III. Концепция человечества как глобальной общности

На этом этапе исследования надо остановиться подробнее, ибо он нередко опускается в теориях глобализации, хотя без него анализ глобализации, на наш взгляд, не имеет ни «крыши», ни фундамента.

III.1. Оставим в стороне вопрос о том, имеет ли представление о человечестве как целом реального референта (что, кстати, нередко оспаривается), и поставим вопрос: можно ли выработать представление о целом, которое находится в состоянии расщепленности и дезинтеграции? Однако такое состояние вовсе не исключает усилий по интеграции для конструирования идеального объекта: в этом случае, как это часто бывает, научное познание идет своим путем, не совпадающим с реальностью. Другой вопрос: каким путем можно осуществить «сборку» этого идеального объекта? В науке предложено немало способов описания человечества как целого самыми разными языками – информационным, энергетическим, герменевтическим или, например, изображение человечества как диссипативной структуры (А. Арманд [25]). Попытаемся избежать опасностей социологического редукционизма, суммативности, абсолютизации системного подхода и узкой трактовки «человеческого» (как фактора или особого измерения). Попробуем отрефлектировать наш предмет в духе философских (да и теологических) представлений о триединой сущности человека, представляя человечество как образование, ядро которого формируется взаимосоотнесенностью трех начал – социального, природного (биологического и небиологического) и субъектно-деятельностного. Последнее начало характеризует любой вид деятельности субъекта, в том числе творческой (культура), и деятельности, выводящей за пределы наличных условий существования (П. Тиллих [26]). Как видим, такое представление конструируется через сочетание структуралистского и синергетического методов. Именно таким образом мы получаем представление не только о ядре глобальной общности и источнике ее динамики (комбинации начал), но и об архетипе глобальности. Последняя предстает как соотнесенность трех начал, что и представляет структуру (инвариант) глобальности, или, иными словами, глобальность как структура есть взаимосоотнесенность трех «ядерных» начал, которая на этом уровне выступает как нерасчленное целое или как потенциальная глобальность.

III.2. Характеристики ядра и архетипа (глобальности) образуют высший, наиболее абстрактный уровень описания глобальной общности, который необходимо конкретизировать. На следующем, втором уровне эта же общность описывается через понятие исторических типов, которые различаются по основным параметрам (глобальной общности) – доминирующему началу ядра, субъекту, организации, отношениям, составу, хронотопу. В процессе своей эволюции, истоки которой восходят, возможно, к эпохе неолита, глобальная общность сменила несколько исторических типов, переходя последовательно от конгломерата локальных типов (вроде мир-империй и мир-экономик Ф. Броделя [27]) к одному – идустриально-модернистскому – типу, сдвигаясь во второй половине XX в. к новому – условно – информационно-глобалистскому типу. Различия по основным параметрам двух последних типов таковы: доминанта социального начала (в отличие от природного), присущая индустриально-модернистскому типу, сменяется доминантой начала субъектно-деятельностного (которое, отличаясь от двух других начал, опирается на них); моносубъектность-полисубъектностью; моносистемность, конституируемая элементами – полисистемностью, конституированной связями; отчуждение вещного богатства – отчуждением самой реальности; гомогенность состава – гетерогенностью; время-стрела – пульсирующим хронотопом. Это описание смены типов, как и набор выделенных параметров, нуждаются в уточнении с тем, чтобы отделить признаки нового типа от феноменов переходности (например, в плане организации).

III.3. Со сменой типов изменяется и архетип глобальности: из потенциального в эпоху до Осевого времени он становится реальным в период до первой индустриальной революции; архетип глобальности обретает зрелость в рамках индустиально-модернистского типа общности («интернационализация») и через ряд переходных форм (институты меж-, над-, и транснациональные) достигает высшей формы в потоках и сетях информационной революции. Смена исторических типов общности и форм глобальности выливается в конце XX в. в глубокий кризис. Речь идет не просто об очередном кризисе в эволюции глобальной общности (эпохи неолитической революции, Осевого времени, великих географический открытий и пр.), но о кризисе индустриально-модернистского типа глобальной общности и, возможно, о завершении первого большого исторического цикла эволюции архетипа глобальности и переходе ко второму циклу.

Причина этого кризиса лежит в том, что социальное начало исчерпало свою доминантную роль, разрушая себя, природу и человечество в целом. Тем самым исчерпывается не социальное начало как таковое, но социальная стадия эволюции человечества, что делает необходимой реконструкцию всех трех ветвей универсальной эволюции – социальной, биологической, небиологической. Эта реконструкция сопровождается обострением основного противоречия – «человечество – индивид» и взрывом исторического полиморфизма, т.е. возрождением исторических форм, не реализованных в пределах индустриально-модернистского типа, им подавленных, устраненных или деформированных. Бурное рождение таких традиционалистских или даже докультурных форм не означает, на наш взгляд, лишь архаизацию или демодернизацию социальной истории, но скорее свидетельствует о возвращении историческому процессу полноты подлинно универсальной истории и одновременно о сверхсложности нового типа общности.

III.4. Взрыв полиморфизма подводит к вопросу о том, что представляет собою новый, информационно-глобалистский тип общности: вправе ли мы говорить о некоем одном типе? или о множестве типов? или о некоем общем контуре, включающем разнородные культурно-исторические элементы? Второй ответ означал бы признание инволюции глобальной общности к ее доиндустриально-модернистскому бытию; последний ответ намечает разрешение противоречий при смене типов в духе гегелевской триады. Так или иначе, но создаются противоположные впечатления: то ли происходит слом, то ли, напротив, синтез в эволюции глобальной общности. Вместе с ней меняется и глобальность – и как структура, и как процесс: если первая обновляется в своих формах, достигая планетарности и выходя в космос, то процесс глобализации изменяется, становясь из экстенсивного интенсивным, «работая» не только вширь, но и вглубь (в том числе и на уровне индивида), активизируя обратные связи (от локального к глобальному), порождая новых агентов и субъектов (в том числе носителей альтернативных вариантов глобализации) и новые пространственные конфигурации (типа АТР, ЕС, АСЕАН и др.).  

IV. Итоги и проблемы

Изложенное выше позволяет сформулировать некоторые основные категории, необходимые для разработки теории глобалистики.

IV.1. Речь пойдет о понятиях глобальности (структуре) и о глобализации. Глобальность как структура (инвариант) есть абсолютно необходимая соотнесенность – взаимодействие, взаимовстроенность – трех начал ядра глобальной общности, образующая архетип, который реализуется в своем историческом бытии, меняя различные формы. Глобализация-процесс есть развертывание этой структуры через связи, обмены и взаимодействия различных составляющих человечества, достигающий высшей точки в рамках второго типа глобальной общности; процесс, через механизмы которого сближаются и конвертируются, а в результате – вырабатываются всеобщие свойства различных частей глобального целого.

IV.2. Опираясь на эти понятия и концепцию глобальной общности, мы можем специально определить предмет глобалистики. Таковой не однозначен, но включает три разных пласта, образующих единое предметное поле. Первый пласт содержит жесткое (hard) определение предмета как процесса взаимосвязанности и взаимовстроенности различных компонентов человечества, заданный архетипом глобальности процессов, сближения и конвергенции свойств компонентов – во всеобщие качества образа или стиля жизни. Второй пласт содержит мягкое (soft) определение предмета как процессов отчленения и разделения компонентов глобальной общности через механизмы дифференциации и дивергенции, вырабатывающие единичные и особые свойства этих компонентов. Третий пласт содержит рамочную теорию, в пределах которой размещаются оба видения предметов, а роль этой рамки призвана выполнять концепция глобальной общности и ее исторических типов. Выделив жесткое ядро, можно избежать растворения предмета в рамочной концепции, которая в свою очередь фокусирует взаимосвязь жесткого и мягкого определений в проблематике «глобальное – локальное». Давая мягкую трактовку предмета, мы определяем поле наложения обоих основных предметов, что столь очевидно, например, в проблематике нового регионализма.

IV.3. Очертив предмет, мы можем считать, что глобалистика обладает или, точнее, вырабатывает важнейший атрибут своего бытия как особой отрасли научного знания и, следовательно, выходит из «внутриутробного состояния». Среди других необходимых атрибутов отметим существование множества картин мира, то есть теоретических изображений предмета с ярко выраженной мировоззренческой окраской (В. Степин [1]). К их числу относятся картины глобальной деревни, мирового города, золотого миллиарда, информационного или коммуникационного общества и т.д. Философскими основаниями этой отрасли научного знания выступают не только некоторые версии холизма (Д. Боум), но и мягкие версии постмодернизма, постулирующие гетерогенность и разорванность мира наряду с его же целостностью; версии философской антропологии с понятием «мысле-образов» (В. Порус [28]). Здесь работают несколько различных моделей познания – от статистической и системной до диатропической и синергетической [29]; мы не говорим и об общем языке типа новоязя (например, «глокальность»*). Если считать – по нормам науковедения, что отрасль знания конституируется при наличии единого предмета, общей картины мира, определенных философских основаниях и едином методе, то глобалистика ныне все еще далека от превращения в отрасль нормальной, парадигмальной науки и, значит, подвержена инволюции.

IV.4. Однако множественность картин мира и особенно множественность моделей познания вполне соответствует нормам постнеклассической, или новой науки. Глобалистика в ее нынешнем состоянии резонирует по меньшей мере с рядом важнейших постулатов Новой науки: акцент на субъекта и особенно индивида в ряде концепций признается основным магистральным направлением глобализации («индивидуализация человечества»), хотя в основном русле глобалистики преобладает ориентация на отдельные «совокупности» в структуре человечества; признание гетерогенности мира находит отклик в дискуссиях о роли локального, проблемах «почвы» (soil) и укорененности глобального в локальном, в частности в пространственном плане (пространство-место – space-place). Куда в меньшей мере здесь находит отражение постулат вероятности развития, но зато реализован тезис множественности познавательных моделей или – слабее – альтернативных конкурирующих парадигм; действует принцип открытости научного знания по отношению к другим видам знания – не- и вненаучному (см. «переходность» по И. Валлерстайну [31]); наконец, расшатывается принцип дисциплинарной организации научных исследований (А. Агг [32]). Исходя из этого можно полагать, что глобалистика если и будет конституироваться, то по нормативам не классической (или «нормальной»), но скорее Новой науки. (См. [33]).

IV.5. На этом пути глобалистика сталкивается с рядом проблем, актуальных как в плане познавательном, так и онтологическом. К их числу относятся проблемы: вариабельность и (или) альтернативность процессов глобализации; соотношение тенденции гомогенизации и гетерогенизации состава глобальной структуры; соотношение иерархичности и сетевой организации мироцелостности; природа отношений отчуждения, свойственных информационно-глобалистскому типу глобальной общности; субъекты глобализации.

IV.6. Глобалистика выглядит приоритетной отраслью научного знания не только потому, что имеет дело с проблемами существования человечества, но и постольку, поскольку, объединяя усилия фундаментальной и прикладной ветвей науки, социально-гуманитарного и естественнонаучного знания, она находится в основном русле рождения Новой науки, вводит отечественную науку в сердцевину проблем современного научного знания. Поэтому важная задача исследователей заключается в осознании приоритетности данного научного направления, овладение которым дает нам ту искомую «точку опоры», которая позволяет не «перевернуть», но переосмыслить будущее человечества.  

Список литературы

1. Степин В.С. Становление научной теории. Минск: Изд-во БГУ, 1976. 319 с.

2. Скачков Ю.В. Введение в вероятностный мир. М., 1971.

3. Печчеи А. Человеческие качества. М.: Прогресс, 1985. 312 с.

4. Jantsh E. The selforganizing univers: Scientific and human implications of the emerging paradigm of evolution. Oxford: Pergamm Press, 1980 343 p.

5. Кузнецов В. Что такое глобализация? // Мировая экономика и международные отношения. 1998. № 3. С. 14–19.

6. Гладкий Ю. Глобалистика: трудный путь становления // Мировая экономика и международные отношения. 1994. № 10. С. 104–116.

7. Моисеев Н.Н. Восхождение к разуму. М.: ИздАТ, 1993. 175 с.

8. Robertson R. Mapping the Global Conditim: Globalization as the general Conception // Theory, Culture, Society. 2. 1990. V. 27. N 3. P. 15–30.

9. Мировая экономика: нарастающий процесс глобализации (прогноз на 2000–2015 гг.) М.: ИМЭМО РАН, 1998. С. 3–4.

10. Глобальное сообщество: новая система координат (подходы к проблеме. СПб: Алетея. 2000. С. 227–228.

11. Held D. Political Theory today. Stanford: Stanford UP, 1991. P. 228, 233.

12. Tonraine A. Penser le sujet. P. Fayard. 1995. P. 338–352.

13. Dollus O. La mondialisation. P. 2 Bibliotheque du citoyen, 1997. 168 p.

14. Barry-Joues R.J. Globalization and Change in International Political Economy – Cultural Economy // Theory, Culture, Society. 2. 1990. V. 75. N 2. P. 295–310.

15. Максименко В.И. Глобализация как идеология (тезисы) // Навигут. 1999. № 1. С. 204–205.

16. Appadurai A. Disjunctive and Difference in the Global // International Affairs. 2. 1990. V. 75. N 2. P. 357–367.

17. Sochs I. Towards Strategies the 21st Century. New Delhi: Interest Publications, 1993. P. 50–54.

18. Naisbitt J.A., Aburdenne P. Megatrends, 2000. 2. Pan books, 1990. X, 338 p.

19. Капица С.П., Курдюмов С.П., Малинецкий Г.Г. Синергетика и прогнозы будущего. М.: Наука, 1997. 285 с.

20. Друкер П.Ф. Новые реальности в правительстве и политике, экономике и бизнесе, обществе и мировоззрении / Пер. С англ. Л. Нахапетова М.: Букер Чемберлен интернейшнл, 1994. 379 с.

21. Васильчук Ю. Постиндустриальная экономика и развитие человека // Мировая экономика и международные отношения. 1997. № 9. С. 74–82.

22. Непомнящий В. Феномен Пушкина // Новый мир. 1998. № 6. С. 204–205.

23. Иноземцев В. Парадоксы постиндустриальной экономики // Мировая экономика и международные отношения. 2000. № 3. С. 3–11.

24. Липовецкий М. Изживание смерти. Специфика русского модернизма // Знамя. 1995. № 9. С. 194–205.

??Христианство и культуры // Знамя. 1999. № 10. С. 194–197??

25. Арманд А. Комментарии к нормальному кризису // Путь. 1994. № 5. С. 145.

26. Кимелев Ю.А. Современная буржуазная философско-религиозная антропософия. М.: Наука, 1985. С. 133.

27. Harman W. Global Mind Change. Indianapolis. Knowledge systems, 1988. P. 108.

28. Порус В.Н. Пространство в человеческом измерении // Полигнозис. 2000. № 2. С. 27.

29. Чайковский Ю.В. Познавательные модели, плюрализм, выживание // Путь. 1992. № 1. С. 62–108.

30. Sciences Humanes. La mondialisation en debot. P., 1997. N 17. P. 8, 22, 45.

31. Wallerstein I. Untlunking Social Science. The Limits of Nineteenth Century Paradigms. Cambridge: Polity Press, 1991. P. 135–148.

32. Agh A. Development Studies an Emerging New Science and a New Paradigm for all Social Science? // Science of Science. Wroclaw, 1991. V. 2. N 3–4 (7–8). P. 279–295.

33. Проблемы методологии постнеклассической науки / Отв. ред. Е.А. Мамчур. М.: ИФ РАН, 1992. 199 с.

34.Чешков М.А. «Новая наука», постмодернизм и целостность современного мира // Вопросы философии. 1995. № 4. С. 24–34.

35. РГНФ: Обсуждение книги В.С. Степина «Теоретическое знание»: Материалы «круглого стола», 1 июня 2000 г. // Науковедение. 2000. № 3. С. 7–47.

 

12	Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: