 |
Триптих памяти русских офицеров
|
|
|
|
Backstage
За кулисами – покер без козырей.
Ставка чёт-нечет, трудности перевода.
Одиссей ты, или Джек Воробей –
даёшь, расход топлива, даёшь, запас хода!
И чтобы не было женщины на борту!
За бортом – пожалуйста, и на суше.
Не смотри на меня, как мышь на крупу:
тебе же хуже.
Зато не темню, захожу по горячим следам.
Не курю, не торчу, но, если пью, то, как воду.
Сам не съем, а другому отдам.
Хочу по любви, не хочу по залёту.
Режь, сдвигай, меси и мечи.
Что попадётся, то попадётся.
Беззубого коня в пальто сдают москвичи:
столько не стоит, но – продаётся.
В дополнительных сценах – кто я такой?
Твой агент, адвокат? Твой Ангел?
Главное, чтобы всегда "под рукой",
удобен, как Lee, бесподобен, как Wrangler.
В первую цепь атакующих
с деревянной винтовкой в руках.
Прямо в зале суда, из-под ареста.
Слежу за руками, но – в дураках.
Почему? Потому, что – самое место.
Здесь не Америка, здесь вам – не там.
Дыши и помни закон природы:
Не плюй в колодец, не прячь по углам.
Ходи и оглядывайся: уроды.
25.09.2016
Чёрный снег
1.
Я сюда никогда не вернусь.
Не оставив ни силы, ни славы,
Родину на переправы
развела ненасытная гнусь:
Те, кто церкви превращали в амбары,
Теперь те, кто с нар – на Канары.
Здесь своих ненавидят и гонят,
Презирают Вольтера и Пруста.
Себя продают и хоронят,
Сети ловчих раскиданы густо.
С тех, кто истинно дорог,
Непременно втридорога взыщут,
Но не слышат, как дышит ребёнок,
Умирая в палате для нищих.
И душа им, и прах – всё едино:
Русский дух, чёрный снег, мертвечина.
От татар и тевтонов, ляхов и шведов,
Чтобы не было бедных – от Святынь и Советов
Отрекались и снова отдавались крылатым слепым.
Я и сам навсегда целовал это знамя,
|
|
|
Но языческий нрав православное пламя
Искупило живыми словами,
И Вечное стало моим.
А кругом кабала и рутина:
Русский дух, чёрный снег, мертвечина.
2.
Я носил в себе рай, хотел остаться любим,
С Тобой говорил в полушёпоте злых голосов.
Лихолетье костров Истории,
Кроме крови приносит дым, которым
Пакистанские цыгане заклинают своих мертвецов.
Хороводы спецслужб, озлобленный, бесправный народ.
Мандаты у холёных шакалов, состоятельных шлюх.
Они держат в зубах очередные жизни,
Получают за службу чужой Отчизне,
По воле пославших, тренируют хватку и нюх.
Мы зависим от их щедрот, благодарны за пряник и кнут,
Мёд и жимолость жизнеутвержденья ожидаемых благ.
Старый карточный долг, новый карточный домик,
Казино, лотереи, рекламный ролик,
Шоу, пыль в глаза показательных обвалов и драк.
От азовских до заволжских набегов
Верноподданных готов, гуннов и печенегов,
Необузданно и неприступно несущих свой флаг.
Где ты, Шем-Гамфораш, Латаринская дева, подранок?
Ни единого знака на крыльях, серебро на груди.
Жизнь то ключом, то челом, но сбежалась охрана,
И ведут на заклание нас с Пастухом впереди.
***
Ты бесценный подарок своего бытия
И волнуешь меня, как осенняя дрожь
И когда мы рядом, ничего не тая,
Отдаем только то, что уже не вернешь.
Темно-красные розы твоим губам.
Светло-синее утро твоим глазам.
Согревающий дерево ветер согреет тебя,
Так же, как, может быть, смог бы согреть и я,
Если б мы были вместе.
Но мы далеко друг от друга, а сердце поет. Слышишь?
Поет о любви, несмотря ни на что.
И флейта осенней свободы тихо зовет,
Туда, где уже не узнаешь, что что-то прошло.
Темно-красные розы твоим губам.
Светло-синее утро твоим глазам.
Согревающий дерево ветер согреет тебя,
Так же, как, может быть, смог бы согреть и я,
Если б мы были вместе.
***
С нами случится больше, чем прошло стороной.
|
|
|
Твое сердце как цветок на камне, найденном мной.
Но только ли пение свыше толкает на Крестный Ход?
Истинность не в том, что ближе, а в том, что всё-таки ждёт.
Камни хранят молчание. Небеса – океан.
Сердце в отчаянии, когда не в радость стакан,
Наполненный скоротечностью
Испытанной в нем нужды.
Это время торгует вечностью
И траты его пусты.
А ты переменчива, как морская весна.
Девочка, женщина, счастье, вина.
Сердце не присмерти только когда поет.
Ты ответишь: бывает и хуже,
Но и это пройдет.
***
От повторений до сомнений путь удивительно короткий.
И вера мучается с правдой, и правда верою полна.
От паутинок обещаний до плена клятвенной воронки
Лишь заклинанье честным словом
Да неизбывная вина.
Но слишком рано или поздно не стоит праздновать победу
И веселиться над другими,
И тихо плакать над собой.
Всё ничего до тех порывов, которые ведут к ответу
По свету облачных видений
Над лучезарною водой.
Но если близок миг развязки, а ничего не происходит,
И спят уставшие горнисты твоих стремлений и тревог –
Подобно раненому волку,
Ты не задержишься на взводе.
Как птица, сбитая на взлёте,
Ты вновь решишься на виток.
***
Любой ценой идти вперёд – наивные дела.
Душа жива и не умрёт, какой бы ни была.
И ты со мной, хоть я иной,
Чем многие, чем ты.
Над головой – орёл степной,
А на сердце – цветы.
И может быть не стоит ждать ответов и побед.
И всё равно куда идти – другой дороги нет.
Но, прежде, чем коснется тень священных берегов,
Хотелось бы увидеть День Свечения Снегов.
Тогда и время уходить и начинать с нуля.
Затем удерживает нить небесную земля.
А всё, о чём не домолчал на этом берегу,
Продолжит Музыка Начал на тающем снегу.
***
Зови меня по имени, иди за мной по голосу.
По тоненькому волосу веди в дорогу дальнюю,
Сторонушку нездешнюю,
На страх и риск, как водится.
Убереги от нечисти, тоски и бездорожия.
Ложись, тоскуя, затемно,
Да просыпайся засветло.
Мою печаль-ревнивицу к себе не подпускай.
А я вернусь недугами и ветра недоверием
Обласканный, измученный, уверенный в тебе.
***
Пронеслось, не сбылось, расстаемся.
Это, может быть, меньшее зло
Из того, что еще остается
|
|
|
Пережить, пока не повезло
Окончательно, непоправимо –
С журавлиной удачей – в любви.
Сокровенно неповторимо
И замешано на крови.
Одиночеству трудная верность –
Всё, что есть, на плечах, за спиной.
Неуверенность и откровенность,
И дорожный душевный покой.
Извини, измениться не смею,
Изменить ничего не могу.
Только то, чего стою – имею,
И теряю, оставшись в долгу.
А иначе зачем расставанья
Уготованы светом Звезды
Путеводной? Зачем расстояния
И поспешных поступков следы?
Только то, во что истинно верю,
Только то, чего искренно жду –
Получается с каждой потерей
Сил, потраченных на вражду.
Расстаёмся. Честней и короче
Напоследок находим слова.
И, забывшись, невольно пророчим,
Что любовь не бывает права
Просто так, навсегда, между прочим,
Без тепла, без труда. без следа.
И слова всё ясней и короче,
И уверенней, как никогда.
***
Я думал ты джокер, а вышло, что ты – дама пик.
Но кто мне простит теперь, что всё не закончилось смертью?
И всё, что я знаю теперь, кто мне простит?
У каждого есть еще право на выбор и жертву.
Куда ты посмотришь, когда я останусь один,
Холодной весной, с подсознанием белого волка?
Я думал, ты знаешь, что нужно тому, кто любим.
Я верил тебе, и спасибо, что верил так долго.
Тебя обманули, сказав, что бывает и хуже,
Когда ты решила, что может быть кто-то другой.
Послушай себя, еще раз послушай.
А я тебя жду, потому что хочу быть с тобой.
***
Семейная жизнь – это поиск джокера
В игре, где хоть что-то сошлось.
А семейные люди, как моряки-подводники,
Знают цену явлению «гость».
И в одном из двух побеждает сердце.
А в остальном побеждает прикид.
Главное, что из этой игры
выход всегда открыт.
Она готова отдать ему свою душу,
Когда он бывает богат.
А он ощущает себя мужчиной,
Когда она снимает наряд.
И пока они пьют за долгую молодость,
Деньги в доме и трепет в любви,
Бояться им нечего, даже в том случае,
Когда вдвоём на краю земли.
Им недосуг о тайнах вселенной,
|
|
|
Голосах и всемирном конце.
Но в час расплаты и в день зарплат
Они вместе в одном лице.
Зазеркальная сущность семьи прочнее
Откровений, лишённых уз.
И знают об этом, кому приходилось
Менять минус любви на плюс.
И поэтому я совсем не астролог
В отношении собственных сил.
А всё, что мне стало чуть-чуть известно
Из того, как я думал и жил –
Что в семейной жизни, чем хуже – тем лучше,
Впрочем, как и в жизни вообще.
И каждый раз, понимая это
Я вижу, что я хуже, чем все.
Как в солидной игре, приносящей опыт,
И здесь нужно быть до конца.
А если играешь впервые,
то лучше распять в себе подлеца.
Хотя какая дорога не в пропасть
Не скажет и Дао дэ Дзин.
Семейная жизнь – это поиск джокера,
Который всегда един.
***
Я чужой на вашем празднике жизни
От рождения до заветных ступеней.
Между прочими и иными,
Как Собака, глядящая в Небо.
Не надышишься, если душно и тесно.
Не отвертишься, если прямо и честно –
От беспомощных удивлений
Красоте, что вот-вот взорвётся.
В голове твоей блажь – промычат живые,
Ведомые слепыми, затравленные и злые.
Я бы стал таким или согласился с ними.
Но я – Собака, глядящая в Небо.
Я менял золотые праздника жизни
На скупые слёзы, на воду с ладоней.
И, однажды, подставив сердце под выстрел,
узнал, что всего дороже.
Через силу не плюнуть на то, что ближе,
Когда отбоялся дурных законов,
Когда уходил за росинкой в поле
Умирать на свободной ниве.
Но жизнь продолжается, утихает ветер.
И взгляд в облака как тяжёлый камень.
Это кто-то еще принимает на веру
Веру Собаки, глядящей в Небо.
***
По твоим следам, сквозь эпоху после грозы, на свет,
От верного сердца отметая пепел, и пыль, и прах.
Ни с одной другой звездой не по пути,
Потому что нельзя сравнить.
Сквозь немой восторг, сквозь прозрачный дым.
Говорящий образ наших крымских ночей,
Наших скифских развалин – это наши стихи.
Между морем и городом завтрак на зеленом холме.
И никто не звал прочь, никто не знал, что придется жить врозь.
От горячих рук до горячих губ вопреки всему.
За плечами круг, где верховный суд – криминальный фестиваль.
Только серых цветов, только мнимых курсов ложится тень.
Что еще, чтобы стать живым по твоим следам?
Автопортрет
От одних я слышал, что ему не петь,
От других, что ему не жить.
Так и нежность его пошла по рукам,
Откровенность сошла на нет.
Ему бы укрыться от этих глаз.
Но он всегда говорил им «привет!».
Веры в справедливость в нем не осталось,
Но осталось то, о чем он писал стихи.
Он курил одну за одной, ругался,
|
|
|
Пил водку с самим собой.
Хотелось любить и хотелось плакать,
А он пил водку с самим собой.
И как ни в чем не бывало
концы с концами сводились
Сами собой.
Он понимал, что это отсрочка
И всегда возвращался домой.
Теперь, когда его нет в живых,
Они не могут его забыть.
Хлеба и зрелищ довольно пока
Хватает кого судить.
Его хоронили под тенью звёзд,
Сминая ногами снег.
И в этот момент, кто-то слышал песню
И видел свет из-под век.
А кто-то смеялся, что он упился,
Другие, что принял яд.
На маленьком фото жалел их всех
Его просветленный взгляд.
И тут началась перебранка, покуда
Кто-то не крикнул «Зачем?!
Что, Господи, он вам сделал плохого,
Он просто писал и пел…»
И вот гитара его висит на стене
В том доме, где он был любим.
Потерянное время, чужая свобода,
Но это прибудет с ним.
А то, что осталось, можно услышать.
Его Подарок таинственно прост:
Несколько строк до краёв души
В сияющей дымке звёзд.
***
Я не скажу тебе о гробовой тоске,
Когда до одурения напьёшься.
И чувствуешь, что всё уже на волоске
И скоро обязательно сорвёшься.
Ну, а пока слабо, и сердце, как струна,
Рассчитывать бессмысленно на благо.
Запойная нелепая борзая тишина,
Упорная. Но жалкая отвага.
Так что ж за блядский род,
Мышиная возня?
Я не могу привыкнуть к этой фальши.
А черти на своё настроили меня.
Разлука нас растаскивает дальше.
Я окрестил её бессовестно и зло,
Словами, непотребными для слуха.
Когда на вираже отскочит колесо –
Ты всё поймёшь о назначении духа.
А дорогих людей терять еще страшней,
Но долго не могу об этом думать.
И напиваюсь вдрызг, и становлюсь сильней
Как будто, но немыслимо не думать.
И только бы дожить до встречи на пути,
В котором нас не бросило единство.
Оставив маяту и страхи позади,
В глазницах у Египетского сфинкса.
Египетский сфинкс – это время, которое зря
Учило нас жить и любить по звериным законам.
***
В смутном зареве лебедином
Помолись о любви.
У завещанной середины
Ветры да ковыли.
Справа, слева ли – одиночество
Да казенный дом.
Больше колется, больше хочется.
Пропадать – пропадём.
И повадились, и наладились
По нужде и так.
В мутном мареве захотелось ввысь
Да неверен шаг.
Непродажные пили, плакали,
Отдали, не нашли.
Отравились хмельными злаками,
Плюнули и ушли.
Им бы силушки да вдогоночку
За вчерашним днем.
Время катится под горочку
Голубым огнем.
Вышли намертво злополучные
Доля доли страшней.
Вслед падучая неминучая
Звездочка ковылей.
Кто мы? Ниточка да иголочка
В поднебесной мгле.
Два огарочка, два осколочка
На большой земле.
Души выдали на посмешище,
Потеряв сполна.
Не одуматься, не утешиться
В лютые времена.
В смутном зареве лебедином
Не забудь о любви.
А заветная середина –
Это Спас-на-крови.
***
Всё, что мне нужно, я выучил в детском саду.
Позже – почём фунт лиха и крик души.
Старался делать добро, бросал его в воду.
Оставь мою душу в покое.
Ты словно тень под крылом.
Сон. Перекресток дорог.
Тело твое дышит огнем.
Оставь мою душу в покое.
Вот твои деньги в долг.
Всё, что купил – продал.
Всё, что хотел сберечь – потерял.
Это ли не беда,
Это ли заживёт?
Это святая вода превратилась в лёд.
Ангелом тут как тут.
Мол, разреши, позволь.
Крест на груди сожмет – и в огонь.
Всё, что мне нужно, я выучил в детском саду.
***
Когда я всё еще верил, что может быть лучше
И ждал, как безумный, твои паруса,
Я чувствовал больше. Чем видел и думал,
Пока не упала под сердце слеза.
Откуда ты знаешь, что это значит
Для тех, кто любит?
Откуда ты можешь это знать?
Не будем судить друг о друге
И нас никто не осудит.
Просто жаль, что сердце устало ждать.
Возможно, что всё было быстро,
Возможно, что всё было долго,
Но тот, кто смотрел за нами,
Явно не доглядел.
А жизнь – это не день рождения,
Не Пасха, не Новогодье.
Жизнь – это, если вместе,
Между свинца и стрел.
Откуда ты знаешь, что это значит
Для тех, кто любит?
Откуда ты можешь это знать?
Не будем судить друг о друге
И нас никто не осудит.
Просто жаль, что сердце устало ждать.
Я любил тебя больше. Чем Бога,
Больше, чем жизнь и память.
Но твоя правота для меня и сегодня – превыше всего.
Любовь никогда не проходит.
Любовь остается с нами.
В сердце или под сердцем.
Тебе это лучше знать.
Откуда я знаю, что это значит
Для тех, кто любит?
Откуда я могу это знать?
Не будем судить друг о друге
И нас никто не осудит.
Просто жаль, что сердце устало ждать.
***
Как красиво… Зима начинается снова.
Я о ней не скажу не единого слова.
Ей и так хорошо, мне и так одиноко.
Я надеюсь, что скоро умру.
Птичья печаль, черно-белое пламя дороги.
Не покидай. Я уже вышел и вымочил ноги.
Что-то еще не случилось и вряд ли случится.
Что-то еще позовёт и исчезнет, как птица Веры.
Я разожгу в своем сердце последнее завтра.
Брошу в огонь вместе с платьем перо и бумагу.
Ты горяча, бесподобна, светла и любима.
Жаль, мы теперь, как последние птицы проносимся мимо Веры.
Просто смотри, как на стеклах сгущаются тайны.
Это она, чьи причуды нечаянно-печальны.
Словно смычком или кисточкой, не замечая
пальцев твоих, на стекле замыкает начало Веры.
***
Кто проводит тебя у дверей,
Тот узнает, чего ты искал.
Одиночество не веселей,
Но честней, чем случайный причал.
Помолись за себя и за нас,
Повтори эти несколько строк.
Ну, хотя бы еще один раз.
Как же каждый из нас одинок.
Не хочу. Неужели всё зря?
Не хочу. Я такой же, как ты.
В сером небе распад янтаря.
Может быть, это гаснут мосты?
Оставайся. Зачем тебе память в узлах?
Не волнуйся. Мы выпьем и не пропадем.
Затоскуешь, споем о ветрах,
О кострах под холодным дождем.
Я сварю для тебя кофеёк.
Обниму, отогрею до дна.
Как же каждый из нас одинок.
Для того ли нам воля дана?
Не хочу. Неужели всё зря?
Не хочу. Я такой же, как ты.
В сером небе распад янтаря.
Может быть, это гаснут мосты?
***
С обычным именем и званием
он шел по жизни, не таясь.
Со всем, что называлось крайним,
Его не прерывалась связь.
В его отделе было тесно
Тому, кто прям и не глумлив.
А он жил искренно и честно,
Не заглушая свой мотив.
И было страшно одиноко
Не видеть то, чем стоит жить.
Но ежедневные уроки
Учили ближних возлюбить.
Ему ничто все их интриги
И недоступен их позор.
А на полях конторской книг
Индийский светится узор.
В его душе нисколько денег,
Хотя в руках не сосчитать.
Он не герой и не изменник.
Он просто не желает лгать.
Уйдя в себя на поиск смысла,
Гонимый утренней судьбой,
Он медитирует на числах
И ментаграмме роковой.
Он не завидует кому-то,
Хотя мечты его слепы.
Святой Бухгалтер Абсолюта
На поругании толпы.
***
Вот и небо в алмазах,
И то, что прошло стороной.
Вот любовь моя, вот печаль,
Вот дорога домой.
Я не знаю, что станет со мной.
Я не знаю, что станет с тобой.
Я не хочу туда, откуда мы все.
С разноцветной каймой необъятные сны.
Как рубашка души,
Как стакан тишины.
Я смотрю и смотрю,
Что нас ждёт впереди.
Я не хочу туда, откуда мы все.
Собирай чемодан, если есть, что с собой.
Наступает зима, торопись, если хочешь успеть.
Расставайся совсем и со всеми раз так.
А я не хочу туда, откуда мы все.
***
Выйдя очень скоро из того, что называется «дом»,
Сделав поперечный надрез на своём и чужом,
собирая голубую прохладу уставшим крылом,
я вдохну немного неба пересохшим ртом.
Где твоя радость, там буду любить и я.
Нужно быть рядом, единственная моя.
После прощаний, после прощальной тьмы,
Крест обручальный светит из глубины.
Иначе не стоит входить в неведомый круг.
Неправедной мести не меньше, чем праведных мук.
Если сердце одиноко и слышит только собственный стук,
Это сердце погибнет в Аду, среди огненных радуг.
А на воле горний вой, не отпеть, не помянуть.
Я бы взял тебя с собой в долгий перелетный путь.
Синим шёлком, ясным льдом, за душою, под крылом,
Проплывёт вечерний звон, отчий дом и мёртвый сон.
Попробуй меня понять, и тоже станешь таким.
Золотая звезда, голубая вода и дым.
Попробуй меня забыть, положи на свою ладонь.
Где-то далеко-далеко остывает моя звезда.
Я не могу открыть глаз, когда она снится.
Черная роза, отравленная слеза, это так близко
Синему камню в твоей душе, ответу на странные сны.
Обручальному Ангелу с той стороны, отражению и тоске.
Я знаю, как вспомнить, чего я ждал, чтобы просто об этом петь,
Но какой бы любовь не была, она смотрит на нас.
Где-то далеко-далеко, где дороги становятся пеплом, а лёд – хрусталём,
И тайные знания собираются в твой алфавит,
Мы встретимся раньше, чем знаем наверняка,
И расскажем друг другу о том, что заставляло нас ждать.
Потому что не нужно бояться менять
Свои судьбы, когда светло.
Звезда остынет, но потом опять
Возьмёт под своё крыло.
Где твоя радость, там буду любить и я.
Нужно быть рядом, единственная моя.
После прощаний, после прощальной тьмы,
Крест обручальный светит из глубины.
***
Потом ты простишься сама с собой
И выберешь день и час,
Когда твои братья сыграют отбой,
Чтобы уйти в запас.
Когда твоя вера исчезнет, как тень,
За хрустальной стеной,
Ты выберешь, что-то большее, чем
Остаться одной.
Дороги на Север полны снегов,
Дороги на Юг – камней.
Остаться на месте – привычный кров,
Но это еще трудней.
Снаружи – война, а внутри – полынья
К тому, что за этой войной.
Но, как бы ни стало, ты выберешь большее, чем
Остаться одной.
Пустующей церковью светел крест,
Не пущенный с молотка.
О тех, кто приходит из этих мест,
Известно наверняка.
Но, когда чьи-то пальцы нащупают пульс,
Твоя кровь уже будет не той.
Ты всё-таки выберешь большее, чем
Остаться одной.
***
Открываю глаза – синева и вода,
Эхо призрачных чувств тех, кто понял:
Легче не ждать.
Тех, кто выдал себя, как пароль,
И поклявшись своей головой,
Лишился рассудка.
Кто прошёл по пути поцелуя
Апрельскую оттепель.
От весны до весны, в синеве, как в огне, от земли
Отражается минное поле.
Открываю глаза и смотрю на тебя:
Это ты, это я, вот и всё между строк,
Что дано без границ –
Это наше заветное счастье.
Но какие проблемы, такой и экстаз,
Мы находим себя в неминуемый час
И теряем себя вместе с верой в нечестные страсти.
Только кто же мы есть, если ревность, как месть,
Если утренний секс – наваждение в крови,
В наших душах, до слома на сгибе.
Я любил и тогда, когда не повезло,
Но люблю до сих пор, потому что светло,
Потому что я больше не вижу того,
Кто тогда предсказал мою гибель.
А ты живешь тем, что есть,
Рядом с теми, которые здесь.
И доволен вполне, но твоё серебро
Темнеет быстрей, чем их жесть.
В нашей жизни, любовь удивительней смерти.
И, чем ближе лежит, тем труднее не взять.
А потом повторять слова,
Без которых она мертва,
Между жизнью и смертью опять и опять.
***
Или первые холода,
или что-то, что через свет
окрыляет нас просто так,
как черёмуховый настой.
Я не вижу тебя в любви
и не вижу других в кино.
Может быть, ни о чём не знать,
это лучше, чем быть как все?
От огня до огня – темно.
От воды до воды – вино.
Или первые холода
Последней из теплых ночей.
Я смотрю на тебя в любви
И не вижу других дорог.
Не заменит никто и ни что
То, что ждёт тебя до сих пор.
Под забытой звездой гроза,
Как напрасной обиды тень,
И недобрые пустяки
Про непрошенную печаль.
Ну а чем нам еще болеть?
Птица в клетке – и та поёт.
Обними меня и усни.
Утро вечера мудреней.
***
Пока душа врачует тело,
Его спасает благодать.
Любовь не ведает предела,
Когда обречена страдать.
Такие разные сюжеты,
но всё известно наперёд.
Любовь скитается по свету,
Из дома в дом, из года в год.
Тысячелетье на исходе –
И ни минуты без неё.
И всё-таки она проходит,
когда не берегут её.
Но, думая – не в этом дело –
Нам этой правды не понять.
Любовь не ведает предела,
Когда обречена страдать.
***
Я снимаю с якоря душу
По направлению к синей звезде.
На маяках зажигают свечи,
Оставляют круги на воде.
Улыбнется в лицо дорога
И укажет, куда держать.
Жить осталось совсем немного,
Так зачем же жалеть и ждать
С моря погоды?
Говорили – не нужно о грустном,
Мол, накличешь себе беды,
И пойдёшь параллельным курсом,
Впереди огня и воды.
Только мне эта мера – выше
Медных труб и змеиных слов.
Выше неба под сводом крыши
И зеркальных разбитых снов
В тишине прибоя.
А танцующим эту негу
И впитавшим её сполна,
Что еще остается, кроме
Немоты на глоток вина.
Отпуская свои сомнения,
Я поджёг чертежи любви,
Безымянный подзорный компас
В мутном зареве и в пыли.
И снимая с якоря душу.
Я не вижу своей вины,
Оставляя в покое память
Этой странно-чужой страны.
***
Он тот самый свидетель тех самых снов
За которыми – полный штиль.
И душа полна перекрёстных рифм,
Забывая про смертный час.
Он играет то, что случилось с ним.
Это правдоподобный фильм.
Удивительный, как довоенный советский вальс.
Собиратель ведических книг,
Гонимый всегда и везде.
В тираж и в расход
А иначе – на бал-маскарад.
Он стремился только вперёд,
отвечая своей звезде.
И сам не заметил, как не вернулся назад.
И за третьим морем найдя
Ещё полсотни морей,
Когда ему явилась Она и сказала решай:
Или просто смотреть на мир,
В ожидании Учителей, глазами Учителей,
Или подняться туда, где кончается Рай.
Он не поверил ей, и вскоре сошёл с ума.
Как влюблённый в Ассоль –
от расстрелянных парусов.
Он смотрел, как сны, как кончается лето
И наступает зима,
Забывая себя и свою любовь.
Получилось так, что потом его
Обвинили в идее «фикс»,
Уточнив в конце: оправданию не подлежит.
Он махнул рукой и покинул дом,
Над которым не стало птиц,
Благодаря и вопреки тому, что болит.
И когда она отдала ему
Камни своих перстней,
Он сделал два шага на поворот головы.
И душа его устремилась ввысь
Стаей белых коней.
И, блеснув над Отчизной,
Исчезла в ветрах Москвы.
***
Где же ты была
Со своею любовью и своей красотой?
Как же ты жила,
Уходя из дома? возвращаясь домой?
Дом сгорел дотла.
На часах огни.
Разве ты могла
Сделать так, чтобы мы остались одни
Уже тогда, когда было ясно, что – только так.
Уже тогда, когда было ясно, что это знак.
Если «плюс» – плюс смерть.
Если «минус» – минус жизнь.
Но и то, и другое – безвременно точно в такт.
Время течёт и бьётся о борт Корабля кораблей.
А в её глазах только то, чего не бывает светлей.
Она летит и никогда не обернётся назад.
И никогда не скажет
В чём я виноват.
И тогда, когда я пойму, что с нами Бог,
Она прочтёт несколько строк прописных страстей.
Она простит, как умеют прощать любя,
Прикоснувшись устами к устам.
Если «плюс» – плюс смерть.
Если «минус» – минус жизнь.
Но тогда уже будет ясно, что только так.
***
Ты первая скрипка для скрипача,
Живущего под стеклом.
Он знает: когда догорит свеча –
Ты первой покинешь дом.
В котором он умирал во сне,
В надежде прорваться ввысь,
С наивными мыслями о весне,
Прощающей эту жизнь.
Ты первая ласточка над кораблём,
Ушедшим в последний путь.
И что ни случись под твоим крылом –
Не сможет его вернуть.
Но кто виноват, когда пьян арбитр,
Гадающий на крови?
А всё едино, когда болит,
То, что поёт внутри.
Несчастный скрипач перестал играть,
Корабль, увы, сгорел.
Тот, на кого снизошла благодать,
Случайно остался цел.
И танцевал. под негромкий плач,
На середине сна,
В котором ни раз умирал скрипач,
Чтобы взошла весна.
***
Наконец, перешло в наступление утро.
От разорванных снов не осталось следа.
Остановлена кровь. Одиноко и мудро.
Ощущение горести, чувство стыда.
Всё равно – всё равно, неизбежно и было.
Откреститься от святости проще мольбы.
Расписаться в бессилии легче, чем в силах
На молитвы у ног, пережитой судьбы.
Но когда-то исполнится то, что хотел
Переполнить судьбою и этим сберечь.
Истощенной душой познается предел,
За которым в душе открывается течь.
Испокон времен под копытами быт,
В нескончаемом страхе – ключи от свобод.
Вот отсюда и в пляс, вот за этим и скрыта
Путеводная ниточка за небосвод.
Научиться не ждать, не искать передышки,
А в стремительном танце встречаться с огнём –
Это вовсе не глупо, и это не слишком.
Утончённая боль, беспроцентный заём.
В беспросветную ночь – пелена в поле зрения.
Но не легче душе, уносящейся в Рай.
Что же будет за той полосой Откровения
у которой когда-то кончается край?
***
То ли пепел, то ли лепет.
Ветер поднял и понёс.
В белом небе, в чёрном теле.
Вместо воздуха – наркоз.
Не увижу, не забуду.
Остывай нелепый след.
Что ж ты гонишь отовсюду
нашу душу столько лет?
Где случится, где просто к слову,
Где за горем – горизонт.
С головой во тьму и в омут,
Но одной ногою в гроб.
Будет так, а не иначе.
А иначе – ну так что ж.
Всё на свете – только сдача.
Что же с нас ещё возьмёшь.
Вот и здравствуй. До свидания.
Если хочется – прости.
Ухожу. Куда – не знаю.
И неважно. Отпусти.
Не увижу, не забуду.
Остывай нелепый след.
Что ж ты гонишь отовсюду
мою душу столько лет?
***
Надоело врать и выть на Луну,
Надоело пощады просить.
В золотом бору, как листву – струну –
Обрывать, хоронить.
Что за лицами, кто не спрятался?
Но не спрячешь огня в рукаве.
Кто покаялся, кто посватался,
А кто Каином с ножом в голове
Повис в синеве.
От моей любви до моей вины –
Жизнь с повинною по пятам.
Из полымя в снег, не сойти на нет
Парой сотен горящих грамм.
Так возьми нас всех, напои вином.
Это честно; другого – не жди.
Освяти водой, научи огнём.
И честнее, и легче в груди.
Ох, красно в печи твоей, милая!
Лаокоон, Андреевский крест.
предрассветная, крутая, звериная.
В кругом – топоры да лес.
Упреди, позволь. Опечалимся.
В тесноте – обиду развей.
А когда ничего не останется –
Прилетит соловей.
От Тибетской Москвы много надо ли?
Пусть хоть вплавь, но прорваться на свет.
От юдоли до любви столько падали,
Как от сердца – православный балет.
Всё равно.
Преданность
Одна из восьми дорог счастья –
Ночь декабристка с взглядом царицы.
Орлеанская зимняя сказка,
Мятежной юности нежная преданность.
Заветные печали, хрустальные колечки.
Преданность.
Участь или случайность.
Вокруг да около стрелки и соколы.
Жадной холопской властью –
Медальоны праведниц – чистоганом в «обменниках».
Заветные печали, хрустальные колечки.
Преданность.
А тому, кто не был ославлен –
Попутные муки, чёрные пряники.
Снится чужая отрада:
Вина Икара, Песни Рая.
Заветные печали, хрустальные колечки.
Преданность.
Одна из восьми дорог счастья –
Ночь демократка с взглядом блудницы.
Летняя кровавая буча,
Позорная тяжба, лесть и ненависть.
Заветные печали, хрустальные колечки.
Преданность.
***
Сердце ищет тепла,
Губы – мёд с молоком.
И, читая взахлёб,
Ищут правду глаза.
и с чужого плеча
Не прольётся слеза.
А искать – так идти,
Не боясь, прямиком.
Уходя от себя,
Совладать бы суметь
С полосой замешательств,
С невнятностью дум.
Чтоб с засильем страха
Не свыкнуться впредь
И понять что для счастья
Достаточно двум.
Души просят любви
В продолжение слов,
За которыми нет
Ни дорог, ни имён.
По законам судьбы
Кто-нибудь обречён
Испытать боль и гнев
Прихожанок и вдов.
Чувства ищут родник,
А эмоции – цель.
Научив нас терпеть –
Не бывают легки.
Чтобы душу встряхнув
От страстей, как постель
Неизвестной любви
Зазвенели стихи.
И рассыпался плач,
Поднялся до небес.
Разорвать там, где тонко,
Случайную связь
Обручальных колец.
Чтоб причина нашлась
объяснить по плохому
началу конец.
Седина на кудрях,
Синева на губах.
И растущая жалость
К себе по ночам.
Кто бы дал отдохнуть
Попривыкшим плечам
И сказал от чего
Не испытывать страх.
Может быть, твоё сердце
Отыщет тепло
И найдёт свою радость
Тебя не судя.
Ни за что, ни про что,
Ни о чём не судя,
И не станет жалеть
То, чего не спасло.
Хоть не мёд с молоком,
Хоть берёзовый сок,
Где за привкус пригара
В ответе гроза,
Имут губы, пред тем,
Попадая под ток,
И болезненной дрожью
Пугая глаза.
Может быть,
Станет правда
Глазам не нужна.
Ведь замену своей
Голове не найти.
И хотя жизнь у каждого
Только одна.
От потери её
Никому не уйти.
И когда ты поймёшь,
Что потеря близка.
Вот тогда, распрощавшись
С невнятностью дум,
Ты увидишь –
Протянута чья-то рука.
Бог не в силе, а в правде.
В терпении – ум.
***
Тише в пути.
Погоняя, добьёшься – не цели, болезни.
Ярость слепа,
А слепое упрямство, скорей,
Для азартной игры.
Силы чудят.
Если в тягость – зудят,
Становясь бесполезней
Чувств на словах.
Между словом и делом, увы,
Неизбежен разрыв.
Губы в росе.
Но до смерти напьёшься и мёда и яда.
Если навек обещание дашь –
Не исполнишь его нипочём.
Ве
|
|
|
