Архитектор Витберг и его масонский проект

Автор Владимир Куковенео

 

Александр Лаврентьевич Витберг, некогда известный архитектор и крестник императора Александра I, имел в Можайском уезде собственность - деревеньку Грибово близ Поречья. Как можно предполагать, эта деревня с крепостными досталась ему как приданное от первой жены, или же он унаследовал ее от своего отца. В свою очередь, старший Витберг мог получить эту деревню в собственность после того, как его сын был возведен в дворянское звание.

Владея землей и крепостными в Можайском уезде, Александр Лаврентьевич был причислен к можайским дворянам, что зафиксировано в перечне уездного дворянства за 1861 год. И хотя в Грибове Витберг никогда не жил, мы с полным основанием можем считать его можайцем. И наш сайт предлагает читателю материал о его жизни, полной неожиданных взлетов и сокрушительных падений. И о его гениальном и странном архитектурном проекте, который так и не был никогда воплощен в реальности.
*** C акварели П. Ф. Соколова. Портрет А. Л. Витберга. кон. 1810-х гг.

В начале XIX века, сразу же после окончания Отечественной войны 1812 года и завершения заграничных походов, в культурной жизни Петербурга и Москвы произошло одно замечательное событие – строительство первого храма Христа Спасителя. В течение нескольких лет просвещенная публика обеих столиц была занята этим проектом, который и в самом деле поражал воображение, как своими размерами, так и своей внутренней идеей.

Но, не успев начаться, строительство было остановлено. Архитектор Витберг Александр Лаврентьевич был отдан под суд и сослан в Вятку, фундаменты храма разобрали на камень, место строительства, превратившиеся в пустырь, в таком состоянии пребывает до сих пор. Проект, вызвавший в свое время необычайное внимание, был на долгие годы предан почти полному забвению. Новый храм Христа Спасителя был построен в другом месте по проекту и под руководством архитектора Тона.

Витберг является единственным архитектором начала XIX века, о котором можно с полной уверенностью сказать, что он был масоном. Хотя об этом свидетельствуют не документы и воспоминания современников, а его масонские знаки, хранившиеся в Кировском музее, тем не менее, это достаточно серьезное подтверждение его принадлежности к вольным каменщикам. Отразилась ли масонская мистика в его проекте. И в какой степени? Данное исследование и служит попыткой дать ответ на этот вопрос.

***

Родился Александр Лаврентьевич Витберг 15 января 1787 года в Петербурге в семье выходца из Швеции живописца Лоренцо Витберга. Ребенка крестили по лютеранскому обряду и назвали Карл Магнус.

С 1795 г. Карл учился в Горном училище, в 1798 г. он был отдан в пансион при лютеранской церкви Св.Анны. В нем рано развились способности к рисованию, и по протекции графа Строгонова он был зачислен в Петербургскую Академию художеств. Здесь он проявил себя самым блестящим образом и был удостоен многих наград Академии: в 1806 г. получил две серебряные медали, в 1807 г.- две золотые, и при выпуске, в 1809 г., золотую медаль. По окончании курса он был рекомендован для поездки в Италию как пансионер Академии с целью совершенствования своего мастерства. Но военные события в Европе задержали эту поездку на неопределенное время.

Еще студентом Витберг сблизился с А.Ф.Лабзиным, конференц-секретарем Академии художеств. Лабзин был выпускником Московского университета, учеником и последователем Н.И.Новикова, к тому же приходился ему племянником. Лабзин еще юношей вступил в кружок московских мартинистов. В 1789 г. он переселился в Петербург и основал здесь ложу, в которую вступил Витберг и прошел здесь несколько ступеней посвящения.

25 декабря 1812 года, после изгнания французов за пределы России, последовал знаменитый манифест Александра I, в котором он дал обет воздвигнуть в Москве огромный храм во имя Христа Спасителя. Витберг настолько воодушевился этой идеей, что бросил все свои занятия и дни и ночи посвятил разработке проекта. Не имея познаний в архитектуре, он обложился книгами и стал самостоятельно постигать искусство проектирования. Он был дилетантом, не имевшим никакого опыта в том деле, за которое горячо взялся, но дилетантом с удивительным чувством веры в свой успех.

«Стоит твердо желать, и успех несомненен» - такие слова он занесет в свой дневник, упорно работая над проектом и непоколебимо веря в свою звезду.

В июне 1813 г. он выезжает в Москву и останавливается в доме масона Д.П.Рунича, московского почт-директора. В Москве Витберг ищет место для будущего строительства храма. Наиболее его привлекает круто, той склон Боровицкого холма в Кремле, то самое место, где сорок пять лет назад Баженов начал возводить Кремлевский дворец. И молодой архитектор выполняет новые эскизы, привязывая будущую постройку уже к конкретному месту.

Важной отличительной особенностью проекта Витберга было то, что, кроме идеи эстетической, он наполнял его идеей мистической. И, как кажется, последняя его наиболее привлекала. Он собирался возвести такой храм, который никогда доселе не возводился – в нем должна была доминировать религиозная эзотерика.

По совету Лабзина он выезжает в Бронницы, подмосковный уездный город, где в своем селе Тихвинском-Авдотьино доживал последние годы больной и угасающий Н.И.Новиков, знаменитый московский мартинист и розенкрейцер. Там же он приютил и своего собрата по ложе – мистика С.И.Гамалею. С ними Витберг обсуждал мистическую идею своего храма и получил их полное одобрение.

Поездка к Новикову не была инициативой лишь одного Витберга. Дмитрий Павлович Рунич писал к Новикову и дал самые благожелательные отзывы молодому архитектору и его проекту. Видимо, это была протекция сугубо масонского характера. В ответном письме Новиков пишет следующее:

«Карла Лаврентьевича я нетерпеливо ожидаю. Тем паче прочтя в письме вашем все о нем написанное, и сердечно желаю быть для него и для целого дела полезным, и ежели найду способную землю, то рад высеять все, что Господин мой даровал мне для сего употребления. Я, и не видавши его, уже сердечно люблю, а увидевши и нашед желанное, еще более и более любить буду. – Для чего же он не едет, ежели приехать желает?

Июля 18, 1814»*

*Русская старина 1871 г. с.1066.

Письмо это весьма красноречиво свидетельствует о характере отношений между Новиковым и Витбергом – заслуженный масон желал покровительствовать и наставлять в мистике своего младшего брата по ложе. Эта встреча, к которой так настойчиво подталкивали Витберга, имела и другие причины. Можно предположить, что масонские ложи серьезно заинтересовались проектом никому не известного автора, но, прежде чем принять окончательное решение по этому вопросу, желали получить оценку искушенного в эзотерических вопросах собрата.

Витберг несколько раз приезжал в Бронницы и заслужил самое благосклонное отношение Новикова. Видимо, масон Новиков нашел в нем «способную землю», о которой писал Руничу, и проникся к молодому архитектору и его проекту самыми восторженными чувствами. Не сомневаясь в успехе, он лишь просил Витберга известить его, когда проект будет утвержден императором.
Здесь я прерву с вой рассказ о Витберге и вернусь к нашим дням. На одном из Голицынских краеведческих чтений мне рассказали любопытные подробности устройства дома Новикова в Тихвинском. Несколько лет назад был открыт подземный ход, ведущий из барского дома к некой таинственной круглой камере или зале. Что же Новиков устроил рядом со своим домом -тайник или же масонскую ложу?
К сожалению, никаких подробностей относительно тайника я так и не узнал до сих пор. Но в душе все же склоняюсь к мысли, что это подземное помещение служило для тайных проведений каких-то масонских ритуалов.
Теперь снова о Витберге. В скором времени его проектом заинтересовались очень многие высокопоставленные люди. В своих «записках» Витберг так пишет об этом: «По окончании проекта и когда слух о нем носился по Москве, я объяснял его у графа Ростопчина при многочисленном собрании, собираясь ехать в Петербург, чтобы передать обер-прокурору святейшего синода князю Александру Николаевичу Голицыну проект свой (ему назначено было собирать проекты). Там граф Лев Кириллович Разумовский желал иметь подробнейшее объяснение у себя дома, видя, что при многочисленном собрании я не мог так свободно объяснить его. Граф был очень тронут, до слез, и с восторгом спросил, чем он может быть полезным, чтоб дать этому делу ход, предвидя затруднения, которые оному сделают: - Брат мой министр просвещения (тогда он был президентом Академии художеств). Он может многое для вас; я полагаю не лишним было бы взять от меня письмо к брату. Я возражал: - Извините, граф, ежели ответ мой покажется странен и невежлив. Сердечно благодарю за участие, принимаемое в сем деле. Но строгость моих правил, коим изменить не могу, запрещает мне пользоваться всяким искательством, а письмо ваше будет походить на протекцию. Ибо я поставил правилом по этому делу ничего не просить, чтоб видеть волю и указание проведения. Как труд мой важен, то я боюсь искательством натянуть успех и взять на себя столь трудное дело, сопряженное с раздражением многих, и ежели тогда я не в силах буду выполнить…(здесь пропуск в рукописи). Если же, вопреки моим правилам, дело будет иметь надлежащий ход и успех, тогда я заключу, что оно имеет назначение свыше, и в таком случае я в состоянии буду перенести все препятствия.

Граф нашел мой отзыв не токмо не обидным, но был рад, что я так рассуждаю. Хотя, впрочем, считал не излишним письмо к брату. Я отвечал, что, пожалуй, приму его; но только, чтоб он заметил, что я не прошу оное. Многие другие особы показывали внимание».* *А.И.Герцен. Былое и думы. Собрание сочинений в 30 томах, т.1. Записки Витберга, с.391.
Среди хороших знакомых и покровителей Витберга в этот период надо назвать и поэта И.И.Дмитиева, члена Государственного совета и министра юстиции с 1810 по 1814 гг.
В 1815 г., после того, как проект был закончен, Витберг выезжает в Петербург и передает свой проект князю А.Н.Голицыну. Князь принял молодого архитектора очень любезно, сказал, что давно слышал о его занятиях, но оговорился, что не сможет сделать для него «ничего особенного в отношении проекта». Витберг ответил, что и не просит ничего, но хотел бы, чтобы ему было разрешено лично сделать объяснение императору. Что и было ему обещано. Витберг стал вхож в дом князя и даже составил эскизы иконостаса и царских врат для его домовой церкви. Здесь же он познакомился и сдружился с архимандритом Филаретом (с 1826 года митрополитом Московским и Коломенским, членом Синода), который поддерживал идеи молодого архитектора. Принял у себя Витберга и министр просвещения А.К.Разумовский. И, подобно своему брату, пришел в восторг от проекта. «Это новая поэзия в архитектуре» - сказал министр после двухчасовой беседы с автором. В декабре 1815 г. Александр I вернулся в Петербург, и Витберг был приглашен к Голицыну для беседы с императором. В своих записках он так описал эту встречу: «Проснулся часа в 3, вставать было рано: все спали в доме сестры, где я жил, и я, не вставая, начал обдумывать новую методу объяснения, которая была бы несравненно короче и яснее. О подробностях я не думал и расположил только главные части его, предоставляя настоящему одушевлению остальное. Я был доволен им. Таким образом, в надлежащее время явился я в дом князя Александра Николаевича. По окончании обедни в кабинете у князя был подан завтрак. После завтрака я был потребован в кабинет.

Несмотря на спокойное состояние духа, в котором я был, я смутился в это время. Я взошел. Государь, в другой стороне кабинета занимаясь с князем Александром Николаевичем, держал в руке книгу. Заметив мой вход, сложил книгу и. кивнув головою, взглянул на меня, и взглянул так, что все смущение в одно мгновение прошло; я был развязан, столь много исполнен был этот взгляд добротою, - взгляд, унаследованный от императрицы Екатерины. Государь после продолжал рассматривать книгу, спустя несколько минут положил книгу и подошел к столу. Несколько проектов лежали на большом столе, середь кабинета. В числе сих проектов был проект Гваренги, вроде Пантеона, известного зодчего, который строил ассигнационный банк в Санкт- Петербурге; за его проект весьма ходатайствовала императрица Мария Федоровна; присланный из Италии еще проект, совершенно не соответствующий греческой церкви; из наших зодчих – Воронихина (в византийском вкусе); Михайлова, которому принадлежит проект Петровского театра в Москве, произведенный г-ном Бове, который дозволил, чтоб ему присвоили сей проект, а чугунные укрепления лож принадлежат тоже не Бове, а Девису, тоже железные укрепления, стропилы… Он обратился ко мне и с необыкновенной благосклонностью сказал мне: - Я рассматривал ваш проект и с нетерпением жду слышать объяснение (император имел обыкновение, видя первый раз человека, говорить ему вы). Я поспешил подойти к столу, чтоб аранжировать место, но государь предупредил меня: сдвинул в сторону свертки, взял стул, подвинул его к столу и сел, с одной стороны сел князь Александр Николаевич. Государь указал мне на стул, с другой стороны стоявший, но я этим не воспользовался, но, стоя с правой стороны, начал свое объяснение. Я развернул оба проекта; но государь заметил, чтоб я отложил маленький проект, который хорош, но похож на прочие, из числа обыкновенных вещей: - Мне нравится большой проект. В нем я заметил особенную оригинальность. Александр слушал с необычайным вниманием, часто глядя мне в глаза. Остерегался прерывать мою речь и тогда только спрашивал повторения, когда недослышал чего. Переспрашивая что-то, государь указывал рукою на плане: пламенно объясняя, я сдвинул руку императора и был до того увлечен, что даже забыл извиниться и впоследствии уже догадался о несообразности сего действия. Перед окончанием я заметил слезу на глазах Александра – Цари редко плачут! Вот была полная награда для меня, которую нельзя променять на ордена и отличия. По окончании полного объяснения сказал: - Я чрезвычайно доволен вашим проектом. Вы отгадали мое желание, удовлетворили моей мысли об этом храме. Я желал, чтоб он был не одна куча камней, как обыкновенные здания, но был одушевлен какой-либо религиозной идеею; но я никак не ожидал получить какое-либо удовлетворение, не ждал, чтоб кто-либо (был) одушевлен ею. И поэтому скрывал свое желание. И вот я рассматривал до 20 проектов, в числе которых есть весьма хорошие, но все вещи самые обыкновенные. Вы же заставили камни говорить. Этим разговор кончился. Государь дал знак удалиться склонением головы; я вышел. Я был в восторге от императора. Это чувство любви, разлитое в его чертах, заставило бы меня влюбиться в него, ежели бы я был (пропуск). Чего не в состоянии сделать подданный для такого царя! Итак, исполнилось то, в чем я был странным образом уверен темным предчувствием, увлекавшим меня в занятие новое, неизвестное, без задатка школьного учения».* *А.И.Герцен.Ук. соч. с.400-403.

С этого дня начинается стремительный взлет молодого архитектора. Он был причислен к императорскому кабинету, получил награду в 5000 рублей, и ему было назначено жалованье в 2000 рублей. Совет Академии художеств избрал его академиком. Весной 1816 г. Витберг едет к своей невесте в Смоленскую губернию, где и состоялась свадьба. Проезжая через Можайск, архитектор мог подробно осмотреть и Новоникольский собор. Вполне возможно, что Витберг, как высокопоставленный масон, был посвящен в тайну Можайского храма, которая воодушевляла его и при работе над своим проектом. Александр I не разрешил строить храм в Кремле, проявляя свою деликатность и тактичность и в отношении памятников старины. Он находил, что «неприлично разрушать древний Кремль, и самое здание будет неуместно, смешиваясь с византийскими зданиями Кремля».* *А.И.Герцен. Ук. соч. с.404.

Выполняя волю императора, Витберг подбирает новое место для строительства - на Воробьевых горах, где и состоялась 12 октября 1817 года торжественная церемония закладки храма. Вслед за этим последовало награждение Витберга чином коллежского асессора, дававшим тогда право на дворянство. Император высказал мысль о желательности того, чтобы строителем русского всенародного храма-памятника был православный человек, и Витберг, отвечая желанию монарха, принимает крещение по православному обряду. Он меняет свое имя на Александр в честь царя, который изъявил желание быть его восприемником у купели. 25 декабря А.Н.Голицын передал Витбергу от имени императора, чтобы он в ближайшее время занялся составлением проекта «комиссии сооружения храма» и поскорее приступил к самому строительству, чтобы народ не подумал, что государь ограничился одной закладкой. На строительство храма отпускалось 10 миллионов рублей. На эти деньги предусматривалось купить 18600 душ крестьян и необходимые строительные материалы. Одна часть крестьян должна была постоянно работать на строительстве храма, другая же часть обеспечивала их съестными припасами.

И здесь Витберг проявляет свои способности уже в экономической области. Рассмотрев предложенный проект, он улучшает его, отказавшись от системы разорительных подрядов. Он принимает решение все необходимые строительные материалы не закупать, а производить руками самих же крестьян. Витберг весьма бережно распоряжается отпущенными средствами и, избегая посредников, вместо 18600 душ приобретает на ту же сумму 24 тысячи. Наличие дополнительных рабочих рук позволило начать строительство собственных кирпичных заводов, разрабатывать каменоломни и глиняные месторождения и организовать обжиг извести. Он лично обследовал течение подмосковных рек и нашел подходящий известняк в верховьях Москвы-реки, у деревень Григорово и Ладыгино. На барках этот камень сплавляли до места строительства, для чего пришлось местами углубить русло реки. Подобная экономическая и инженерная деятельность настолько увлекла молодого архитектора, что он уже рассматривал возможность соединения верховьев Москвы-реки с Волгой для доставки кратчайшим водным путем камня из Финляндии и волжских каменоломен. В течение нескольких лет медленно, но упорно продолжалась работа по возведению храма. Вначале был выкопан гигантский котлован, заложено мощное основание. Контуры будущего строения стали все более явственно прорисовываться. Если бы проект Витберга был осуществлен, то храм Христа Спасителя стал бы самым крупным зданием Европы (см.рис.14,15). От Москвы-реки намечалось построить систему лестничных маршей, ведущих к нижнему храму, высота которого должна была быть 15 саженей (32 м). Храм этот тремя своими сторонами уходил в в склон крутого берега, четвертая же сторона была открыта в сторону реки. Над этим храмом возвышались два других, высотой 80 саженей (170 м). Огромная колоннада с трех сторон окружала храм, оставляя открытым лишь спуск к реке. Эта колоннада оформляла квадрат, сторона которого равнялась 300 саженям (640 м). С двух сторон храма должны были стоять монументы высотой 50 саженей (106 м), составленные из отбитых у французов пушек. Мистическая идея, заключенная в проекте Витберга, заключалась в том, что храм уподоблялся человеку: нижний храм – тело, второй – душа, и верхний – дух. Таким образом, автор представил путь человека к Богу, или же в ином понимании – земная и духовная ипостась Христа. Вот как описывал идею храма сам Витберг: «С восторгом видел я мысль Александра воздвигнуть храм во имя Христа Спасителя – эти три слова раскрыли мне новую жизнь императора, искушаемого бедствиями и скорбями; я видел его высокое христианское одушевление – и вот начало первого желания удовлетворить требование царя достойным храмом. Могли ли его удовлетворить обыкновенные храмы, в числе которых множество произведений высоко изящных, но созданных без всякой религиозной идеи? И могли ли они быть таковыми, когда по большей части зодчие пеклись только об архитектурной красоте, не имея религиозного взгляда?

Вот требования нового храма: 1.Чтобы все наружные формы храма были отпечатком внутренней идеи. Как писание говорит, что человек сам храм, то надлежит искать идеи для храма наружного во внутренних идеях самого человека. Рассматривая себя, найдем, что он состоит из трех начал (principium): тела, души и духа. Эту тройственность необходимо было выразить, сколько возможно яснее, в частях храма. Мне казалось недостаточным, чтобы храм удовлетворял токмо требованиям церкви греко-российской, - но вообще всем христианским, ибо само посвящение его Христу показывало его принадлежность всему христианству. Следственно, храм должен был быть тройственный, т.е. храм тела, храм души, храм духа, - но так как человек, пребывая тройственным, составляет одно, так и храм, при своей тройственности, должен был быть единым. Эта тройственность везде: и в божестве, и в природе, даже в мышлении. В жизни Спасителя мы находим три периода, которые согласны с его тройственностью. Воплощение Христа – принятие на себя смертного тела, преображение, показывающее, до какого просветления очищенное тело душевными свойствами доведено быть может, и воскресение, показывающее, в какое духовное состояние тело доведено быть может. Тем более надлежало выразить три храма тремя моментами жизни Спасителя, что весь храм долженствовал быть ему посвященным… Таким образом в храме выражалась и изображалась вся история Спасителя, имени коего он посвящен. Такова идея этого тройственного храма относительно внутренних его частей, но наружность его должна была представлять одно целое, единое здание. – Так, как внутренний храм должен был представить духовного человека, так и наружный храм должен был не отрываться от сей идеи в своей общности».* А.И.Герцен.Ук.соч.,с.384-389.

В несколько ином варианте идею храма передал Герцен. Отбывая ссылку в Вятке, он познакомился с Витбергом, сдружился с ним и, не смотря на свой атеизм, почему-то с необыкновенным восторгом отнесся к мистике проекта. Вот как он описывал храм в своих воспоминаниях: «Храм Витберга, как главный догмат христианства, тройственен и неразделим. Нижний храм, иссеченный в горе, имел форму параллелограмма, гроба, тела, его наружность представляла тяжелый портал, поддерживаемый почти египетскими колоннами; он пропадал в горе, в дикой, необработанной природе. Храм этот был освещен лампадами в этрурийских высоких канделябрах, дневной свет скудно падал в него из второго храма, проходя сквозь прозрачный образ рождества. В этой крипте должны были покоиться все герои, павшие в 1812 году, вечная панихида должна была служиться о убиенных на поле битвы; по стенам должны были быть иссечены имена всех их, от полководцев до рядовых. На этом гробе, на этом кладбище разбрасывался во все стороны равноконечный греческий крест второго храма – храма распростертых рук, жизни, страданий, труда. Колоннада, ведущая к нему, была украшена статуями ветхозаветных лиц. При входе стояли пророки. Они стояли вне храма, указывая путь, по которому им идти не пришлось. Внутри этого храма были вся евангельская история и история апостольских деяний. Над ним, венчая его, оканчивая и заключая, был третий храм в виде ротонды. Этот храм, ярко освещенный, был храм духа, невозмущенного покоя, вечности, выражавшейся кольцеобразным его планом. Тут не было ни образов, ни изваяний, только снаружи он был окружен венком архангелов и накрыт колоссальным куполом».* *А.И.Герцен. Ук. соч. с.281. В описании Герцена есть интересные моменты, на которых стоит остановиться подробнее. Это, прежде всего, масонская лексика. Герцен называет первый храм «храмом тела», который находится внизу, «в дикой, необработанной природе». Но «необработанный камень», «необработанная природа» - масонские понятия, обозначающие человека, который находится на низшей ступени посвящения, только еще стремящегося к масонскому «свету». Второй храм – «храм труда». «Работа» или «труд» - так же являются масонскими терминами. Обозначают они изменение мировоззрения масона под влиянием «благодатных» идей вольных каменщиков. И, наконец, третий храм, «храм духа, невозмущенного покоя, вечности». Вечность – исключительно масонское понятие, отсутствующее в христианстве. И самое главное: в описаниях всех трех храмов нет места Богу. Он просто отсутствует как высшее духовное начало. По существу, перед нами проект огромной масонской ложи, символ становления адепта новой веры: придя к учению вольных каменщиков «диким необработанным камнем», через масонскую «работу» он достигает «вечности» и просветления «духа». Обращает на себя внимание то, что идея храма (масонской ложи) выражена общими и достаточно упрощенными декларациями, постигаемыми масонами на первой ступени посвящения. Камни проекта «заговорили» какими-то азбучными масонскими истинами. Неужели только в этом была заключена тайная и грандиозная идея Витберга? Можно предположить, что опальный архитектор многое утаил от Герцена, не считая нужным посвящать его в тайны высшего масонства. Скорее всего, он изложил своему собеседнику, хотя и привлекательную, но простенькую идею, предназначенную лишь для профанов, которую Герцен старательно повторил в своих записках. Но вернемся вновь к строительству храма. Как любой талантливый человек, полностью ушедший в свои идеи, Витберг был совершенно несведущ и доверчив в делах повседневных и обыденных, к тому же отличался он вспыльчивым нравом. Все это и привело к тому, что к 1825 году он поссорился со всеми членами комиссии по сооружению храма. В Петербург было направлено несколько жалоб на его действия и записок с осуждением его проекта. Небрежное ведение счетов усугубило его положение, и его стали обвинять в растратах, хотя он был честнейшим человеком. Стремясь оправдаться от обвинений, Витберг в августе 1825 года выезжает в Петербург и подает императору письмо с ответными жалобами на своих сотрудников и подчиненных. Александр отнесся очень внимательно писбму и передал Витбергу через доверенных лиц, что не сомневается в его правоте. Но принять его он не смог, потому что уехал в Таганрог, в свое последнее путешествие, из которого уже не вернулся. В 1826 году началось рассмотрение многочисленных жалоб на архитектора. В этом же году Николай I подтвердил рескрипт своего брата о запрещении работ масонских лож (Александр I издал его в 1822г.). Над проектом Витберга, несомненно масонским по своей сути, нависли грозовые тучи.

В 1828 г. строительство храма было полностью остановлено, и начался процесс над архитектором, длившийся восемь лет. В вину Витбергу было поставлено воровство его подчиненных. В 1835 г. было объявлено решение уголовной палаты: директор строения Витберг и его люди признавались виновными в убытках казне на сумму 580 тысяч рублей. Все имущество виновных было конфисковано и продана с публичных торгов. Витберг был сослан в Вятку. В 1840 г. он был освобожден и вернулся в Петербург. Здесь он жил мелкими архитектурными работами. Умер 12 января 1855 года.

На этом можно было бы поставить точку в истории первого храма Христа Спасителя, но сомнения не позволяют сделать этого. Нам вроде бы понятна и христианская идея храма, подробно описанная самим Витбергом, и масонская идея, упрощенно изложенная в воспоминаниях Герцена. Таким образом, храм был двойственным по своей сути - христианским по форме и масонским по содержанию. Но зададимся вопросом: разве эти идеи способны были вызвать восторг у Разумовских, Растопчина, заставить плакать Александра I? Император был слишком искушен в мистических учениях, и изложение христианских догматов веры и, тем более, банальные несложные откровения первой ступени масонского посвящения едва ли бы взволновали его. В это время Александр был всецело поглощен другим: после войны 1812 года он почувствовал себя неким орудием Господа, с помощью которого Творец сокрушил Антихриста, т.е. Наполеона, и царство его - пропитанную ядом масонства Францию. Это чувство необъяснимой и даже незаслуженной богоизбранности вызывало в императоре волну новых мистических настроений, далеких от масонства и его мистицизма. Реальные события затмевали всю эзотерику вольных каменщиков. И надо думать, что в проектах храма он искал прежде всего подтверждение и объяснение тайне случившегося, тайне Божественного выбора, избравшего Россию и ее императора для своих, непостижимых разумом, деяний. Может быть, Витберг разработал и третью идею, более грандиозную, чем две первые, и ею привлек императора и заставил его плакать?

В попытках найти следы этой гипотетической идеи я вновь обратился к размерам храма. И результаты пересчета оказались весьма интересными. Общая высота храма должна была составлять 95 саженей, или 202.69м. В английских и русских футах эта величина равна 666! Как помним, Можайский храм стоит на отметке равной тем же 666 футам. Длина стороны платформы (квадратная в плане) на которой размещался храм - 300 саженей (640 м). Общий периметр равен 1200 саженей, или 1314 французских туазов (год сожжения великого магистра Жака де Моле). Отношение длины стороны этого четырехугольника к высоте храма равно числу π. Два монумента, стоящие по сторонам храма (впоследствии Витберг заменил их на обелиски) имели высоту 50 саженей, или 106.7 м, что очень близко к значению 131.4 ×lg 6.66. Продолжая эти пересчеты, я обратился к чертежам храма. И хотя эти чертежи весьма несовершенны и содержат в себе много искажений, но и по ним можно сделать некоторые выводы. Верхний храм (круглый) имеет диаметр около 70.4 сажени, или 150.2 м. Окружность храма равна 666 аршинам. Второй храм представляет в плане квадрат, сторона которого равна 78.0 саженей. Длина периметра равна 666 м. Длина стороны квадрата, в который вписан храм с выступающими портиками, 216 м, или 666 французских футов. Длина стороны квадратной платформы, на которой стоит второй храм 131.4 сажени.

Таким образом, храм Витберга, как и можайский храм, выражал тамплиерскую и сатанинскую мистику. Возможно, что он выразил эти идеи значительно ярче, масштабнее и оригинальнее других, но все же эта сакральнейшая тайна храма вряд ли выходила за рамки мистического осмысления истории ордена тамплиеров в сочетании с облагороженным толкованием символов инфернального мира. По существу, этот был проект в духе все той же сатанинской архитектуры. Если это так, то многие жизненные коллизии Витберга видятся в другом свете. Его разногласия и споры с сотрудниками можно объяснить не завистью и мстительностью последних, а тем, что они все же разобрались в сложном проекте и стремились всеми силами остановить это святотатственное строительство. И это удалось сделать лишь при Николае I. Мне могут возразить, что судебный процесс против Витберга не рассматривал его деятельность в этом плане и закончился обвинением архитектора в растратах. Но не будем забывать, что в 1815 г. проект был поддержан Александром I. В 1825 году император, видимо, защищая Витберга от нападок, удостоил проект своим высочайшим одобрением. Эти слова были даже помещены на мемориальной доске, изготовленной по случаю прекращения строительства храма. Видимо, архитектор хотел именем императора заслониться от своих гонителей. Что, собственно, и удалось. Обвинив Витберга в святотатстве, суд тем самым бросил бы тень и на репутацию умершего императора. На это Николай I пойти не мог, и только это спасло Витберга от еще более сурового наказания. Видимо, помогло ему и то, что он являлся крестником Александра I. Но строительство храма было прекращено, постройки разобраны, и это место - несомненно оскверненное масонскими ритуалами - было предано полному забвению.

Но и выявление этой третьей тайной идеи храма Христа Спасителя не уменьшило вопросов, но, даже, прибавило новые. Мог ли Александр I пойти на одобрение строительства подобного храма? Конечно же, нет! Видимо, он не был посвящен в тамплиерскую тайну проекта и стал невольным соучастником (хотя, и главным) святотатственного строительства в силу слишком доверчивого отношения к своему окружению.

Мог ли Витберг без поддержки братьев-масонов решиться предложить свой проект на суд общественности, церкви и императора? Видимо, все же нет. Так кто тогда стоял за ним и направлял его действия, увенчавшиеся первоначально головокружительным успехом? Голицыны, Разумовские?.. Но Витберг был сам достаточно высокопоставленным масоном (об этом свидетельствуют семь орденских знаков, оставшихся после него), и, возможно, он руководил если не всеми, то некоторыми из этих действий. И хотя он представил себя в своих записках, как одержимого прекрасной идеей мечтателя-одиночку, верить этому едва ли можно. Рядом с ним, или же за ним, стояли огромные силы, не пожелавшие выйти из тени ни в дни успеха, ни в дни поражения.

Но проект Витберга они не забыли и попытались осуществить его почти сто лет спустя. Некто Н.А.Янчук в своей небольшой книге, посвященной архитектору Баженову, и вышедшей в годы первой мировой войны, сделал весьма любопытное примечание: «Недавно, как нельзя более кстати, было указано в печати, что приближается удобный момент осуществить монументальный проект Витберга; этим моментом должна быть победа России в теперешней войне, даже получившей наименование второй отечественной войны».* *Н.А.Янчук. Знаменитый зодчий XVIII века Василий Иванович Баженов и его отношение к масонству.Пт.1916,с.202.

Далее Янчук предлагает, уже от своего имени, вернуться и к проекту Большого Кремлевского дворца Баженова и воплотить его в жизнь. И если бы не октябрьский переворот, то эти масонские здания, несомненно, были бы построены. Случай (или все же Господь?) уберегли тогда Москву от печати Сатаны

.В Вятке Витберг спроектировал еще один храм, получивший название Александро-Невского. Его размеры, указанные Алабиным, следующие: высота Ал.-Невского собора с крестом - 27 сажен (57 м.), длина и ширина - 27 сажен (это - с башнями), "внутри он имеет 18 сажен" (38 м.).

Как понимать последнюю фразу - "внутри он имеет 18 саж."? Мне кажется, что речь здесь идет о диаметре (собор был круглым). И то, скорее всего, здесь указан не диаметр, а максимальное расстояние - от границы южного притвора до границы северного (или - от стены алтаря до границы западного притвора) - а там были выступы. Вычесть эти выступы - останется круг диаметром примерно 15 сажен (32 метра). Площадь этого круга будет 800 кв.м. Вычтите площадь трех алтарей, солеи, 4-х массивных столпов и самих стен - выйдет примерно 500 кв. м. "полезной" площади (или несколько больше). Площадь центральной части собора (круг в границах столпов) была и того меньше - 300 кв.м. Конечно, собор вмещал и тысячу молящихся, и более - по большим праздникам и на архиерейских службах. Но и когда в храме находилось 300-400 человек, он уже был полон (без тесноты). Что и понятно - большей площади и не требовалось, ведь собор был по сути приходской церковью Вятки, все население которой было - 40 тыс. чел. Собор казался таким огромным благодаря своей высоте и своему положению в центре пустынной площади, занимавшей четыре (!) городских квартала. А массивности ему добавляли 4 башни-колокольни и широкие внешние галереи.
Храм Христа Спасителя в Москве (архитектора К. Тона) был только по высоте (103 м.)в два раза больше Ал.-Невского собора Витберга. А уж по площади - почти в 10 раз больше (1500 кв. сажен = 6800 кв.м.). Поэтому неудивительно, что он вмещал более 7 тыс. молящихся. Башни храма Христа Спасителя не пристроены (как было у Витберга) к основному объему, а надстроены над ним. Московский собор - не круглый, а квадратный; он не имеет внешних галерей. И здесь всё понятно с размерами - это был кафедральный собор Москвы.
Эти два храма просто несопоставимы по своим размерам. Как несопоставимы по размерам, населению и значению в жизни страны дореволюционные Москва и Вятка. Но вот что интересно - храм Тона своим обликом раздражал не только весьма образованных и разбирающихся в искусстве людей (известна масса негативных откликов на проект Тона его весьма именитых современников - художников, архитекторов, писателей и т.д.), но даже простых москвичей, в среде которых храм получил шутливое прозвище "Купчихи толстозадой". Храм же Витберга в Вятке приводил в восторг почти всех, кто его видел (как знатоков архитектуры, так и людей, от архитектуры весьма далеких). Общий отзыв впервые видевших храм Витберга был примерно таким: "Как такое чудо возможно в такой глухой провинции, как Вятка?" Более того, кафедральный собор в Самаре (!)

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: