 |
Сочинения Аристотеля. Метафизика и другие труды
|
|
|
|
Многочисленные сочинения Аристотеля обнимают почти всю область доступного тогда знания, которое в его трудах получило более глубокое философское обоснование, приведено было в строгий, систематический порядок и значительно расширилось с эмпирической стороны. Некоторые из этих сочинений не были выпущены им вторично при жизни, а многие другие подложно ему приписаны впоследствии. Но даже те сочинения, которые бесспорно принадлежат ему, отнюдь не во всех своих частях свободны от сомнений. Уже древние старались объяснить себе эту неполноту и отрывочность превратностями судьбы рукописей Аристотеля. Именно, по преданию, сохранившемуся у Страбона и Плутарха, от Феофраста, которому Аристотель завещал свои сочинения, они перешли к Нелию из Скепсиса, наследники которого спрятали драгоценные рукописи от жадности пергамских царей в погреб, где они сильно пострадали от сырости и плесени. В I веке до Р.Х. они проданы были за высокую цену богачу и любителю книг Апелликону, в самом жалком состоянии, и он постарался восстановить пострадавшие места рукописей своими собственными прибавками, но не всегда удачно. Впоследствии, при Сулле они попали в числе прочей добычи в Рим, где Тиранниан и Андроник издали их в том виде, в каком мы имеем их теперь.
Самая большая группа произведений эпохи Ликея – собственные произведения зрелого Аристотеля. Это в большинстве своем неотработанные произведения, состоящие из книг, созданных в разное время, на разных этапах философского развития философа. Сохранившиеся произведения зрелого Аристотеля можно разбить на восемь групп: логические, общефилософские, физические, биологические, психологические, этические, политико-экономические и искусствоведческие произведения. Логика детище Аристотеля. Наука о мышлении и его законах изложена великим ученым в нескольких трактатах. Логические сочинения Аристотеля были объединены под общим названием «Органон». Умозрительная физика отразилась в таких его сочинениях, как «Физика», «О небе», «Метеорология». Биология, в целом составлявшая часть физики, также ведет свое начало с Аристотелем. Велики заслуги Аристотеля и в области этики. До нас дошли три этических сочинения Аристотеля: «Никомахова этика», «Эвдемова этика», «Большая этика». Политико-экономические вопросы рассмотрены в сочинениях: «Политика» и «Экономика».
|
|
|
Главная собственно философское произведение Аристотеля – «Метафизика». Аристотель никогда не называл свою философию метафизикой. Вообще во времена Аристотеля этого слова не было. Это неологизм, возникший, по-видимому, в первом веке до нашей эры. Когда Андронник Родосский систематизировал рукописи Аристотеля, то он поместил философские книги Аристотеля после книг по физике и, не зная, как их назвать, обозначил словами: «То, что после физики». «После» по–древнегречески мета. Так образовалось новое слово – «Метафизика», получившее со временем широкое распространение в философии. «Метафизика» Аристотеля – как бы полуфабрикат. Она сложилась стихийно из разных книг. Отсюда её неясности, противоречия и повторы. В метафизике четырнадцать книг. Изучая метафизику Аристотеля, В.И. Ленин заметил об её авторе, что «путается человек именно в диалектике общего и отдельного, понятия и ощущения, сущности и явления». (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 327). Это положения Ленина важно понять конкретно. У Аристотеля нет никакой путаницы, когда надо выбирать между категорией сущности и другими категориями. Для него несомненно, что все девять категорий, начиная со второй, обозначают то, что самостоятельно вне вещей не существует. Он не путается между родами и видами: роды существуют лишь в видах. Для него нет проблемы, следовательно, в том, существует ли прекрасное само по себе, или в том, существует ли мебель как таковая. Как мебель, так и прекрасное само по себе, по Аристотелю, не существуют. Путаница же Аристотеля начинается тогда, когда ему приходится выбирать между единичной вещью и её ближайшим видом. Между данным столом и столом вообще (письменным, обеденным, кухонным столом, если их принять за ближайшие виды). Между данным человеком и человеком вообще (мужчиной, женщиной, ребенком, стариком, если это принять за ближайшие виды по отношению к этому человеку). Два критерия сущности у Аристотеля не совместимы. Он ищет компромисс между ними. Такой компромисс состоит в том, что он принимает за сущность не единичную вещь, ибо она не определима; не род, ибо он самостоятельно не существует; не качество или количество, ибо они также самостоятельно не существуют, а то, что уже определимо и что ближе всего к единичному, настолько к нему близко, что почти с ним сливается. Это и будет искомой в метафизике сущностью, названной «сутью бытия вещей». Аристотель так подытоживает своё учение о первых началах и высших причинах в метафизике: «О причинах речь может идти в четырех смыслах: одной такой причиной мы признаем сущность и суть бытия; другой причиной мы считаем материю и лежащий в основе субстрат; третье-то, откуда идет начало движения; четвертый – причину, противолежащею названной, а именно то, ради чего существует вещь и благо (ибо благо есть цель всего возникновения и движения)». При этом разъясняется, что суть бытия – основание, почему вещь такова, как она есть, основание, восходящая, в конечном счете к понятию вещи, как некоторой причине и началу. Причина – источник, откуда берет своё первое начало изменение или успокоение. Кроме того, о причине говорится в смысле цели, а цель, это то, ради чего. Вещь обычно обладает всеми четырьмя причинами. Например, причинами статуи являются и ваятельное искусство, и медь: первое – как источник движения, вторая – как материя. Скульптор, создавая статую, придает ей форму, которую он имел в голове как цель, определявшую все его действия – не стихийные, а целеустремленные, а в случае успеха при реализации цели в материале – и энтелехиальные. В деятельности человека присутствуют все четыре разновидности причин. Аристотель это подметил глубоко. Однако он этим не ограничился и уподобил мироздание человеческой деятельности, что стало уже проявлением антропоморфизма. Итак, не считая основного закона бытия, или начала всех аксиом, у Аристотеля четыре первоначала: 1) материальная причина, отвечающая на вопрос «Из чего?»; 2) формальная причина, отвечающая на вопрос» Что это есть?»; 3) движущая причина, отвечающая на вопрос «Откуда начало движения?»; 4) целевая причина, отвечающая на вопрос «Ради чего?».
|
|
|
|
|
|
О душе
Учение о душе, по существу, занимает центральное место в мировоззрении Аристотеля, поскольку душа, по представлению стагирита, связана, с одной стороны, с материей, а с другой – богом. Поэтому психология является частью физики и частью теологии. К физике относится, однако, не вся душа, а та её часть, которая не может существовать отдельно от материи. Поэтому психология в своей низшей, физической части совпадает по своему предмету с биологией. Обе науки изучают живое, но по-разному. Психология изучает живое в аспекте целевой и движущей причин, а это и есть душа, биология же – в аспекте причины формальной и материальной. Аристотель отдаёт предпочтение психологии перед биологией, говоря, что «занимающемуся теоретическим рассмотрением природы следует говорить о душе больше, чем о материи, поскольку материя скорее является природой через душу, чем наоборот» (О частях животных I, 1, с. 39). Не вдаваясь в трудные формулировки Аристотеля можно сказать, что душа включается лишь при завершённости способного к жизни естественного тела. Душа – спутница жизни. Её наличие – свидетельство завершённости тела, осуществлённости возможности жизни. Но это значит, что Аристотель понимает жизнь очень широко.
Аристотель различает три вида души. Два из них принадлежат к физической психологии, поскольку они не могут существовать без материи. Третья метафизична. В своём минимуме душа есть везде, где есть жизнь. А чтобы быть живым, достаточно обладать способностью к питанию, к росту и к закату, т.е. быть растением. Способность к питанию – критерий растительной души. В своём же максимуме душа есть там, где есть ум, при этом даже только ум. Таков бог, о котором Аристотель говорил: «жизнь без сомнения присуща ему, ибо деятельность разума есть жизнь» («Метафизика», кн. XII. гл. 7, с. 221). Чтобы быть живым, достаточно обладать хотя бы одним из таких признаков, как ум, ощущение, движение и покой. Чтобы быть животным, достаточно чувства осязания. «Животное впервые появляется благодаря ощущениям» (О душе, II, 2, с. 397). Так как способности к ощущению не может быть без растительной способности, то животные обладают не только животной, но и растительной душой. Таковы две низшие, «физические души». Вторая выше первой и включает её в себя. Где есть животная душа, там есть и растительная, но не наоборот. Поэтому животных меньше, чем растений. «Наконец, совсем немного существ обладают способностью рассуждения и размышления». Эти существа распадаются на две группы – люди и боги. Люди, обладая способностью к рассуждению и размышлению, обладают как животной, так и растительной душой. Бог обладает лишь разумной душой. Человек это и растение и животное. Бог только бог.
|
|
|
1) Растительная душа – первая и самая общая способность души, чьё дело воспроизведение и питание. Растения не ощущают, потому что они воспринимают воздействие среды вместе с материей. Растения не способны отделить от материи форму.
2) Животные отличаются от растений тем, что обладают способностью воспринимать формы ощущаемого без его материи.
3) Человеческая душа кроме растительного и животного компонентов обладает также и разумом.
Растительная и животная компоненты человеческой души неотделимы от тела так же, как души растений и животных. «В большинстве случаев душа ничего не испытывает без тела и не действует без него, например, при гневе, отваге, желании, вообще при ощущениях. Все состояния души связаны с телом – негодование, кротость, страх, сострадание, отвага, а также радость, любовь и отвращение; вместе с этими состояниями души испытывает нечто и тело» (О душе, II, 2, с. 373). «Однако ум существует отдельно от тела» (О душе, II, 2, с. 373). Хотя Аристотель и замечает, что относительно ума и способности к умозрению ещё не очевидно, существуют ли они отдельно и независимо от тела или же нет, но ему всё же кажется, что они иной род души и что только эти способности могут существовать отдельно. (О душе, II, 2, с. 373). Аристотель не находит убедительного основания для утверждения того, что ум соединён с телом. Он утверждает, что ум не имеет своего органа. Здесь он не на высоте для своего времени. Ведь пифагореец Алмеон задолго до Аристотеля нашёл орган мышления в мозге.
|
|
|
Философия математики
Аристотель пытался выяснить не только предмет философии, но и предмет математики, отличить предмет математики от предмета философии. При этом Аристотель различает общую математику и специальную математику – геометрию, астрономию. Специальные математические дисциплины занимаются отдельными областями сущего, поэтому они не сопоставимы с философией, которая имеет дело со всем сущим, с бытием как таковым. Однако общая математика сопоставима с философией, ибо «общая математика имеет отношение ко всему» («Метафизика», кн. VI. гл. 1, с. 108).
Если предметом метафизики, являются обособленные от материи сущности, сути бытия, формы, виды, то объекты математики неподвижны, но они не существуют обособленно от материи. Аристотель, разумеется, не знал высшей математики, объекты которой как раз подвижны, поскольку там вводятся переменные величины и их зависимость друг от друга. Математика Аристотеля – статическая математика его эпохи. Её предмет – натуральные числа, геометрические фигуры. Она не предназначена для изучения процессов и для открытия законов процессов, что стало делом науки нового времени. Если для античности сущность это неподвижная форма, то для науки нового времени сущность это закон изменения явлений, устойчивое в явлениях, процессах. В этом одно из принципиальных отличий античного мировоззрения от мировоззрения нового времени, в этом основной порок античной науки, её донаучность. Фактически античность не открыла ни одного закона природы, если не считать основного закона гидростатики Архимеда, это не случайно, ибо её внимание было направлено на обособленные сущности и было отнесено Аристотелем к допонятийному уровню бытия. Решая проблему существования чисел и иных математических предметов, Аристотель совершает своего рода отрицание отрицания. Пифагорейцы не отделяли числа от вещей, а вещи от чисел. Напротив, они наивно отождествляли вещи и числа. Для этого они геометризировали тела и сами числа. Аристотель вернул числа в вещи но не по-пифагорейски, не путем наивного отождествления того и другого. В вещах находятся не сами числа, а такие их количественные и пространственные свойства, которые путём работы мышления становятся в человеческом сознании числами, а также другими математическими предметами. Впервые числа от вещей отделили академики. Именно они, а не пифагорейцы превратили числа в самостоятельные сущности, первичные по отношению к вещам.
Предмет физики
Аристотель стремится отделить физику от метафизики и от математики.
Метафизика и математика имели у него, то общее, что изучали неподвижные сущности, физика же, по Аристотелю, в отличие от метафизики и математики изучает подвижные предметы, которые к тому же в отличие от метафизических сущностей вовсе не способны существовать отдельно от материи. Как поясняет Аристотель, курносость не может быть без носа. Один из важнейших элементов физики Аристотеля – учение о целесообразностив природе. Хотя принцип целесообразности распространяется у Аристотеля на все бытие и даже возводится, в конечной инстанции, к богу, учение Аристотеля о целесообразности представляет собой новый шаг по сравнению с учением Платона. Отмечая целесообразность природы в целом, Аристотель вразрез с учением Платона о сознательной целенаправляющей душе мира выдвигает понятие внутренней и бессознательной целесообразности природы. Примеры целесообразности Аристотель усматривал в явлении роста организмов как закономерном процессе раскрытия внутренне присущих живым телам особенностей их строения, обнаруживающихся в зрелом возрасте, в различных проявлениях целесообразно действующего инстинкта животных, взаимной приспособленности их органов. Аристотель стремится по вполне понятной причине отличить природу как естественное от искусственного. Говоря, что «природа есть известное начало и причина движения и покоя, для того, чему она присуща первично, а не по совпадению» (Физика II, 1, с. 23). На первый взгляд, такая трактовка природы противоречит вышеназванной физической догме Аристотеля, согласно которой, «всё что движется, имеет источник движения вне себя, а в конечном итоге – в неподвижном перводвигателе». Но, по-видимому, Аристотель делает акцент на отличии естественных сущностей (имеющих независимую от человека причину своего возникновения), от искусственных, причина которых заключена в деятельности человека. Аристотель колеблется в трактовке проблемы природы. С одной стороны «она есть первая материя, лежащая в основе каждого из тел, имеющих в себе самом начало движения и изменения», но с другой стороны» она есть форма и вид согласно понятию» (Физика II, 1, с. 24). В своих колебаниях Аристотель занимает и промежуточную позицию дуализма, говоря, что «природа двояка: она есть форма и материя» (Физика II, 2, с. 26). Однако и в «Физике» в Аристотеле побеждает идеалист, который сначала с оттенком нерешительности замечает, что всё же «скорее форма является природой, чем материя», а затем уже решительно провозглашает, что «форма есть природа»(Физика II, 1, с. 25).
Назвав в «Физике» четыре первоначала, Аристотель озабочен тем, не упустил ли он чего-либо, ведь «называют также в числе причин случай и самопроизвольность, говоря, что многое и существует, и возникает случайно и самопроизвольно» (Физика II, 4, с. 29). Различие самопроизвольности и случайности представляет собой пример схоластической тонкости у Аристотеля. Вместо того чтобы различить самопроизвольность и случайность принципиально, Аристотель их отождествляет, а если и различает, то как род и вид. Аристотель связывает случайность исключительно с деятельностью человека, как сознательного существа, имеющего возможность выбирать и принимать решения, ставя перед собой сознательные цели и осуществляя их. Только в этом и возможна случайность в собственном смысле слова. Самопроизвольность же свойственна и неодушевленным предметам, и живым существам, например детям, т.е. всему тому, что совершает целенаправленные действия, не имея способности выбора. Узкое понимание случайности, свойственное Аристотелю, не привелось в науке.
Космология Аристотеля
Учение Аристотеля о природе, о бесконечности, пространстве, времени, движении применяется им к построению картины мира – космологии. Это самая слабая часть его мировоззрения. Ныне, когда космические телекамеры проходят через кольца Сатурна, космология Аристотеля рождает даже чувство неловкости при всей скидки на его время, ибо и для того времени Аристотель отнюдь не был на высоте. Позиция Аристотеля в космологии, увековеченная его авторитетом, надолго задержала развитие науки – вплоть до эпохи Коперника, Бруно, Кеплера и Галилея. Аристотель увековечил геоцентризм, признав, правда, шарообразность земли, конечность и замкнутость космоса в пространстве (но не во времени), отрицание материального единства мира. В этом он был ниже атомистов, отстаивающих мысли о бесконечности универсума в пространстве, о бесчисленности заключенных в этом бесконечном пространстве миров, о материальном единстве универсумов. Атомисты развивали также космогонию, отсутствующую у Аристотеля. Они говорили, что земля находится в центре нашего мира, но вовсе не в центре всех миров, не в центре универсума, ибо в бесконечном пространстве центра быть не может. Аристотель уступал и негеоцентристу Филолаю, у которого земля вместе с другими планетами двигалась, правда не вокруг солнца, а вокруг центрального огня. Если атомисты предполагали существование множества миров, а пифагорейцы – движение Земли вокруг центрального мирового огня, то космология Аристотеля геоцентрическая, т.е. основывается на учении о центральном положении Земли в мире. По Аристотелю, шаровидная Земля есть неподвижный центр, вокруг которого происходит обращение Луны, Солнца, планет и неба и звезд. Последний источник движения в мире, перводвигатель, по Аристотелю, бог.
По учению Аристотеля, область между орбитой Луны и Землей есть область постоянной изменчивости, постоянных превращений и беспорядочных неравномерных движений, а все тела в этой области состоят из четырех низших элементов: земли, воды, воздуха и огня. Как наиболее тяжелое тело Земля занимает центральное место. Над Землей располагаются оболочки воды, воздуха и огня. Напротив, область между орбитой Луны и крайней сферой неподвижных звезд есть область равномерных движений, а сами звезды состоят из пятого совершенного элемента – эфира. Надлунный мир – область вечного, непреходящего, совершенного. Этому различию надлунной и подлунной части мира соответствует различие происходящих в них движений. Первым и совершенным видом движения Аристотель объявляет равномерное движение по кругу. В наиболее чистой форме оно проявляется в суточном вращении сферы звезд. Менее отчетливо проявляется оно в движении планет вокруг Земли, которое отслеживается влиянием четырех земных элементов и потому неравномерно и петлеобразно. Второй вид движения – сверху вниз, к центру Земли. К этому движению стремятся все тела, и только применение силы способно временно задерживать их падение к земному центру. Эти наиболее устаревшие части космологии Аристотеля – учение об иерархии надлунной и подлунной области, о центральном и положении Земли в мире, о её неподвижности – не были восприняты в дальнейшем средневековой философией и космологией.
При этом как в истине, так и в заблуждении Аристотель был не безоснователен. К мысли о шаровидности земли философ пришел как в результате наблюдений за тенью земли во время лунных затмений, так и на основе совершенно неверного умозрения. Космос у Аристотеля конечен, у него нет места, ибо его ничто не объемлет. Значит он нигде не находится, и хотя он конечен, вне его ничего нет, за исключением – перводвигателя-бога, который, таким образом приобретает у него не только метафизическое, но и физическое, пространственное существование.
Физика Аристотеля – продукт сознательно умозрительного метода: «Учение о природе должно быть умозрительным» («Метафизика», кн. VI. гл. 1, с. 181).
Политика Аристотеля
Метод политики как науки у Аристотеля – метод анализа, выяснение из каких элементов оно состоит, исследование реально существующих форм политического устройства и создание социальных проектов, интересуясь при этом не только абсолютно наилучшими формами государственного устройства, но и лучшими из возможных. Оправданием такого исследования является, как подчёркивает Аристотель, несовершенство существующих форм политического быта.
Общение вполне завершенное, состоящее из нескольких селений, образует государство. Назначение его вполне самодовлеющее: государство возникает ради потребностей жизни, но существует оно ради достижения благой жизни. Отсюда следует, что всякое государство – продукт естественного возникновения и что оно уподобляется в этом отношении первичным общениям – семье и селению; оно является завершением их.
Государство – продукт естественного развития и человек по природе своей – существо политическое (от греч. polis – город-государство с прилегающей к нему территорией); кто живет вне государства, тот или сверхчеловек, или существо, недоразвитое в нравственном отношении. То положение, что человек есть существо, причастное к государственной жизни в большей степени, нежели всякого рода животные, живущие стадами, ясно из следующего: один только человек из всех живых существ одарен речью, с помощью которой он способен выражать то, что полезно и что вредно, равно как и то, что справедливо и что несправедливо. Это свойство людей, отличающее их от остальных живых существ, ведет к тому, что только человек способен к чувственному восприятию таких понятий, как добро и зло, справедливость и несправедливость и т.п. А совокупность всего этого и создает основу семьи и государства.
Природа государства стоит впереди природы семьи и индивида: необходимо, чтобы целое предшествовало своей части. Уничтожь живое существо в его целом, и у него не будет ни ног, ни рук, сохранится только наименование их. Если индивид не способен вступить в общение или не чувствует потребности ни в чем, он уже не составляет элемента государства, становясь либо животным, либо божеством.
Во всех людей природа вселила стремление к государственному общению, и первый, кто это общение организовал, оказал человечеству величайшее благо. Человек, нашедший свое завершение в государстве, – совершеннейшее из творений, и, наоборот, человек, живущий вне закона и права, занимает жалчайшее место в мире. Ибо опирающееся на вооруженную силу бесправие тяжелее всего. Природа дала человеку в руки оружие – интеллектуальную и моральную силу, но он может пользоваться этим оружием и в обратную сторону; поэтому человек без нравственных устоев оказывается существом самым нечестивым и диким, низменным в своих половых и вкусовых инстинктах. Понятие справедливости связано с представлением о государстве, так как право, служащее критерием справедливости, является регулирующей нормой политического общения.
Так как форма государственного устроения то же самое, что и политическая система, последняя же олицетворяется верховной властью в государстве, то отсюда неизбежно следует, что эта верховная власть должна быть в руках или одного, или немногих, или большинства. И когда один ли человек, или немногие, или большинство правят, руководствуясь общественной пользой, естественно, такие формы государственного устроения суть формы правильные, а те формы, при которых имеются в виду личные интересы или одного лица, или немногих, или большинства, суть отклонения от правильных. Ведь нужно же признать одно из двух: либо лица, участвующие в государственном общении, не суть граждане, либо, если они граждане, то должны принимать участие в общей пользе. Монархическое правление, имеющее в виду общую пользу, мы обыкновенно называем царскою властью; власть немногих, но более одного – аристократией (или потому, что в данном случае правят лучшие, или потому, что правительство имеет в виду высшее благо государства и входящих в состав его элементов); а когда в интересах общей пользы правит большинство, тогда мы употребляем обозначение, общее для всех – вообще форм государственного устроения, – полития. И такое разграничение логически правильно: одно лицо или немногие могут выделяться своею добродетелью, но преуспеть во всякой добродетели для большинства – дело уже трудное; легче всего эта высшая степень совершенства может проявляться у большинства в отношении к военной доблести, так как последняя встречается именно в народной массе. Вот почему в политии наивысшая верховная власть сосредоточивается в руках военного сословия, именно пользуются этой властью лица, имеющие право владеть оружием. Отклонения от указанных правильных форм государственного устроения следующие: отклонение от царской власти – тирания, от аристократии – олигархия, от политии – демократия. В сущности, тирания – та же монархическая власть, но имеющая в виду интересы одного правителя; олигархия блюдет интересы зажиточных классов; демократия – интересы неимущих классов; общей же пользы ни одна из этих отклоняющихся форм государственного устроения в виду не имеет.
Вообще повсюду причиною возмущений бывает отсутствие равенства, коль скоро это последнее оказывается несоответственным в отношении лиц, находящихся в неравном положении; ведь и пожизненная царская власть есть неравенство, коль скоро она будет проявляться над лицами, стоящими по отношению к царю в равном положении. И вот вообще для достижения равенства и поднимаются возмущения.
Равенство же бывает двоякого рода: равенство (просто) по количеству и равенство по достоинству. Вообще ошибка – стремиться провести повсюду тот и другой вид равенства с его абсолютной точки зрения. И доказательством этого служит результат такого стремления: ни одна из форм государственного устроения, основанная на принципах такого рода абсолютного равенства, не остается устойчивой. Как бы то ни было, демократический строй представляет большую безопасность и реже влечет за собою внутренние возмущения, нежели строй олигархический. В олигархиях таятся зародыши двоякого рода неурядиц: раздоры олигархов друг с другом и, кроме того, нелады их с народом; в демократиях же встречается только один вид возмущений – именно возмущение против олигархии; сам против себя народ – и это следует подчеркнуть – бунтовать не станет. Сверх того, полития, основанная на господстве среднего элемента, стоит ближе к демократии, чем к олигархию. А полития из всех упомянутых нами форм государственного строя пользуется наибольшей безопасностью.
Большинство полагает, что счастливое государство должно быть непременно большим по своим размерам. Но если даже это мнение справедливо, все, же является недоумение, какое государство должно считать большим и какое небольшим. Величину государства измеряют количеством его населения; но скорее нужно обращать внимание не на количество, а на качество. Ведь и у государства есть свои задачи, а потому величайшим государством должно признавать такое, которое в состоянии выполнять эти задачи наилучшим образом. Опыт показывает, однако, как трудно, чтобы не сказать невозможно, дать правильно закономерную организацию слишком многонаселенному государству; по крайней мере, мы видим, что все те государства, которые славятся прекрасной организацией, не допускают чрезмерного увеличения их народонаселения. Это ясно и на основании логических соображений: закон имеет в виду обеспечить известного рода порядок; хороший закон, очевидно, должен иметь в виду дать хороший порядок; а разве в чрезмерно большое количество может быть введен какой-нибудь порядок? Это было бы делом божественной силы, которая и в этом случае является силой, все объединяющей. Прекрасное обыкновенно находит свое воплощение в количестве и в пространстве; поэтому и то государство, в котором объединяются величина и благопорядок, должно быть считаемо наипрекраснейшим.
Заключение
Философия Аристотеля не завершает ни истории древнегреческой, ни тем более античной философии, Но она завершает самый содержательный период в истории этой философии, который нередко именуется философией классической Греции. Несколько столетий её истории, столь важные для развития европейской и мировой культуры, были временем интенсивного философского творчества, результаты которого бесценны для развития философской культуры человечества. Она высоко ценилась уже в античности, играла определяющую роль в эпоху средневековья, без них невозможно представить европейскую философию нового времени, да и современную философскую культуру.
История античной философии продолжалась и в послеаристотелевские времена – эллинистический, а затем и в римский периоды древней истории народов средиземноморья. Эти периоды продолжались в общей сложности примерно восемь столетий. В ходе их в Афинах существовала Академия и Ликей, основанные Платоном и Аристотелем, появились и новые школы, жили и крупные, оригинальные философы, материалисты и идеалисты. Они сформулировали и новые идеи, которых не было ещё в предшествующий, классический период истории античной философии. Но в целом глубина, оригинальность, да и количество таких идей значительно уступают тому, что было выдвинуто в период, продолжавшийся примерно в два раза короче.
История философии учит, что она не развивается равномерно ни по годам, ни по десятилетиям, ни даже по векам. Для философов и философских школ эллинистического и тем более римского периодов античной истории характерно не столько выдвижение новых идей, сколько осмысление, уточнение, комментирование идей и учений, выдвинутых и сформулированных в предшествующий период, в особенности идей и доктрин Аристотеля, Платона, Демокрита.
Литература
1. Аристотель. Физика. – М.: 1936.
2. Аристотель. О душе. – М.: 1937.
3. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21. – М.: 1956.
4. Чанышев А.Н. Курс лекций по древней философии. – М.: 2001.
5. В.И. Ленин Полн. собр. соч., т. 29. – М.: 1966.
|
|
|
12 |
