 |
Метафоры, которыми мы живем. Теория концептуальной метафоры.
|
|
|
|
Выполнила:
студентка 4 курса группы Р-42 Ведерникова Наталья
Научный руководитель:
к.ф.н., доцент Иванова Г.А.
Киров - 2011
Метафора гораздо умней, чем ее создатель, и таковыми являются многие вещи. Все имеет свои глубины.
Лихтенберг
Недостаточность логики в обыденном языке восполняется использованием метафор. Логичность и метафоричность текста - это два дополняющих друг друга его проявления.
В. В. Налимов
Метафора – это литературоведческое понятие. Метафора – это троп, то есть некий образ, основанный на употреблении слов в переносном значении. Смысл метафоры как тропа в том, чтобы усиливать эмоциональную выразительность речи.
Метафора представляет собой перенесение свойств одного предмета на другой по принципу их сходства. Примеры метафор: «золотые волосы», «солнечная улыбка». Метафора (ж., греч.) иноречие, инословие, иносказанье; обиняк; риторический троп, перенос прямого значения к косвенному.
Тайна метафоры привлекала к себе крупнейших мыслителей - от Аристотеля до Руссо и Гегеля и многих других. О метафоре написано множество работ. О ней высказывались не только ученые, но и сами ее творцы - писатели, поэты, художники, кинематографисты. Нет критика, который не имел бы собственного мнения о природе и эстетической ценности метафоры. Изучение метафоры традиционно, но было бы неверно думать, что оно поддерживается только силой традиции. Напротив, оно становится все более интенсивным и быстро расширяется, захватывая разные области знания - философию, логику, психологию, психоанализ, герменевтику, литературоведение, литературную критику, теорию изящных искусств, семиотику, риторику, лингвистическую философию, разные школы лингвистики. Интерес к метафоре способствовал взаимодействию названных, направлений научной мысли, их идейной консолидации, следствием которой стало формирование когнитивной науки, занятой исследованием разных сторон человеческого сознания. В ее основе - предположение о том, что человеческие когнитивные структуры (восприятие, язык, мышление, память, действие) неразрывно связаны между собой в рамках одной общей задачи - осуществления процессов усвоения, переработки и трансформации знания, которые, собственно, и определяют сущность человеческого разума.
|
|
|
В последние десятилетия центр тяжести в изучении метафоры переместился из филологии (риторики, стилистики, литературной критики), в которой превалировали анализ и оценка поэтической метафоры, в область изучения практической речи и в те сферы, которые обращены к мышлению, познанию и сознанию, к концептуальным системам и, наконец, к моделированию искусственного интеллекта. В метафоре стали видеть ключ к пониманию основ мышления и процессов создания не только национально-специфического видения мира, но и его универсального образа.
Рост теоретического интереса к метафоре был стимулирован увеличением ее присутствия в различных видах текстов, начиная с поэтической речи и публицистики и кончая языками разных отраслей научного знания. Естественно, что экспансия метафоры в разные виды дискурса не прошла незамеченной. Искусствоведы, философы и психологи, науковеды и лингвисты обратились к проблеме метафоры с возросшим интересом. Вынесенный метафоре "вотум доверия" вызвал существенное расширение "материальной базы" ее изучения: появились исследования метафоры в различных терминологических системах, в детской речи и дидактической литературе, в разных видах масс-медиа, в языке рекламы, в наименованиях товаров, в заголовках, в спорте, в речи афатиков и даже в речи глухонемых.
|
|
|
Развитие теории концептуальной метафоры и последовательное описание метафорических моделей — одно из наиболее перспективных направлений современной когнитивной лингвистики. Данной проблемой занимались такие лингвисты, как Дж. Лакофф, М. Джонсон, А. Н. Баранов, Ю. Н. Караулов, А. П. Чудинов и др.
Дж. Лакоффа и М. Джонсона "Метафоры, которыми мы живем" [1980] была разработана теория, которая привнесла системность в описание метафоры как когнитивного механизма и продемонстрировала большой эвристический потенциал применения теории в практическом исследовании. Авторы постулировали, что метафора не ограничивается лишь сферой языка, что сами процессы мышления человека в значительной степени метафоричны. Метафора как феномен сознания проявляется не только в языке, но и в мышлении, и в действии. Такой подход позволил окончательно вывести метафору за рамки языковой системы и рассматривать ее как феномен взаимодействия языка, мышления и культуры. В более поздней работе "Современная теория метафоры" Дж.Лакофф строго разграничил метафорическое выражение и концептуальную метафору, подчеркивая, что "локус метафоры - в мысли, а не в языке".
Согласно теории концептуальной метафоры, в основе метафоризации лежит процесс взаимодействия между структурами знаний двух концептуальных доменов - сферы-источника и сферы-мишени. В результате однонаправленной метафорической проекции (metaphorical mapping) из сферы-источника в сферу-мишень сформировавшиеся в результате опыта взаимодействия человека с окружающим миром элементы сферы-источника структурируют менее понятную концептуальную сферу-мишень, что составляет сущность когнитивного потенциала метафоры. Базовым источником знаний, составляющих концептуальные домены, является опыт непосредственного взаимодействия человека с окружающим миром, причем диахронически первичным является физический опыт, организующий категоризацию действительности в виде простых когнитивных структур -"схем-образов". Метафорическая проекция осуществляется не только между отдельными элементами двух структур знаний, но и между целыми структурами концептуальных доменов. Предположение о том, что при метафорической проекции в сфере-мишени частично сохраняется структура сферы-источника, получило название гипотезы инвариантности. Благодаря этому свойству становятся возможными метафорические следствия, которые в метафорическом выражении эксплицитно не выражены, но выводятся на основе фреймового знания. Таким образом, когнитивная топология сферы-источника в некоторой степени определяет способ осмысления сферы-мишени и может служить основой для принятия решений и действия.
|
|
|
Для большинства людей метафора — это поэтическое и риторическое выразительное средство, принадлежащее скорее к необычному языку, чем к сфере повседневного обыденного общения. Более того, метафора обычно рассматривается исключительно как принадлежность естественного языка — то, что относится к сфере слов, но не к сфере мышления или действия. Именно поэтому большинство людей полагает, что они превосходно могут обойтись в жизни и без метафор. В противоположность этой расхожей точке зрения мы утверждаем, что метафора пронизывает всю нашу повседневную жизнь и проявляется не только в языке, но и в мышлении и действии. Наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы мыслим и действуем, метафорична по самой своей сути.
Понятия, управляющие нашим мышлением, вовсе не замыкаются в сфере интеллекта. Они управляют также нашей повседневной деятельностью, включая самые обыденные, земные ее детали. Наши понятия упорядочивают воспринимаемую нами реальность, способы нашего поведения в мире и наши контакты с людьми. Наша понятийная система играет, таким образом, центральную роль в определении повседневной реальности. И если мы правы в своем предположении, что наша понятийная система носит преимущественно метафорический характер, тогда наше мышление, повседневный опыт и поведение в значительной степени обусловливаются метафорой. Наш вывод о том, что наша обыденная понятийная система метафорична по своей сути, опирается на лингвистические данные. Благодаря языку, мы получили также доступ к метафорам, структурирующим наше восприятие, наше мышление и наши действия.
|
|
|
Рассмотрим понятие ARGUMENT 'СПОР' и понятийную метафору ARGUMENT IS WAR 'СПОР — ЭТО ВОЙНА'. Эта метафора представлена в многочисленных и разнообразных выражениях обыденного языка:
'Ваши утверждения не выдерживают критики (букв. незащитимы)'.
'Он нападал на каждое слабое место в моей аргументации'.
'Его критические замечания били точно в цель'.
'Я разбил его аргументацию'.
'Я никогда не побеждал в споре с ним'.
'Вы не согласны? Отлично, ваш выстрел!'
'Если вы будете следовать этой стратегии, он вас уничтожит'.
'Он разбил (букв. расстрелял) все мои доводы'.
В споре нет физического сражения, зато происходит словесная битва, и это отражается в структуре спора: атака, защита, контратака и т. п. На примере этой метафоры мы видим, что выражения взяты из лексикона войны. Именно в этом смысле метафора СПОР — ЭТО ВОЙНА принадлежит к числу тех метафор, которыми мы “живем” в нашей культуре: она упорядочивает те действия, которые мы совершаем в споре.
Постараемся вообразить другую культуру, в которой споры не трактуются в терминах войны, в споре никто не выигрывает и не проигрывает, никто не говорит о наступлении или защите, о захвате или утрате территорий
Дело вовсе не в том, что спор есть разновидность войны. Споры и войны представляют собой явление разного порядка — словесный обмен репликами и вооруженный конфликт, и в каждом случае выполняются действия разного порядка. Дело в том, что СПОР частично упорядочивается, понимается, осуществляется как война, и о нем говорят в терминах войны. Тем самым понятие упорядочивается метафорически, соответствующая деятельность упорядочивается метафорически, и, следовательно, язык также упорядочивается метафорически. Метафоры как языковые выражения становятся возможны именно потому, что существуют метафоры в понятийной системе человека. Таким образом, всякий раз, когда мы говорим о метафорах типа СПОР — ЭТО ВОЙНА, соответствующие метафоры следует понимать как метафорические понятия (концепты). Конвенциональные метафорические соответствия между структурами знаний (концептуальные метафоры) согласованны с определенной культурой и языком. Концептуальная метафора ARGUMENT IS WAR (СПОР - ЭТО ВОЙНА) согласована с базовыми ценностями культуры носителей английского языка. Метафора не столько средство описания спора в понятиях войны, сколько устойчивый способ осмысления спора: можно проиграть или выиграть спор, оппонент воспринимается как противник, спорящие разрабатывают стратегии, занимают позиции, "расстреливают" аргументы противника и т.д. Вместе с тем, можно "представить культуру, в которой спор рассматривается как танец, участники как танцоры, а цель заключается в гармоническом и эстетически привлекательном танце", а не в победе над противником. Концептуальные метафоры "являются неотъемлемой частью культурной парадигмы носителей языка", укоренены в сознании людей и настолько привычны, что нередко не осознаются как метафоры.
|
|
|
В типологии американских исследователей концептуальные метафоры, разделяются на три основные группы: структурные, онтологические и ориентационные. В структурных метафорах когнитивная топология сферы-мишени является моделью для осмысления сферы-мишени (ARGUMENT IS WAR);
онтологические метафоры категоризируют абстрактные сущности путем очерчивания их границ в пространстве или c помощью персонификации, ориентационные метафоры отражают оппозиции, в которых зафиксирован наш опыт пространственной ориентации в мире.
Многообразие современных исследований по концептуальной метафоре свидетельствует не только о непрекращающемся, но и растущем интересе к теории Дж. Лакоффа и М. Джонсона. Утверждение о том, что концептуальные метафоры охватывают всю сферу человеческого опыта и обладают значимым когнитивным потенциалом, на сегодняшний момент подкрепляется многочисленными исследованиями концептуальной метафоры, охватывающими практически большинство сфер человеческой деятельности.
До сих пор мы рассматривали явления, которые можно назвать структурными метафорами, то есть те случае, когда одно понятие структурно метафорически упорядочивается в терминах другого. Существует и другой тип метафорического понятия, когда нет структурного упорядочивания одного понятия в терминах другого, но есть организация целой системы, понятий по образцу некоторой другой системы. Такие случаи мы назовем ориентационными метафорами, так как большинство подобных понятий связано с пространственной ориентацией, с противопоставлениями типа “верх — низ”, “внутри — снаружи”, “передняя сторона — задняя сторона”, “глубокий — мелкий”, “центральный — периферийный”. Подобные ориентационные противопоставления проистекают из того, что наше тело обладает определенными свойствами и функционирует определенным образом в окружающем нас физическом мире. Ориентационные метафоры придают понятию пространственную ориентацию; например, 'СЧАСТЬЕ ЕСТЬ ВЕРХ'. Тот факт, что понятие СЧАСТЬЕ (УДАЧА, УСПЕХ) ориентировано на ВЕРХ (демонстрируется такими английскими выражениями, как - Я чувствую себя сегодня превосходно (на подъеме)'. 'Я в приподнятом настроении'. 'Это подняло мое настроение'. 'У меня поднялось настроение'. 'Вы в хорошем (букв.: высоком) настроении'. 'Мысли о ней всегда воодушевляют (букв.: приподнимают) меня'. 'Я пал духом (букв.: чувствую себя внизу)'. 'Я подавлен (букв.: опущен}'. 'В последнее время он в самом деле в упадочном настроении'. 'Я впал в уныние (букв.: в понижение)'. 'Я упал духом' (букв.: 'Мое настроение понизилось').
Физическая основа. Грусть и уныние гнетут человека, и он опускает голову, а положительные эмоции распрямляют его и заставляют поднять голову. — Каждая пространственная метафора обладает внутренней системностью. Например, метафора 'СЧАСТЬЕ — ВЕРХ' определяет некоторую связную систему, а вовсе не ряд разрозненных и случайных метафор.
Наш физический и культурный опыт дает множество оснований для ориентационных метафор. Выбор тех или иных метафор и выделение среди них главных могут варьировать от культуры к культуре.
Пространственные ориентационные шкалы типа “верх — низ”, “перед — зад”, “нахождение на чем-л./около чего-л. — удаление” “центр — периферия” и “близкое — далекое” составляют богатую основу для осмысления понятий в ориентационных терминах. Это, конечно, немало, но не следует преувеличивать сферу распространения ориентационных принципов. Наш опыт восприятия физических объектов и вещества составляет другую основу для осмысления понятий, выходящую за пределы простой ориентации. Осмысление нашего опыта в терминах объектов и веществ позволяет нам вычленять некоторые части нашего опыта и трактовать их как дискретные сущности или вещества некоторого единого типа. Коль скоро мы можем представить данные нашего опыта в виде предметов или веществ, мы можем ссылаться на них, объединять их в категории, классифицировать их и определять их количество, тем самым мы можем рассуждать о них.
Если объекты недискретны или не обладают четкими контурами, например, горы, перекрестки, живые изгороди и т. п., мы все же зачисляем их в соответствующие категории. Подобный способ трактовки явлений физического мира необходим для удовлетворения определенных.целей — установления местоположения гор, назначения встреч на перекрестках улиц, подстригания живых изгородей. Такие чисто человеческие цели обычно требуют от нас наложения искусственных границ на физические явления для приданияим дискретности, каковой обладаем мы сами как физические объекты, ограниченные некоторой поверхностью.
Подобно тому, как данные человеческого опыта по пространственной ориентации порождают ориентационные метафоры, данные нашего опыта, связанные с физическими объектами (в особенности с нашим собственным телом), составляют основу для колоссального разнообразия онтологических метафор, то есть способов трактовки событий, действий, эмоций, идей и т. п. как предметов и веществ.
Онтологические метафоры обслуживают разнообразные цели; типы этих целей отражаются посредством разнообразных типов метафор.
Диапазон онтологических метафор, используемых нами для этих целей, поистине огромен. Приводимый ниже перечень дает некоторое представление о типах онтологических метафор и тех целях, которым они служат.
Способ обозначения.
'Моя боязнь насекомых сводит жену с ума'.
'Это была великолепная хитрость'.
'Мы действуем в интересах мира'.
'Средний класс — это могущественная безмолвная сила в американской политике'.
'Честь нашей страны поставлена на карту в этой войне'.
Количественная характеристика.
'Потребуется много терпения для окончания этой книги'.
'В этом мире так много ненависти'.
'Дюпон обладает большим политическим влиянием в Делаваре'.
'В вас слишком много враждебности'.
'У Пита Роуза много анергии и знаний о бейсболе'.
Выделение аспектов.
Неприглядная сторона его личности выявляется в экстремальной ситуации'.
'Жестокость войны делает всех нас- бесчеловечными'.
'Я не могу поспевать за темпом современной жизни'.
Его эмоциональное здоровье недавно ухудшилось'.
'Нам никогда не довелось испытать победы во Вьетнаме'.
Определение причин.
Груз обязанностей вызвал у него полный упадок сил'.
'Он сделал это от раздражения'.
'Наше влияние в мире пошло на убыль из-за отсутствия у нас нравственных принципов'.
'Внутренние разногласия стоилиим потери призового вымпела'.
Постановка целей и мотивировка действий.
'Он отправился в Нью-Йорк добиваться славы и богатства,'.
Вот что должны вы делать для обеспечения финансовой независимости'.
'Я меняю свой образ жизни, с тем чтобы найти истинное счастье'.
'ФБР будет действовать быстро перед лицом угрозы национальной безопасности'.
'Она рассматривала замужество как способ решить свои проблемы'.
Как и в случае ориентационных метафор, носители языка даже не замечают метафоричности большинства приведенных выше выражений. Это отчасти объясняется тем, что онтологические метафоры, подобно ориентационным, имеют крайне узкий диапазон использования — способ обозначения явления, его количественную характеристику и т. п.
В обыденной речи метафора не находит себе пристанища ни в одной из этих функций. Сама ее сущность не отвечает назначению основных компонентов предложения. Для идентифицирующей функции, выполняемой субъектом (шире - конкретно-референтными членами предложения), метафора слишком произвольна, она не может с полной определенностью указывать на предмет речи. Этой цели служат имена собственные и дейктические средства языка. Для предиката, предназначенного для введения новой информации, метафора слишком туманна, семантически диффузна. Кажущаяся конкретность метафоры не превращает ее в наглядное пособие языка.
Рано или поздно практическая речь убивает метафору. Ее образность плохо согласуется с функциями основных компонентов предложения. Ее неоднозначность несовместима с коммуникативными целями основных речевых актов - информативным запросом и сообщением информации, прескрипцией и взятием обязательств.
Метафора не нужна практической речи, но она ей в то же время необходима. Она не нужна как идеология, но она необходима как техника. Всякое обновление, всякое развитие начинается с творческого акта. Это верно и по отношению к жизни и по отношению к языку. Акт метафорического творчества лежит в основе многих семантических процессов - развития синонимических средств, появления новых значений и их нюансов, создания полисемии, развития систем терминологии и эмоционально-экспрессивной лексики. Без метафоры не существовало бы лексики "невидимых миров" (внутренней жизни человека), зоны вторичных предикатов, то есть предикатов, характеризующих абстрактные понятия. Без нее не возникли бы ни предикаты широкой сочетаемости (ср., например, употребление глаголов движения), ни предикаты тонкой семантики. Метафора выводит наружу один из парадоксов жизни, состоящий в том, что ближайшая цель того или другого действия (и в особенности творческого акта) нередко бывает обратна его далеким результатам: стремясь к частному и единичному, изысканному и образному, метафора может дать языку только стертое и безликое, общее и общедоступное. Создавая образ и апеллируя к воображению, метафора порождает смысл, воспринимаемый разумом.
Метафора дисгармонирует со многими параметрами как практического, так и научного дискурса. Вместе с тем ею пользуются и в быту, и в науке. Метафора согласуется с экспрессивно-эмоциональной функцией практической речи. Однако более важен другой ее источник: метафора отвечает способности человека улавливать и создавать сходство между очень разными индивидами и классами объектов. Эта способность играет громадную роль как в практическом, так и в теоретическом мышлении. "Нет ничего более фундаментального для мышления и языка, - писал У. О. Куайн, - чем наше ощущение подобия". Это ощущение является общим для практического и научного дискурса стимулом к порождению метафор. В обоих случаях метафора знаменует собой лишь начало мыслительного процесса. Сравнение ни там, ни тут не может быть самоцелью. Волновая теория света создавалась не для того, чтобы уподобить свет волне. Дав толчок развитию мысли, метафора угасает. Она орудие, а не продукт научного поиска. Точно так же и в практической речи, дав толчок семантическому процессу, метафора постепенно стирается и в конце концов утрачивает образ, на смену которому приходит понятие (значение слова).
Поэтическая (образная) мысль ограничена начальной стадией познания. Между тем в искусстве создание образа, в том числе и метафорического, венчает творческий процесс. Художественная мысль не отталкивается от образа, а устремляется к нему. Метафора - это и орудие, и плод поэтической мысли. Она соответствует художественному тексту своей сутью и статью.
В метафоре заключена и ложь и истина, и "нет" и "да". Она отражает противоречивость впечатлений, ощущений и чувств. В этом состоит еще один мотив ее привлекательности для поэзии. Метафора умеет извлекать правду из лжи, превращать заведомо ложное высказывание если не в истинное (его трудно верифицировать), то в верное. Ложь и правда метафоры устанавливаются относительно разных миров: ложь - относительно обезличенной, превращенной в общее достояние действительности, организованной таксономической иерархией; правда - относительно мира индивидов (индивидуальных обликов и индивидных сущностей), воспринимаемого индивидуальным человеческим сознанием. В метафоре противопоставлены объективная, отстраненная от человека действительность и мир человека, разрушающего иерархию классов, способного не только улавливать, но и создавать сходство между предметами.
Субстантивная метафора, будучи по форме таксономической, осуществляет акт характеризующей предикации: "материя" исчезает, остаются воплощенные в образе признаки. Метафора учит не только извлекать правду из лжи, она учит также извлекать признаки из предмета, превращать мир предметов в мир смыслов. Когда говорят "Ваня (не мальчик, а) настоящая обезьянка", не имеют в виду ни расширить класс обезьянок за счет включения в него одного мальчика, ни сузить класс мальчиков, изъяв из него Ваню. Метафора имеет своей целью выделить у Вани некоторое свойство, общее у него с обезьянками.
|
|
|
