Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Социальная психологии в моей жизни 1 глава




Таблица 1.1. Корреляционные и экспериментальные исследования

  Могут ли участники эксперимента быть распределены случайным образом? Независимая переменная Зависимая переменная
Правда ли, что рано повзрослевшие дети более уверены в себе? Нет –» Корреляция    
При каких условиях учащиеся приобретают больше знаний? Если они получают знания через интерактивные курсы или в классе? Да –» Эксперимент Обучение через интерактивные курсы или в классе Знания
Усиливают ли агрессивность видеоигры с элементами насилия? Да –» Эксперимент Компьютерные игры с элементами насилия или без них Агрессивность
Когда люди больше смеются над комедиями? Когда смотрят их в одиночестве или вместе с другими? Ответьте на этот вопрос сами    
Прогнозируют ли школьные отметки профессиональный успех? Нет –» Корреляция    
Правда ли, что люди с более высоким доходом относятся к себе с большим уважением? Ответьте на этот вопрос сами    

Случайное распределение радикально решает эту проблему, устраняя все подобные внешние факторы. Оно предоставляет всем индивидуумам равные шансы на то, чтобы смотреть передачи со сценами насилия или без них. Иными словами, люди в обеих группах будут по всем возможным параметрам – семейное положение, интеллект, образование, начальная агрессивность – примерно одинаковыми. Так, вероятность попадания высокоинтеллектуальных индивидуумов в обе группы одинакова. Поскольку принцип случайного распределения создает эквивалентные группы, любое их различие по такому параметру, как агрессивность, которое будет выявлено в дальнейшем, можно будет связать с тем, смотрели ли они передачи с эпизодами насилия или нет (рис. 1.5). Именно благодаря случайному распределению миннесотских студентов, участвовавших в эксперименте с фотографиями, их убежденность в излишней полноте телефонных собеседниц должна была оказать влияние на поведение последних.

Этика экспериментатора

Наш пример с телевизионными передачами показывает, почему некоторые эксперименты небезупречны с точки зрения этики. Социальным психологам не следовало бы подолгу держать одну группу детей у телевизора во время демонстрации сцен насилия. Им, скорее, нужно было бы быстро изменить социальный опыт людей и зафиксировать результат. Иногда участие в эксперименте безвредно, оно может даже доставить удовольствие, и люди сами соглашаются на это. Однако в некоторых случаях исследователи оказываются в некой серой зоне между «безвредно» и «рискованно».

Нередко социальные психологи оказываются в этически «серой» зоне, когда планируют проведение экспериментов, требующих от участников активной умственной деятельности и эмоционального напряжения. Экспериментам не обязательно должно быть присуще то, что Эллиот Аронсон, Мерилин Брюер и Меррилл Карлсмит называют бытовым реализмом (Aronson, Brewer & Carlsmith, 1985), т.е. поведение в лаборатории (например, наказание электрошоком как часть экспериментального изучения агрессии) не должно быть в точности похоже на поведение в быту. Для многих исследователей подобный реализм воистину является бытовым, а потому неважным. А вот что непременно должно присутствовать в эксперименте, так это экспериментальный реализм,т. е. он должен увлекать участвующих в нем людей. Экспериментатору не нужно, чтобы испытуемые сознательно играли какие-либо роли или «отбывали повинность», он ждет от них вовлеченности в настоящие психологические процессы. Вынуждая людей выбирать для наказания «провинившегося» сильный или не очень сильный электрошок, экспериментатор тем самым получает вполне реалистичное представление об их агрессивности. Функционально это имитирует реальную агрессивность.

Экспериментальный реализм иногда достигается ценой обмана: людям рассказывают какую-нибудь достоверную байку. Экспериментатор вовсе не хочет, чтобы испытуемые знали, что на самом деле никто никакого электрошока не получает. Иначе от экспериментального реализма ничего не останется. Именно поэтому около трети психологических исследований (впрочем, их количество уменьшается) построены на обмане, хоть и проводились для выяснения истины (Korn & Nicks, 1993; Vitelli, 1988).

Экспериментаторы также заинтересованы в том, чтобы участники эксперимента не узнали, каких результатов они ждут, и чтобы не начали «подыгрывать» исследователям, желая быть «хорошими испытуемыми», или, напротив, будучи в дурном расположении духа, не стали действовать им «назло». По мнению украинского профессора Анатолия Колядного, не приходится удивляться тому, что при проведении опроса общественного мнения в 1990 г., когда у власти были Советы и коммунисты, только 15% респондентов назвали себя «верующими», а в посткоммунистической Украине таковых оказалось уже 70% (Nielsen, 1998). Слова экспериментатора, его интонации и жесты могут помимо его воли подтолкнуть испытуемых к желаемым реакциям. Чтобы минимизировать подобные поведенческие подсказки экспериментатора,т. е. особенности его поведения, якобы «требующие» от испытуемых определенного ответного действия, – исследователи, как правило, стандартизируют свои инструкции или используют их компьютерные версии.

(– Извините, Ваше Высочество, но на самом деле Вы вовсе не диктатор Итуании, маленькой европейской страны. И самой Итуании тоже нет. Толпы поклонников, военные парады, этот кабинет… – все это мы устроили для эксперимента. Мы изучаем психологию человека. На самом деле, Ваше Высочество, Вы – Эдвард Белчер. Вы живете в Нью-Йорке, на Лонг-Айленде. Пора отправляться домой, Эдди!)

Оборотная сторона медали

Исследователь, разрабатывающий сценарии экспериментов, которые могли бы быть привлекательными ещё и с точки зрения этики, похож на балансирующего канатоходца. Человек, который верит в то, что причиняет кому-то боль, или испытывает сильное социальное давление, которое оказывают, чтобы посмотреть, изменит он свое мнение или нет, может в течение какого-то времени чувствовать себя «не в своей тарелке». Подобные эксперименты поднимают старый, как мир, вопрос: оправдывают ли цели средства, использованные для их достижения? Можно ли оправдать обман людей, а иногда и их огорчения тем, что у исследователя не было другого способа проникнуть в суть изучаемых явлений?

В наши дни Университетская комиссия по этике пересматривает требования, предъявляемые к социально-психологическим исследованиям, которые могут быть названы гуманными. Этические принципы, разработанные Американской психологической ассоциацией (1981, 1992) и Психологическим обществом Великобритании (1991), требуют от исследователей:

– Сообщайте потенциальным испытуемым столько сведений об эксперименте, сколько нужно для того, чтобы их согласие на участие в эксперименте было согласием, основанным на информированности.

– Будьте правдивыми. Прибегайте к обману только тогда, когда это необходимо и оправдано значимостью стоящей перед вами цели, а не для того, «чтобы заручиться их согласием на участие в эксперименте».

– Защищайте людей от возможных вредных последствий и существенного дискомфорта.

– Не разглашайте информацию об участниках экспериментов.

– По окончании эксперимента предоставьте участникам полную информацию о нем, в том числе и об обмане, если таковой имел место. Исключение из этого правила составляют только те случаи, когда информация о результатах может огорчить участников – например, если кто-то поймет, что был глуп или жесток.

Экспериментатор должен быть достаточно информативным и деликатным, чтобы после эксперимента мнение людей о самих себе как минимум не стало хуже того, которое было до эксперимента. А ещё лучше отблагодарить участников эксперимента, например рассказать им что-нибудь о природе психологического исследования. При уважительном отношении лишь немногие участники экспериментов возражают против того, чтобы их обманывали (Epley & Huff, 1998; Kimmel, 1998). У защитников социальной психологии есть все основания говорить о том, что профессора, устраивающие экзамены и переэкзаменовки, нервируют и огорчают своих студентов значительно сильнее, чем нынешние исследователи – участников своих экспериментов.

Обобщение и практическое использование результатов лабораторных исследований

Как показывает изучение влияния на детей «телевизионной жестокости», социальная психология сочетает повседневную практику и лабораторный анализ. Примеры аналогичного подхода вы найдете во всех главах этой книги: приведенные в них данные являются преимущественно результатами лабораторных исследований, а иллюстрации взяты в основном из жизни. Опыт социальной психологии – доказательство того, насколько благотворно взаимопроникновение лабораторных исследований и повседневной жизни. Нередко неясные предчувствия, возникшие под влиянием повседневности, становятся толчком к проведению лабораторных экспериментов, которые помогают нам глубже понять наш собственный опыт.

Эта взаимосвязь проявилась при изучении влияния телевидения на детей. Тему лабораторных исследований подсказало содержание телепередач. Телевизионщики и политики, т. е. люди, способные оказывать влияние, сегодня уже осведомлены об этих результатах. Соответствие лабораторных данных тому, что наблюдается в реальной жизни, характерно не только для влияния телевидения; оно присуще и исследованиям во многих других сферах, в том числе и изучению оказания помощи, стиля руководства, депрессии и самоэффективности. Зависимости, выявленные в лаборатории, были подтверждены в ходе проведения полевых исследований. «В психологической лаборатории преимущественно рождаются не банальности, а психологические истины» (Anderson et al., 1999).

Однако в том, что касается обобщения результатов лабораторных исследований и их переноса в жизнь, следует проявлять осторожность. Хотя в лаборатории и проявляются базовые движущие силы человеческого существования, тем не менее в ней работают с упрощенной и контролируемой моделью реальности. Лабораторные исследования говорят нам о том, что можно ожидать от изменения параметра X при условии, что все остальные параметры остаются неизменными, но в реальной жизни такого никогда не бывает. Более того, как вы сами увидите, участниками многих экспериментов становятся студенты колледжей. Хоть это и может помочь вам идентифицировать себя с ними, вряд ли студентов колледжей можно назвать случайной выборкой всего человечества. Получили бы мы те же самые результаты, если бы привлекли к участию в эксперименте людей другого возраста, более (или менее) образованных и принадлежащих к другим культурам? Этот вопрос постоянно остается открытым.

Тем не менее мы можем провести границу между содержанием мышления людей и их действиями (например, их установками) и процессом, посредством которого они думают и действуют (например, механизмом влияния установок на действия и наоборот). Принадлежность к определенной культуре оказывает большее влияние на содержание, чем на процесс. Люди, представляющие разные культуры, могут придерживаться разных мнений, но выражают они их одинаково. Рассмотрим два примера.

– На острове Пуэрто-Рико, принадлежащем США, студенты колледжей чувствуют себя более одинокими, чем студенты колледжей на материке. Однако «ингредиенты» одиночества в обеих культурах практически одинаковые – робость, отсутствие определенной цели в жизни и невысокое самоуважение (Jones et al., 1985).

– Школьники, принадлежащие к разным этническим группам, отличаются как успеваемостью, так и склонностью к правонарушениям, однако эти различия «не толще кожи» (David Rowe et al., 1994). Во всех этнических группах состав семьи, влияние товарищей и культурный уровень родителей в одинаковой мере позволяют прогнозировать академические успехи детей или их конфликты с законом.

Мы можем вести себя по-разному, но на наше поведение влияют одни и те же социальные силы.

Выводы

Обобщая результаты своих исследований в соответствии с выдвинутыми идеями, социальные психологи создают теории. Хорошая теория превращает множество различных фактов в значительно более короткий перечень прогностических принципов. Мы можем использовать их для подтверждения или модифицирования теории, для проведения нового исследования и выдачи практических рекомендаций.

Большинство исследований в социальной психологии – это либо корреляционные исследования, либо экспериментальные. Корреляционные исследования, для проведения которых иногда используются методы систематических опросов, выявляют связь между переменными, например связь между образовательным уровнем и уровнем дохода. Знать, что между двумя параметрами существует естественная связь, полезно, однако такая связь редко позволяет сделать вывод о том, что является причиной, а что – следствием.

Когда это возможно, социальные психологи предпочитают проводить эксперименты, выявляющие причинно-следственную связь. Создавая реальность в миниатюре и контролируя её, экспериментаторы получают возможность изменять последовательно один параметр за другим и смотреть, как они – порознь или вместе – влияют на поведение испытуемых. Руководствуясь принципом случайного распределения, мы распределяем испытуемых по двум группам – экспериментальной, члены которой подвергаются воздействию независимой переменной, и контрольной, члены которой не подвергаются такому влиянию. Это позволяет нам в дальнейшем приписать любое различие в поведении членов двух групп действию независимой переменной.

Разрабатывая сценарии экспериментов, социальные психологи иногда создают такие «инсценировки», которые требуют от испытуемых эмоционального напряжения. Поступая таким образом, они обязаны следовать требованиям кодекса профессиональной этики, к числу которых относятся информирование потенциальных испытуемых как непременное условие получения их согласия на участие в эксперименте, непричинение вреда испытуемым и последующее исчерпывающее объяснение любого временного обмана. Лабораторные исследования позволяют социальным психологам проверять идеи, появляющиеся в результате наблюдений за повседневностью, и затем использовать полученные при этом результаты в виде практических рекомендаций.

Постскриптум автора

Что побудило меня написать эту книгу?

Каждая глава седьмого издания завершается кратким изложением собственных размышлений автора о значении социальной психологии в нашей жизни.

Я пишу эту книгу об основных, незыблемых принципах социальной психологии в надежде на то, что её чтение доставит вам не меньшую радость, чем мне – работа над ней. Основные принципы социальной психологии – я убежден в этом – способны расширить ваш кругозор и обогатить вашу жизнь. Если, когда вы закончите чтение этой книги, ваши навыки критического мышления станут более совершенными, а ваше понимание того, как мы воспринимаем друг друга и влияем друг на друга, почему мы симпатизируем и помогаем одним и ненавидим других и причиняем им вред, – более глубоким, я, ваш автор, буду вполне удовлетворен, а вы, мои читатели, – я верю в это – будете вознаграждены за свой труд.

Я пишу с чувством, которое, я надеюсь, можно назвать «дисциплинированной страстью», ибо знаю, что многие мои читатели находятся в том возрасте, когда определяются жизненные цели, формируется личность, складывается система ценностей и установок. Писатель Чейм П о ток вспоминает, как мать уговаривала его отказаться от мысли стать писателем: «Выучись на нейрохирурга. Ты многих сможешь спасти от смерти и заработаешь гораздо больше денег». На это будущий писатель ответил: «Мама, я не хочу спасать людей от смерти; я хочу показать им, как жить» (цит. по: Peterson, 1992, р. 47).

Многими из нас, преподающими социальную психологию и пишущими о ней, руководит не только желание сделать знания в этой области достоянием как можно большего числа людей, но и желание помочь студентам сделать их жизнь более интересной и полноценной. Этим мы похожи на преподавателей и исследователей из других областей научного знания. «Почему мы пишем? – спрашивает теолог Роберт Макафи Браун. – Я полагаю, что не только ради наград, конечно… мы пишем, потому что хотим изменить существующее положение дел. Мы пишем, потому что полагаем: мы можем привнести нечто новое. Это “нечто” может быть новым восприятием красоты, новым интуитивным проникновением в понимание самого себя, новым радостным событием или решением поддержать революцию» (цит. по: Marty, 1988). Что же касается меня, то я пишу в надежде внести свою лепту в обуздание интуиции критическим мышлением, в облагораживание склонности выносить суждения состраданием и в то, что на смену иллюзиям придет понимание.

Часть I. Социальное мышление

Последовательность изложения материала в этой книге соответствует данному нами определению социальной психологии как науки о том, что мы думаем друг о друге (часть I), как влияем друг на друга (часть II) и как относимся друг к другу (часть III).

В главах, посвященных социальному мышлению, рассказывается о том, как мы воспринимаем самих себя и окружающих. Так или иначе каждая из этих глав затрагивает вопрос, имеющий принципиальное значение: в какой мере наши социальные установки, объяснения и убеждения отражают реальность? Можно ли сказать, что наши представления о самих себе и об окружающих в большинстве случаев соответствуют действительности? В какой мере наше социальное мышление «предрасположено» к необъективности и к ошибкам и как приблизить его к реальности?

Глава 2 посвящена взаимосвязи между нашим представлением о себе и окружающим нас миром. Как социальное окружение формирует нашу самоидентификацию? Как эгоизм искажает наши социальные суждения и мотивирует наше социальное поведение?

В главе 3 рассматриваются поразительные, а временами даже весьма занятные способы формирования убеждений о нашем окружении. Обсуждается также вопрос о том, с чем связана предрасположенность наших социальных убеждений к ошибкам.

Глава 4 посвящена связям между установками и поведением. Установки определяют наше поведение или наше поведение – установки? Или возможны оба варианта?

Глава 2. Я в социальном мире

Представьте себе, что вы – студент Принстонского университета и что вам и вашим сокурсникам Джеки Форауэр и Дэйл Миллер предложили принять участие в простом эксперименте (Vorauer & Miller, 1997). Вы приходите в лабораторию, и исследователи говорят вам, что цель эксперимента – выяснить восприятие испытуемыми студенческой жизни. Бросив монетку, они отправляют вашего товарища отвечать на вопросы анкеты, а вам предлагают собраться с мыслями перед предстоящим интервью. Спустя 15 минут экспериментатор разрешает вам взглянуть на безрадостный отчет вашего товарища:

«Не могу сказать, что доволен своей студенческой жизнью… Многое из того, что мы проходим, кажется мне очень трудным… Но самые ужасные мои воспоминания связаны с экзаменом по французскому языку, я вообще не понимаю, как не завалил его… В Принстоне я почти ни с кем не подружился, и мне чаще приходится полагаться на старых приятелей.»

Теперь ваш черед. Будет ли ваше описание собственного студенческого опыта более негативным, чем оно было бы, если бы вместо этого отчета вы, как другие испытуемые, прочитали отчет какого-либо студента, который написал, что хорошо учится, завел много замечательных друзей и приятелей и чувствует, что окружающие относятся к нему гораздо лучше, чем прежде? Именно это и произошло с реальными студентами Принстона, принимавшими участие в лабораторном эксперименте. Позитивность их самопрезентаций отражала позитивность самопрезентаций их товарищей, однако самое удивительное заключается в другом: они не заметили, что их мышление подверглось социальному воздействию. Связь между социальным окружением и их самопрезентациями оказалась вне поля зрения студентов.

Это всего лишь один из многочисленных примеров трудноуловимых связей между тем, что происходит в окружающем мире, и тем, что происходит в наших головах. Вот другие примеры.

Социальное окружение влияет на самоощущение (self-awareness). Будучи представителями разных культур, рас и полов, мы замечаем то, чем отличаемся от других и как окружающие реагируют на эти наши отличия. В тот самый день, когда я писал эти строки, один мой знакомый, американец европейского происхождения, только что возвратившийся из Непала, рассказывал, что, живя в небольшой деревушке, постоянно осознавал себя белым человеком; а часом позже одна моя приятельница, чернокожая американка, говорила мне, что в Африке она чувствовала себя американкой.

Эгоизм искажает социальные суждения. Нас нельзя назвать объективными, бесстрастными оценщиками событий. Когда в отношениях, таких близких, как брак, возникают проблемы, мы обычно возлагаем б о льшую ответственность за них на своих партнеров, а не на себя. Лишь немногие прошедшие через развод люди обвиняют в нем самих себя. Когда все идет хорошо – дома, на работе или в спортивной команде, – мы склонны приписывать это самим себе. Соревнуясь друг с другом за премии, ученые редко скромничают, оценивая собственный вклад в науку. После того как в 1923 году создателям инсулина Фредерику Бантингу и Джону Маклеоду была присуждена Нобелевская премия, Бантинг уверял всех в том, что Маклеод, возглавлявший в то время лабораторию, скорее мешал, нежели помогал ему, а Маклеод в речах, посвященных открытию, не упоминал своего соавтора (Ross, 1981).

Забота о себе мотивирует социальное поведение. Многие наши действия можно назвать стратегическими. В надежде произвести благоприятное впечатление мы тратим миллиарды на косметику и всевозможные диеты. Подобно ловким политиканам, мы также не упускаем из виду ни поведения окружающих, ни ожиданий, которые они связывают с нами, и «подгоняем» под них свое поведение. Большая часть наших поступков продиктована заботой о собственном имидже.

«Ни одна тема не представляет для людей большего интереса, чем они сами. Более того, для большинства из них нет ничего интереснее их собственной персоны. Рой Ф. Баумайстер,The Self in Social Psychology, 1999»

Как следует из этих примеров, связь между нами и окружающими – это улица с двусторонним движением. Наши мысли и чувства, связанные с собственным Я, влияют на интерпретацию происходящих вокруг нас событий, на то, как мы их вспоминаем, и на наши реакции на окружающих. Окружающие же, в свою очередь, помогают нам формировать восприятие самих себя.

Именно поэтому сегодня Я – самая изучаемая проблема психологии. По сводкам журнала Psychological Abstracts [«Краткие обзоры по психологии». – Примеч. науч. ред. ],в 1999 г. слово «я» было использовано в 9269 книгах и журнальных статей, что в 6 раз превышает количество публикаций, увидевших свет в 1970 г. Наше самовосприятие руководит нашими мыслями, чувствами и действиями. Этим и объясняется, почему мы начинаем свое знакомство с социальной психологией с Я-концепции (как мы приходим к пониманию самих себя) и с «Я в действии» (как наше самовосприятие управляет нашими установки и действиями).

Я-концепция: кто Я?

Что бы мы ни делали во время своего пребывания на космическом корабле под названием «Планета Земля», к каким бы логическим выводам ни приходили и что бы ни интерпретировали, что бы мы ни постигали и ни создавали, кого бы ни встречали и ни приветствовали, – мы все пропустим через себя, Знаем ли мы самих себя и насколько это знание соответствует действительности? Что определяет нашу Я-концепцию?

Кто вы? Поскольку вы – уникальное и сложное создание, у вас есть много возможностей дописать предложение «Я –…». (Вы могли бы дать 5 ответов на этот вопрос? Каких?) Взятые вместе, эти ответы и дадут то, что называется вашей Я-концепцией.

В центре наших миров: наше чувство Я

Элементы вашей Я-концепции – убеждения, с помощью которых вы определяете себя, представляют собой ваши Я-схемы (Marcus & Wurf, 1987). Схемы – это шаблоны сознания, с помощью которых мы организуем наши миры. Наши Я-схемы – наше восприятие самих себя как спортивных, слишком толстых, умных или каких-либо ещё – активно влияют на то, как мы обрабатываем социальную информацию. Они влияют на то, как мы воспринимаем, запоминаем и оцениваем и окружающих, и самих себя. Если занятие спортом является центральной частью вашей Я-концепции, то вы, скорее всего, будете обращать внимание на то, насколько тренированны фигуры других людей и какие спортивные навыки они демонстрируют. Вы будете без труда вспоминать эпизоды, связанные со спортом, и живо интересоваться информацией, соответствующей этой Я-схеме (Kihlstrom & Cantor, 1984). Я-схемы, которые составляют нашу Я-концепцию, действуют в нашем сознании подобно системе Дьюи [ Dewey Decimal System – десятичная система классификации Дьюи (система Дьюи). Библиотечная система классификации книг, при которой все области знания делятся на 10 классов, а внутри каждого класса выделяются десятичные подклассы, разделы и подразделы. Разработана в 1876 г. Мелвилом Дьюи. – Примеч. науч. ред. ], предназначенной для систематизации и поиска информации.

Ссылка на себя

Рассмотрим, как Я влияет на память (это явление известно как «эффект ссылки на себя»): информация, релевантная нашим Я-концепциям, быстро обрабатывается и хорошо запоминается (Higgins & Bargh, 1987; Kuiper & Rogers, 1979; Symons & Johnson, 1977). Возьмем, например, такое слово, как «общительный». Если вас спросят, подходит ли это определение к вам, вы лучше запомните его, чем если вас спросят, насколько оно подходит к кому-нибудь другому. Если нас попросят сравнить себя с каким-нибудь персонажем короткого рассказа, мы лучше запомним этот персонаж. Через два дня после разговора с кем-либо мы лучше всего вспоминаем то, что наш собеседник сказал про нас (Kahan & Johnson, 1992). Следовательно, воспоминания формируются вокруг наиболее интересного для нас «предмета» – нас самих. Когда мы думаем о чем-то, что имеет к нам прямое отношение, мы лучше это запоминаем.

Эффект ссылки на себя иллюстрирует основополагающий факт жизни: в центре нашего мира находится восприятие нашего собственного Я. Поскольку нам свойственно видеть себя главным действующим лицом, мы переоцениваем степень нацеленности на нас поведения окружающих. Нередко мы считаем себя ответственными за события, в которых играли лишь второстепенные роли (Fenigstein, 1984). Оценивая действия или поведение других людей, мы нередко непроизвольно сравниваем их с собственными действиями и поведением (Dunning & Hayes, 1996). А если во время какого-либо разговора мы услышим, что кто-то, не участвующий в нем, произнес наше имя, наш «слуховой радар» мгновенно переключает наше внимание с собеседника на этого человека.

{Воображаемые возможные Я Опры Уинфри, в том числе и Я-тучная, которого она смертельно боялась, Я-богатая и Я-готовая прийти на помощь, стали для нее стимулами трудиться ради достижения именно такой жизни, к какой она стремилась}

Так как в фокусе нашего зрения находится наша собственная персона, мы с готовностью допускаем, что и окружающие постоянно замечают и оценивают нас. Томас Гилович и его коллеги продемонстрировали это, попросив нескольких студентов Корнеллского университета перед тем, как войти в комнату, в которой сидели их товарищи, надеть футболки с портретом Барри Манилоу (Gilovich et al., 2000). [Барри Манилоу – поп-певец, композитор, звезда эстрады 1970-х гг. Его песни занимали первые строчки в хит-парадах, а практически каждая пластинка становилась платиновой. Свою карьеру он начал с выступлений в клубах с сомнительной репутацией.] Юноши смущались, заходя в комнату, так как думали, что уж никак не меньше половины приятелей заметят их «наряд». На самом же деле на него обратили внимание лишь 23% собравшихся. Этот «эффект всеобщего внимания» проявляется не только по отношению к нашей вычурной одежде или неряшливой прическе, но и по отношению к нашей тревожности, раздражительности или склонностям: их замечает гораздо меньшее число людей, чем мы думаем. Остро осознавая свои чувства, мы нередко считаем, что они очевидны и для других, однако это заблуждение. То же самое справедливо и в отношении наших промахов в присутствии других и публичных оговорок. То, из-за чего мы мучительно страдаем, окружающие либо вообще не замечают, либо быстро забывают (Savitcky et al., 2001). Чем мы стеснительнее, тем больше мы ощущаем себя у всех на виду (Vorauer & Ross, 1999).

Возможные Я

Наши Я-концепции включают не только Я-схемы, характеризующие нас в данный момент времени, но и наши возможные Я, т. е. то, какими мы можем стать. По мнению Маркус и её соавторов, наши возможные Я включают представления о себе таком, каким мы мечтаем стать, – богатым, изящным, страстно любимым и любящим Я (Marcus et al., 1989; Marcus & Nurius, 1986). В наши Я-концепции входят и те Я, которыми мы боимся стать, – безработный Я, нелюбимый Я и Я, не справляющийся с учебной программой. Такие возможные Я подталкивают нас к достижению определенных целей; когда эти цели достигнуты, можно заглянуть в ту жизнь, к которой мы стремимся.

Что такое самоуважение?

[Здесь и далее Майерс в большинстве случаев использует именно термин «самоуважение», а не «самооценка». Самоуважение – глобальный уровень самовосприятия, включающий помимо частных самооценок степень самопринятия. – Примеч. науч. ред. ]

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...