Раздел 2. «Философия истории»

Лев Платонович Карсавин «Философия истории»

Содержание

Раздел 1. Л.П. Карсавин……………………………………………………..3

1.1. Биографическая справка……………………………………...3

1.2. Философское направление…………………………………...8

 

Раздел 2. «Философия истории»…………………………………………..10

2.1. История создания……………………………………………...10

2.2. Структура и содержание ……………………………………...10

2.3. Анализ основных идей………………………………………...11

 

Раздел 3. Выводы…………………………………………………………...16

3.1. Отношение к автору, его философии………………………...16

3.2. Значение произведения для истории и современности……..16

 

 

Раздел 1. Л.П. Карсавин

Биографическая справка

Лев Платонович Карсавин родился в 1882 году в Санкт-Петербурге. Его отец, Платон Константинович Карсавин, был известным танцовщиком Мариинского театра, учеником Мариуса Петипа. Воспитание и образование сына стали предметом особых забот матери Карсавина – Анны Иосифовны, урожденной Хомяковой, двоюродной племянницы основателя славянофильства А.С. Хомякова. Это родство много значило для нее, она верила и надеялась, что Лев через нее унаследовал нечто от дарований великого родственника и в будущем явится его продолжателем. Эти ожидания оправдались: философия Карсавина действительно многими прочными нитями связана с Хомяковым.

Надежды матери оправдались. Окончив гимназию с золотой медалью, Карсавин поступает на историко-филологический факультет Петербургского университета. В 1901 – 1906 гг. он в группе профессора И.М. Гревса изучает историю, становится медиевистом. Область его интересов – религиозные движения в Италии и во Франции в эпоху позднего средневековья.

Еще будучи студентом, с 1904 г. Карсавин женился. После окончания университета сразу начинает много работать: преподает в гимназиях (гимназии Императорского человеколюбивого общества и частной женской гимназии Прокофьевой), печатает статьи по истории конца римской империи. Получив по окончании университета двухгодичную командировку за границу, он занимается в библиотеках и архивах этих стран кропотливыми изысканиями – по истории францисканского монашества, а также ересей вальденсов и катаров. Итогами этих трудов стали два больших сочинения – «Очерки религиозной жизни в Италии XII – XIII веков (1912) и «Основы средневековой религиозности в XII – XIII веках, преимущественно в Италии» (1915).

«Очерки религиозной жизни в Италии XII – XIII веков» вскоре издается в качестве магистерской диссертации, которую Карсавин защищает в мае 1913 г. Месяц спустя его назначают экстраординарным профессором Петербургского университета. В это же время Лев Платонович – преподаватель на Высших (Бестужевских) женских курсах, на Высших курсах Лесгафта, в Психоневрологическом институте, учитель истории в гимназии Императорского человеколюбивого общества, казначей Исторического общества при Петербургском университете. Он пишет статьи в Новый Энциклопедический Словарь (всего 39 статей), печатается в журналах («Вестник Европы», «Церковный вестник», «Голос минувшего», «Исторический вестник» и др.).[1]

Следует отметить, что кроме степени доктора истории Карсавин получил, как мирянин – что представляло большую редкость, - и степень доктора богословия в Петербургской духовной академии. А в апреле 1918 г. его избирают экстраординарным профессором Петроградского университета.

1918 – 1923 гг. стали временем исключительно интенсивной творческой жизни для Карсавина. В домашнем кабинете профессора зимой 1919/20 г. собирались участники его семинара, поскольку университетские помещения не отапливались. Карсавин участвовал в заседаниях философских обществ, читал доклады и лекции, сотрудничал в редакции издательства «Наука и школа», в сборниках «Феникс» и «Стрелец». В этот период им написаны статьи: «Глубины сатанинские», «София земная и горняя», «Достоевский и католичество». В это же время он издает «Введение в историю», «Метафизику любви», в 1922 году публикует статьи «О свободе» и «О добре и зле», а также работу «Восток, Запад и русская идея». В советской печати появляются злобные отклики на публицистическую деятельность религиозного философа: «Средневековый фанатик», «ученый мракобес», «сладкоречивая проповедь поповщины», «галиматья», «бессмысленные теории»… - такие оценки встречают Карсавин и его творчество в этих рецензиях. И в свете этой тонкой критики не удивляет сообщение Карсавина в одном письме, которое он пишет летом 1922 года: «…предвижу скорую для себя неизбежность замолкнуть в нашей печати».[2]

Это предвидение очень скоро оправдалось с лихвой: уже осенью того же года Карсавину пришлось не только «замолкнуть в печати», но и покинуть пределы Родины: в 1922 г. Карсавин был арестован и вместе с большой группой русских мыслителей выслан из страны.

Сперва он обосновался в Берлине. Здесь в 1923 году в издательстве «Обелиск» у него выходят книги: написанная еще в России «Философия истории», философская биография «Джордано Бруно», «Диалоги». В новом изложении появляется метафизика всеединства – «О началах» (опыт христианской метафизики) (1925). В Берлине Карсавин участвует в деятельности созданной в 1922 г. по инициативе эмигрировавших из России философов Религиозно-философской Академии; выступает с лекциями на тему «Средневековье», публикует статью «Путь православия».

В 1926 г. Карсавин переезжает в Париж. Как он сам говорит об этом времени – в общение с иностранными учеными кругами не вступал. В этот период он издает книгу «Святые отцы и учители церкви» (Раскрытие православия в их творениях) (1926), предназначенную в качестве учебника для русской семинарии, «Церковь, личность и государство» (1927), публикует статьи на немецком, итальянском, чешском языках, принимает довольно активное участие в евразийском движении, публикуя статьи в газете «Евразия».

Евразийское движение было определено, с одной стороны, задачами и проблемами новой, послереволюционной России, а с другой – осознанием глубокого кризиса современной европейской культуры.

Евразийство увидело в России особый культурный – евразийский мир, мир раскрывающейся православной культуры, равно отличной от европейской и азиатской. Как заявляли сами евразийцы, исходя из факта – из той России, которая выходит из революции, - евразийство выделяет и раскрывает те стороны русской современности, которые обращены в будущее. Во имя новой России – Евразии, новой русской культуры и мощи и новой руководящей идеологии евразийцы решительно отталкивались как от коммунизма, так и от дореволюционных реставрационных идеалов, органично сочетая, как им казалось, традиции подлинного русского охранительства с подвижностью современного политического действия.

Постепенно в евразийском движении сближались религиозные и политические мотивы, и вскоре оно в значительной степени трансформировалось в весьма жесткую политическую идеологию. Причем решающая сила в этой трансформации принадлежала Л.П. Карсавину, который, прежде не скрывавший своего критического отношения к евразийству, в 1925 – 1926 гг. становится одним из идеологов движения.[3]

О том, как складывались в эмиграции отношения Карсавина с кругом русских философов, можно делать только предположения. Принадлежность к одной культуре, безусловно, дает основания для сближения некоторых тем их творчества, влияния тех или иных мыслительных и религиозных традиций. Вместе с тем при знакомстве с сочинениями Карсавина невольно возникает впечатление некоей обособленности, своего рода эстетической самодостаточности создателя метафизики всеединства. Во всем его творчестве чувствуется какая-то упрямая, почти сверхчеловеческая сила мысли. Известно, что из русских философов Л.П. Карсавин ценил А.С. Хомякова, Ф.М. Достоевского и С.Л. Франка, сознательно опирался на святоотеческую традицию, причем не на патристику вообще, а на сочинения св. Григория Нисского и св. Максима Исповедника.[4]

Карсавину, как представляется, всегда казались узкими, имеющими ограниченное значение, ценности политизированной жизни и мысли. Политизированность евразийского движения неизбежно привела к его внутреннему разложению, с 1929 г. Карсавин фактически порывает с ним.

По свидетельству П.П. Сувчинского (муж средней дочери Карсавина – Марианны Львовны), в 1927 г. Л.П. Карсавин получил приглашение в Оксфорд, но, к огорчению всей семьи, этого приглашения не принял. Однако в 1926 г. в Литве становится премьер-министром А. Вольдемарас, бывший приват-доцент Бестужевских курсов в Петербурге, и в 1927 г. Карсавин был призван в Каунасский университет на кафедру всеобщей истории. Семья осталась в Париже. Здесь он издает три философских сочинения: «Пери архон» (Идеи христианской метафизики) (1928), «О личности» (1929) и «Поэма о смерти» (1932).

Быстро выучившись по-литовски, Карсавин читает лекции на этом языке, целиком отдается занятиям историческими вопросами. Уже в 1929 г. выходят его работы, написанные по-литовски. С 1931 г. Карсавин начинает издавать шеститомное сочинение «История европейской культуры» на национальном языке.

Необходимо отметить, что ученая литовская общественность гордилась и гордится тем, что Карсавин принадлежал ее среде. Все архивные материалы, связанные с жизнью и творчеством Л.П. Карсавина в Литве, бережно сохраняются. Вслед за публикациями в литовских газетах, журнале «Вильнюс», посвященных Карсавину, в июле 1991 г. в столице Литвы состоялись Первые Карсавинские чтения.

В 1940 г. вместе с университетом Карсавин переселяется в Вильнюс, а после включения Литвы в Советский Союз он был отстранен от преподавания и временно занимал место директора Вильнюсского художественного музея. Еще раньше Карсавин привез свою семью из Франции в Литву и поселился в Вильнюсе всем домом. В эти годы Л.П. Карсавин поставил себе задачу написать всемирную историю, понятую в свете христианской метафизики, однако этот замысел остался до конца не осуществленным. В начале 1948 г. Лев Платонович был арестован.

В следственной тюрьме в Ленинграде у него начался туберкулез. После суда Карсавин был переведен в лагерь инвалидов Абезь. В лагере философ пережил необычайный духовный и творческий подъем. В этой связи вспоминаются его слова: «Тогда мысль и развивается, тогда и становится свободною, когда ее всемерно угнетают и преследуют».[5] Здесь в 1951 – 1952 гг. он пишет целый ряд религиозно-философских сочинений, включая «Венок сонетов» и «Терцины», в которых находит поэтическое выражение его метафизика, а также несколько статей: «О молитве Господней», «О бессмертии души», «Апогей человечества», «Об искусстве», «По поводу рефлексологии» и еще на литовском языке «Дух и тело» и «О совершенстве». Известно, что некоторые из этих сочинений попали в Западную Европу и были опубликованы в 104 – 105-м номерах журнала «Вестник Русского студенческого христианского движения» в Париже (1972).[6]

Л.П. Карсавин умер 20 июля 1952 г. в лагерной больнице. Его могилу чудом удалось найти в Абези в 1989 году.

 

Философское направление

Философия Карсавина (и прежде всего его философия истории), при всей ее оригинальности, сложилась и получила развитие в русле русской религиозно-философской традиции, сосредоточившись на вечных проблемах Бога, человека, бессмертия, нравственных корней и коллизий человеческого существования; близка и дорога была русскому мыслителю и тема судьбы его родины.

Лев Платонович развивал своеобразную версию «философии всеединства» применительно к проблеме личности, методологии истории, истории культуры, гносеологии, этике, социологии, стремясь к созданию целостной системы христианского миросозерцания. Опирался на раннехристианские учения (патристика, Ориген) и русскую религиозную философию, в особенности на традицию В. С. Соловьёва. Категория всеединства у Л.П. Карсавина понимается как динамический принцип становления бытия и в качестве фундаментальной категории исторического процесса лежит в основе историософии.

На философско-исторические взгляды Карсавина оказали существенное влияние как идеи Соловьева (изложенные главным образом в «Чтениях о богочеловечестве»), так и труды старых славянофилов — Хомякова и Киреевского. Из западных мыслителей наиболее близки и дороги были Карсавину Дж. Бруно и Николай Кузанский. (Дж. Бруно Карсавин посвятил большую книгу.)

 

 

Раздел 2. «Философия истории»

История создания

Философская система Карсавина складывалась в бурные и напряженные 1920-е годы. Карсавин подходил к философии от исторической проблематики, которая непрерывно эволюционировала у него в религиозном ключе, на почве христианского миросозерцания. Поэтому совершенно закономерно, что его первым значительным философским трудом стал опыт христианской философии истории – в 1923 году, в Берлине, после высылки из России он выпускает в свет большую монографию «Философия истории», написанную еще России.

2.2. Структура и содержание

В «Философии истории» с позиции метафизики всеединства рассматриваются вопросы исторического процесса, а также проблемы методологии исторического познания. Философию истории Карсавин делит на 3 части: теорию истории, исследующую “первоначала исторического бытия… знания истории как науки”; философию истории (в узком смысле), рассматривающую эти “основоначала в единстве бытия и знания”; метафизику истории, изображающую “конкретный исторический процесс в его целом” и раскрывающую “смысл этого процесса”.

Центральный раздел учения Карсавина — онтология, учение об Абсолютном. В этом труде Карсавин выступил как мыслитель соловьевской школы, т.е. последователь метафизики всеединства, имеющей свои глубинные корни еще в античной философии. По Карсавину, принцип всеединства характеризует реальность в динамике, движении. В основе всеединства лежит триединый процесс: первоединство — разъединение — воссоединение.

В общем подходе к рассмотрению проблем философии истории Карсавин против как причинного объяснения исторических событий и явлений, так и системного их определения. В первом случае исторический процесс представлен в виде изменения во времени взаимоотношений “пространственно разъединенных элементов”, которое предполагает причинную обусловленность указанных процессов (событий) географической средой, производственно-экономической или религиозной сферами жизни. Во втором случае использование понятия системы хотя и дает возможность охватить весь исторический процесс в целом, но только отвлеченным, абстрактным способом, внешним по отношению к этому процессу.

 

Анализ основных идей

«Философия истории» Карсавина – исключительно ценная работа. В ней Карсавин формулирует основные принципы исторического бытия и рассматривает вопрос о «месте и значении исторического в мире как в целом, так и по отношению к абсолютному бытию». Он считает, что «высочайшая цель исторического мышления состоит в том, чтобы осмыслить весь космос, все сотворенное всеединство как единый развивающийся субъект». История, в узком смысле этого термина, изучает «развитие человечества как единого всепространственного и всевременного субъекта». [7]

Под «развитием» Карсавин понимает процесс, в котором некоторое «целое» (организм, психическая жизнь) постоянно изменяется, «постоянно становится качественно различным, тогда как становление происходит изнутри, из самого себя, а не через дополнения чем-то извне». [8]

Постоянство развития показывает, что развивающийся объект не состоит из отдельных частей, из атомов, а образует единый субъект, который не отличается от своего развития, но является реальным в нем и поэтому всевременным, всепространственным, всекачественным, всеобъемлющим.

Субъект подобного рода есть потенциально всеобъемлющая личность, даже любой качественный аспект которой является «стяженным всеединством». Развитие субъекта – это переход от одного из его аспектов к другому, обусловленный диалектической природой самого субъекта, а не воздействием извне.

Карсавин отвергает внешние отношения в сфере исторического бытия. С его точки зрения, всякий исторический индивидуум (личность, семья, нация и т.п.) является сам по себе всемирным целым в одном из своих единственных, неповторимых аспектов: таким образом, сфера исторического бытия состоит из субъектов, взаимно проникающих друг в друга и, тем не менее, развивающихся свободно, поскольку в любом из них содержится все в зародышевой форме и между ними нет никаких внешних отношений. Это приведет к заключению, что они являются важными для методологии истории.

Таким образом, Карсавин отвергает в историческом исследовании концепцию причинности, рассматривая ее как внешнее влияние. Если две нации или два народа воздействуют друг на друга в ходе своего развития, то это возможно только благодаря тому, что они составляют аспекты высшего субъекта, который их заключает в себе (культура, человечество, космос). Следовательно, то, что «чуждо» для нации, есть в некотором смысле «ее» собственное; так что развитие совершается непрерывно и диалектически из идеи нации и не появляется как мозаика из внешнего воздействия на нее.[9]

Карсавин считает, что влияние природы на жизнь народа – не внешнее влияние: природа страны, как и все материальные элементы существования (например, одежда, размеры отдельных земельных участков и т.п.), оказывает влияние на исторический процесс не как таковая, не как взятая изолированно, но лишь поскольку она отражена в сознании и преобразована в социально-психический элемент. Это возможно потому, что природа, подобно человечеству, есть индивидуализация высшего субъекта - макрокосмоса; поистине она менее полна, чем человечество, но, тем не менее, через этот высший субъект она составляет часть интеллекта человека.

Для методологии истории имеет большое значение аргумент Карсавина о том, что «все новое в историческом процессе всегда возникает из небытия, иначе оно не было бы новым». В силу этого аргумента Карсавин отвергает генетическое объяснение, которое сводит новое к перекомбинации старого, как это сделано, например, в попытке «вывести» христианство из «синтеза иудейской и эллинистической культуры». Для Карсавина не является непримиримым конфликт между индивидуализирующим и генерализирующим методами в истории, поскольку для него универсальность означает индивидуализацию высшего субъекта во множественности низших субъектов, само универсальное есть некий конкретный индивидуум; оно «не абстрактно, не изолировано от своих конкретных выражений». [10]

Некоторые исторические объекты могут быть определенно размещены в иерархическом порядке один за другим; таковы, например, индивидуум, семья, нация, цивилизация, человечество, мир. Карсавин считает, что можно различать следующие периоды в эмпирическом развитии любой исторической индивидуальности:

1) потенциальное всеединство исторической личности – «переход от небытия к бытию»;

2) первоначально дифференцированное единство, то есть деление на элементы, ослабление единства, но не заметное, поскольку «элементы легко переходят один в другой», взаимно заменяются и в этом смысле имеют характер «сверхорганических индивидуальностей»;

3) органическое единство, иначе говоря, период функционального ограничения и сравнительной стабильности индивидуальных черт;

4) вырождение органического единства в систематическое единство, а затем его разрушение через дезинтеграцию.[11]

Цель развития есть реализация космического всеединства твари как абсолютной индивидуальности. В эмпирическом мире эта цель недостижима; она реализуется в сверхэмпирическом порядке, поскольку абсолют как абсолютная благость передает себя полностью миру, спасает мир через воплощение и делает его совершенным. Таким образом, весь исторический процесс является божественно человеческим. Совершенство – не хронологический конец развития; с точки зрения несовершенного субъекта, идеальное всегда находится перед ним и вечно реализуется «в бесконечном числе индивидуализаций, но это ни в малейшей степени не препятствует идеальному быть также некоторой реальностью, более высокой, чем аспект становления, который оно содержит, или выше, чем эмпирический исторический процесс.

«Божественная Триипостасная Сущность или Божье триединство – единственное личное бытие. По отношению к Нему тварь не личность и даже вообще не что-то… Весь тварный мир – всеединая личность в том смысле, что он – теофания, то есть Триипостасное Божество, чрез Ипостась Логоса причаствуемое тварным субстратом». [12]

Так мыслится в идеале акт творения и возникновения несовершенного бытия твари, ее нежелание стать Богом: тварь хотела иметь самодостаточное бытие, бытие «для себя», без самоотдачи, не хотела «совершенной смерти» и в результате получила бытие дурной бесконечности умирания. Есть маленькое «не» во всякой твари, во всем мироздании, которое все и всех разъединяет; это маленькое «не» - вольная леность мира, в «не» прячется страх смерти, оттого из «не» и сочится уныние. «Разделяю я смерть и жизнь, страдание и наслаждение, ибо, разумничая, разделяют себя; разделяю себя, ибо разделяю себя и Бога; разделяю себя и Бога, ибо мало Бога хочу (хочу и не хочу сразу). Если взять настоящее Божье «хочу», каким бы оно должно быть, то не-хочу я Бога… По вольней лености своей мир не возлетел из бездны небытия к Богу…» - так пишет Карсавин в «Поэме о смерти».[13]

Здесь Карсавин стремится поэтически преодолеть авторскую ограниченность метафизической системы, понимая, что всякая человеческая мысль пронизана огнем тления. Карсавин не скрывает, что испытал глубокий духовный кризис. Он верит, что у человека найдутся слова, чтобы говорить об Истине, о Боге, ибо каждый человек – и часть Бога, и весь Он.

Таким образом, концепция развития Карсавина резко отличается от позитивистской концепции прогресса. Во всеединстве любой момент развития признается качественно равноценным любому другому и ни один не рассматривается просто как средство или стадия перехода к решающему концу; эмпирически моменты имеют различную ценность в соответствии со степенью, до которой всеединство раскрывается в них. История любого индивидуума содержит момент самого полного раскрытия всеединства, являющегося апогеем его развития. Критерий для определения момента этого апогея может быть найден путем исследования религиозного характера данного индивидуума, имея в виду его «специфическое отношение к абсолюту» (к истине, добродетели, красоте). Поскольку историческое развитие как целое есть божественный человеческий процесс, критерий его приближения к идеалу должен быть найден в личности, наиболее полно выражающей абсолют в эмпирической сфере, а именно в Иисусе. Вся история человечества – это «эмпирическое становление и гибель земной христианской Церкви». Поэтому историческая наука, по мнению Карсавина, должна быть религиозной и, более того, православной.

Раздел 3. Выводы

 

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: