 |
Признание. «Река времен в своем стремленьи…». Василий Васильевич Капнист (1758–1823). Анакреонтические оды. Мотылек. Богатство убогого
|
|
|
|
Признание
Не умел я притворяться,
На святого походить,
Важным саном надуваться
И философа брать вид;
Я любил чистосердечье,
Думал нравиться лишь им,
Ум и сердце человечье
Были гением моим.
Если я блистал восторгом,
С струн моих огонь летел, —
Не собой блистал я – Богом;
Вне себя я Бога пел.
Если звуки посвящались
Лиры моея царям, —
Добродетельми казались
Мне они равны богам.
Если за победы громки
Я венцы сплетал вождям, —
Думал перелить в потомки
Души их и их детям.
Если где вельможам властным
Смел я правду брякнуть вслух, —
Мнил быть сердцем беспристрастным
Им, царю, отчизне друг.
Если ж я и суетою
Сам был света обольщен, —
Признаюся, красотою
Быв плененным, пел и жен.
Словом: жег любви коль пламень,
Падал я, вставал в мой век.
Брось, мудрец, на гроб мой камень,
Если ты не человек.
«Река времен в своем стремленьи…»
Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы.
6 июля 1816
Василий Васильевич Капнист (1758–1823)
Анакреонтические оды
Мотылек
Кверху жаворонок вьется,
Над горой летит сокол,
Выше облаков несется
К солнцу дерзостный орел,
Но летает над землею,
С мягкой травки на цветок,
Нежной пылью золотою
Отягченный мотылек.
Так и мне судьбою вечно
Низкий положен предел.
В урне роковой, конечно,
Жребий мой отяжелел.
Случай как ни потрясает
Урну, все успеха нет;
Как жезлом в ней ни мешает,
Жребий мой на низ падет.
|
|
|
Так и быть, – пусть на вершине
Гордые дубы стоят,
Ветры бурные в долине
Низким лозам не вредят.
Если ж рок и тут озлится,
Что осталося? – терпеть!
Боле счастливый боится,
Чем несчастный, умереть.
& lt; 1796& gt;
Богатство убогого
Кто счастья ищет в свете,
Тщеславие любя,
Тот ввек имей в предмете
Лишь одного себя.
Но я лишь рад покою,
Гордыне не служу,
В сей хижине с тобою
Я счастье нахожу.
Купцы в моря глубоки
За златом пусть плывут;
Цари пусть крови токи
За шаг границы льют,
Но я, не алча кровью
Купить вселенной всей,
Твоей одной любовью
Богаче всех царей.
Хоть хижина убога,
С тобой она мне храм;
Я в ней прошу от Бога
Спокойства только нам.
Но века чтоб прибавить,
О том я не молюсь:
Тебя, мой друг! оставить
И пережить боюсь.
& lt; 1796& gt;
Горацианские оды
Время (Кн. II, ода XIV(
Неприметно утекают
Воскрыленные лета.
Старости не удаляют
Ум ни сердца правота;
И прогнать не могут мимо
Смерти, ввек неумолимой.
Хоть молебны кто всяк день
Петь о многолетстве станет,
Смерть, привязчива, как тень,
На минуту не отстанет.
Все – и раб, и царь с венцом —
Спустимся в подземный дом.
Тщетно кровью обагренных
Будем убегать полей,
Волн беречься разъяренных
И зараз осенних дней:
К предкам должно преселиться,
Праху с прахом съединиться.
Должно все оставить здесь:
Дом, роскошную услугу,
Нежную с детьми супругу;
И, из саженных древес,
Ельник лишь один постылый
Нас проводит до могилы.
Все мы так, как тень, пройдем,
А наследник наш богатый,
Цельным капским тароватый,
Век нетронутым вином,
Закутя пиры и балы,
Через край нальет бокалы.
& lt; 1806& gt;
Разные стихотворения
На кончину Гавриила Романовича Державина
|
|
|
Державин умер!.. слух идет,
И все молве сей доверяют.
Но здесь и тени правды нет:
Бессмертные не умирают!
18 августа 1816, Обуховка
Приближение грозы
В тучу солнце закатилось,
Черну, как сгущенный дым,
Небо светлое покрылось
Мрачным саваном нощным.
Быть грозе: уж буря воет;
Всколебавшись, лес шумит,
Вихрь порывный жатву роет,
Грозный гул вдали гремит.
Поспешайте в копны сено
И снопы златые класть,
Дождь пока коснит мгновенно
Ливнем на долины пасть,
Ветр покуда не засеял
Градом ваших нив, лугов
И по терну не развеял
Дорогих земли даров.
Поздно будет вам, уж поздно
Помогать от лютых бед,
Дождь когда из тучи грозной
Реки на поля прольет.
Детушек тогда придется
Уносить в село бегом;
Счастлив, кто и там спасется!
Слышите ль? Уж грянул гром!
Август 1818, Обуховка
В память береста
Здесь берест древний, величавый,
Тягча береговый утес,
Стоял, как патриарх древес:
Краса он был и честь дубравы,
Над коею чело вознес.
Перуном, бурей пощаженный,
Веками он свой век счислял,
Но бодрость важную казал
И, ветви распростря зелены,
Весь берег тенью устилал.
Ах! сколько крат в дни летня зноя,
Гнетомый скукой иль тоской,
Пришед под свод его густой,
Я сладкого искал покоя —
И сладкий находил покой.
От бури, от дождя, от града
Он был надежный мне покров;
И мягче шелковых ковров
В тени, где стлалася прохлада,
Под ним ковер мне был готов.
Там, в час священных вдохновений,
Внимать я гласу музы мнил,
Мечтой себя там часто льстил,
Что Флакка добродушный гений
Над головой моей парил.
Мечты то были; но мечтами
Не все ль златятся наши дни?
В гостеприимной там тени,
Под кровом береста, часами
Мне представлялися они.
Казалось, дряхлостью сляченна,
Меня он, старца, преживет,
И в круге многих, многих лет,
От своего чела взнесенна,
Над правнуками тень прострет.
Но Псел скопленными струями,
Когда весенний таял снег,
Усиля свой упорный бег,
Меж преплетенными корнями
Под берестом смывает брег.
«Уж берест клонится на воду,
Подрывшу брега крутизну,
Уж смотрит в мрачну глубину,
И скоро, в бурну непогоду,
|
|
|
Вверх корнем ринулся б ко дну.
Главой в реку б он погрузился
И, с илом там сгустя песок,
Свободный воспятил бы ток;
Об ветви б легкий челн разбился».
Пришел и твой, о берест! рок.
У корня уж лежит секира!
О скорбь! Но чем переменить?
Злой рок решил тебя истнить,
Тебя, невинный житель мира,
И мне твоим убийцей быть!
Прости ж, прямый мой покровитель,
Теперь – лишь жалости предмет!
Прости – и мой уж час грядет:
Твой гость, невольный твой губитель,
Тебя недолго преживет.
Но рок нас не разлучит вечно:
Ты часто мне дарил покой, —
В тебе ж и прах почиет мой:
Скончав путь жизни скоротечной,
Покроюся – твоей доской.
|
|
|
