настроение явно было на нуле.
Тем не менее, они разговорились. Свиридов рассказал, что ждет электричку на дачу. А там, его жена Ельза Августовна заканчивает сезон. Стоял октябрь, и из окна ресторана было видно, как опадают листья с деревьев. Отец тоже рассказал, что возвращается из командировки на север. Свиридов что-то слышал про ударную стройку на юге Архангельской области, но ему было не до этого. Композитор начал жаловаться на притеснения со стороны власти, на интриги своих собратьев по цеху. Он обижался, что все ключевые посты заняли евреи, а русскому человеку никак невозможно выдвинуться. Говоря это, он постоянно прикладывался к бутылке, и его речь становилась всё более несвязной. Отец слушал излияния обиженного жизнью человека, а в голове его звучала чудная музыка, истинно русская, широкая и приаольная. И творец этих чарующих звуков сидел напротив, такой непохожий на гения. Контраст был так велик, что отцу стало не по себе. Он почувствовал, что прикоснулся к сокровенному. И хотя отец не любил антисемитов, ему стало жаль этого большого и такого несчастного человека. А композитор уже нес всякую чушь, очевидно забыв, что перед ним сидит самый настоящий еврей. Наконец, не в силах больше смотреть на душевные муки Свиридова, отец встал и поспешно ушел, оставив гения разговаривать с пустой бутылкой.
Выйдя на воздух, отец сел на скамейку и задумался. Да, если уж у таких людей каша в голове, что тут говорить о простом народе, который во всем винит евреев. Даже такая частушка ходит:
Если в кране нет воды,
Значит, выпили жиды.
Сколько ещё у нас таких людей, презирающих чужую национальность!..
Подошел поезд. Отец сел в вагон и стал глядеть в окно. Неприятный осадок от встречи со Свиридовым портил настроение, но его музыка, неотступно звучащая в мозгу, постепенно растворила тот осадок в мощных аккордах, поднимающих к свету. А впереди была большая работа и родные люди.
Застучали колеса, и отец, вспомнив сына, улыбнулся.
Август 2017г.
НОВЫЕ СТИХИ
(2015-2017 г.)
ВЕЧНАЯ КОМАНДИРОВКА
Не в Архангельск и не в Москву,
Как когда-то в командировку,
Улетел мой отец в синеву;
Чемодан ненужный – в кладовку.
Не дождаться его теперь –
Нет оттуда обратной дороги.
И отец не откроет дверь,
Не появится на пороге.
И подарки не привезет –
Их мы с мамой ждали когда-то…
Календарь печально вздохнет,
Показав мне черную дату.
Но я все-таки буду ждать,
Пребывая в вечной надежде;
Распахнется дверь и опять
Обниму я отца, как прежде.
ПОСЛЕДНИЙ РУБЕЖ
Моя душа скорбит и плачет
О прошлом времени, когда
Жизнь представлялась мне иначе,
И смелость брала города.
Была семья – отец и мама
Растили из меня борца:
- Держи удар, иди упрямо
Навстречу бурям до конца.
А что теперь? Мои родные
Ушли навеки от меня.
Исчезли радости земные,
В глазах нет прежнего огня.
Ослабли сердце, ноги, руки.
Но я еще живой, пока,
Со здравой мыслью не в разлуке,
Мой мозг живет наверняка.
БЫК И МАТАДОР
Окончена коррида.
Упал на землю бык.
И матадор для вида
Головушкой поник.
Кто бык? Да я, конечно.
Болезнь – мой матадор.
И наша битва – Вечна,
Пока стучит «мотор».
На этот раз уж точно
Меня он победил, –
Прижат к кровати прочно,
Подняться нет уж сил.
Но бык во мне не хочет
Закончить жизнь свою.
Сжигает злоба очи
В решающем бою.
Конец? Так нет уж! Дудки!
Вражина, погоди!
Победные минутки
Маячат впереди.
***
Ступени старые, окутанные мглой,
Скрывая тайны прошлых поколений,
Ведут нас вглубь веков, как будто в дом родной,
Где зарождался гуманизма гений.
Рождался он тогда из хаоса толпы,
Что ведьм сжигала на кострах безумья.
Искал своей ногой начало той тропы,
Что приведет на пик благоразумья.
Во тьме жестоких лет идем мы на маяк
Пытливых глаз, противных мракобесью.
Светильник разума зажегся, словно знак
Стремления подняться в поднебесье.
ХОЛОДНОЕ ЛЕТО
Отменяется прогулка.
Снова холод за окном,
Пух летит по переулку,
Словно снег декабрьским днем.
Не поймешь: зима ли, лето.
Всё смешалось в небесах.
Солнце заблудилось где-то
В ватно-серых облаках.
На людей природа злится
За их прошлые грехи.
Не поется даже птицам
В тихой роще у реки.
ВЕЧЕР
Упала на траву вечерняя роса.
Дергач зовет в постель извечной трелью.
Закатным солнцем освещенные леса
Стоят, облиты словно акварелью.
Журчит невдалеке веселый ручеек,
Природную картину дополняя.
Рождается в душе стремительный поток
Большого чувства обретенья рая.
Хотят глаза мои запомнить навсегда
То буйство красок, что подарит вечер,
Пока горит, лучась, закатная звезда,
И сумрак ночи не закутал плечи.
ОСЕНЬЮ
Листва сухая на дорожках –
Примета осени в лесу.
И зябко по утрам немножко,
И облака дожди несут.
А скоро холодом повеет
Дыханье северных широт,
Когда зима, как злая фея,
Волшебной палочкой махнет.
Пока же осень на пороге, –
Ловлю я теплые деньки.
И ёлки, словно недотроги,
Щетинят хвойные штыки.
ХРУПКОСТЬ
Любви бумажный самолётик,
Крылом сверкая в вышине,
Летит, отринув все заботы,
От милой девушки ко мне.
Посланец трепетного чувства
Садится на ладонь мою.
А мне и радостно, и грустно
От слова нежного «люблю».
А грустно оттого, что всё же
Бумага - хрупкий матерьял.
И всё, что жизни мне дороже,
Золой осядет среди скал.
БЕЛОКРЫЛЫЙ АНГЕЛ
Ирине Басмановой
Ты входишь,- и я улыбаюсь
В ответ на улыбку твою.
Большие глаза излучают
Тепло, доброту и уют.
Ирина – красивое имя,
Оно тебе очень к лицу.
С душою, с руками твоими
Я все испытанья снесу.
Все трудности я одолею
С любовью твоею большой.
Не страшны мне все снеговеи
Пока ты, Ирина со мной.
Сгорит крылатая машина.
Любовь рассеется, как дым,
И годы пронесутся мимо
В тумане облаком седым.
НОЧНОЕ ТАНГО
Мой белокрылый ангел
Вчера пришел во сне.
Мы танцевали танго
При звездах и луне.
Мелодия знакомо
Нас за собой вела.
И сладкая истома
Мне сердце облекла.
Меня волнует танго
Уж много – много лет.
Но белокрылый ангел
Открыл его секрет.
Мелодия движений –
Гармония любви.
И шепот, как спасенье:
Живи! Живи!! Живи!!!
***
Боль и страх ушли куда-то, –
Ангел белый прилетел,
Сел. И перышком крылатым
Мое сердце он задел.
Ах, мой ангел, добрый, милый!
На кровати посиди,
Одари душевной силой –
Все печали позади!
А когда настанет утро,
И на небе – акварель,
Розоватым перламутром
Изрисуй мою постель.
Ну, лети же в дальний край,
А меня не забывай!
СВЕТА
От солнышка взяла ты свое имя,
От мамы – доброту прекрасных глаз.
И голосом, и ласками своими
Мне сердце согреваешь ты подчас.
Спокоен я, когда дежуришь ночью –
Заботлива, отзывчива, добра.
На зов придешь, – я это знаю точно, –
Храня от всех напастей до утра.
Ты для меня – рассветное светило:
Всегда несешь в душе хороший день.
Благодарю судьбу, что подарила
Твоих очей цветущую сирень.
СОН
Мне снилась Шевелева Ира:
Ее задорный голосок
Звенел в тиши ночного мира
И будоражил кровоток.
Хотел позвать, но постеснялся
Порыва сердца своего.
На что я ей, красивой, сдался –
Больной, и больше ничего.
Но всё же льщу себя надеждой:
Она со мной поговорит.
Минутной радостью безбрежной,
Как солнцем вешним, одари.
МОЙ АРХИВ
ТЕТЯ СОНЯ
Маленькая повесть
ПРОЛОГ
Живет в Петербурге близкий мне человек – папина двоюродная сестра Софья Давидовна Розова или, как она сама подписывается в письмах, тетя Соня. Никогда не видел ее в лицо, но много от отца слышал о ней доброго. Софья Розова-отличник народного образования, кавалер ордена "Знак почета". О ее брате, военном разведчике Ефиме Розове писала в разгар Великой Отечественной Войны газета "Комсомольская правда". И жизнь самой тети Сони полна событий, которых хватит на целый роман: ведь каждый человек по-своему интересен...
И я подумал: "А не написать ли книгу про тетю Соню? Человек она хороший, судя по отцовым рассказам. Да и ей будет приятно держать в руках произведение о себе, о родных и друзьях. Тем более написанное любимым племянником... На роман не замахиваюсь, а вот на небольшую повесть, пожалуй..."
Недолго думая, попросил выслать в письме необходимые материалы. И когда они пришли из Питера, началась предварительная работа. Про-читав автобиографию, переработал ее в своей голове, кое-что уточнил в переписке и засел за книгу.
И вот что из этого получилось...
ГЛАВА 1
ЗЕМЛЯ ПРЕДКОВ
Родилась тетя Соня на Минщине, в поселке Плещеницы близ старой польской границы. Ее, границу, отодвинет на запад освободительный поход Красной армии осенью 1939-го... А пока Плещеницы – пригра-ничная зона со своим строгим укладом жизни.
Населяют поселок по преимуществу еврейские семьи, осевшие здесь по указу императора Николая II о цензе оседлости. До революции тут была лишь синагога да при ней хейдер – начальная школа. В общем, типичное захолустное местечко, как сказали бы нынче. И обитатели этого местечка занимались обычными делами: сапожничали, портня-жили, ходили на сезонные работы...
Ветер перемен всколыхнул дремотное захолустье. Появилась вера в свои силы. Будущее представлялось светлым, безоблачным. Жителей прибавилось за счет семей пограничников – неподалеку оборудовались заставы 14-го Белорусского отряда. Открывались новые школы. Был выстроен Дом культуры, в котором по вечерам "крутили" кино, про-водили концерты художественной самодеятельности, устраивали вечера танцев... Местечко преобразовали в поселок - один из многих на карте Белоруссии...
Вот в этом-то поселке и появилась на свет в семье сапожника Давида Розова девочка, которую назвали Софочкой. А произошло это на другой день после светлого праздника Пейсах и в первый день русской Пасхи, выпадавшей в тот год на первое мая. Теплынь стояла необыкновенная. Играла музыка. Народ веселился. Но в доме Розовых было не до веселья. На широкой кровати лежала жена Давида Эстер и стонала от предродовых схваток. Вокруг нее суетилась акушерка. Помогала ей сестра Эстер, опытная в таких делах. Давиду, прибежавшему по тревожному сообщению, было прикакзано сидеть на крыльце и ждать известий. Присев на ступеньки, Розов морщился от каждого крика жены. Думал: "И надо же было в самый праздник... Ох, женщины, женщины, и сладко, и горько с вами!"...
Вспомнил Давид, как неохотно отдавал за него дочь старый Самуил. Что ты!.. Красавицу Эстер, его звездочку, которая привыкла спать на пуховых перинах, есть самое лучшее, одеваться как королева, уведет из отчего дома какой-то голодранец Додька Розов, у которого в кармане – вошь на аркане... Да как так можно! О вейзмир! Скорей Небо падет на Землю, чем сапожник этот получит Самуилову дочку! Но Эстер, любив-шая своего Додика до муки сердечной, оказалась упрямей отца. При-грозив уйти из дома, она добилась отцовского благословения...
В первую брачную ночь Эстер вдруг заробела: легла на край кровати, вся трепеща от непонятного страха. Но Давид, поняв состояние любимой жены, ласково позвал:
-Иди же ко мне, моя звездочка ясная, моя Эстерле...
И она пришла. И утолили они жажду губ и рук. И Эстер поделилась с Давидом самым заветным, что было у нее, и что она берегла как зеницу ока для него, и только для него...
Тяжко вздохнув, Давид окидывает взглядом двор. Кричит на бегающего трехлетнего первенца Фимку, чтобы тот не заходил в воду протекающей по двору речки Малкиной. Мальчик подходит к отцу, жмется к ноге. Большая Давидова рука ложится на голову сына. Фимеле чувствует тепло отцовской ладони...
Вдруг отчаянный крик Эстер сливается с громким плачем младенца, возвещающим миру о рождении нового человека. Давид срывается с ме-ста и вбегает в дом. А ему уже подносят завернутое в пеленки, пискляво орущее живое существо. Оно сучит ножками, хочет к мамочке. Давид улыбается, не найдя маленького отросточка. Он желал девочку и даже имя уже придумал – Соня, Сонеле. Взяв дочку на руки, вдохнул нежный детский запах и поцеловал в животик. Подойдя к кровати, отдал ребенка матери. Лицо жены расцвело в улыбке. И благодарный поцелуй за дочурку и за всё то хорошее, что принесла в его дом Эстер, запылал на ее устах.
ГЛАВА 2
ДЕТСТВО
Росла Соня в большой семье. Кроме нее и Фимы у Эстер родились еще три девочки: Рива, Мария и Лизочка. Последняя, слабенькая здоровьем, вскоре скончалась. Погоревав, Эстер вновь включилась в обычный ритм. Раскисать некогда: на ней были дети, огород, живность (корова, куры, утки). И хоть сестра помогала, но рук всё равно не хватало. Пришлось нанять домработницу.
Добрая слава о сапожнике Давиде Розове помогала жить. Заказы шли бесперебойно и выполнялись точно в срок. И не мудрено: Давид был человек честный и жил по Моисеевым законам. Каждое утро совершал молитву. А когда Фима подрос, приучил и его: хотя сын уже вступил в Комсомол...
Розовы жили на центральной улице поселка, которую назвали в честь вождя мирового пролетариата. Бабушка же с дедушкой – на улице Свердлова, недалеко от детей и внуков. Дедушка занимал важную должность в хейдере и учил мальчиков ивриту. Соне тоже помог, когда она в восемь лет пошла в школу. После скоропостижной смерти дедушки от воспаления легких Соня с разрешения родителей – бабушка попросила Эстер, чтобы Сонеле пожила у нее, на три года поселилась у одинокой старушки, чтобы той не было скучно. Вечерами навещала маму. А потом к бабушке переехал сын Лёва с семьей и Соня вернулась в родной дом.
Старший брат Фима опекал сестренку, не давая ее в обиду. Но сам постоянно подбивал Соню на детские шалости. Однажды, когда ей было пять лет, Фимка придумал пробежаться, держась за колесо дедушкиной повозки, на которой глава семейства возвращался с Украины, где жили его два сына – Сонины дядюшки. Сказано-сделано. Соня, отчаянная, ни в чем не желавшая уступать брату, смело ухватилась за обод колеса. Рядом был Фимка. Его озорные глаза светились радостью. И Соня, поддавшись его настроению, не успела убрать ногу. Дикая боль пронзила всё тело. Вскрикнув, потеряла сознание...
Очнувшись в постели, увидела тревожные лица родных. Ногу огнем жгло. Узнала, что и братцу досталось. Но у Фимы быстро зажило, а Соня еще долго хромала. Отец страшно переживал. Ведь старшая была его любимицей. Похожая на мать, она стала отрадой Давидову сердцу. И, глядя на хромающую дочь, Розов винил себя, что не уберег свою кра-савицу...
Фимку, конечно, потом выдрали. Но дети есть дети. И Соня скоро забыла про боль в ноге. Еще больше сдружилась с братом.
ГЛАВА 3
ГОСТИ С УКРАИНЫ
Однажды летом к дедушке Самуилу приехал погостить внук Давид с матерью Елизаветой Осиповной. Прибыли с Украины, из города Ал-чевска. На следующий год Давиду в школу. И надо подышать свежим воздухом, окрепнуть. Выросший в городе, Давид поначалу чувствовал себя неуютно. Жаловался матери:
-Мам, а чего они не по-нашему говорят? Слушаю, слушаю, а ничего не понимаю...
-Ах, Дусик, Дусик, это же идиш – язык твоего народа. Как жаль, что твой отец плохо его знает – мог бы научить. Подружись с Фимой – мальчик он озорной, но добрый. Может, найдете общий язык...
Фимка сразу сагитировал двоюродного брата поудить рыбу. Нахвастав, что недавно поймал целый казанок плотвы, Фимка принес удочки. И хоть Давид не очень-то стремился лезть в холодную воду, но рядом стояла Соня и всем своим видом выражала скептицизм по поводу этого го-родского неженки: нет, слабо ему против наших деревенских...
В Давиде взыграло чувство
|
|
|
