Земля и небо далеки друг от друга 7 глава

Нафс интересуется содержанием - содержанием, которым вы можете заполнить свое сознание. Этим содержанием могут быть деньги, или еда, или знание, или что-нибудь еще, - но нафс интересуется содержанием. Од­нако после тамдаха, после поворота вовнутрь, человека начинает интере­совать не содержание, а само сознание. Что из себя представляет внутрен­няя пустота, которую ты хочешь заполнить? Сперва увидь ее, узнай ее, сперва познакомься с ней, пожуй ее и увидь, нужно ли ее заполнять - или же просто наслаждаться ей. И стоит только вам ее попробовать, как в ту же секунду все, что вы пробовали до сих пор, покажется обесцененным. Пус­тота эта есть сама полнота, эта внутренняя пустота есть величайшая ра­дость, это благословение.

Поначалу у вас будут состояния халы: иногда вы будете озарены чем-то похожим на вспышки, но потом это пройдет, и вы снова погрузитесь в страдания, еще более глубокие, чем прежде. И если вы не создадите нафсов для хал... Есть возможность того, что вы можете начать желать большего -и тогда вы скатитесь обратно. Тогда вы повернетесь обратно. И снова соз­дадите себе горизонт, снова возникнет ум, и снова появится стихия жела­ния.

Помните это: со многими людьми, что находятся здесь, уже случались халы. Но когда случаются халы, тогда вы входите во вкус и, естественно, начинаете хотеть большего. Вы становитесь просто одержимы этим жела­нием. Возникает испепеляющая жажда: как бы добиться того, чтобы иметь это каждый день? И как бы добиться того, чтобы иметь это снова и снова: утром, днем, вечером, ночью, как бы иметь этого побольше?

Я понимаю. Это так прекрасно, это такое благословение, что хочется это иметь. Однако, если вы начнете ждать, желать, вы упустите даже халы. Даже эти вспышки молнии исчезнут, даже этим мгновениям придет конец -ибо они могут случаться лишь тогда, когда нет нафса. Если вы наслаждае­тесь халом и не жаждете его иметь: когда он бывает, вы испытываете бла­годарность, когда же он проходит, вы не жаждете его и не ждете без жела­ния, терпеливо ждете, не требуя, - и он будет приходить все чаще и чаще.

После чего наступает четвертая стадия: халы становятся постоянными. Это называется магамой. Магама означает, что человек достиг. И тогда это будет все время. Тогда это уже не будет чем-то таким, что случается с вами - вы сами будете этим. От нафса к магаме - таково путешествие суфиев.

Причем все путешествие состоит из эксперимента и переживания. Оно эк­зистенциально.

Вы должны будете чуть глубже войти в детали состояния нафса, то есть, чем больше вы будете его узнавать, тем большей будет возможность для тамбаха, для поворота, для покаяния, для пратийяра, для великого скачка и смены направления.

Существуют три состояния нафса, существуют три типа сонных людей в этом мире. Совсем недавно был задан вопрос: «Вы говорите, что человек спит, но неужели все люди спят одинаково?» Нет, это не так. Каждый спит, однако существуют и различия во сне, причем очень важные различия.

Первые называются враждебными. Они спят. Спят в своей ярости, в своем гневе, в своей враждебности, ненависти, в своей жестокости, в своей агрессивности, в своих амбициях. Первый тип сна - это сон враждебности.

Вы можете увидеть таких людей. Враждебный человек очень заметен. Он вечно всем недоволен. Он деструктивен. Ему хочется все разрушить. Враждебные становятся революционерами: Мао, Сталин, Ленин. Они хотят разрушать. Они хотят разрушить все прошлое, они хотят разрушить все общество. И, конечно, когда вы хотите разрушать, вы не можете взять и разрушить одним ударом - вам приходится вселять в умы людей утопию, словно опиум. Все утопии - это опиум. Вам приходится говорить им: «Нам предстоит изменить общество к лучшему, вот почему мы разрушаем» -иначе никто не станет это поддерживать. Вам приходится создавать мечту. И когда вы создадите мечту и люди будут ослеплены этой мечтой, тогда вы сможете разрушать.

Того прекрасного общества никогда не будет, его никогда не было и никогда не будет. Вот почему такой человек, как Будда, никогда не говорит об обществе. Ни одной социальной революции не произойдет. Кто ее станет совершать? Враждебные. Они не на шутку заинтересованы в разрушении. А идея созидания лучшего общества всего лишь стратегия разрушения, раз­рушения без чувства вины.

Враждебный человек - это одна крайность. Гнев его не направлен на что-то одно - он просто всем разгневан. Он разгневан. У него нет объекта гнева - ему кажутся враждебными все и вся. Причем не только люди, но и вещи. Он вам враждебен - вот почему все существование кажется ему вра­ждебным. Его подход в своей основе отрицателен. Сон его весь пронизан гневом.

Одно в нем только хорошо: он горяч. Он не холоден. Он прямо-таки го­рит, кипит. Его легче изменить, чем два остальных типа, потому что он го­ряч. Огонь его живой - направленный не в ту сторону, однако направление может быть изменено. Ему присуща сила. И если направление его будет изменено, если гнев его станет топливом для внутреннего преображения, он легко может стать Буддой.

Не случайно все великие Мастера в Индии произошли из касты воинов - кшатриев. Брамины не дали столько просветленных, поскольку они весь­ма многознающие - с точки зрения логики, философии и прочего. Они хорошие люди, но они не дали много просветленных. Будда был воином, им же был Махавира, им же был Неминатха, им же был Адинатха и т. д., и т. п. Все двадцать четыре тиртханкары вышли из касты воинов. И это не слу­чайно. Враждебный человек подвержен изменению, он очень легко может стать Буддой. Так что враждебный сон - это лучший вид сна.

Вот почему моя работа здесь первым делом направлена на то, чтобы сделать вас горячими с помощью столкновения, с помощью катарсических групп, с помощью Динамической медитации, Кундалини. Главное - это создать в вас больше огня, вытащить вашу враждебность на поверхность, потому что все возможности для изменения возникают отсюда.

Второй тип сна и второй тип людей - это обманщики. Это другая край­ность. Одна крайность - это враждебность, другая крайность - это обман. Это благообразные люди - все время улыбающиеся, все время лживые и фальшивые, все время обманывающие и никогда не бывающие чистыми. Враждебный правдив. Он показывает свое лицо - каким бы оно ни было. Оно безобразно, определенно, безобразно, но он его показывает. У обман­щика тоже безобразное лицо, но у него имеется маска. Вам никогда не уви­деть его настоящего лица.

Политики и священники - это обманщики. Брамины не смогли дать столько просветленных: они обманщики. Они всегда пытаются быть благо­образными. Это трюк, с помощью которого они защищаются. Это очень подавленные люди. Они беспрестанно подавляют всякую враждебность. Враждебность остается, однако уходит в основание, скрывается в бессозна­тельном.

Враждебный человек - простой человек. Вы всегда можете доверять враждебному человеку, помните. Но никогда не доверяйте человеку, кото­рый все время улыбается. Я слышал о людях, которые улыбаются даже во время сна. Они такие обманщики, что улыбка прямо-таки застыла на их гу­бах. Губы парализованы в улыбке. Губы больше ничего не способны де­лать. Улыбка стала овеществленной, затвердевшей. Это не то, что исходит из сердца, это что-то нарисованное.

Именно такой человек донельзя ортодоксален. Первый тип становится революционером, второй - ортодоксом. Он всегда верит в определенное правило, всегда подчиняется обществу. Каким бы ни было общество, он всегда ему подчиняется. Его не волнует, чему он подчиняется - он просто подчиняется. Такие люди, естественно, становятся весьма уважаемыми -они же подчиняются обществу. Они никогда не делают ничего неправиль­ного - они всегда правильны. Эго их ориентировано на правильное. Они обусловлены правильным - это правильные люди. Они всегда делают пра­вильные вещи, они никогда не делают неправильных вещей. Разумеется, они пользуются всяческим уважением и признанием общества. Это ува­жаемые люди.

Второй тип более труден, потому что сон второго типа больше насы­щен сладкими мечтами. Первый тип мучают кошмары. Помните: когда вас мучают кошмары, есть все возможности для пробуждения. Это происходит

всегда. Когда вы действительно погружены в кошмар и когда кошмара ста­новится чересчур много, вы внезапно пробуждаетесь, сон ваш нарушается. Кошмар как таковой автоматически срабатывает против сна. Но когда вы спите и видите сладкий сон, созерцая в нем восхитительные мечты рая и небес, проблем тогда не бывает - и сон может продолжаться дальше. Слад­кое сновидение укрепляет сон - кошмар же направлен против сна.

Поэтому второй тип, тип уважаемого человека - самый нерелигиозный в мире. Он, разумеется, очень холоден. Он не может позволить себе быть горячим. Это те самые люди, которые, если и появляются в этом ашраме, тут же из него убегают.

Есть одна женщина - она пробыла здесь один месяц. Она только и де­лала, что слушала меня и затем убегала. Она продолжает строчить мне письма: «Мне хочется видеть вас, Ошо, но я не в состоянии делать ваши медитации. Они опасны. И я не могу посещать ни одну группу, потому что они тоже опасны. Я могу только слушать вас».

Что это, однако, за любовь? Если ты любишь то, что я говорю, тогда эта любовь естественно приведет тебя к тому, что я велю делать. А если ты из­бегаешь медитаций, если ты избегаешь групп, которые здесь проходят, то­гда что это за любовь?

Когда вы имеете дело со словами, вы знаете, что никакой перемены не произойдет. Вы можете усваивать слова - вы уже стали весьма и весьма ис­кушенными в усвоении слов. И вы свободны по отношению к словам. Вы можете истолковывать их на свой манер. Можете несколько слов отбросить и несколько слов добавить, можете изменить само качество того, о чем я говорю. Но вы не можете изменить медитацию, не можете изменить такой процесс в группе, как столкновение. Вам придется в него входить. И тогда начинаешь бояться.

Эта женщина - обманщица. Она погружена в еще более глубокий сон, чем враждебный человек. Враждебного человека можно изменить, потому что он горяч. Но эта женщина - обманщица. Она холодна, холодна как лед. Когда вода горяча, она очень близка к испарению: еще немного жару - и она станет испаряться. Когда же у вас кубики льда, вам придется сперва их расплавить, и только тогда вы должны будете их нагревать. А это более длительный процесс.

Третий тип, наиболее трудный тип - это зомби. Существуют враждеб­ные, обманщики и зомби. Зомби обитает ровно посредине: он нн враждебен и ни обманщик. Он ровно посредине, он и то, и другое. Он мертв. Он ни го­ряч, ни холоден - он никакой. Он не встал ни на одну сторону - он боится. Он лишь висит посредине. Он не может решить. И поэтому решил быть всего лишь машиной.

Такие люди, зомби, просто мертвы. Это ходячие говорящие трупы. Они механистичны. Их жизнь - лишь проторенная дорога, рутина. Они соблю­дают обряды. Зомби становятся великими святыми и Махатмами; враждеб­ные могут стать революционерами, преступниками, грешниками; обманщи­ки - это весьма уважаемые люди, джентльмены и леди.

Не далее как вчера я читал об одном решении суда в Соединенных Штатах Америки. В каком-то американском штате рассматривалось дело о разводе, и суд постановил, что мужчина, который разводится со своей же­ной, и женщина, которая разводится со своим мужем, не могут называться джентльменом и леди - они являются просто мужчиной и женщиной.

Я был удивлен. И это в XX веке? Да еще в Америке, что за пределами всех остальных земель? Суд постановил, что мужчина, который разводится, не является больше джентльменом, он всего лишь обычный мужчина. Его нельзя называть при обращении джентльменом. А леди, которая разводится - ну что вы, какая же это леди? Это невозможно. По отношению ним не должно проявляться никакого уважения - вот что говорил суд.

Обманщики пользуются всяческим уважением. Это джентльмены и ле­ди. Они становятся священниками, политиками; это влиятельные люди. А зомби становятся святыми и Махатмами. Только они способны на это, толь­ко они способны себе это позволить. Настолько они мертвы. Они сидят как мертвые изваяния.

Говорят, что однажды к Ринзаю, великому Мастеру дзен, пришел ищу­щий и сказал: «Я уже побывал в других монастырях, я многому научился. И вот теперь пришел к вам, величайшему Мастеру эпохи».

Ринзай посмотрел на этого человека. Должно быть, он увидел, что тот смахивает на зомби. «Чему же ты научился? - просил Ринзай. - Покажи-ка мне.»

То был редкий вопрос. Он бывал у других Мастеров, у других учителей, в других монастырях - и там никогда не спрашивали: «Покажи-ка мне». Да, там задавали вопросы, и тот превосходно на них отвечал, потому что был весьма многознающим. Он был профессиональным ищущим с тридцати­летним стажем и потому знал все профессиональные секреты - но «покажи-ка мне». Как вы покажете вашу философию?

Он ничего не мог придумать и потому просто закрыл глаза и принял асану Будды, совсем как статуя. А Ринзай засмеялся, больно ударил его по голове и сказал: «Дурак! Убирайся отсюда! У нас и без тебя достаточно Будд. Ты что, не видишь их в храме?» Ринзай жил в храме, известном под названием «храм десяти тысяч Будд». Там было десять тысяч статуй. «Смотри, - сказал он, - у нас десять тысяч таких же дураков, как ты. Мра­морных изваяний. И нам не нужно больше. Убирайся! И не вздумай появ­ляться здесь опять!»

Зомби могут стать великими Махатмами, оттого что они так мертвы. Жизнь в них иссякла. Дело не в том, что они перестали желать - нет, они стали безжизненными. А когда нет жизни, тогда нет и желания - впрочем, не в этом дело. Настоящий мудрец - это тот, кто не имеет желаний, остава­ясь абсолютно живым. А лжесвятой - тот, кто убил в себе жизнь, так как это самый простой способ убить в себе желания. Но он мертв.

Таковы три типа сонных людей, и таковы три типа иафса. Вы должны понаблюдать сами за собой: какой тип нафса у вас. Если вы враждебны,

ваше счастье: с этим все проще. Если вы обманщик - ваше счастье: здесь посложнее, однако шанс все же есть. А если вы зомби - все равно это ваше счастье: вы же поняли, что вы зомби - и какой-то шанс имеется!

А теперь перейдем этому прекрасному диалогу.

Этот взаимный обмен между суфийским мистиком Симабом и чело­веком благородного происхождения по имени Мулакаб дошел до нас в уст­ной передаче как один из диалогов, часто устраиваемых странствующими дервишами.

Мулакаб: «Расскажи мне что-нибудь из своей философии так, чтобы я смог понять».

Вопрос этот, вроде бы, вполне уместен: «Расскажи мне что-нибудь из своей философии так, чтобы я смог понять» - как будто можно понять с помощью рассказа о чем-то.

Мы слишком верим в слова - как будто слова сами по себе являются истиной, как будто буква есть дух. Это не так, а между тем, вы воспитаны на словах. Все, что мы знаем - это слова. Поэтому немудрено, что ищущий приходит к Мастеру, мистику Симабу, и просит: «Расскажи мне что-нибудь из своей философии».

Однако в суфизме нет философии. Суфизм не может быть высказан. Он может быть прожит, может быть пережит, но не может быть высказан. И не в том дело, что суфии не пытались его высказать - они пытались его выска­зать, но он все равно ускользает. Это то, что продолжаю делать я. Я про­должаю это говорить, но это выскальзывает. Ни одно слово никогда и ни­как не выражает истину - все слова лгут. Суфии совершенно согласны с Лао-цзы, когда тот говорит: «Дао, которое может быть высказано - это уже не дао. Истина, которая может быть высказана, становится ложью».

И вам ничего не остается, как пережить это самому. Впрочем, человек склонен к подражанию, так глубоко склонен к подражанию, что подражает словам других людей, их философиям, их верованиям.

Я слышал...

Двое мужчин и юная леди, едущие в спальном вагоне по направлению к Калифорнии, решили, что им неплохо было бы познакомиться.

- Меня зовут Павел, но я не апостол, - сказал первый мужчина.

- Меня зовут Петр, но я не святой, - подхватил второй. А девушка тихо проговорила:

- Меня зовут Мария, но, черт возьми, я не знаю, что мне сказать.

Вот как бывает. Мы просто смотрим на то, что происходит, что делают другие, и делаем то же самое. Мы подражаем.

Во сне человек остается обезьяной, и поскольку он спит, постольку ему как нельзя лучше соответствуют слова Дарвина о том, что человек произо­шел от обезьяны. А иначе как вы объясните столько обезьянничанья, под­ражания?

Новый священник стоял у церковных дверей, приветствуя прихожан, выходивших из церкви после окончания службы. Люди наперебой расточа­ли похвалы пастору, проводившему службу, за исключением одного парня, промолвившего: «Изрядная скука эта служба, преподобный».

Спустя минуту или две тот же человек опять появился и сказал: «Из­рядная скука эта служба, преподобный».

Человек этот опять появился, говоря теперь уже приглушенным голо­сом: «Вы же совсем ничего не сказали, преподобный».

Улучив минуту, священник указал на этого негодяя одному из дьяконов и спросил о нем.

«О, не обращайте внимания на этого парня, - ответил дьякон. - Это убогий, который ходит здесь и повторяет все, что говорят другие.

Вы только понаблюдайте за своим умом. Что у вас там? Что-нибудь оригинальное? Что-нибудь подлинно ваше? Или вы просто все время по­вторяете то, что говорят другие? Отбросьте же это повторение, и тогда рас­пахнутся двери в переживание. Философия не поможет - поможет лишь проникновение в свое собственное бытие.

У пожилой дамы был попугай, который употреблял обидные слова. Всякий раз, когда дама входила в комнату, он говорил: «Как же мне хочет­ся, чтоб она умерла. Как же мне хочется, чтоб она умерла».

Дама рассказала о нем своему пастору, и тот предложил: «У меня тоже есть попугай, но он никогда не грубит. Принесите своего попугая и оставьте его на несколько недель - может быть, он переймет у моего хорошие мане­ры».

Она так и сделала. Возвращаясь за ним через какое-то время, она от­крыла дверь и вошла. Ее попугай увидел ее и сказал: «Как же мне хочется, чтоб она умерла». Затем вступил в разговор попугай священника: «Да будет так, Господи, исполни ее просьбу».

Любой попугай не так похож на попугая, как человек. В человеке есть больше от попугая, чем от так называемых попугаев. И если попугаи повто­ряют и подражают, их можно простить, извинить, но человека простить не­возможно. Никогда не прощайте себе подражания, иначе вы так и остане­тесь подражателями. Перестаньте прощать себе подражание. Пусть подражание будет вашим первородным грехом. Когда я говорю «первород­ный грех», я имею в виду это.

Слово «грех» очень красиво. Оно означает «отделение». Если вы склонны к подражанию, вы так и останетесь отделенными от своей настоящей самости; если вы склонны к подражанию, вы так и останетесь отделен­ными от Бога - ибо только ваша исконная самость может встретиться с Бо­гом. Тогда как эта ложь, эта псевдомаска напрочь лишена способности встретиться с Богом. Ложное не может встретиться с настоящим - с на­стоящим может встретиться только настоящее.

Мулакаб: «Расскажи мне что-нибудь из своей философии так, чтобы я смог понять».

«Ты не сможешь понять до тех пор, пока сам не переживешь», - от-ветил мистик.

Понимание есть побочный продукт переживания, тень переживания, последствие переживания. Оно не является предварительным условием. Вам не нужно понять, чтобы пережить - верно прямо противоположное. Вам нужно пережить для того, чтобы понять. Вы не сможете понять до тех пор, пока не переживете. И Бог не гипотеза, Бог не рассуждение. Бог не то, что мы о нем думаем - Бог есть, думаем мы о нем или нет. Мы можем продолжать отрицать Бога, однако это не имеет никакого значения: Бог все равно есть. Бог экзистенциален. Веруете вы или не веруете - это никак не влияет на реальность. Ваша вера или ваше неверие не изменят того, что есть. Поэтому какой смысл в вере, неверии? Отбросьте их и попытайтесь увидеть то, что есть. Когда вы вглядитесь, тогда и возникнет понимание.

Мулакаб: «Мне не нужно понимать пирог для того, чтобы опреде­лить, плох ли он».

Весьма логично. В жизни вам нет надобности много переживать - у вас все равно такое чувство, что вы знаете. Эта логика, однако, не может быть распространена на Бога.

В жизни вы живете среди слепых людей, действия которых исходят из верования. И если вы будете следовать их верованию, жизнь у вас будет комфортной. Верование ваше поможет вам оставаться в удобстве и ком­форте. Но когда вы имеете дело с Богом, вы не ищете комфорта, надежно­сти и безопасности: когда вы имеете дело с Богом, вы жаждете истины.

Совсем недавно я читал об одном американском колледже. Ему неожи­данно досталось огромное денежное пожертвование, огромный вклад, и было решено сделать из него университет. А потому сочли нужным помес­тить над дверью лозунг, решив, что лозунг этот должен быть на санскрите, а не на латинском, не на греческом, и что он должен гласить что-то вроде этого: «Истина раскрывается как цветок».

И поэтому стали искать в Америке самого лучшего ученого-санскритолога и нашли профессора, который был всемирно признанным авторитетом в санскритологии. Ему сказали: «Мы хотим повесить над две­рью университета именно такой лозунг: 'Истина раскрывается как цветок'.

Пожалуйста, переведите его на санскрит. Мы хотим, чтобы он был написан на санскрите».

Однако профессор отказался. Он сказал: «Это нельзя перевести на сан­скрит, потому что восточный ум говорит, что истина не раскрывается - ис­тина просто есть. Она не растет. Она не раскрывается. Это вы раскрываете ее, вы растете по направлению к ней, но сама истина никогда не растет. Это вы подходите близко или отдаляетесь - истина, между тем, остается той же самой. Рост происходит с вами - не с истиной. Так что истина не раскрыва­ется. Истина не цветок - потому что цветок какое-то время бывает в семе­ни, какое-то время в стебле и какое-то время в бутоне. И только потом он расцветает. У него длинная история. Тогда как истина просто есть, она не эволюция. Она просто здесь. У нее нет прошлого, нет настоящего, нет бу­дущего. Она всегда одна и та же».

Я согласен с этим ученым-санскритологом. Он был прав. Дело не в том, что это нельзя перевести на санскрит - это можно перевести на язык санск­рит - однако это не будет духом Востока. И перевод будет ложным. Он не покажет правильного понимания истины.

Если вы веруете или не веруете, вы остаетесь отдаленными. Между ис­тиной и вами что-то есть, а именно: ваша вера или ваше неверие. Но если вы хотите познать истину, между вами и истиной не должно быть ничего, вы должны будете устранить все содержимое - содержимое ума. И просто видеть. Ваши глаза должны быть полностью открыты.

Симаб: «Если ты смотришь на хорошую рыбу и думаешь, что это плохой пирог, ты ни в чем не нуждаешься так, как в меньшем понима­нии...»

Потому что ваше понимание неверно, в нем все поставлено с ног на го­лову. Перед вами рыба, а вы думаете, что это плохой пирог. Ваше знание вам не поможет. Лучше бы у вас было меньше знания. Никакое знание не может быть совершенным, иначе вас ничто не уводило бы от истины. Лю­бое знание уводит. Когда вы знаете, знание вмешивается, а человек должен быть невинным. Только невинный знает - ибо те, кто считают себя знаю­щими, уже испорчены знанием.

«...ты ни в чем не нуждаешься так, как в меньшем понимании и луч­шем понимании этого».

Слово «понимание» употребляется здесь в двух значениях: одно - в от­ношении знания, другое - в отношении медитации; одно относится к ин­теллекту, другое - к интеллигентности.

Английское слово «медитация» происходит от санскритского корня «медха». «Медха» означает интеллигентность. По сути дела, ее вернее было бы назвать медхатацией, а не медитацией - потому что слово «медитация» в западном уме приобрело неверное дополнительное значение. Создается такое впечатление, что если вы думаете над чем-то, вы над этим медити­руете. Нет, исконный смысл этого слова будет выражен медиацией. Медха означает интеллигентность - не думать о чем-то, а просто быть интелли­гентным, бдительным, сознающим, чистым, невинным.

Когда у вас нет никакого знания, вы знаете; когда же у вас есть знание, глаза ваши заслонены, и вы не можете знать.

«Если ты смотришь на хорошую рыбу и думаешь, что это плохой пи­рог, ты ни в чем не нуждаешься так, как в меньшем понимании и лучшем понимании этого».

На этот раз ищущий хочет узнать больше о суфийской философии, а мистик говорит: «Если ты действительно хочешь больше понимать в су­фийской философии, будет хорошо, если ты о ней вообще ничего не бу­дешь знать. Достигни того состояния ума, которое мы называем незнанием.

Мулакаб: «Почему бы тебе, в таком случае, не отказаться от книг и лекций, если без переживания не обойтись?»

Вот как движется логический ум: или-или. Логический ум всегда делит на или-или. Ему неведомо, как связать полярные противоположности. Не­ведомо, как использовать слова «и», «оба».

Сначала Мулакаб захотел узнать о философии Симаба, суфийской фи­лософии, затем после его слов, что здесь нет философии, а есть только пе­реживание, Мулакаб впадает в другую крайность: если не одно, значит, другое. И он говорит: «Почему бы тебе, в таком случае, не отказаться от книг и лекций, если без переживания не обойтись?»

Многие приходят ко мне и тоже недоумевают. «Вы все говорите, что это не может быть высказано - почему же вы, в таком случае, продолжаете говорить? Ведь вы снова и снова продолжаете повторять теории, филосо­фии и системы, от которых нет пользы, которые служат препятствиями, и, несмотря на это, продолжаете с нами разговоры? Почему вы тогда вообще говорите?»

Таков логический ум: либо говори при условии, что истина может быть понята с помощью слов, либо не говори вообще. Однако и тот, и другой подход абсурдны.

Мастер должен говорить так, чтобы заставить вас осознать, что от го­ворения толку не будет. Мастер должен так использовать слова, чтобы вы не попадали в ловушку слов. Мастер должен объяснить вам многие вещи и в то же время сохранять вашу бдительность, для того чтобы вы не попада­лись на удочку объяснения. Мастер должен использовать ум, чтобы устано­вить с вами связь, потому что вы существуете только в уме, и другого спо­соба установить с вами связь не существует. И при всем при том он должен сохранять вашу бдительность, снова и снова напоминать вам, что это не все, что это только начало, что это даже не является настоящим. Что на-

стоящее только должно прийти. Он должен сохранять вашу бдительность, чтобы вы могли двигаться - двигаться от слов к бессловесности, от теорий к истине, от философий к переживанию.

И наступает мгновение, когда Мастер может замолчать, однако это бы­вает возможно лишь в том случае, когда ученик уже связан с Мастером со­вершенно иным способом - связан сердцем.

Даже когда Будда был жив и вокруг него толпились тысячи учеников, то, когда он однажды замолчал, только один единственный ученик, Маха-кашьяпа, понял это - единственный из тех тысяч учеников.

Говорят, что Мастер дзен Хюен Шах приготовился уже было начать проповедь, когда вдруг неподалеку запела птица. Он не проронил ни слова, указал на ту птицу и ушел. Позже он сказал, что не смог превзойти ту птицу и потому продолжал молчать. Птица ведь говорила ту же самую истину, ко­торую собирался говорить он, причем несравненно лучше. Я, правда, не знаю, что произошло с учениками: понял ли это кто-нибудь, получил ли кто-нибудь это послание.

Один только Махакашьяпа улыбнулся, когда Будда хранил молчание, глядя на цветок лотоса, что был у него в руке. Все сгорали от нетерпения в ожидании его слов, а он все не говорил и не говорил. Когда Махакашьяпа засмеялся, Будда позвал его, дал ему цветок лотоса и сказал другие учени­кам: «То, что можно было сказать словами, я вам уже сказал, а то, что не может быть сказано словами, я отдаю Махакашьяпе».

Да, существует что-то за пределами слов, однако к запредельному вы должны быть подготовлены с помощью слов.

И все же имеет место эта логическая ошибка. Логический ум верит, что либо все возможно с помощью слов, либо ничего не возможно с помощью слов.

Один из учеников св. Йехудия дал обет молчания и за три года не про­ронил ни единого слова, сохраняя слова из Торы и молитвы. Йехудий по­слал за ним и сказал: «Молодой человек, как же так: я не слышу от вас ни одного слова истины?»

Йехудий был один из хасидских Мастеров.

Когда же молодой человек начал оправдываться, говоря о тщете речей, Йехудий произнес в ответ: «Тот, кто только учится и молится, умерщвляет слово своей собственной души. Все, что ты можешь сказать, может быть тщетой или истиной».

Послушайте это снова.

Йехудий произнес: «Все, что ты можешь сказать, может быть тщетой или истиной. Приходи ко мне после вечерней молитвы, и я научу тебя гово­рить. Настоящие слова не тщетны, тщетные же слова не настоящи».

Да, слова тоже обладают реальностью. Это не высшая реальность, она только указывает. Она похожа на жест. Когда я указываю на луну, палец мой не является луной. Не делайте здесь ошибки. И не цепляйтесь за мой палец - ведь это не луна. Но не впадайте и в другую крайность: если палец - это не луна, то как вы тогда можете указать на луну пальцем? Это опять-таки абсурд. Вы либо цепляетесь за палец, так как говорите: «Вы и есть указывающий палец», или говорите: «Тогда и не указывайте, ведь палец -это не луна».

А между тем, на луну может указать только палец, но палец - это не лу­на. Слова могут стать указательными, это жесты.

Мулакаб: «Почему бы тебе, в таком случае, не отказаться от книг и лекций, если без переживания не обойтись?»

Симаб: «Потому что внешнее есть проводник внутреннего. Книги по­знакомят тебя с некоторыми сторонами внутреннего, то же самое сде­лают лекции. Без них ты не сможешь двигаться вперед».

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: