День четыреста семьдесят пятый

Эрнест Маринин

Узник

 

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

 

В грохоте и реве рвущейся атмосферы, заслоняя звездное небо взмывшим горизонтом, планета с маху обрушилась на корабль и помчалась дальше по орбите, унося на себе смятую жестянку с полураздавленным человеком в кабине.

Это была всего лишь неудачная посадка, но именно так воспринял Олег момент столкновения. Он был один в корабле, возвращавшемся на Землю. Остальные восемь звездолетов экспедиции еще работали в системе КЗГ-1862-2531С. И сотня с лишним космонавтов. А его отправили на Землю за трусость. Не в наказание, нет, просто трус в экспедиции – слишком большая потенциальная опасность. И командор Янсен был прав, когда утверждал решение экипажа. Действительно, лучше потерять корабль, чем рисковать всей эскадрой. Лучше подвергнуть опасности одного человека, чем сотню. Ошибался Янсен в другом: Олег не был трусом. Вернее, он не был просто трусом. Ему была свойственна осторожность, он предпочитал обойти опасность, а не преодолеть ее. Такое предпочтение еще не трусость. Когда другого выхода не оставалось, у него находились и смелость, и мужество. Олега подавляло не в меру богатое воображение. Оно было его главным талантом, источником идей и решений. Благодаря этому дару он и попал в состав Звездной. Но после посадки, в условиях реальных опасностей и риска, оно обернулось другой стороной, превратилось в источник страхов и подозрений, непрерывно отыскивало все новые и новые угрозы, в том числе и совершенно невероятные. А Олег по склонности характера старался этих опасностей избежать. Со стороны все выглядело трусостью, времени – да и желания – на глубокие психологические изыски не хватало, и его отправили на Землю. Дали корабль, рассчитали маршрут – все шесть нуль-переходов до Земли, но в космосе можно рассчитать не все… «Дельта» вышла из второго броска слишком близко к планете. Будь это первый бросок, Олег сразу ушел бы в подпространство, но после второго нужно было хорошо пройтись заборником по обычному пространству, чтобы возобновить запас вакуума, расщепление частиц которого давало энергию для нуль-переходов. Авария была действительно тяжелой, но воображение Олега превратило ее в непрекращающийся кошмарный катаклизм.

…Планета буквально выпрыгнула на экран. Автомат включил тормозные двигатели, но непогашенная энергия выхода и притяжение слишком близкой планеты уже устремили «Дельту» по суживающейся спирали. Корабль неудержимо валился на планету, и она встретила его грохочущим хохотом атмосферы, впившейся в раскаленную обшивку. А потом вой тормозных двигателей был оборван ударом, от которого, наверное, вздрогнули перья сейсмографов на Земле, а грудная клетка хрустнула, как скорлупа, сломанные ребра пробили спину и кресло и со скрежетом уперлись в заднюю стенку кабины. Сознание, скрутившись звенящим жгутом, вырвалось из тела и унеслось в небо вместе с рыжим столбом дыма и пыли, взвившимся над местом падения.

Прошла вечность. Все было пусто и темно, как до Начала, до взрыва Первоатома, и только бесконечная тьма простиралась на двенадцать миллиардов световых лет вокруг. Потом появилась звездочка – едва заметная, чуть серевшая в темноте. Она постепенно светлела и росла, стала точкой, шариком, клубком, шаровой молнией, грибовидным облаком; разбухающее облако заполнило череп, стало твердым и упругим и разорвало хрупкую кость на двенадцать миллиардов осколков, разметав их по бесконечному пространству. Перетянутые струны нервов лопнули с воющим звоном, тело вывернулось от боли, как края рваной раны, но тут хлынули водопады холодного пота, залили пылающее облако в голове, перехлестнули через зазубренные края черепной коробки и затопили Вселенную на бесконечное число парсеков и вечностей…

Олег вздрогнул и открыл глаза. Кошмар кончился. Через иллюминаторы в кабину лился бледный рассвет. Было очень больно, но терпимо. Потом через тишину прорвался звук – часы над пультом шли. Они показывали, что с момента падения прошло двенадцать минут. Он удивился, и это обычное чувство помогло обрести равновесие духа. Боль прошла. Он подумал, что надо встать, и ужаснулся, представив, с каким звуком будут выдергиваться из обшивки кресла изломанные ребра. Его передернуло, на лбу выступили капельки пота, и он остался лежать, только стиснул подлокотники. Их мягкая упругость вернула ощущение реальности, он сказал: «Я не верю в этот бред! Я сейчас встану!» – и рванулся вперед, пока страх не успел сковать мышцы.

На кресле не было ни проколов от ребер, ни пятен крови. Он ощупал грудь и спину. Руки слушались его, движения не причиняли боли. Все было цело. Он опустился на подлокотник и улыбнулся, поверив наконец, что жив и цел, и ощущение вновь обретенной жизни наполнило его бесконечной радостью. «Живой», – тихо сказал он. А потом громче, до крика: «Живой! Живой!» Крик глухо отдался за пультом, что-то там звякнуло, задребезжало. Радость отхлынула. «Живой-то живой, но надолго ли?» Он снова встал и пошел осматривать корабль.

Вычислитель был уничтожен полностью. При ударе микромодули треснули, просыпались сквозь отверстия в кожухе и теперь лежали на полу красивыми кучками разноцветной крошки. Систему регенерации, правда, можно было восстановить. Месяца за два. Ручное управление уцелело, но разрегулировалось. А какая разница? Все равно не было ни вычислителя, чтобы рассчитать маршрут, ни контрольных приборов. А главное – сместились катушки конвертора. Путь через подпространство был для «Дельты» закрыт. Обычного горючего хватило бы надолго, но не на триста светолет. Продукты уцелели, сохранился кислород в одной цистерне – примерно на неделю. А регенераторы надо ремонтировать два месяца.

«Стоит ли выживать? Стоит. Лучше плохо жить, чем хорошо лежать в могиле… Что ж, у меня будет на редкость комфортабельная могила. Наверное, лучше перед концом открыть люк, чтобы горячий воздух хорошо высушил мумию… Собственно, а почему горячий? Может, он сырой и прохладный, и будет не мумия, а полуистлевший скелет. И вообще, что снаружи? Почему до сих пор не поинтересовался? А сейчас дошло, что вот сила тяжести – нормальная. И на том спасибо…»

Он глянул в иллюминатор. Ничего особенного. Обыкновенные желто-серые камни и скалы без следа растительности, какое-то нелепое серо-розовое небо. По нему ползли лиловые кляксы – облака, что ли? Ветер гнал клубы пыли, она застилала серой мутью нечетко прочерченную линию горизонта. Похоже на клюквенный кисель, разбавленный водой из лужи. «Эх, – вздохнул Олег, – если б этим киселем можно было дышать!» Он хотел проверить состав воздуха, но анализатор, естественно, не работал.

«Надо выйти наружу. А если там какая-нибудь дрянь живая? – Ему тут же показалось, что в дымке мелькают тени. – Да нет, не может быть, чудится со страху. Нет тут никого!» В розоватом тумане ничего не было видно, он снова подумал, что пора выходить, и, спиной чувствуя опасность, пошел за скафандром.

Олег одевался медленно, подсознательно затягивая процедуру. Наконец пристегнул к поясу лазерный пистолет и сразу почувствовал себя увереннее.

Он долго стоял в шлюзе перед запертым люком и думал: «Эх, если бы Бог был! Я бы уж от души помолился, я бы сказал: Господи, сделай, ради Бога, из этого киселя нормальную атмосферу, чтоб дышать, чтобы было прохладно и свежо и с запада тянуло жасмином, а с юга, к примеру, ландышем… Эх!» Он тяжко вздохнул, сцепил зубы и открыл люк.

Все выглядело так же, как через иллюминатор: камни, пыль и лиловые кляксы по серо-розовому. Он выбросил трап, спустился вниз, походил для порядка вокруг корабля, а потом сказал себе: «Кончай тянуть. Надо пробовать воздух. Если годится – порядок, будем жить. А если нет – так нет. Ну, еще на неделю быстрее. Это уже все равно». Совсем это было не все равно, но он знал, что надо уговорить себя. Риска почти нет – ядовитые газы через фильтр не пройдут, микробы тоже, а если там нет кислорода, сразу можно будет перейти на баллоны… Ну!

Он открыл клапан фильтра и слегка потянул носом.

Это был воздух – настоящий, прохладный, как летним вечером, немного сухой и пыльный. И он слегка попахивал киселем. Олег принюхался. Точно, пахло клюквенным киселем. Анекдот!

Он дышал и радовался, что все-таки не умрет через неделю. Не было ни ядовитых газов, ни микробов, вообще никакого белка. Индикаторы фильтров остались чистыми. Снова налетел порыв ветра – и принес легкий запах жасмина.

«Черт побери, значит, все-таки бред! А если нет? Тогда откуда жасмин? Самовнушение? Подумал о жасмине и внушил себе, что слышу запах. Ну, тогда я гений самовнушения. И вообще гений. Я – Наполеон».

Он скрестил руки на груди, выпятил живот и опустил голову, надменно глядя перед собой. Не хватало только наполеоновской пряди волос. Потянулся рукой к прическе и, естественно, наткнулся на шлем. Рука скользнула по гладкой поверхности и сшибла наземь… треуголку. Олег поднял императорский головной убор и тупо заглянул внутрь. На подкладке было вытиснено золотом:

 

Парижский облпромкомбинат

ул. Елисейские поля, 1, тел. 1-23-45

 

И размер – «59». Треуголка была изрядно поношена – потертые сгибы, пятно на подкладке там, где упиралась макушка.

Это был совершеннейший идиотизм. Наваждение. Он припомнил старинное заклинание и шепотом произнес: «Сгинь, нечистая!» Треуголка не сгинула. Тогда он осторожно положил чертову шляпу на камень и, пятясь, вернулся к кораблю. Забрался в шлюз, прикрыл люк и, прицелившись через щель, коротко нажал кнопку пистолета. Треуголка вспыхнула неярким пламенем, слишком желтым на грязно-розовом фоне неба, долго горела, потрескивая и распространяя запах паленой кожи. Потом ветер унес дым и пепел, на камне осталось только пятно копоти.

Олег снова вылез наружу. Все это было жутко и нелепо. Да, именно нелепо. «Как это там на подкладке: телефон раз-два-три-четыре-пять. Вышел зайчик погулять. Зайка беленький, зайка серенький…»

И тут раздался странный звук, вроде короткого всхрапа. Не раздумывая, Олег отпрыгнул в сторону, перекатился и спрятался за камень. Перевел дух и осторожно выглянул.

Там, где он только что стоял, возник заяц. Вернее, кролик. Шевелил раздвоенной губой, принюхивался, переступал на пару шажков и снова приседал.

«Так. Вот и фауна появилась. Сперва зайчик, а потом будут волки и овцы, дачники и прочие варвары, пишущие на скалах „Оля + Коля“.

Бред зашел слишком далеко. Возможно, это было отравление какими-то составляющими местной атмосферы. Или просто предсмертные видения. Только небанальные. Говорят, человек перед смертью видит родных и близких, дом, жену или, скажем, любимое начальство. А тут ахинея какая-то. Зайчики-кролики. Жасмин. Шипра только не хватает.

Тут же потянуло шипром. Тяжелый, с детства ненавистный запах заполнил легкие. Голова закружилась, стало дурно. Судорога тошноты подступила к горлу. Олег поспешно переключился на баллоны, задышал часто и глубоко. Запах исчез. Стало чуть легче. Он сдвинулся с места – колени совсем ватные! – кое-как дошел до корабля, поднялся по трапу, закрыл люк и, держась за стенки, побрел в кабину. Сбросил прямо на палубу скафандр и тяжело повалился в кресло.

Примерно через час он успокоился, встал и подошел к иллюминатору. Снаружи стало светлее. Камни заливал ровный малиновый свет. Небо очистилось от клякс и потеряло серый оттенок. Большое красное солнце заметно грело через стекло. Прямо против иллюминатора сидел давешний кролик. «Голодный, наверное, – подумал Олег, – морковочку бы тебе. Оранжевую, хрустящую, с зеленым хвостиком».

Морковочка возникла. Довольно крупная каротель. С хвостиком. Повисела в воздухе и упала перед кроликом. Тот, приподняв зад, переступил лапками, подобрался поближе и начал сосредоточенно жевать. Через стекло ничего слышно не было, но Олег представил себе аппетитный хруст, и ему самому захотелось морковки. Под язык набежала слюна. Он сердито отвернулся – и увидел морковку. Она висела в воздухе посреди кабины и покачивалась.

Удивляться уже надоело. Он поймал морковку за хвостик, отер рукавом и сжевал. Морковка была настоящая. Чуть-чуть недозрелая.

Он расхаживал по кабине, старательно поворачивая через левое плечо. На ходу думалось легче.

«Страна чудес. А я – Алиса. Алиса Александрович Блинов. Планета воплощенной мечты. Что хочу, то и воплочу. В смысле, воплощу. Интересно, как они это делают? То есть, кто они? Почему обязательно они? Ну она – сама планета. Или я? Будем считать, что это взаимодействие пси-поля с полями планеты. И вообще, какая разница, как это получается? Получается – и ладно. А интересно! Ну-ка, скажем, давай… яблоко!»

Он сосредоточился и представил себе антоновку. Яблоко возникло. В кабине повеяло замечательным осенним ароматом. Олег повертел антоновку в руке. Она была увесистая и прохладная. «Здорово! А если наоборот?» Он снова сосредоточился и представил, как яблоко исчезает. Колышется и тает в воздухе. Но ничего не произошло. «Так. Обратного действия не наблюдается. Выходит, надо думать, что думаешь, а то такого можно напридумать…» Он надолго задумался, а потом вздохнул и съел яблоко.

Олег проснулся в холодном поту. Снаружи была какая-то инфракрасная ночь, и в ней, как отражение кошмарных снов, возились громоздкие тени. Он долго лежал, уставившись в черно-багровый круг иллюминатора, и мысли, неоформившиеся и бессвязные, нелепо наползая одна на другую, медленно переваливались и застревали в провалах полудремы. Потом он снова заснул.

 

ДЕНЬ ВТОРОЙ

 

Утром он собрал вертолет и отправился на разведку. Внизу проплывала однообразная каменистая равнина. На этой планете не было ничего, кроме камней и пыли. Непонятно тогда, откуда в атмосфере свободный кислород… После трех часов полета он повернул обратно. Что-то беспокоило. Вспомнились ночные тени за иллюминатором, мерещились мезозойские чудища, обнюхивающие «Дельту» и ворочающие ее уродливыми лапами. Он постарался отогнать эти мысли и увеличил скорость.

Корабль был на месте. Он только свалился набок и на нем появились царапины. И что-то изменилось вокруг – камни, что ли, не так лежали, а между ними виднелся след. Отпечаток громадной куриной лапы. Очень четкий оттиск. Когти. Чешуйки – каждая с ладонь. «Так… Страшновато здесь думать. Додумался. Это тебе не зайчик», – пробормотал Олег и вернулся в вертолет.

Поднявшись метров на двести, он заметил в стороне движущееся пятно. Выключил двигатель, немного отдал ручку и бесшумно пошел вниз на авторотации.

Это был зверь вроде кенгуру, только размером с автокран. Двигался он плавными прыжками, грациозно отставив хвост. Какой-то хищный динозавр, из крупных.

Когда до зверя осталось метров двадцать, Олег потянул ручку на себя и одновременно включил мотор. Вертолет взвыл и завис. Зверь шарахнулся в сторону, замер в угрожающей позе – весь подобрался для прыжка, раскрыл зубастую пасть-сундук и выставил вперед рог, очень кстати торчащий на конце морды.

Олег вытащил из кобуры пистолет, открыл правую дверцу, тщательно прицелился и ударил лучом прямо между выпученных глаз – желтых, свирепых, с вертикальными зрачками. Луч полоснул по черепу, но этого оказалось мало – зверь прыгнул, достал вертолет кончиком рога и тяжело рухнул вниз. Олег чуть не вывалился при толчке, но удержался и выровнял машину в метре от земли. И тут же дал полные обороты, потому что зверь прыгнул снова. Олег бил лучом, пока динозавр не завалился на левый бок. Из него хлестала черная кровь, отсеченная голова валялась отдельно, а задняя нога, громадная, как рычаги экскаватора, все еще дергалась, расшвыривая камни.

Олег посадил «Муху» в сторонке и осторожно подошел к зверю. Первый луч прорезал толстую пупырчатую кожу и кость черепа сантиметров на десять вглубь, и все же до мозга не достал. Олег хотел потрогать пальцем, но воздержался, поднял камень побольше и кинул в раскрытую пасть. По языку пробежала судорога, челюсть вздрогнула и захлопнулась с экскаваторным лязгом…

У Олега холодно закрутилось внутри, он отвернулся и пошел к вертолету…

Корабль лежал на боку, и люк теперь был под ним. Аварийный люк заклинило при посадке. Внутрь попасть было невозможно. Олег долго топтался возле аварийного люка, бессмысленно дергая рычаг запора, потом решил выжечь замок лучом. Тугоплавкий металл поддавался медленно. Оранжевые брызги разлетались в стороны, ветер относил густой дым. А потом луч исчез – сели аккумуляторы. Олег отбросил пистолет, опустился на камни и заплакал.

Он плакал от безысходности и страха. Остаться один на один с целой планетой. Голеньким. Без укрытия от всего неведомого, что могла сотворить тупая исполнительность планеты чудес под воздействием искореженного страхом воображения. Беззащитным. Можно дышать кисельным воздухом, можно питаться плодами собственного воображения, ел ведь морковку и яблоко. Но как спастись от других воплощенных фантазий? Динозавра убил, но на смену ему придут другие чудища, страшные, могучие, а то и неуязвимые…

Слезы кончились, но в горле остался тугой колючий клубок. Постепенно отчаяние перешло в тупое безразличие, заглушившее мысли и чувства. Он встал, с трудом выпрямился и пошел, не выбирая дороги, не задумываясь, куда и зачем. Зыбкий горизонт окружил его тесным кольцом и сдвигался при каждом шаге, оставаясь далеким и недоступным. Он шел и думал: «Зачем идти? Какая разница, когда это случится – через два дня или через две минуты? Все равно будет желто-серая пустыня, кисельное небо с лиловыми кляксами, монотонно ноющий ветер, и где-то в самом центре унылого мира будет лежать в красивом серебристом скафандре труп – сначала совсем как живой человек, только с закрытыми глазами и желто-серым, как пустыня, лицом, потом отвратительные полусгнившие останки, потом скелет; и скафандр, уже не заполненный телом, станет плоским, как тряпка…»

Он споткнулся и остановился. Он споткнулся о скафандр – только не серебристый, а желто-серый от пыли. Плоский, как тряпка, едва возвышающийся там, где остались ребра. Олег наклонился и стер пыль со шлема. Внутри был череп – белый, с отдельными прядями волос, темными провалами глазниц и носа, с насмешливо отвалившейся нижней челюстью…

Это был его труп, он понял сразу, и стало так страшно, как никогда. Это был уже не осознанный страх перед предполагаемой опасностью и возможной гибелью, а бездумный скотский ужас, и он породил крик – хриплый, длинный, отчаянный звериный вой, прерывающийся жутким стоном на вдохе…

Он побежал, оступился на камне, упал, снова вскочил, заметался на одном месте, бессознательно срывая с себя шлем, опять упал, извиваясь, выбрался из скафандра и помчался громадными скачками. Он бежал долго, и даже его закаленный организм не выдержал. Дыхание стало прерывистым и тяжелым, кровь ударами приливала к голове, раздирая сосуды, заливая мозг, выдавливаясь через глазницы. Он снова упал, ударился головой о камень и потерял сознание…

Большой рыжий муравей прополз по тыльной стороне ладони, остановился, деловито подергался в разные стороны, будто принюхивался, потом перебрался на травинку и исчез. Олег оперся руками о землю и с трудом приподнялся.

Он находился в низинке, заросшей мягкой зеленой травой. Слева, на холме, колыхались под ветром длинные висячие ветки двух берез. За извилистой линией ивняка журчал ручей. Большое приплюснутое солнце уже коснулось горизонта.

Олег встал и почувствовал ломоту и усталость во всем теле. Тяжело переставляя ноги, поднялся на холм. Вдали, за широким зеленым пространством, темнел лес. Где-то чирикнула птица, наверное, на дереве. Захотелось пить. Он спустился к ручью. Ручей был совсем узкий – один шаг – и мелкий, с чистой ледяной водой. От нее ломило зубы, а Олег, стоя на коленях, все зачерпывал ладонью. Тонкая струйка стекла в рукав, и это было так здорово, что он засмеялся от радости.

Дышалось легко, пахло свежей зеленью, живой водой, нагретой за день землей. Детство, далекое деревенское лето… Он сорвал длинную травинку, сжевал сладкий стебелек уже на ходу. Шел, сунув руки в карманы, улыбался, ветер овевал грудь через распахнутый воротник, и усталость сделалась теперь приятной, легкой и мягкой.

Солнце село, небо заполыхало всеми оттенками красного, лилового, сиреневого цветов. Над горизонтом засветилась длинная блекло-зеленая полоска. Повеяло свежестью близкого вечера. Надо было думать о ночлеге. Наверное, он бы не замерз просто в траве, но перед глазами на фоне заката вдруг выросла до зенита надпись черными буквами с лохматыми потеками внизу: «Н О Ч Ь» – и сразу стихло журчание ручья и шелест листьев, отдаленным громом пронесся звериный вой и едва заметно потянуло зоопарком. Олег плотно застегнулся и сосредоточился. Налетел порыв ветра – и вдруг замер на месте. Воздух загустел, стал мутным и непрозрачным. Взвихрились струи, устремились как будто беспорядочно и застыли, обретая форму и твердость.

На склоне холма встала кубическая бетонная громада. Высоко вздымались глухие зеленовато-серые стены, в передней чуть поблескивала в сумерках утопленная стальная дверь.

Олег подошел к двери и уперся в нее плечом. Медленно, с едва слышным рокотом дверь повернулась и встала поперек проема, наполовину загородив его своей метровой толщей. Олег вошел внутрь, с усилием повернул дверь обратно и задвинул массивные засовы. Нащупал на стене выключатель. Вспыхнул слишком яркий после сумерек свет. Постепенно глаза привыкли, он разглядел легкую деревянную лесенку, круто поднимающуюся на второй этаж. Она упиралась в горизонтальную стальную плиту. Олег поднялся и приложил к плите ладонь – щелкнуло реле, заурчал мотор, плита поднялась, как крышка погреба. Открылся ярко освещенный коридор, выходящий в просторный зал. Олег прошел коридором, задвинул за собой еще одну стальную дверь (эта была зашита дубовой панелью) и перевел дух.

Зал получился хорошо. Большой камин. На решетке клетью уложены сухие дрова. Слева – широкий стол с лампой на складном рычаге. Стопа чистой бумаги, стакан с ручками и карандашами. Стул с низкой спинкой и подлокотниками. Лицом к камину – глубокое кресло. Вдоль стен сплошные стеллажи, уставленные книгами. Толстый зеленоватый ковер. Справа – дверь в спальню. Олег заглянул в ванную комнату, на кухню и вернулся в зал.

Какое-то время он стоял в дверях, опираясь плечом о косяк, сунув руки в карманы, довольно оглядывая свое жилище. Потом подошел к стеллажу, снял книгу – там были одни чистые страницы… Он долго ходил вдоль полок, снимая книги наугад – все они были без текста. Кроме одной, томика стихов под названием «Багровая Луна». Это были его стихи, которые когда-то, еще в школьные времена, ему вернули из редакции с вежливыми ссылками на перегруженность типографии и сверстанные на несколько лет вперед планы издательства. Он криво улыбнулся, задвинул томик поглубже и пошел принимать душ.

 

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

 

Утром он отправился к кораблю. Ремень автомата приятно оттягивал плечо. Тяжелые башмаки приминали траву, которая на глазах вырастала узкой дорожкой вдоль его вчерашнего пути. Это все-таки была удобная планета.

Он издали заметил то, что так напугало его вчера – скафандр со скелетом, – подождал, пока трава выросла над этим местом повыше, и прошел стороной. К полудню он добрался до корабля.

Все было как вчера. Невдалеке стоял вертолет с открытой дверцей кабины. Лопасти винта медленно поворачивались под ветром. Только трава, которой не было раньше, уже поднялась выше колес. Олег влез в кабину и сел в кресло – отдохнуть и собраться с мыслями. А потом создал кротов. Наверное, они мало напоминали настоящих – кто их видел, настоящих кротов? – но копать эти зверюги умели и копали в нужную сторону: прорыли канаву под кораблем до самого люка, а там сразу полезли вглубь – больше они нужны не были.

Олег подобрал пистолет, так и валявшийся возле кормы, и забрался в корабль. Первым делом нашел запасные аккумуляторы и перезарядил пистолет. Потом взялся за ремонт. Чинить было легко – все, чего не хватало, создавалось на месте. Но работы было все равно много, и до вечера он только как следует начал.

Обратный полет до замка занял несколько минут. Вертолет сел в середине черного квадрата на плоской крыше. Лифт опустил его на второй этаж. Крыша плотно сомкнулась над головой. Олег заправил машину чистым изооктаном и пошел ужинать. За едой почитал свои стихи из маленького томика, устыдился и лег спать. Но сон не шел. И голова разболелась. Он встал, набросил на плечи куртку и вышел в зал. Было приятно ступать босыми ногами по мягкой колючести ковра. Сел за стол, включил лампу. Сидел, уставясь на чистую бумагу. Голова так же болела, и вообще на душе было гнусновато. Потом замерзли ноги – тянуло из камина. «Разжечь, что ли?» Подошел к камину, чиркнул зажигалкой, поднес огонь к дровам. Береста, оттопырившаяся на полене, вспыхнула, разгорелась – и погасла. Попробовал еще – не получалось. «Черт возьми, как же эти несчастные лорды мучились?» Почесал в затылке, сотворил канистру с соляркой, облил дрова. Скомкал несколько листов бумаги, поджег и издали кинул в камин. Пламя полыхнуло с гулким звуком, загудело в трубе, жаркая волна ударила в лицо. Занялись дрова, пламя поутихло. Олег отодвинул кресло и улегся на ковер, опершись подбородком на кулаки, глядя в огонь. Беспрерывно меняющиеся оттенки пламени завораживали и успокаивали, постепенно проходила головная боль. Когда дрова прогорели, он встал, потянулся и пошел спать.

 

ДЕНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ

 

К полудню солнце раскалило кабину так, что пришлось раздеться до трусов. Ремонт близился к концу. Корабль уже не лежал, а стоял, нацелившись в зенит, баки были полностью залиты, все системы восстановлены и отлажены. Оставались пустяки, но жара лишала сил. И тут Олегу пришла в голову мысль, от которой он улыбнулся и обозвал себя остолопом. А потом сел за пульт, включил вычислитель и защелкал клавишами.

Корабль ожил. На экране один за другим вспыхивали сигналы готовности, складываясь в знакомый стандартный рисунок. Реактор завел привычную мелодию нормальной работы. Щелкали реле, едва слышным гулом отзывались трубопроводы – и включилась система климатизации. Повеяло прохладой, тело понемногу остывало, обсыхало. Стало легче дышать – и настроение стало бодрым и радостным.

Это были последние сутки на планете, работы оставалось совсем немного. Собственно, можно было бы взлететь через час, но все равно пришлось бы ждать на орбите – вычислителю надо было перезагрузить навигационные тома из резервной памяти, а это процедура долгая. Болтаться лишнюю ночь в невесомости – никакого удовольствия. И еще хотелось побыть напоследок в замке. Наверное, это было подсознательное недоверие к «Дельте» – ведь с ней он уже однажды попал в беду – и такая же неосознанная вера в несокрушимый бетон и стальные плиты замка.

Олег закончил работу рано и улетел домой с твердым намерением отоспаться.

Среди ночи его разбудило ощущение беспокойства. Он проснулся не сразу, некоторое время лежал в полусне, но постепенно очнулся совсем, и смутное беспокойство вдруг обрело конкретную форму. Забыл закрыть наружную дверь! Правда, спал он очень крепко, и вряд ли ему что-нибудь снилось, так что это было неопасно. Но под утро сон стал бы менее глубокими, могло что-нибудь присниться, и тогда…

Он поднялся, зажег свет и пошел к выходу. Везде было тихо и спокойно. Стальная дверь зала мягко скользнула в сторону. Олег нажал кнопку в коридоре. Тяжелая плита, перекрывающая лестницу, начала поворачиваться, и тут страшный удар снизу сорвал ее с оси. Из отверстия полезла огромная, в рост человека, многорогая голова, пасть распахнулась, обдав Олега зловонным выдохом. А за головой тянулась толстая чешуйчатая шея. Олег закричал и бросился обратно. Он успел закрыть дверь зала и прислонился к ней, переводя дух, но тут же упал, отброшенный могучим ударом с той стороны. Удары повторялись, на третьем дверь рухнула вместе с куском стены, в проеме показалось бессмысленно свирепая морда и метнулась к Олегу. Он едва успел перекатиться на другое место, задев рукой холодную чешую, и спрятаться за стол. Голова медленно поворачивалась в поисках ускользнувшей добычи, а он, рванув крышку с горловины, опрокинул канистру на пол и, прямо с четверенек прыгнув к дверям спальни, бросил в бензин горящую зажигалку. Вспышка пламени на время задержала чудовище, а Олег схватил со стула пояс с лучевиком и помчался к лифту. Его подгонял шум огня, треск и рев пожара. Крыша раздвигалась медленно, лифт едва полз кверху, но вот наконец открылся проем, тут же взревел мотор, и «Муха» рванулась в небо прямо из колодца.

Олег включил посадочные фары и посмотрел вниз.

Замок как будто стал вдвое длиннее. Рядом с ним высилась округлая, металлически блестящая гора. Она вздрагивала и шевелилась, и замок тоже шевелился, по нему пробегали черные трещины; крыша раскололась, оттуда вырвалось пламя, и в нем поднялась длинная шея, толстая и блестящая, как ракета на старте; она все вытягивалась, выпрямлялась, голова с раскрытой пастью тянулась к вертолету…

Олег бросил машину в сторону, и вслед ему из пасти вылетела длинная огненная струя, изогнулась дугой и, рассыпавшись фейерверком, упала вниз, на траву. Трава загорелась. Олег гнал вертолет на полной скорости, а позади взлетали в небо огненные струи, и он видел, оглядываясь, что огнеметный дракон прыжками гонится за ним.

Когда он подлетел к «Дельте», их разделяла какая-то минута. Вертолет плюхнулся на камни, прикрытые травой. Олег поставил рычаги на взлет, толкнул вперед ручку газа и выкатился в дверцу, сильно ударившись спиной. «Муха» взлетела косо вверх и медленно поползла, набирая высоту, а Олег уже ворвался в кабину и, левой рукой затягивая ремни, правой включал системы. Теперь надо было ждать пять минут, пока корабль приготовится к старту. Засветились экраны. На правом зеленой точкой двигалась «Муха» – и вдруг полетела вниз и пропала. Олег включил инфравизор и увидел большое яркое пятно там, где догорал вертолет. А потом оно раздвоилось, и второе пятно, вначале едва заметное, быстро становилось ярче и крупнее. Это был дракон, он приближался, и Олег сразу включил прогрев, хотя было еще рано. Рука лежала на рычаге тяги, но он ждал, сцепив зубы, потому что корабль не был готов. «Еще хотя бы три минуты…» Дракон был уже совсем рядом. Олег дал малую тягу. Из дюз ударило пламя, мгновенно испепелило траву и подняло пыль. Дракон остановился и выплюнул струю, но она не долетела. Две с половиной минуты. Огненные струи уже лизали обшивку. Две минуты… «Лишь бы он сам не полез на корабль!» Полторы… «Пару ударов из бокового сопла – не отпугнут, так хоть озадачат». Пятнадцать секунд… Десять… Пять… «Как много это – пять секунд! Ну, наконец!» Он врубил полную тягу, и корабль рванулся вверх. Навалилась перегрузка. «Интересно, кто-нибудь стартовал в одних трусах, или я первый? Ох черт, ну и тяжко… Но ведь надо выйти на орбиту… Программу вычислителю… Черт, заржавела, что ли, кнопка, никак не нажмешь… Фу ты!»

Вычислитель принял программу и взял управление на себя.

 

ДЕНЬ ПЯТНАДЦАТЫЙ

 

В 10.30 бортового времени Олег стартовал к Земле. Нужно было разогнаться до рабочего режима вакуум-заборников. Двадцать часов работы накопителей – и можно входить в первый бросок. А потом еще три с безопасными выходами в пустом пространстве между спиральными ветвями Галактики, а потом – Земля. Родина. Планета, где можно иметь воображение, где можно видеть сны. Можно не бояться. Может быть, позже, когда экспедиция уже вернется, хватит храбрости встретить Лену. И сделать что-то такое… доказать ей, что тупая бездумная отвага – не главное. «Конечно, там, на Земле, я уже не буду Алисой, но голова у меня достаточно хорошая, чтобы и без чудес что-то сделать. Например, вернуться на эту проклятую планету с комплексной экспедицией. Этим определенно стоит заняться. Если разгадать тайну чудес, секрет этого хитрого поля, и научиться воспроизводить его… Кстати, будущей экспедиции будет тут весело. Сперва они встретят огнеплюйного дракона. А потом наплодят своих… Или отбирать участников по принципу отсутствия воображения? Много они наисследуют… Да и где найдешь таких? Разве что роботов. Впрочем, у тех все равно мозги экранированные… Стоп! Идея. Экран!.. Нет, ерунда, ведь корабль не экранирует. А если глушитель? Самая примитивная давилка. Сеточка на голове, через сеточку – слабый ток. Какие-нибудь высокочастотные колебания – и проблема решена!»

Он так обрадовался, что не сразу услышал сигнал тревоги. Но тут вырубились двигатели, наступила невесомость, кресло спружинило, и он крепко долбанулся головой в потолок. От потолка его отбросило обратно, он схватился за кресло и удержался.

«Что это?!» Быстрый взгляд на пульт – горючее кончилось. И вычислитель отключился, ни одна лампочка не горит. «Да что же это делается?» – Он рванул дверь приборного отсека – и сразу все стало ясно. Там было почти пусто. Исчезло все, установленное при ремонте. Точнее, все созданное, воплощенное. Все было как в первый день, даже хуже, ведь он выбрасывал негодные детали, заменяя их придуманными. А теперь все это исчезло. Где-то шипел пар, где-то капало, журчало… Очевидно, корабль уже вышел за пределы магического поля, и потому все созданное дестабилизировалось. Разрушилось, испарилось… И снова, как пятнадцать дней назад, вспухала на экране желтая планета, готовясь поглотить разбитый корабль.

 

ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ

 

Олег проснулся рано и, упершись локтем в подушку, долго глядел на спящую Лену. Жена… Любимая… Вот она – рядом. Он коснулся пальцем руки, лежащей поверх одеяла. «Какая у нее гладкая кожа! Интересно, это только у нее или у всех женщин?» Он не знал. Сначала он был слишком молод, чтобы узнать. Потом была Академия – пять лет каторжного труда. Тогда он только слушал разговоры других. Слушать было неприятно – ему не нравилось, как говорили, хотя очень интересовало, что говорили. А сразу после Академии он попал в экспедицию, и тогда единственной женщиной для него стала Лена. Далекая, чужая. Бесконечно дорогая, но от этого не становящаяся ближе. И вот теперь она рядом. Она? Да, она! Настоящая. Почти… Но это все равно, теперь у него вся жизнь такая – почти настоящая…

Лена появилась однажды вечером, потому что он забыл включить генератор глушителя. Он теперь, ложась спать, обязательно включал генератор, и ночи проходили спокойно, без неприятных визитов. Вообще все шло проще. Тогда он успел заполнить баки перед посадкой и сел нормально. Сразу построил дом глубоко под поверхностью, вырастил лес, траву, провел ручей. Потом сделал вертолет, слетал к месту первой посадки, собрал все настоящие детали. Понемногу ремонтировал «Дельту» – по инерции, потому что полностью восстановить ее было невозможно, а на придуманных деталях далеко не улетишь. В самый первый день сделал сеточку-экран и генератор. Действовало очень здорово, ему теперь было намного спокойнее.

А потом появилась Лена. В ту ночь она приснилась ему. Не такая, как в жизни, приветливая, но посторонняя, а такая, какой ему хотелось ее видеть.

Он заснул в кресле перед камином, и ему приснилось, что он спит в кресле перед камином. Поздний вечер. Лена подходит к нему, гладит по щеке, говорит: «Алик, вставай, пора спать ложиться!» – и смеется. Он, не открывая глаз, протягивает руку, привлекает ее к себе. Она сопротивляется, потом легко присаживается на подлокотник, склоняется к нему, щекочет длинными ресницами. Он целует ее в ямочку между ключицами. Сердце сжимается от нежности. Никогда в жизни ему не было так хорошо… Лена вскакивает и начинает тормошить его, смеется, кричит: «Вставай, хватит притворяться!»

Олег проснулся и открыл глаза. Камин почти погас, было темно, но он сразу узнал ее. Вскочил и зажег свет. Она зажмурилась, закрыла глаза рукой. Олег пощупал генератор – так и есть, отключен! Закусил губу. Пробормотал:

– Подожди, Лен, я сейчас проснусь.

«Что же делать? Что сказать ей, как объяснить?…»

Ее глаза уже привыкли к свету, она опустила руку и смотрела на него с улыбкой, но тут ее взгляд изменился, она огляделась – улыбка стала растерянной и робкой,

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: