 |
Специфика философского знания
|
|
|
|
Научное знание безразлично к смыслам, целям, ценностям и интересам человека. Напротив, философское знание – это и есть знание о месте и роли человека в мире. Такое знание глубоко личностно, императивно (т.е. обязывает к определенному образу жизни и действия). Философская истина объективна, но переживается она каждым по-своему, в соответствии с личным жизненным и моральным опытом. Только так знание становится убеждением, защищать и отстаивать которое человек будет до конца, даже ценой собственной жизни. В этой главнейшей своей функции философия есть не что иное, как стратегия жизни – учение о том, «как надо быть, чтобы быть человеком».
Английский философ Б.Рассел определил место философии в духовной жизни человека как «ничейную землю» между наукой и религией – двумя основными формами освоения им мира. Подобно науке, философия полагается на разум, но в то же время философские проблемы таковы, что однозначного ответа на них получить невозможно. Иначе говоря, вопросы философии, вопросы мировоззрения нельзя разрешить исчерпывающе, раз и навсегда именно потому, что с каждым шагом истории, прежде всего с каждым новым, более высоким уровнем общественных отношений, в общественном мире человека складываются иные ситуации, созревают иные противоречия. И чтобы понять, осмыслить, оценить их, требуется напряженная и безостановочная работа философской мысли, которая находится в несколько иной плоскости, нежели мысль ученого. Если теория (в самом широком смысле, включающем и античную и собственно научную формы) движется внутри эпистемы, снимая вопрос о началах бытия и мысли как запрещенный, чисто метафизический вопрос, или как строго конвенциальную проблему, то философия начинается там, где самодовольство дедукции или логики определения, или схематизм «эманации» кончаются, где насущно внимание именно к запрещенным вопросам, вне которых и дедукция, и логика определения, и лествица эманации неосновательны, взяты «на веру». В философской мысли возможность, предположительность полностью перемещается в сферу определений самого бытия, навсегда покидая сферу мастерства, домен субъективной мысли. Философская мысль существует (впервые становится) в предположениях вечного, бесконечного, только возможного, изначального бытия[xi].
|
|
|
Философские вопросы – это есть вопросы не об объектах, природных или созданных людьми, а об отношении к ним человека. Не мир сам по себе, а мир как обитель человеческой жизни – вот исходная точка зрения философского сознания. Что я могу знать? Что должен знать? На что могу надеяться? – именно в этих вопросах заключены, по Канту, высшие и вечные интересы человеческого разума. Это вопросы о судьбе, предназначении человечества, о высших идеалах и ценностях человека: во имя чего и как жить, как сделать жизнь действительно мудрой и счастливой и как с достоинством завершить ее? Они не могут быть решены окончательно, так как каждая эпоха такие вопросы пред человеком ставит заново.
Не философы придумывают эти вопросы. Их «придумывает» жизнь. Философы – в меру своих сил и способностей – ищут ответы на них. Сам характер философских проблем, однако, таков, что простое, однозначное, окончательное их разрешение невозможно. Философские решения всегда гипотетичны. Но каждый шаг человеческой истории, каждый новый рубеж обретенного социального опыта, каждая заметная веха в истории науки открывает перед философским разумам неведомые ранее грани действительности, дают возможность найти все более и более весомые аргументы в философских спорах, в отстаивании своих жизненных позиций и убеждений. Философии, как и философских споров, нет только там, где нет политики, - т.е. общество, в котором правят тираны, не допускающие социальных и культурных изменений. Там, где нет политики, философы могут быть лишь жрецами, обслуживающими государственную религию. В свободных обществах всегда будет потребность в их деятельности, ибо эти общества никогда не перестанут изменяться, а значит, всегда нужно будет заменять устаревшую лексику новой[xii].
|
|
|
Философские вопросы – это прежде всего мировоззренческие вопросы, ответ на которые цивилизованный, культурный человек ищет не в преданиях предков (миф), не в вере в авторитет (религия), а в доводах и умозаключениях разума. И даже когда философ критикует разум, делает это он с помощью разума! Всякая философия (иррационалистическая в том числе) есть рациональное построение человеческого духа, так как иначе философские вопросы не могли бы стать предметом споров и критики.
Философское знание всегда хранит свою память о себе, свою историю, свои традиции. В тоже время по природе, по сущности своей оно антидогматично. Дух философии – критика: критика наличного знания, суд над ним. Такой суд есть – опосредованно – и критика бытия, т.е. существующего строя и образа жизни, ибо именно они породили «свое» сознание. Высшие проявления философского гения – это те высшие отметки, которые достигнуты культурным, мировым развитием[xiii].
Философия глубоко, органично связана с историческим временим (философия есть «эпоха, схваченная в мысли», как говорил Гегель). Но и на свою современность философ глядит глазами вечности. Философское освоение действительности – это освоение ее глобальных, а теперь уже и в космических масштабах философское знание есть знание о всеобщем.
Но возможно ли такое знание? И возможно ли оно не как догадка, а как знание объективное, т.е. необходимое и достоверное, поддающееся проверке, апробации на свою истинность? Такой вопрос всерьез беспокоил, волновал самих философов не только в силу своей теоретической значимость, но и потому, что его положительное разрешение должно было оправдать философию в глазах общества: убедить людей в доверии к философским учениям, бравшим на себя очень большую роль и ответственность быть учителем и наставником человечества.
|
|
|
Смысл проблемы заключался в следующем: все наше знание – из опыта. Но сам по себе опыт может свидетельствовать только о единичном и случайном. Эмпирики заранее обрекали себя на неудачу, тщетно пытаясь получить суждения и умозаключения всеобщего на пути простого количественного прибавления и расширения фиксированных в опыте, подтвержденных фактов, т.е. на пути логической индукции. Тщетно потому, что опыт всегда ограничен и конечен, а основанная на нем индукция неполна. Эти неудачи являлись одним из источников агностицизма (гносеологического пессимизма) – выводе о невозможности познать внутреннюю суть вещей, которая решительно отделялась при таком ее понимании от своей внешней стороны – явлений.
Мистики и иррационалисты путь к всеобщему видели в признании сверхопытного и сверхфизического знания, в конечном счете – в мистическом экстазе или откровении.
Основоположник классической немецкой философии Кант попытался избежать обеих крайностей. Он предложил в «Критике чистого разума» (1781) свой оригинальный путь решения проблемы: резко отделил содержание знаний от его формы, содержание познанного он выводил из опыта, но это содержание – так считал философ – только тогда может быть признано всеобщим и достоверным, когда оно обретает для себя доопытную (априорную) форму, без которой невозможен сам мысленно организованный опыт[xiv].
Решение, предложенное Кантом, - идеалистическое. Современная наука и практика не подтверждают кантовского предложения о доопытном происхождении чувственных и мыслительных форм. Но в таких предположениях и догадках есть глубокое рациональное зерно. Оно состоит в том, что опыт, к которому как к источнику и критерию знания обращалась за поиском оснований всеобщего прежняя философия, должен значительно расширить свои границы: это уже не только опыт индивида, а всечеловеческий опыт истории.
Человеческая история (история мысли, история духа в особенности) есть самый высший, самый развитый и самый сложный уровень реальности. Мир человека – самый богатый диалектикой. Для философии же, как говорил еще древний философ Протагор (VI век до н.э.), человек всегда был «мерой всех вещей». Познавая этот мир, т.е. глубинные процессы, происходящие в человеческой истории, осмысливая радикальные перевороты в духовной жизни, в сознании, философия познавала тем самым всеобщее, поскольку в высших проявлениях мирового развития объективирована, осуществлена действительно всеобщая потенция, всеобщая мощь Универсума.
|
|
|
Только этим можно объяснить ту огромную эвристическую и прогностическую силу, которая заключена в философском знании. Философские прозрения нередко и намного опережали открытия и выводы науки. Так, идеи атомистики были высказаны еще древними философами за несколько веков до нашей эры, тогда как в естествознании (физике, химии) дискуссии о реальности атомов продолжались даже в XIX веке. То же можно сказать и о других фундаментальных идеях (законах сохранения, принципах отражения), которые были выдвинуты в философии значительно раньше, чем получили признание и подтверждение в естествознании, в науке.
Самый яркий и убедительный тому пример – философские открытия Гегеля, разработка им системы диалектики, как логики и теории познания. Гегелевская диалектика уже ближайшими его последователями – Марксом и Герценом – была глубоко и точно понята и охарактеризована как теория революции. Именно революция – и не только и не столько даже политическая, сколько духовная, т.е. радикальная перестройка в общественном сознании, - дала философу ни с чем не сравнимый и не сопоставимый, богатейший и ценнейший материал для раздумий, выводов и обобщений. Из этих обобщений был выведен категориальный каркас диалектической теории, однако в идеалистическом варианте.
В гениальных произведениях Гегеля – «Феноменологии духа» (1807) и «Науке логики» (1812-1816) – можно проследить лабораторию высокого философского творчества. В первом из них вся история европейской культуры (от античности до Французской революции) прочитывается как история изменяющихся ликов сознания; во втором категории и фигуры логики осмысливаются как вехи всемирного исторического опыта, развития, усложнения всесторонней трудовой и общественной деятельности человека.
Джон Дьюин – философ, который, подобна Марксу, одинаково восхищался Гегелем – серьезно отнесся к знаменательному замечанию Гегеля, что философия рисует серое на сером только тогда, когда формы жизни себя исчерпали. Для Дьюина это означает что философия всегда паразитирует на результатах развития культуры и общества, - всегда являемся реакцией на эти результаты. Он истолковал гегелевскую идею историчности как призыв к тому, что философы не должны пытаться быть авангардом общества и культуры, но должны удовлетвориться ролью посредников между прошлым и будущим. Их задача – соединить старые и новые верования, гармонизировать их, а не противопоставлять друг другу. Подобно инженеру и юристу, философ полезен в решении определенных проблем возникающих в определенных ситуациях – когда язык прошлого пришел в конфликт с потребностями будущего[xv].
|
|
|
Из чего и как «рождается» философия? Из каких душевных сил и сил человеческого ума возникают философские идеи и образы?
Уже древние греки указали на два таких источника. Они отнюдь не исключают, а дополняют друг друга. Один из них назвал Аристотель, другой – Сократ. Все наше знание, считал Стагирит, а философское знание в особенности, обязано своим происхождением такой счастливой способности человека, как способность удивляться. Чем богаче, сложнее духовный мир Личности, тем сильнее развита у нее эта способность: искренне, естественно переживать радостное волнение от встречи с еще не познанным, не разгаданным. Словами Аристотеля выражен оптимистический, рационалистический «дух Афин» - убежденность, глубокая вера человека в собственные силы, в разумность мира и в возможность его познания.
Способность удивляться (любознательность) – драгоценное свойство человека, наполняющее его жизнь ожиданием все больших и больших радостей от свободной игры ума, сближающей мыслящего человека с богом. Аристотель говорил, что «Именно благодаря удивлению люди достигают теперь, как и впервые, господствующего истока философствования» (того, откуда исходит философствование и что определяет весь ход философствования)[xvi].
Так же, как здоровому, физически развитому человеку приятна игра мускулов, так и человеку умственно, нравственно развитому приятна и даже необходима постоянная, непрерывная работа мысли. «Мыслю, следовательно существую», - говорит великий философ и ученый Р.Декарт (XVII в.). Об интеллектуальном наслаждении как высшем благе, не сравнимом ни с каким другими благами мира, говорил по-своему Б.Спиноза и Г.Гегель, К.Маркс и А.Эйнштейн. В удивлении мы удерживаем себя. Мы словно отступаем перед сущим – перед тем, что оно существует и существует так, а не иначе. И удивление не исчерпывает себя в этом отступлении перед Бытием сущего – как отступление и самообладание, оно в то же время пленено и словно сковано тем, перед чем отступает. Таким образом, удивление есть dis-position (расположенность), в которой и для которой раскрывает себя Бытие сущего. Удивление является тем, настроением, в каком греческим философам было дано соответствие Бытию сущего[xvii].
Но человек не только познает мир. Он живет в нем. Человеческое отношение к миру (и к себе самому) есть переживание, и самым глубоким и сильным в нем является переживание времени, т.е. конечности собственного бытия, переживание неизбежности смерти. Именно смерть называет Сократ (V век до н.э.) вдохновляющим гением философии. Только человек (даже когда он молод и здоров) знает о неизбежности собственной смерти, и это знание заставляет его думать о смысле жизни, а это и есть философствование.
Все это придает философскому сознанию трагическую, но и возвышенную тональность. Трагизм философского сознания, особенно ярко выраженный в восточной философии, не следует относить только к откровенно пессимистическим этическим и антропологическим учениям (А. Шопенгауэр, Э. Гартман). Трагичен и философский оптимизм, ибо он тоже открывает перед человеком суровую истину без прикрас: жизнь есть борьба, а в борьбе неизбежны жертвы. Реализм философии рассчитан на мужественное принятие любого обоснованного разумом вывода, на полный отказ от иллюзий.
Вот почему чисто рационалистический, просветительный взгляд на философию как на удовлетворение частной человеческой любознательности явно недостаточен. Он должен быть доволен: философия – это «ответ» человека на вызов судьбе, поставивший его – смертное, но единственное в мире мыслящее существо – в положение «один на один» с бесконечной, безразличной по отношению к нему Вселенной.
Чисто интеллектуальный источник философской мудрости – аристотелевское «удивление» - составил, развившись, первую, научно-теоретическую компоненту философского знания. Второй источник роднит философию с религией и искусством, т.е. уже не с теоретическим, а с принципиально иным – духовно-практическим – способом, видом освоения человеком действительности. Специфика, уникальность философии в том, что в ней (и только в ней) оба эти способа человеческой жизнедеятельности – научно-теоретической и ценностный, духовно-практический – объединены. Но каждый из них хранит в этом единстве свою относительную самостоятельность: теоретический вектор философии устремлен, по законам диалектической логики, ко всему более полному и всестороннему знанию, вектор эмоционально-ценностный сосредоточивает в себе нравственный, социальный опыт народа, нации.
Говоря о специфике и характере философского знания, нельзя обойти понятие социального и духовного опыта, потому что все наше знание имеет, в конечном счете, один универсальный источник – человеческий опыт. Опыт, на который опирается философия, - особого рода. Он отнюдь не есть ни непосредственная достоверность, которая составляет материал для повседневной работы наших чувств, ни наблюдение, не эксперимент ученого. Никакая эмпирия, никакой эксперимент не могут сами по себе служить основой для всеохватывающих, предельно широких обобщений, что нередко истолковывается как аргумент против самой возможности объективного, достоверного философского знания, которое низводится тем самым на уровень только субъективных, не общезначимых мнений и предположений.
Не спасает положение и другой взгляд на философское знание как на простое «обобщение» опытной науки. Во-первых, такой взгляд неверен по чисто историчиским соображениям, так как философия намного старше науки. Во-вторых, если бы философия могла только что-то обобщать, она бы не несла в себе нового знания, ценность ее в культуре, т.е. в сотворенном мире человека, была бы тогда минимальной. В действительность же философия, напротив, не отстает, а опережает науку[xviii].
Теоретическая составляющая философского знания, т.е. его внутренняя логика, наследуется горазда более сложным образом, чем знание специально-научное. Сложнее потому, что философская идея многозначна, она может быть развита, продолжена в разные, даже противоположные направления. Так, из философии Локка (английский философ XVII века) его последователи Беркли, Дидро, Гольбах сделали прямо исключающие выводы (Беркли – субъективно-идеалистические, Дидро, Гольбах - материалистические). Из философских идей Канта, Гегеля, Маркса выросла почти вся современная мысль. Но у каждого кантианца, гегельянца, марксиста – «свой» Кант, «свой» Гегель, «свой» Маркс, своя интерпретация предшественников. К тому же ни один крупный философ не «выводим» из одного, единственного источника. Кант опирался на Лейбница и Юма, Маркс – на Гегеля и Фейербаха. Все это рисует многомерную, отнюдь не линейную картину рождения и судьбы нового философского знания.
Особого объяснения и внимания требует сам факт существования и развития – в относительной самостоятельности по отношению к мировой философии – философии национальной. Это – еще одно отличие философии от науки. Нет и не может быть немецкой (русской, итальянской) математики (химии, биологии). Не может быть национальной таблицы умножения или таблицы тригонометрических функций. Однако русская, немецкая, французская философия – понятия не только допустимые, но и совершенно необходимые для того, чтобы вести речь о реальном процессе рождения и жизни философских идей в мире культуры и цивилизации. Идеи философии глубочайшим образом выражают «душу» народа, его внутренний духовный опыт, его сокровенные мечты и чаяния, осмысливая этот опыт и заключающиеся в нем тенденции как грань, момент общечеловеческого.
Отличной чертой философского творчества является еще и то, что оно глубоко личностно. Личность, образ жизни философа не отделимы от его мысли. Так же, как поэзия и искусство, философия не терпит стандарта и унылого однообразия. Подлинный философ, как и подлинный поэт, музыкант, художник, - уникален. Творимый им мир никто иной сотворить не может. «Феноменологию духа» за Гегеля и вместо него написать бы никто не смог, как никто бы не смог за или вместо Бетховена сочинить «Лунную сонату». Многообразие, неповторимость, неожиданность и даже парадоксальность философских идей, концепций, учений – сила философского творчества. Это многообразие (плюрализм) для каждого мыслящего человека есть «приглашение» к сотворчеству, «собеседованию» с великими умами, есть реальное условие сделать собственный выбор своей жизненной позиции, соразмерив его с опытом предшественников.
Самая высшая в мире реальность – это человек и мир человека: социальный и духовный. В нем диалектика жизни достигла самого глубокого и полного выражения. законы этого мира – ключ ко всей диалектике действительности. Это и дает философии как человекопознанию право быть категориальным, методологическим орудием познания, освоения, постижения всей бесконечной Вселенной, всех ее возможных форм и перевоплощений. Категории философии – это «узелки на память», оставленные в наследство новым поколениям их предшественниками. В них сжат и сконцентрирован весь исторический опыт человечества, зашифрован социогенетический код культуры. Только на этой основе возникает, работает человеческая мысль, в том числе и мысль философская.
Примечания
[i] П.В.Алексеев, А.В.Панин. Философия. Учебник. Изданье третье, переработанное и дополненное – М.: ПБОЮЛ М.А.Захаров, 2001. С.70
[ii] П.В.Алексеев, А.В.Панин. Философия. Учебник. Изданье третье, переработанное и дополненное – М.: ПБОЮЛ М.А.Захаров, 2001. С.70
[iii] И.Т.Фролов. Введение в философию: Учебник для вузов. В 2 ч. – М.: Политиздат, 1990. С.35
[iv] Основы философии: Учеб. пособие – М.: Гардарики, 2000. С.42
[v] Основы философии: Учеб. пособие – М.: Гардарики, 2000. С.83
[vi] Основы современной философии. Издание 2-е дополненное. Серия «Мир культуры, истории и философии» СПБ.: Издательство «Лань», 1999. С.10
[vii] В.П.Кохановский. Философия: Учебное пособие для высших учебных заведений – Изд.9-е – Ростов н/Д: Феникс, 2005. С.191
[viii] Основы философии: Учеб. пособие – М.: Гардарики, 2000. С.228
[ix] П.С.Гуревич, В.И.Столяров. Мир философии: Книга для чтения. Ч.2. Человек. Общество. Культура. – М.: Политиздат, 1991. С.8
[x] В.П.Кохановский. Философия: Учебное пособие для высших учебных заведений – Изд.9-е – Ростов н/Д: Феникс, 2005. С.191 – 192
[xi] В.С.Библер. Что есть философия?//Вопросы философии. 1995. № 1. С.164
[xii] Р.Рорти. Философия и будущее//Вопросы философии. 1994. № 6. С.30
[xiii] В.П.Кохановский. Философия: Учебное пособие для высших учебных заведений – Изд.9-е – Ростов н/Д: Феникс, 2005. С.11 – 12
[xiv] В.П.Кохановский. Философия: Учебное пособие для высших учебных заведений – Изд.9-е – Ростов н/Д: Феникс, 2005. С.13
[xv] Р.Рорти. Философия и будущее//Вопросы философии. 1994. № 6. С.30
[xvi] М.Хайдеггер. Что такое - философия?//Вопросы философии. 1993. № 8. С.121
[xvii] М.Хайдеггер. Что такое - философия?//Вопросы философии. 1993. № 8. С.121
[xviii] В.П.Кохановский. Философия: Учебное пособие для высших учебных заведений – Изд.9-е – Ростов н/Д: Феникс, 2005. С.17
|
|
|
