 |
VII. Фаталистическое и христианское понимание конца
|
|
|
|
С этой точки зрения нам нетрудно разоблачить сущность другого отмеченного выше заблуждения — фаталистического понимания конца мира.
Конец мира есть второе и окончательное пришествие в мир Христа Богочеловека; это — не простое прекращение мирового процесса, а достижение его цели, исчерпывающее откровение и осуществление его внутреннего (имманентного ему) смысла. Конец мира, так понимаемый, не есть внешний для человечества фатум: ибо Богочеловечество есть обнаружение подлинной идеи–сущности всего человечества. Пришествие Христово означает полное преображение всего человеческого и мирского в Божеское и Христово.
Такое космическое превращение по самому своему существу и замыслу не может быть односторонним действием Божества. Второе пришествие Христово, как акт окончательного объединения двух естеств во всем человечестве и во всем космосе, есть действие не только Божеское и не только человеческое, а богочеловеческое. Стало быть, это — не только величайшее чудо Божие, но вместе с тем и проявление высшей энергии человеческого естества.
Христос не придет, пока человечество не созреет для Его принятия. А созреть для человечества именно и значить обнаружить высший подъем энергии в искании Бога и в стремлении к Нему. Отсюда следует, что конец мира должен быть понимаем не фаталистически, а динамически. Это не какой‑либо внешний, посторонний миру акт божественной магии, а двустороннее и при этом окончательное самоопределение Бога к человеку и человека к Богу — высшее откровение творчества Божества и человеческой свободы.
Очевидно, что такой конец мира может быть подготовлен не пассивным ожиданием со стороны человека, а высшим напряжением его деятельной любви к Богу, стало быть, и крайним напряжением человеческой борьбы против темных сил сатанинских.
|
|
|
Как сказано, конец мира должен быть понимаем в положительном смысле — достижения его цели. Цель мира — не прекращение жизни, а, наоборот, ее преизбыточествующая и совершенная полнота. Поэтому и утверждение «близости конца вселенной» должно звучать не как призыв к неделанию, а, наоборот, как призыв к энергии в созидании непреходящего и существенного. В наши дни, когда постигшие нас тяжкие испытания заставляют людей говорить и думать о близости конца, надо начать с уяснения понятия «конца» в христианском значении этого слова.
По этому поводу теперь приходится слышать множество неверных суждений. «Конец близок, это значит, что никакого дела делать не стоит». Помнится, в девяностых годах в нашем юго–западном крае появилась религиозная секта, так называемая «малеванщина». Последователи этой секты, в ожидании скорого пришествия Христова, забросили всякие будничные дела, перестали возделывать поля, покинули ремесла и проводили время кто в молитве, а кто и просто в удовольствиях, покупая сласти и наряды. Аналогичные настроения возрождаются и теперь, хотя, покуда, не в столь карикатурном виде. Во всяком случае, фаталистическое понимание конца в наши дни общего ослабления энергии распространено не меньше, а скорее больше прежнего. По этому поводу мне кажется не лишним припомнить сказанное мною несколькими годами раньше.
«В действительности конец есть отрицание пустых и суетных дел, — только тех, которые пребывают под законом смерти и всеобщего горения. Есть другие дела, которые не сгорают, потому что они вносят в Гераклитов ток непреходящее, субстанциальное содержание. По отношению к таким делам, конец есть не отрицание, а завершение, утверждение их в вечности».
«Конец близок! Это значит, что жизнь должна только итти полным ходом к цели; непрерывно должно продолжаться то восхождение, которое в процессе эволюции идет от зверочеловека к Богочеловеку. И, так как восходящая линия жизни поднимается из ступени в ступень, то тем самым оправданы все ступени, благословенно всякое, даже относительное усовершенствование. Всякая ступень необходима в лествице, ни одной невозможно миновать человечеству, чтобы достигнуть цели. Пусть эта человеческая лествица заостряется кверху немногими вершинами. Вершины эти не могли бы упираться в небо, если бы они не воздымались над широким человеческим основанием. Все тут составляет одно целое — и основание и вершина, все одно другим утверждается и скрепляется в этой религиозной архитектуре человеческой жизни. И, как бы низко ни стояли отдельные ступени, — высота вершины свидетельствует об общем стремлении ввысь»[60].
|
|
|
Разъяснения эти могут вызвать возражения, и нам необходимо на них ответить. В них есть как будто некоторая видимость внутреннего противоречия. С одной стороны, с точки зрения динамического понимания конца, мы вменяем людям в обязанность деятельно заботиться о сохранении относительных ценностей культуры, в частности — о спасении мирского порядка; с другой стороны, мы говорили выше, что крушение государства и всего вообще мирского благополучия может быть благодетельным, потому что неблагополучие бывает нужно человеческой душе. Как совместить эти два противоположные утверждения? Не убивает ли такое, хотя бы и «динамическое» понимание конца всякую энергию, если не в стремлении к абсолютному, то по крайней мере в созидании относительного? Не должно ли оно, в частности, подорвать веру в ценность какой‑либо государственной деятельности?
Возражения эти основаны на явном недоразумении. Во–первых, неблагополучие может быть полезным только для тех, кто от него страдает, а не для тех, кто его причиняет своими преступными действиями или преступным бездействием. Для тех избранных душ, которые закаляются в испытаниях, могут быть полезными не только испытания, ноисоблазны. Но горе тем, через кого соблазн приходит. Во–вторых, как бы ни были проблематичны и недолговечны относительные ценности жизни, самая деятельность человека, направленная к их созиданию, может заключать в себе нечто безотносительно ценное, в зависимости от того, какой дух в ней проявляется, какими намерениями и началами она вдохновляется. Помнится, B. C. Соловьев, по чувству долга писавший публицистические статьи, отвлекавшие его от любимых философских занятий, сравнивал эту скучную для него, но, как он полагал, нужную для общества работу с послушанием монастырского послушника, обязанного выметать сор из монастырской ограды.
|
|
|
Есть бесчисленное множество будничных, серых человеческих дел, которые напоминают это выметание сора: всеми этими делами создаются, разумеется, ценности в высокой степени относительные и временные. Но когда в эти серые дела человек вносит религиозное послушание и служение, когда он вкладывает в них чувство беззаветной любви к Богу, к родине или даже просто к близким людям, о которых он заботится, он тем самым созидает нечто неумирающее и бесконечно дорогое, что навеки останется. Ибо этим самым он в лице своем являет образ Божий на земле. Возможно, что публицистическая деятельность Соловьева была сплошь ошибочна: возможно, что от нее не осталось ни единой живой мысли, и что все созданные ею относительные ценности сгорели. Одно во всяком случае остается навеки нерушимым и ценным: это — смиренный образ монастырского послушника, который выполняет тяжелое, скучное ему дело не по внешнему принуждению, а потому что ему бесконечно дорога его обитель. Создавая относительные ценности, человек, сам того не замечая, делает нечто другое, неизмеримо более важное: он определяет себя самого, выковывает тот свой человеческий образ, который либо перейдет в вечную жизнь, либо станет добычею второй смерти. Создание собственного своего образа по образу и подобию Божию и есть то подлинное, субстанциальное и творческое дело, к которому призван человек. Относительные ценности служат лишь средством для этого творчества, но сами по себе не выражают его сущности.
Однако, в качестве средства эти ценности необходимы. И пища, которою мы питаемся, и одежда, в которую мы облекаемся, и здоровье, которым мы наслаждаемся, принадлежат к области благ относительных. И тем не менее, если я не позабочусь о пище, одежде и здоровье моих ближних, я сам понесу безотносительную утрату. Христос не хочет иметь ничего общего с теми, кто алчущего не напитал, нагого не одел, а страждущего и находящегося в темнице не посетил. Поскольку относительные ценности служат средствами для осуществления любви, они приобретают высшее освящение, ибо они становятся способами явления безусловного и вечного в мире.
|
|
|
В числе других относительных ценностей такое освящение получает и государство в христианском общежитии. Человек, который равнодушно относится к одичанию человеческого общества, к нарушению в нем всякого права и правды и к превращению людей в стаю хищных зверей, — тем самым доказывает полное отсутствие любви к ближнему. Не этим холодным и пассивным отношением к человечеству, а деятельным и самоотверженным ему служением человек готовит то последнее, заключительное явление Богочеловечества, которое завершает всемирную историю.
Таким образом, мысль о близости конца не обесценивает относительных ценностей, а только заставляет думать об их подчиненном значении. Мысль о Христе–Богочеловеке, грядущем в мир, не есть отрицание мирового процесса во времени, а осуществление его основного стремления, откровение его вечного смысла. Этот всеединый смысл объемлет в себе и вечное и временное, и безусловное и относительное. Об этом свидетельствует молитва Господня, которая просит Отца Небесного и о пришествии Царствия Божия и о даровании хлеба насущного.
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru
Оставить отзыв о книге
Все книги автора
[1]Более подробное развитие и обоснование мыслей, изложенных в настоящем введении, читатель найдет в моей книге «Метафизические предположения познания» (Москва, 1917, книгоизд. «Путь»).
[2]Метафизич. предположения познания, стр. 35.
[3]Ср. об этом Erwin Rohde, Psyche, т. I, стр. 68 — 110. (III Aufl).
[4]Rohde, цит. соч., т. I, стр. 300.
[5]Rohde, цит. соч., т. II, стр. 10.
[6]Deussen, Das System der Vedanta, 18.
[7]Там же, 107.
[8]Ibid., 91.
[9]Ibid., 137.
[10]Ibid., 84.
[11]См. мою брошюру «Умозрение в красках» (Москва. 1915, изд. И. Д. Сытина, стр.29).
[12]Два мира в древнерусской иконописи (Москва 1916, книгоизд. «Путь», стр. 9—10).
[13]Подробное обоснование этой мысли см. в моем соч. «Метафизические предположения познании». Москва, 1917, книгоизд. «Путь».
[14]См. мое соч. Метафизические предположения познания, стр. 174—180.
|
|
|
[15]«Метафиз. предположения познания», стр. 50.
[16]Ср. гл. I, II и заключение моей работы — «Метафизич. предположения познания».
[17]Ср. мое соч. — «Метафизич. предположения познания».
[18]Блажен грех, заслуживший такого Искупителя.
[19]«Религиозно–обществ. идеал зап. христианства в V веке», Москва, 1892, стр. 91 — 92.
[20]Кроме введения к настоящему соч. ср. мою книгу Метафизические предположения познания.
[21]См. мое соч. «Миросозерцание В. С. Соловьева», т. I, 284—302.
[22]«Свет Невечерний», стр. 223. Москва, 1917, книгоизд. «Путь».
[23]«Философия хозяйства», Москва, 1912, с. 146, книгоизд. «Путь».
[24]Там же, 149—150.
[25]Там же, 150.
[26]«Свет Невечерний», 212.
[27]«Философия хозяйства», 122.
[28]Ср. его «Философию хозяйства», стр. 146, где как раз учение о «нарушении изначального единства Софии» прямо опирается на обширную цитату из Шеллинга.
[29]«Свет Невечерний», 215.
[30]Такие посредствующие существа, чуждые божественной полноте и потому не могущие заполнить пропасть между нею и тварью, характерны для учений гностических, не победивших в себе дуализма.
[31]Ср. о. Павел Флоренский, «Столп утверждение Истины», стр. 384—385,388—396.
[32]Обманчивый, как луна.
[33]Не даром в Евангелии самые приступы беснования приурочены к новолуниям (Матф., ХVII, 15).
[34]См. мои «Метафизические предположения познания», с. 324—325.
[35]«История и будущность теократии» (П. С. I изд.), 304.
[36]См., напр., известный рассказ Мотовилова о беседе его с преподобным Серафимом.
[37]См. выше, стр. 267.
[38]Выражение высокопреосвящ. Антония, митрополита Харьковского: «Догмат искупления» (Сергиев посад, 1917, с. 41).
[39]Ibid.
[40]В частности, выводят за пределы научного опыта все те космографические теории, которые решаются утверждать (или отрицать) бесконечное продолжение вселенной или бесконечное действие во времени известных нам из опыта законов природы.
[41]Это — как раз то понимание временной жизни, которое выражается в известной евангельской притче, где суд Божий удерживает руку жнецов до полного созревания посева.
[42]По–видимому, третьим исключением является Богоматерь, величаемая нашим церковным богослужением как Всенепорочная — притом по тем же основаниям, как и Христос: ибо в лице Христа она зачинает новый человеческий род.
[43]«Столп и утверждение истины». Москва, 1914 (Книгоизд. «Путь»), стр. 65.
[44]Там же, 489,.
[45]Там же, 67.
[46]«Смысл этого пари, всегда себе равный, — несомненен: стоит верное ничто обменить на неверную бесконечность, тем более, что в последней меняющий может снова получить свое ничто, но уже как нечто: однако если для отвлеченной мысли выгодность такого обмена ясна сразу, то перевесть эту мысль в область конкретной душевной жизни удается не сразу» и т. д. (там же, стр. 66).
[47]Там же, 67.
[48]«Столп и утверждение истины», 67—68. Все курсивы в этих цитатах принадлежат мне.
[49]См. мою статью: Свет Фаворский и преображение ума, стр. 34; напечатана в одном из осенних номеров «Русской мысли» за 1914 год.
[50]«Свет Невечерний», стр. 227, примеч. (Москва, 1917, книгоизд. «Путь»).
[51]Обоснованию этого положения посвящено все мое сочинение: «Метафизические предположения познания». Москва, 1917.
[52]Цит. соч., 65.
[53]Там же, 158.
[54]Там же, 163.
[55]Кроме цит. статьи в «Русской мысли», см. «Метафизич, предположения познания», 174—181.
[56]Там же, стр. 159.
[57]Ср. вступительные слова Апокалипсиса: откровение Иисуса Христа, которое дал Ему Бог, чтобы показать рабам своим, чему надлежит быть вскоре (Апок., 1,1).
[58]Миросозерцание В. С. Соловьева, т. 1,577 (Москва, 1913 г. Книгоиздательство «Путь»).
[59]Миросозерцание В. С. Соловьева, том I, стр. 582, 583. О ценности государства, ср. вообще весь этот § (стр.572—584).
[60]Миросозерцание В. С. Соловьева, т. II, стр. 414—415.
|
|
|
