Личность. Характер. Темперамент

Определения для Олпорта – не то, с чем можно обращаться легко. Прежде, чем прийти к собственному определению личности, он собрал и обсудил около полусотни вариантов, предложенных различными авторитетами в этой области (1937). Он классифицировал их в зависимости от того, соотносятся они с: (1) этимологией или ранней историей термина; (2) теологическим значением; (3) философским значением; (4) юридическим значением; (5) социологическим значением; (6) внешним проявлением; (7) психологическим значением. После детального обзора и критики, Олпорт попытался собрать лучшие элементы определений, избегая общих недостатков. Во-первых, он предположил, что можно кратко определить личность как "то, чем в реальности является человек". Однако, соглашаясь, что это определение слишком кратко, чтобы быть полезным, он пришел к более известному:

"Личность есть динамическая организация тех психофизических систем в индивиде, которые детерминируют его уникальное приспособление к среде" (1937, с. 48).

Определенные аспекты этого определения заслуживают специального обсуждения. Сочетание "динамическая организация" подчеркивает то, что личность постоянно изменяется и развивается, хотя в то же время есть организация или система, связывающая воедино и соотносящая различные компоненты личности. Термин "психофизическая" напоминает читателю, что личность – "ни нечто исключительно ментальное, ни исключительно нервное". Организация предполагает действие как тела, так и психики, неразрывно связанных в единстве личности (1937, с. 48). Слово "детерминируют" проясняет, что личность включает детерминирующие тенденции, играющие активную роль в индивидуальном поведении. "Личность есть нечто и делает нечто... Она есть то, что лежит за специфическими актами и внутри индивида" (1937, с. 48).

Сказанное проясняет, что для Олпорта личность не есть просто конструкт наблюдателя, как и не является чем-то, появляющимся лишь тогда, когда есть другой человек, на нее реагирующий. Напротив, личность обладает реальным существованием, включая нервные или физиологические сопутствующие условия. Тщательность, с которой Олпорт создал свое определение личности, отражается в частоте, с которой к нему обращаются другие теоретики и исследователи.

Хотя термины "личность" и "характер" часто используются как взаимозаменяемые, Олпорт показывает, что традиционно слово "характер" предполагает некоторую систему условного обозначения поведения, в терминах которой оцениваются индивиды и их акты. Так, при описании характера индивида часто используются слова "хороший" и "плохой". Олпорт полагает, что характер-понятие этическое и говорит: "Мы предпочитаем определять характер как личность в оценке, а личность – как характер вне оценки" (1961, с. 32).

Темперамент и личность также часто смешиваются. Однако есть ясное основание для различения их в обычном употреблении. Темперамент, как правило, соотносится с диспозициями, тесно связанными с биологическими или физиологическими детерминантами и, соответственно, мало меняется с развитием. Здесь роль наследственности, естественно, больше, чем в отношении некоторых других аспектов личности.

Темперамент, наряду с умственными способностями и конституцией, тот сырой материал, из которого выстраивается личность.

Теперь, когда мы сделали эти важные различения, возможно обсудить те понятия, которые в большей степени уникальны именно как входящие в теорию Олпорта.

Черта (трайт)

В изложении 1937 года Олпорт различил индивидуальные и общие черты, но подвел их под единое определение. Это привело к некоторой неясности и двусмысленности, ив 1961 году Олпорт внес некоторые терминологические изменения и по отдельности определил то, что раньше называл индивидуальными и общими чертами. Термин "черта" сохранился за общими чертами, при этом место "индивидуальной черты" занял новый термин – "личная диспозиция". Олпорт также относится к личным диспозициям как к морфогенным. чертам. Черта определяется как

"нейропсихическая структура, обладающая способностью делать многие стимулы функционально эквивалентными, а также инициировать и управлять эквивалентными (согласованными по смыслу) формами адаптивного и экспрессивного поведения" (1961, с. 373).

Личная диспозиция или морфогенная черта определяется как

"генерализованная нейрофизическая структура (принадлежащая индивиду), обладающая способностью делать многие стимулы функционально эквивалентными, а также инициировать и управлять согласованными (эквивалентными) формами адаптивного и стилистического поведения" (1961, с. 373).

Как видим, единственное реальное различие между этими двумя определениями заключается в том, что черты, в отличие от личных диспозиций, не определяются как принадлежащие индивиду. Тем не менее черта так же внутри индивида, как и диспозиция. То и другое – нейропсихические структуры, обладающие способностью делать многие стимулы функционально эквивалентными и руководящие согласованными формами поведения.

Возможен вопрос, зачем нужны два определения. Ответ – в том, как они применяются в эмпирических исследованиях. Используя понятие об общих чертах, можно осуществить то, что Олпорт называет сравнительным изучением одной и той же черты, выраженной у различных индивидов или групп индивидов. Используя понятие о личностных диспозициях, можно изучать человека и определить то, что Олпорт называет "уникально структурированной индивидуальностью" человека. Один подход совпадает с традицией психометрически ориентированной дифференциальной психологии, другой – с традицией клинической психологии. Оба подхода использовались в собственных исследованиях Олпорта и в исследованиях его учеников.

Хотя черты и личные диспозиции реально существуют в человеке, они непосредственно не наблюдаемы и должны быть выведены из поведения. Олпорт пишет:

"Специфический акт – всегда продукт многих детерминант, не только продолжительных установок, но и кратковременных напряжений в человеке и ситуации. Лишь повторение актов, имеющих то же значение (эквивалентность реакций), следующих на определенный ряд стимулов, имеющих то же личное значение (эквивалентность стимулов), делает необходимым заключение о чертах и личных диспозициях. Эти тенденции не всегда активны, но продолжают существовать и будучи латентными и обладают сравнительно низким порогом возбуждения" (1961, с. 374).

Необходимо не только указать, к чему относятся черты и диспозиции, но и отличить их от родственных понятий. Навыки также являются детерминирующими тенденциями, но черты и диспозиции носят более обобщенный характер как в плане соответствующих им ситуаций, так и в плане реакций, к которым они ведут. Фактическая черта в определенной мере представляет результат комбинирования и интеграции двух или более навыков. Труднее провести различие между чертой или диспозицией и установкой или аттитюдом. Установка также есть предиспозиция, предрасположенность; он также может быть уникальным; он может инициировать поведение и управлять им; он – продукт генетического фактора и научения. Тем не менее, между понятиями остается определенное различие. Во-первых, установка привязана к определенному объекту или классу объектов; черта и диспозиция – нет. Таким образом, обобщенность черты всегда выше, чем установки. По сути, с возрастанием числа объектов, с которыми соотносится установка, она все более напоминает черту. Установка может варьировать по обобщенности от очень специфического до относительно обобщенного, тогда как черта и диспозиция всегда обобщены. Во-вторых, установка всегда предполагает оценку (принятие или отвержение) объекта, тогда как черта – нет. Подводя итог, Олпорт пишет:

"Оба понятия – установка и черта – в психологии необходимы. Между собой они покрывают главные типы диспозиций, с которыми имеет дело психология личности. Следует указать, однако, что, поскольку понятие "установка" связано с ориентацией людей относительно определенных аспектов среды (включая людей, культуру, общество), оно предпочтительно для социальной психологии. В психологии же личности нас интересует структура человека, и потому предпочтительным оказывается понятие "черта"" (1961, с. 348).

Наконец, Олпорт различает черты (или личные диспозиции) и типы – по тому, насколько те и другие привязаны к индивиду. О человеке можно сказать, что он обладает чертой – но не типом. Типы – это идеальные конструкты наблюдателя, и индивид может быть к ним отнесен – но лишь с потерей своей отличительной самобытности. Личная диспозиция может репрезентировать уникальность человека, тогда как тип должен ее сокрыть. Таким образом, по Олпорту, типы представляют искусственные различения, не слишком напоминающие реальность, тогда как черты – истинные отражения того, что действительно существует. Однако Олпорт признает, что постулирование типов может стимулировать исследования, хотя их итог – выделение сложных черт.

Кардинальные, центральные и вторичные диспозиции. Как мы уже указывали, личные диспозиции представляют генерализованные предрасположенности к поведению. Остается вопрос, все ли диспозиции обладают примерно одним уровнем обобщенности, а если нет, как различить различные уровни. Олпорт предлагает различать кардинальные, центральные и вторичные личностные диспозиции. Кардинальная диспозиция настолько обща, что с ее влиянием, кажется, можно соотнести почти любой акт обладающего ею человека. Эта разновидность диспозиции сравнительно необычна, и увидеть ее можно не у многих. Более типичны центральные диспозиции, представляющие высоко характерные для индивида тенденции, они часто "играют" и их очень просто выявить. Олпорт полагает, что число центральных диспозиций, на основе которых можно точно распознать личность, удивительно невелико – от пяти до десяти. Вторичная диспозиция более ограничена в проявлении, менее критична для описания личности, более фокализована в плане реакций, к которым она ведет, как и в отношении соответствующих стимулов.

Олпорт обсуждает и другие важные вопросы относительно черт и диспозиций. Сводится их роль только к управлению поведением или же они участвуют также в инициировании поведения или его побуждении? Простого ответа на этот вопрос нет. Некоторые черты очевидно обладают большей побудительной силой, играют более важную роль в мотивации, чем другие. Таким образом, между чертами существуют различия в плане степени управляющего влияния на индивида. Далее, мы можем построить рассуждение о том, что всегда есть предшествующая стимуляция, связанная с активацией черты, например, действию черты всегда должен предшествовать внешний стимул или внутреннее состояние. Ясно, однако, что большинство черт – не бледное отражение внешних стимулов. Фактически, индивид активно ищет стимулы, которые сделают действие черт соответствующим ситуации. Человек с выраженной диспозицией к социабельности не ждет удобной ситуации для того, чтобы проявить эту черту; он создает ситуации, в которых может взаимодействовать с людьми.

Дальнейшее рассмотрение касается независимости черт (предрасположенностей, диспозиций). В какой мере они существуют как системы поведения, действующие безотносительно к другим системам? Всегда ли действие отдельной черты обусловлено другими чертами и их состояниями и связано с ними? Олпорт утверждает, что черту можно определить не по ее ригидной независимости, а по ее фокальному качеству. Ее тенденция – иметь центр, вокруг которого осуществляется ее влияние, но поведение, к которому она ведет, явным образом определяется одновременным влиянием и других черт. Нет жесткой границы, отделяющей одну черту от другой. Переплетение различных черт отчасти ответственно и за то, что невозможно разработать исчерпывающие методы классификации черт.

Ясно, что заключения, которые делаются при определении черты, предполагают согласованность. По определению, диспозиция распознается только благодаря свойству определенной упорядоченности или согласованности способов поведения индивида. Олпорт сразу же указывает, что его теория черт не предполагает необходимости полной согласованности. Очевидный факт, что одновременно активно множество перекрывающих друг друга черт, предполагает, что достаточно часто от поведения организма следует ждать видимой несогласованности. Далее, тот факт, что диспозиции уникальны и индивидуально организованы, предполагает, что они могут включать элементы, которые кажутся несогласованными с нормативной или внешней точки зрения. Таким образом, мы можем наблюдать явное рассогласование в поведении, которое в действительности отражает уникально организованное внутреннее согласование. Олпортова теория предполагает не столько возможность наблюдения точного соответствия или согласованности поведения, сколько наличие тонкой конгруэнтности, объединяющей – так, что это часто трудно отследить – различные поведенческие проявления индивида. Не предполагается, что каждая (или какая бы то ни было) личность совершенно интегрирована. В любой жизни может существовать диссоциация или вытеснение. Но согласованность обычно выше, чем позволяют обнаружить обычные методы психологического исследования.

Интересным и полезным следствием интереса Олпорта к чертам явилось его тщательная категоризация примерно восемнадцати тысяч терминов, взятых из полного словаря. В сотрудничестве с Одбертом (Odbert, 1936) эти термины были классифицированы в первую очередь в зависимости от того, репрезентируют ли они аутентичные черты личности, активность (временные состояния) или являются оценочными терминами.

Намерения

Более важен, чем поиски прошлого или истории организма, простой вопрос о том, что индивид намеревается или стремится сделать в будущем. Надежды, желания, амбиции, притязания, планы человека – все это представлено под общим названием "интенций", "намерений", и в этом проявляется одно из наиболее характерных различий между Олпортом и большинством современных теоретиков личности. Одно из вызывающих споры утверждений этой теории заключается в том, что то, что индивид старается сделать (при этом считается, что человек может об этом рассказать) – наиболее важный ключ к пониманию того, как человек ведет себя в настоящем. В то время как другие теоретики обращаются к прошлому, как к тому ключу, который позволит разгадать тайну поведения в настоящем, Олпорт обращается к тому, что человек намерен делать в будущем. В этом плане очевидно сильное сходство с позициями Альфреда Адлера и Карла Юнга, хотя нет оснований полагать прямое влияние со стороны последних.

Проприум (собственное)

Хотя Олпорта называли эго-психологом и даже "Я-психологом", эта характеристика верна лишь отчасти. В 1943 году ("The ego in contemporary psychology") и вновь в 1955 ("Becoming: basic considerations for a psychology of personality") – он осуществил обзор основных значений понятий "эго" и "Я" (self) в современной психологии. В первом из своих основных текстов (1937) он в основном избегал проблем, связанных с этими понятиями; но в конце концов пришел к принципиальному вопросу и задал его прямо: "Необходимо ли понятие "Я"? Его ответ сдержан. Стремясь избежать смешения и коннотации этих терминов, он предлагает все описанные функции эго и Я называть собственными функциями личности. Все они (включая телесное чувство, самобытность, самоуважение, самопротяженность, ощущение себя собой, рациональное мышление, образ себя, свои стремления, когнитивный стиль, функцию познания) – реальные и жизненные части личности. У них есть общее – феноменальное "тепло" и "чувство значимости". Можно сказать, что вместе они охватывают "собственное" (проприум). Именно в этом регионе личности мы обнаруживаем корни той согласованности, которой отмечены установки, намерения и оценки. Собственное не врожденно, но развивается во времени.

Олпорт выделяет семь аспектов в развитии проприума или ощущения себя (1961, гл. 6). На протяжении первых трех лет проявляются три аспекта: чувство себя телесного, чувство непрерывной самотождественности и самоуважение или гордость. В возрасте от четырех до шести лет появляются еще два аспекта: самопротяженность и образ себя. Между шестью и двенадцатью годами у ребенка развивается самоосознование настолько, что он может справиться с проблемами на основе рационального мышления. В отрочестве появляются намерения, долговременные планы и отдаленные цели. Они называются собственными стремлениями. Эти семь сторон Я образуют проприум.

Таким образом, подходя к загадке Я, Олпорт надеется избежать спорной позиции многих теоретиков, для которых Я или эго подобны гомункулусу, "человеку в груди", который все организует, тянет за ниточки и управляет системой личности. Он признает важность всех психологических функций, приписываемых Я или эго, но всеми силами хочет избежать того типа теории, в котором появляются "доверенный слуга" или "провокатор". Для него "Я сам" или "эго" как понятия могут использоваться для указания на собственные функции в рамках всей личностной сферы как определения перед другими словами (само- и эго-) (многие функции не собственные, а просто "оппортунистические"), – но полагает, что эти термины нет нужды использовать как самостоятельные существительные. Нет эго и Я, действующих как сущности, отличные от остальной личности.

Функциональная автономия

Подходя к сложным и противоречивым проблемам человеческой мотивации, Олпорт определяет то, что считает требованиями для адекватной теории. Во-первых, такая теория должна признавать одновременность мотивов человека. То, что побуждает нас думать или действовать, побуждает нас сейчас. Во-вторых, это должна быть плюралистическая теория, допускающая, что есть мотивы многих типов. Олпорт – определенно не редукционист, старающийся свести все мотивы к нескольким органическим влечениям. В-третьих, она наделяет динамической силой когнитивные процессы – планирование и намерения. Наконец, теория должна принимать во внимание конкретную уникальность мотивов индивида (1961, гл. 10).

Такая теория, полагает Олпорт, стоит за понятием функциональной автономии. Это – наиболее известное и противоречивое из понятий, предложенных Олпортом. Во многих отношениях оно – центральное для системы, поскольку ряд отличительных черт его теории естественно связаны с ним. Принцип утверждает просто, что данная активность или форма поведения может сама стать итогом или целью, несмотря на то, что изначально "обслуживала" нечто иное. Любое поведение, простое или сложное, несмотря на то, что изначально возникло в связи с органическим или сегментальным напряжением, может быть способно к независимому существованию в отсутствие какого бы то ни было биологического подкрепления. Формулировка выглядит следующим образом:

"Принцип функциональной автономии рассматривает зрелые мотивы как разнообразные самоподдерживающие одновременно существующие системы, вырастающие из предшествующих систем, но функционально от них независимые" (1961, с. 227).

Читателю следует внимательно отнестись к отличию принципа функциональной автономии от привычной идеи о том, что данное поведение может продолжаться в связи с мотивом, отличным от того, который побуждал поведение изначально; например, охотник изначально охотится, чтобы есть, но затем, когда пищи достаточно, он охотится, чтобы выразить врожденную агрессию. Такая формулировка возвращает поведение к более примитивному предшествующему мотиву, а этого-то Олпорт и хочет избежать. Функциональная автономия означает, что охотник продолжит охотиться даже в отсутствие какой бы то ни было инструментальной значимости, то есть даже если этот акт не будет обслуживать агрессию или какую бы то ни было базовую потребность. Охотнику просто может "нравиться" охотиться.

Представляя свою точку зрения, Олпорт (1937, 1961) указывает, что она вторит некоторым более ранним положениям, например, известному положению Вудвортса (Woodworth, 1918) о том, что механизмы могут трансформироваться во влечения, утверждению Штерна (Stern, 1935), что феномотивы могут стать геномотивами, и мысли Толмена (Tolman, 1935) о том, что "объекты-средства" могут "утверждаться в собственных правах". Можно предположить, что такие понятия, как "манипуляционное влечение" (Harlow, 1950) и "частичная необратимость" (Solomon & Wynne, 1954) соотносятся с феноменами, очень схожими с теми, что привели к понятию функциональной автономии.

При обсуждении этого понятия Олпорт указывает на разнообразные наблюдения, указывающие на тенденцию организма сохранять определенную реакцию даже несмотря на то, что более не существует оригинальная причина, ее вызвавшая. Он указывает на циркулярность детского поведения и невротического поведения взрослых, эффект Зейгарник (установившей, что незаконченные задачи запоминаются лучше, чем завершенные), часто наблюдаемую темпоральную регуляцию или ритмы в поведении как животных, так и людей, мотивирующую силу приобретенных интересов и ценностей, не коренящихся в фундаментальных мотивах. Есть и данные, почерпнутые в сравнительной психологии. Исследование (1929) показало, что, когда в уши крыс помещался коллодий, они непрестанно скреблись, пытаясь сдвинуть инородную субстанцию. Далее, когда коллодий был извлечен, крысы и много времени спустя, когда не было никакого раздражения кожи, продолжали скрестись, не снижая интенсивности. Таким образом, скребки (чесание), возникнув как попытка справиться с физической ситуацией, после достаточного числа повторений стали интегральной частью поведения организма, не выполняя при этом более биологические функции. Некоторые важные исследования, осуществленные Селье (Selye, 1952) и его сотрудниками, также подтверждают, что некоторые адаптивные реакции могут сохраняться как самостоятельные, даже если это наносит ущерб организму. Сходные исследования Андерсона(Anderson, 1941а, 1941b, 1941с, 1941d), посвящены тому, что он назвал "экстернализацией влечения". В этих исследованиях крыс учили на высокой скорости перемещаться по движущимся дорожкам под влиянием сильного влечения голода, в конце дорожки они получали пищевое подкрепление. После большого числа подкрепленных проб у крыс наблюдалось обычное угасание реакции, когда их ставили в ту же ситуацию при слабом влечении или в состоянии пресыщения; то есть даже не будучи голодными они продолжали путешествовать по дорожкам с той же скоростью. Таким образом, мы вновь видим, что организм совершает акт по ясным биологическим причинам, и даже когда этих причин больше нет, поведение продолжается без видимого перерыва. Андерсон сказал бы, что этот феномен – результат того факта, что аспекты стимульной ситуации были обусловлены и являют вторичное подкрепление; Олпорт сказал бы, что, в соответствии с принципом функциональной автономии, поведение продолжается просто потому, что повторялось столь часто, что само стало целью или мотивом, частью "жизненного стиля" крысы.

Вслед за тем, как Олпорт впервые сформулировал этот принцип (1937), он подвергся резкой критики со стороны Бертоцци (Bertocci, 1940), который поднял несколько важных вопросов. Прежде всего, спрашивал Бертоцци, правда ли, что любое поведение, повторенное достаточное количество раз, становится автономным? Нет ли ограничений или условий, которые мы должны связать с этим обобщением? Во-вторых, если любая форма поведения потенциально способна стать постоянным мотивом, что может помешать тому, что в индивиде возникнет своего рода психологическая анархия, когда в организм встроятся конфликтующие и антитетические мотивы, разрывающие индивида на части?

Подобные вопросы заставили Олпорта прояснить и расширить свою позицию. Он признал наличие двух уровней функциональной автономии: один он назвал персеверативным, другой – проприативным. Персеверативная функциональная автономия включает привычки, циркулярные механизмы, повторяющиеся акты, стереотипы. Их персеверация описывается в таких терминах, как отсроченное угасание, самоустанавливающиеся циклы в нервной системе, частичное подкрепление и сосуществование множественных детерминант. Проприативная функциональная автономия относится к приобретенным интересам, ценностям, чувствам, намерениям, главным мотивам, личным предрасположенностям, образу себя и жизненному стилю. Олпорт признает, что непросто объяснить, как возникает этот тип функциональной автономии.

Во-первых, он полагает, что этого требует самоструктурирование. Например:

"Молодой человек намерен стать врачом, светским человеком, политиком или отшельником. Ни одна из этих амбиций не врождена. Все они представляют приобретенные интересы. Мы не согласны, что они не существуют сейчас в связи с отсроченным подкреплением. Скорее они существуют, поскольку, постепенно формируясь, требуют конкретно этого мотивационного фокуса" (1961, с. 252).

Затем он задается вопросом, объясняет ли "Я" проприативную функциональную автономию, и отвечает – нет, поскольку это подразумевало бы "человечка внутри", который придает форму мотивам. Олпорт противостоит объяснениям, основывающимся на отдельном Я, поскольку это слишком попахивает идеей "души", управляющей человеческой судьбой.

Что же тогда ответственно за проприативные мотивы и за их организацию в связную и согласованную структуру? Олпорт отвечает, что это – в сущностной природе человека: изменение и рост мотивов в течение жизни и их объединение. Как может видеть читатель, это отзвук Юнговского "архетипа целостности".

Тот факт, что проприум – феномен, развивающийся на основе примитивных состояний и прошлого опыта, кажется, указывает на прямую связь с прошлым – несмотря на функциональную автономию. Поскольку формы поведения, которые станут автономными, определяются организацией, во многом связанной с прошлым организма, это выглядит так, как если бы прошлое сохраняло центральную роль. Наиболее важным, однако, представляется вопрос о том, сохраняет ли зрелая, взрослая мотивация функциональную связь со своими истоками – биологическими или коренящимися в детстве. Хотя двойственность относительно точного статуса понятия функциональной автономии может сохраняться, ясно, что Олпорт настаивает на том, что для большей части взрослых мотивов никакая функциональная связь с историческими корнями не существует.

Следующий вопрос, который часто задается в связи с этим принципом, заключается в том, все ли взрослые мотивы функционально автономны. Нет, говорит Олпорт. Существуют такие влечения, как голод, дыхание, испражнение, рефлекторные акты, конституциональные возможности – например, телесная сила, навыки – которые вовсе не являются мотивами, а представляют инструментальные акты, инфантилизмы и фиксации, некоторые неврозы и психозы, сублимации. Кроме того, многие формы активности взрослого для своего сохранения требуют продолжения первичного подкрепления. Тем не менее, то, насколько автономны мотивы индивида, – мера зрелости индивида.

Очевидно, наиболее важный вопрос, который может быть задан относительно любого понятия – вопрос о том, что он дает пользователю. Следствия использования понятия функциональной автономии понятны, и дело каждого психолога с его точкой зрения решать, хочет ли он этим понятием пользоваться. Важен тот факт, что оно допускает относительный разрыв с прошлым организма. Если имеющие место мотивы не зависят полностью от базовых или первичных мотивов, то исследователь закономерно может отвернуться от прошлого индивида и сфокусировать внимание на настоящем и будущем. История индивида становится относительно безразличной темой, коль скоро в настоящем ведущими являются желания и намерения, независимые от того, что мотивировало индивида в предшествующие периоды жизни. Следующее важное следствие этого принципа – то, что он рассматривает как более или менее неминуемую грандиозную, ослепительную, уникальную индивидуальность, которой столь важное место отводится в теории Олпорта. Если потенциально каждая форма поведения может быть самоцелью, то мы знаем, что достаточная гетерогенность поведения и требований среды приведут к приводящей в замешательство сложности и уникальности мотивации. Коль скоро мотивационная структура взрослого свободна от всеобщности – какой бы она ни была в детстве – можно ожидать того, что мотивы различных индивидов будут иметь очень мало сходства.

Единство личности

"Разложив" человека на черты и диспозиции, установки и навыки, ценности, намерения и мотивы, мы сталкиваемся с задачей "Шалтая-Болтая собрать". Олпорт, признавая сложность этой задачи, ищет ответа с присущими ему упорством и проницательностью. Фактически, есть ряд объединенных идей. В раннем детстве имеет место высоко динамическое единство, постепенно дающее дорогу дифференциации. Затем дифференциация замещается процессами интеграции. Олпорт называет это "диалектикой разделения и объединения". Гомеостатический механизм, которым оснащен организм, охраняет единство – или по крайней мере равновесие – фундаментального, но статического, неразвивающегося типа. Мобилизация энергии для осуществления интегрированной линии поведения (принцип конвергенции) – форма унификации, хотя обычно она мимолетна и узко фокусирована. Кардинальные диспозиции по определению дают личности единство, как и признание взаимозависимости черт и диспозиций. "Они сотканы, как гобелен". Признавая вклад каждого из этих принципов в унификацию (объединение) личности, Олпорт тем не менее приписывает главную роль проприативным функциям.

Развитие личности

До сих пор мы рассматривали личность по составу и в широком плане исследовали диспозиции, активирующие поведение. В этом разделе мы рассмотрим вопрос о том, как появляются эти структуры, и о том, как представлен индивид на различных стадиях развития. Как уже ясно из нашего обсуждения функциональной автономии, эта теория предполагает важные различия между детством и взрослостью.

Ребенок

Начнем с индивида в момент рождения. Олпорт, столь радикальный при обсуждении поведения взрослого, сверхконсервативен при рассмотрении поведения ребенка. В сущности, положения Олпорта относительно первых двух-трех лет жизни ребенка не слишком ценны. Лишь с появлением чувства самотождественности ситуация приобретает новое и неожиданное звучание. Но об этом речь впереди; вернемся к тому, как видится в этой теории новорожденный.

Олпорт полагает новорожденного почти целиком продуктом наследственности, примитивных влечений и рефлексов. У него еще не появились те отличительные признаки, которые появятся позже в результате взаимодействия со средой. Что существенно, с точки зрения Олпорта новорожденный личностью не обладает. От рождения ребенок наделен определенными конституциональными свойствами и свойствами темперамента, но осуществление заключенных в них возможностей возможно лишь по мере роста и созревания. Кроме того, он способен реагировать посредством очень специфических рефлексов, таких, как сосание и глотание, на весьма ограниченные виды стимуляции. Наконец, он проявляет общие недифференцированные реакции, в которые вовлекается большая часть мышечного аппарата.

Как со всем этим ребенок активируется или мотивируется? Олпорт допускает, что первоначально существует общий поток активности – он и есть изначальный источник мотивированного поведения. В этот момент развития ребенок по преимуществу – продукт сегментальных напряжений и переживаний боли и удовольствия. В качестве руководства по ранним годам жизни ребенка вполне приемлемы биологические модели поведения или теории, рассматривающие в основном важность награды, закон эффекта, принцип удовольствия. Так, мотивированный потребностью минимизировать боль, сделать максимальным удовольствие, что детерминировано в основном редукцией висцерального, частного напряжения, продолжает развиваться ребенок.

Несмотря на то, что индивиду при рождении не достает отличительных качеств, которые позже составят его личность, эта ситуация очень рано начинает меняться, и происходит это постепенно. Уже на первом году жизни, говорит Олпорт, ребенок начинает проявлять отличительные качества, различия в двигательной сфере и выражении эмоций, которые имеют тенденцию сохраняться и вливаться в более зрелые формы приспособления, приобретаемые позже. Таким образом, некоторые формы детского поведения, можно признать предтечами последующих личностных стереотипов. Олпорт делает заключение, что по крайней мере со второй половины первого года жизни ребенок начинает проявлять отличительные свойства, которые, по-видимому, репрезентируют непреходящие атрибуты личности. Однако он отмечает, что "первый год жизни наименее важен для личности – при условии, что не возникает серьезного вреда для здоровья" (1961, с. 78).

Трансформация ребенка

Процесс развития идет по различным линиям. Олпорт полагает, что для описания изменений, происходящих между детством и взрослостью, адекватны различные принципы и механизмы. Особенно он обсуждает дифференциацию, интеграцию, созревание, подражание, научение, функциональную автономию, протяженность Я. Он даже признает объяснительную роль психоаналитических механизмов и травмы, хотя эти явления не занимают центрального места в том, что он называет нормальной личностью.

В отношении теории научения Олпорт абсолютно эклектичен. Он придерживается мнения, что мириады наблюдений, сделанных исследователями, все выдвинутые ими заключения, все теории научения в какой-то мере верны. Так, обусловливание, теория подкрепления и иерархия навыков – валидные принципы, особенно применительно к научению животных и младенца и случайному научению. Они неадекватны при рассмотрении проприативного научения, которое предполагает такие принципы, как идентификация, замыкание, когнитивный инсайт, образ себя и субсидиация активных эгосистем. Сам Олпорт не сделал какого-либо систематического вклада в теорию научения. Скорее он предложил рассматривать функциональную автономию как базовый факт человеческой мотивации, который неизбежно должен быть рассмотрен с позиций принципов научения, которые пока еще не координированы адекватно в достаточно широкой теоретической схеме. Возможно, наибольший его вклад в эту область – резкая критика теорий научения (например, Allport, 1946), провозглашающих себя более универсальными, чем он мог это признать.

Итак, мы имеем: организм, который при рождении биологичен, трансформируется в индивида, с растущим эго, расширяющейся структурой черт, в котором прорастают будущие цели и притязания. Важнейшей для этой трансформации является, разумеется, функциональная автономия. Этот принцип проясняет, что то, что изначально лишь обслуживало биологические цели, становится самостоятельным мотивом, направляющим поведение со всей силой изначального влечения. Во многом в связи с этой прерывностью между ранним и поздним мотивационными структурами индивида мы имеем, в сущности, две теории личности. Одна из них, представляющая биологическую модель напряжения-редукции, адекватная для новорожденного, постепенно теряет свою адекватность с развитием самосознания, пока у индивида не появляются мотивы, не имеющие тесной связи с тем, что мотивировало поведение до того. В этой точке – если мы хотим адекватно представить индивида – необходима переориентация.

Взрослый

Итак, в зрелом индивиде мы видим личность, чьи детерминанты поведения – система организованных и конгруэнтных черт. Эти черты многообразными способами возникли из разобщенной мотивации новорожденного. Точный путь развития этих тенденций не составляет особенного интереса, поскольку они, исходя из принципа функциональной автономии, более не извлекают мотивационной энергии из примитивных исто<

⇐ Предыдущая28293031323334353637Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: